Майкл Хардт, Антонио Негри 10 страница

Как мы уже убедились, военными вопросами никак нельзя заниматься изолированно, причем во времена биовласти и биополитики они все теснее переплетаются с социальными, культурными, экономическими и политическими проблемами. Чтобы дать здесь первый набросок субъектов сопротивления, нам, следовательно, нужно предвосхитить некоторые из результатов анализа второй части этой книги, которые касаются как социального, так и технического состава множества, то есть того, как люди интегрированы в системы экономического производства и воспроизводства, какие работы они выполняют и что именно они производят. Мы покажем, что в настоящее время сцена труда и производства видоизменяется ^Вследствие гегемонии нематериального труда, то есть такого ^тРуда, посредством которого создаются нематериальные про-Д, а именно информация, знания, идеи, образы, отноше-

89 Часть 1. Война

ния и эмоциональные реакции. Это не означает, что больщ_енет промышленного рабочего класса, чьи мозолистые руки работают с механизмами, или сельскохозяйственных работников, возделывающих землю, и даже того, что в глобальном масштабе количество таких работников сократилось. Мы хотим лишь сказать, что качества и особенности нематериального производства ведут к трансформации других форм труда и, по сути, общества в целом. Некоторые из подобных особенностей решительно нельзя приветствовать. Когда, к примеру, эксплуатируются наши идеи и чувства (или эмоции) и когда они тем самым по-новому становятся подвластны воле хозяина, мы нередко испытываем возобновленные и усиленные формы вмешательства и отчуждения. Более того, в силу контрактных условий и принципов вознаграждения за нематериальный труд, которые имеют тенденцию к распространению на весь трудовой рынок, положение труда в целом становится менее прочным. В различных формах нематериального труда есть, например, тенденция к размыванию различий между рабочим и нерабочим временем, вследствие чего рабочий день беспредельно увеличивается и заполняет всю жизнь. Еще одна его черта сводится к тому, что нематериальный труд осуществляется без прочных долговременных контрактов и тем самым оказывается в рискованной ситуации обретения повышенной гибкости (дая выполнения одновременно нескольких задач) и мобильности (для постоянного перемещения между различными местами работы). Отдельные особенности нематериального труда, которые ведут к трансформации иных трудовых форм, содержат в себе грандиозный потенциал для позитивных социальных изменений. (Однако положительные характеристики, как это ни парадоксально, составляют оборотную сторону негативных изменений.)

Во-первых, нематериальному труду свойственно выходить за пределы ограниченной сферы сугубо хозяйственных процессов, вовлекаться в общественное производство и воспроизводство как таковые. Скажем, производство идей, знаний и образов не просто создает средства, через которые общество формируется и сохраняется. Такого рода нематериальный труд прямо порождает и социальные отношения. Нематериальный

1.3. Сопротивление

ТРУД является биополитикой в той мере, в какой он направлен на создание форм общественной жизни; но в таком случае он обычно уже не ограничивается экономикой, а сразу становится общественной, культурной и политической силой. В конечном счете, если рассуждать на языке философии, то производство, о котором мы здесь говорим, есть производство субъективного, иначе говоря, создание и воспроизводство новых общественных субъектов. Что мы собой представляем, как мы смотрим на мир и как мы друг с другом взаимодействуем - все это оп- ' ределяется в ходе такого общественного, биополитического

производства.

Во-вторых, нематериальный труд имеет тенденцию приобретать общественную форму сетей, основанных на коммуникации, сотрудничестве и эмоциональной привязанности. Нематериальный труд возможен лишь сообща и во все большей степени ведет к изобретению новых, независимых сетей кооперации, в которых осуществляется нематериальное производство. Способность к вовлечению и трансформации всех сторон жизни общества и сетевая форма сотрудничества - вот две исключительно мощные черты, которые нематериальный труд сообщает другим видам труда. Эти черты могут послужить предварительными характеристиками социального состава того множества, которое сегодня придает импульс движениям сопротивления против перманентного, общемирового состояния войны.

Нам также требуется дать первый набросок политической ориентации этого множества, вкратце предвосхищая результаты анализа, который будет проведен в третьей части. Мы утверждаем, что главные силы, направлявшие историю битв сопротивления и освободительных движений современности, наряду с наиболее эффективными движениями сопротивления наших дней, в принципе приводятся в действие не только борьбой с бедностью и нищетой. Свою роль играет также глубинное стремление к демократии - к настоящей демократии, то есть власти для всех, осуществляемой всеми, кото-Рая опиралась бы на равные и свободные взаимоотношения, акая демократия - мечта, зародившаяся в ходе великих ре-^в°^Л!°Ций эпохи модернити, но так до сих пор и не реализо-

91 Часть 1. Война

ванная. В настоящее время новые качества складывающегося множества и его биополитическая продуктивность дают небывало мощные средства, позволяющие приблизить исполнение этой мечты. Стремлением к демократии проникнут весь цикл протестов и демонстраций, вызванных проблемами глобализации, начиная с драматических событий на встрече ВТО в Сиэтле в 1999 году и заканчивая заседаниями в рамках Всемирного социального форума в Порту-Алегри (Бразилия). То же стремление составляет ядро различных движений и демонстраций, направленных против войны 2003 года в Ираке и перманентного состояния войны в принципе. В нынешних условиях демократический запрос непосредственно совпадает со стремлением к миру. Поскольку война стала теперь основополагающим элементом политики, а состояние исключительности - постоянным, то для множества мир становится высшей ценностью и необходимым условием всякого освобождения. Однако в данном контексте непосредственно отождествлять интересы множества исключительно с достижением мира было бы упрощением. На протяжении периода модернити, да и сегодня, движениям сопротивления приходилось противостоять войне и насаждаемому ею насилию, иногда прибегая к жестокости, а порой обходясь без нее. Вероятно, точнее было бы сказать, что крупные освободительные войны в конечном счете направлены (или должны направляться) на «борьбу с войной», то есть представлять собой активное усилие по разрушению насильственного режима, который продлевает состояние войны, поддерживает системы неравенства и подавления. Таково условие, обязательное для демократии множества.

Распознание основных черт множества дает нам возможность правильно сориентировать наше представление о мире. После экспозиции нынешнего состояния войны исследование природы и состояния множества позволяет достичь новой точки зрения, встав на которую, можно увидеть подъем подлинно творческих сил, достаточных для создания нового мира. Производство субъекта множества, его биополитический потенциал, его борьба против нищеты, его постоянное стремление к демократии - все сливается здесь с происхождением

13. Сопротивление

движений сопротивления, унаследованных от начала современной эры и продолжающихся по сию пору.

Поэтому в следующих разделах мы проследим генеалогию освободительных битв, от формирования народных армий во времена великих революций до партизанской борьбы и наконец, до современных форм сетевого противостояния. Фактически, если рассматривать их происхождение как процесс, то меняющиеся формы сопротивления выявляют три руководящих принципа, которые на самом деле укоренены в истории и определяют ее ход. Первый принцип, направляющий ход развития, имеет отношение к исторической случайности, то есть к той форме сопротивления, которая наиболее действенна в борьбе с конкретной формой власти. Второй принцип устанавливает взаимосвязь между меняющимися формами сопротивления и преобразованиями в хозяйственном и общественном производстве: другими словами, как выясняется, в каждую эпоху модель сопротивления, доказывающая свою наивысшую действенность, имеет ту же форму, что и главенствующие модели хозяйственного и общественного производства. Третий принцип, который станет нам ясен, просто касается демократии и свободы: всякая новая форма сопротивления направлена на противодействие авторитарным аспектам прежних форм, что порождает цепь все более демократичных движений. Наконец, проследив происхождение освободительных войн и движений сопротивления, мы обнаружим самую адекватную форму организации сопротивления и освободительных сражений в ныне сложившейся экономической и политической ситуации.

Прежде чем продолжить анализ, отметим, что некоторые из основных, традиционных моделей массовой политической активности, классовой борьбы и революционной организации сегодня устарели и утратили смысл. В чем-то они были подорваны тактическими и стратегическими ошибками, а в чем-то их нейтрализовали контрповстанческие инициативы. Но более существенной причиной их ухода в прошлое стала трансформация самого множества. Нынешняя общемировая перегруппировка общественных классов, преобладание нематериального труда и форм принятия решений, основанных на

93 Часть 1. Война

сетевых структурах, радикально меняют условия развертывания революционного процесса. Так, традиционное для эпохи модернити понимание восстания характеризовалось переходом от бунта масс к формированию политических авангардов от гражданской войны - к созданию революционного правительства, от образования подрывных организаций - к завоеванию государственной власти, от инициирования избирательного процесса - к установлению пролетарской диктатуры. Оно в основном оформилось в многочисленных исторических эпизодах, начиная от Парижской коммуны и заканчивая Октябрьской революцией. Описанную последовательность революционной деятельности сегодня невозможно себе даже вообразить. Опыт восстания вновь и вновь познается плотью множества. Как представляется, повстанческая активность уже более не подразделяется на отдельные стадии, а все они развиваются одновременно. Как мы еще покажем в этой книге, сопротивление, массовый исход, лишение противника власти и строительство множеством нового общества представляют собой единый процесс.

От народных армий к партизанским действиям

Эпоха модернити была полна гражданскими войнами. После крупной крестьянской войны в Германии в начале XVI века крестьянские восстания вспыхивали по всей Европе, главным образом как реакция на переход к капитализму. В то же время колониализм породил продолжительную волну конфликтов и восстаний вне Европы. Сложилось гигантское наследие современных крестьянских бунтов, гражданских войн в подлинном смысле слова, иногда чрезвычайно жестоких, которые прокатились по разным странам - от Испании до России и от Мексики до Индии⁸". Приемы их подавления, получившие развитие в ходе капиталистической модернизации, будучи самыми зверскими, в равной мере применялись против бунтовщиков, бандитов и ведьм. Но сопротивление и восстания не были чем-то чуждым современности. Модернизация послужила моделью развитию и по другую сторону, в силу чего крестьянские отряды сложились в армии. Народные ар-

13. Сопротивление

_иИ организовывались против армий королей и колонизаторов: Кромвель стоял во главе армии йоменов во время Английской революции, а санкюлоты построили современную армию, отталкиваясь от теории классовой войны; бойцы-партизаны на Юге Соединенных Штатов сформировали армию, чтобы нанести поражение Корнваллису и войскам англичан. Ни одно крупное революционное выступление современности против колониальных держав, будь то в Северной и Южной Америке или в Азии и Африке, не обошлось без объединения вооруженных отрядов, партизан, повстанцев и бунтарей в народную армию. Такова основополагающая перемена, которая происходит во время современной гражданской войны: организация в единую армию разбросанных и нерегулярных повстанческих сил.

Разнообразные теории гражданской войны, которые в эпоху модернити развивали авторы левого направления, все без исключения подробно останавливались на превращении повстанцев в регулярную армию, то есть на преобразовании партизанских действий в организованное противостояние власти. Фридрих Энгельс, например, анализируя восстания 1848 года в Германии, описывал непременный переход от вооруженного пролетарского бунта к формированию коммунистической армии. Если следовать его логике, то важно выявить прочную связь между актами мятежа, неповиновения в конкретных условиях и саботажа, с одной стороны, и созданием армии, то есть единой вооруженной структуры, с другой⁸¹. Лев Троцкий и остальное руководство Красной армии, вступив в гражданскую войну против белогвардейцев в России, встали перед той же проблемой: как организовать единое центральное командование мобильными крестьянскими партизанскими силами? Как с помощью современных вооружений ^и организационных структур обеспечить условия для подчинения крестьян существующему военному руководству? Исаак Бабель вспоминал, как отряды казаков, созданные Семеном Буденным, нашли одно из возможных решений, оснастив пулеметами свои сельскохозяйственные повозки (тачанки); тем самым были созданы одни из наиболее эффективных боевых частей Советской власти⁸². Таким образом, посыл к централи-

95 Часть 1. Война

зации военной организации возник в ряду других попыток сплотить разные общественные классы и отдельные уровни экономического развития в одном общем политическом проекте. Главная черта революционной концепции современной гражданской войны, исходящей слева от социалистов и коммунистов, включает в себя переход от партизанских отрядов к централизованной армейской структуре.

Следовательно, формирование народной а_рмии в ходе современной гражданской войны во многих случаях соответствует переходу от крестьянской жизни к опыту промышленных рабочих. Городской пролетариат тут же включился в централизованные военные формирования, тогда как восстания в деревнях обычно оставались изолированными и не вели к установлению внешних связей. Современная народная армия стала воинством промышленных работников, а партизанские силы в основном создавались в форме крестьянских отрядов. Поэтому в аграрных странах путь модернизации представлялся многим революционерам единственно возможной стратегией. Что требовалось в подобных обстоятельствах для создания народной армии, так это рассчитанный на долгий срок проект объединения и коммуникации. Например, Великий поход Мао Цзэдуна в середине 1930-х годов привел в действие два разнонаправленных движения: центростремительное сводило вместе разбросанные отряды восставших, чтобы сформировать из них нечто вроде народной армии, а центробежное, в ходе скитаний по различным районам Китая с юга на север, оставляло по всему пути следования революционные группы, занимавшиеся пропагандой революции⁸³. Соотношение между восстанием и революцией, между бунтом и гражданской войной, между вооруженными бандами и революционной народной армией, таким образом, складывается наряду с представлениями о захвате власти и строительстве нового общества. Вспомним также о процессе образования народной армии из всякого сброда в ходе революции в Мексике более чем двумя десятилетиями ранее: крестьяне отрядов Эмилиано Сапаты на юге передвигались пешком и верхом; батраки же под водительством Панчо Вильи на севере иногда использовали лошадей, а порой реквизировали поез-

1.3. Сопротивление

да чтобы пересечь пустынные равнины. Это была своего рода деревня на рельсовом ходу - с пушками, солдатами и их домочадцами. Грандиозный масштаб подобного массового исхода, или революционного каравана, прекрасно передали Диего Ривера, Хосе Ороско и Давид Сикейрос в своих величественных фресках. Опять-таки, основное значение имело постоянное движение, которое и позволило разнокалиберным и изолированным партизанским силам слиться в народную армию. Конечно, в процессе военной модернизации крестьяне не становятся пролетариями. Но когда они объединяются в современную армию, им удается покончить с изолированностью, которая прежде была характерна для крестьянского партизанского восстания.

Описанный таким образом переход еще больше занимал умы авторов реакционных теорий гражданской войны времен модернити. Карл фон Клаузевиц, к примеру, в начале XIX столетия вдохновлялся партизанскими действиями испанских крестьян против армии Наполеона, однако в противоположность тому, что мы обнаруживаем в коммунистических теориях, настаивал, что такие вооруженные отряды никогда не должны превращаться в армию. Клаузевиц исключал всякое революционное образование, которое могло бы привести к партизанской освободительной войне. В его представлении, партизаны из крестьян должны были оставаться привязанными к земле, несмотря на гражданскую войну или даже вследствие нее. Карл Шмитт, полтора столетия спустя после Клаузевица, тоже утверждает, что партизан - фигура «земная», привязанная к почве, существующим отношениям производства, фольклору и традициям. Эти черты стали общими для всех националистических течений в Европе, боровшихся за свою легитимацию после 1848 года. Эта теллурическая концепция гражданской войны надежно блокирует модернизирующую тенденцию соединения в народную армию восстаний, в итоге пребывающих в раздельности, изоляции. Поэтому они несовместимы с республиканским и революционным проектами. Шмитта больше всего пугает, что земной партизан, последний страж земли, может превратиться в «моторизованного» бойца⁸⁴.

97 Часть 1. Война

Привязанность к почве, наряду с расколами и внутренними противоречиями иного рода, нередко препятствовала успеху восстаний и революционных проектов. Так, запутавшись движение Гарибальди в Италии XIX века, в котором реально присутствовали основательные элементы социальной революции, терпело провал всякий раз, как только пыталось объединиться в народную армию. Это происходило главным образом из-за указанных вредных влияний. Антифашистское сопротивление в Польше, Украине, России, Италии, Франции Югославии и других странах основывалось на логике соединения и унификации, но и там нередко тоже присутствовало нестабильное сочетание компонентов: классовая борьба, национализм, традиционная защита своей земли и набор реакционных воззрений. Такого же рода сочетания и расколы обнаруживали себя и во многих войнах национального освобождения, прокатившихся по Африке и Азии в последующие десятилетия⁸⁵. Не случайно, что меры по борьбе с мятежами часто сосредоточены на подобных внутренних нестыковках. Это позволяет развести в стороны разные действующие лица и усугубить их идеологические разногласия, что делается с целью помешать политической реорганизации. Часто, хотя и не всегда, попытки изолировать друг от друга разные компоненты сопротивления следуют линиям классового деления⁸¹'. В противоположность этому, путь модернизации, ведущий к формированию объединенной армии народа, является единственной стратегией, пригодной в гражданской войне эпохи модернити.

Однако появление объединенной народной армии, даже подтвердившей свою наивысшую действенность в данный период в качестве формы сопротивления и свержения властных структур, не всегда приводило к искомым политическим результатам. Помимо прочего, вооруженное сопротивление должно было служить и проектом учреждения новой нации: победившей армии следовало, помимо прочего, подвести дело к появлению нового национального правительства и административного аппарата. Между тем по своей политической форме народная армия, конечно, жестко иерархична и централизована. Ей приходилось либо брать власть в свои руки (как это чаще всего и происходило), либо передавать полномочия

13. Сопротивление

_по управлению новым государством гражданскому правительству, ^чем ^по завершении колониальных времен зачастую приходилось заниматься, не имея опыта соответствующих исторических прецедентов. Централизованное устройство народной армии смотрится как стратегия, приносящая победу, вплоть до того момента, когда победа уже достигнута, после чего с болезненной ясностью обнажаются слабости унифицированной и иерархической структуры. Демократия вряд ли может быть гарантирована народной армией⁸⁷.

Таким образом, трансформация рассредоточенных партизанских организаций в объединенную народную армию имеет два несхожих между собой проявления. С одной стороны, она совпадает с основными направлениями модернизации. Не случайно, что теориям перехода от капитализма к социализму, или, в сущности, от докапиталистических режимов к интенсивной фазе модернизации (эти две траектории часто столь тесно совпадают, что их трудно различить) принадлежит исключительно важная роль в размышлениях о военной науке эпохи модернити. Партизанские и освободительные войны, предстающие в различных обличьях - это, со структурной точки зрения, моторы модернизации. Они сказываются на логике взаимоотношений собственности и производства, определяя главные формы самостоятельной индустриализации, приводя к перемешиванию населения и повышая его образовательный уровень. Фактически ложным является утверждение многих реакционеров, будто в некоторых странах модернизация пошла бы быстрее, если бы там не произошли освободительные гражданские войны. Напротив, революционные гражданские войны служили движущей силой модернизации. С другой стороны, и централизация, и иерархичность, связанные с формированием народной армии, приводят к радикальной утрате независимости различных партизанских организаций на местах и восставшего населения в целом. Терпимость в отношении недемократической природы современной народной армии допустима в фазе сражения, когда она считается необходимой для победы, но не тогда, когда от нее зависит характер политической структуры, которая устанавливается после войны.

99 Часть 1. Война

13. Сопротивление

Классовые и освободительные войны эпохи модернити вызвали небывалый размах производства субъективности. Представим себе, что происходило в мексиканской сельской глубинке или в Юго-Восточной Азии и Африке, когда побуждение к восстанию и созданию народной армии в основополагающей, конституирующей войне исходило из мира страданий и порабощения. Вообразим, насколько глубокую энергию пробуждал подобный запрос - ведь речь шла о призыве не просто к оружию, а к конструированию индивидуальных и общественных организмов. В конечном счете, на самом деле такие основополагающие войны порождают огромное стремление к демократии, которое впоследствии они часто не в состоянии удовлетворить. Одним из примеров подобного производства субъективного в ходе движений сопротивления и освобождения XX столетия являются чрезвычайные анархистские эксперименты во время гражданской войны в Испании, когда политическое восстание организовывалось посредством изменения формата военных и социальных связей. Все, кто вел хронику данного периода, даже в Советском Союзе, признавали большое значение Буэнавентуры Дурутти, крупного анархистского лидера в Каталонии, и осуществленной им социальной трансформации мятежа⁸⁸.

В 1960-е годы по всему миру наблюдалось возрождение партизанских объединений. Оно совпало с нарастающим отторжением централизованного устройства народной армии. Это отторжение было в значительной мере вызвано стремлением к большей свободе и демократии. Конечно, вопросы возникали и по поводу действенности военной структуры объединенной армии народа, а также уязвимости ее для стратегий противодействия бунтовщикам. Эта военная структура к тому же подлежала централизованному, авторитарному контролю и даже требовала такового. Партизанская же структура, как представлялось, обеспечивала, наоборот, модель децентрализации и относительной автономии.

В 1960-е годы одним из главных вдохновляющих факторов к возрождению партизанских организаций послужила революция на Кубе. Новизну кубинского опыта усматривали в утверждении первостепенного значения боевого опыта

тизан _и _отказе подвергнуть партизанские силы партийно-политическому контролю⁸⁹. Прежде привычной была точка пения, что военное руководство должно подчиняться партийным лидерам: генерал Гиап - Хо Ши Мину, Чжу Дэ - Мао Пзэдуну во время Великого похода, Троцкий - Ленину во время революции большевиков. Фидель Кастро и кубинские партизаны, напротив, никакому политическому лидеру не подчинялись, а сами сформировали партию уже после военной победы. Далее, пример Че Гевары еще более наглядно выявил важность партизанских действий, когда он сенсационным образом покинул политическую сцену на Кубе и вернулся на поле боя в Конго и Боливии. Многие, в особенности в Латинской Америке, считали кубинскую модель партизанской борьбы освободительной, так как она располагала средством, позволявшим избежать власти и контроля со стороны традиционных коммунистических и социалистических партий. Преимущество партизанских военных действий многие группы испытали на себе, усмотрев в них приглашение к началу собственных революционных боевых операций. Каждый может (и должен) уйти в горы, как Че, чтобы создать foco, маленький самостоятельный партизанский отряд. Это был своего рода самоучитель по революции. Кроме того, кубинская модель воспринималась как освободительная и в отношении самой формы партизанской организации. Неопределенное число мелких партизанских отрядов могло действовать в относительной независимости друг от друга, порождая полицентричную структуру и горизонтальные связи между отдельными/осо, контрастирующие с вертикальной и централизованной командной структурой традиционной армии. В обоих этих отношениях кубинская партизанская модель, как представлялось, давала возможность для менее авторитарной и более демократичной революционной организации.

Однако демократичный и независимый характер кубинской партизанской стратегии с использованием foco оказалось весьма сложно поддерживать. Прежде всего, свобода от контроля со стороны традиционных партий всего лишь заменяется засильем военного руководства. Как Фидель Кастро, так и Ч Гевара настаивали, что в конечном счете партизанские силы

101 Часть 1. Война

должны быть подчинены единоначалию, отдельному человеку, который позднее, после победы, станет политическим лидером. Во-вторых, горизонтальные и автономные черты во внешнем облике партизанской организации тоже оборачиваются иллюзией. В действительности foco никогда не бывает автономным: это ячейка в колонне, а колонна - элемент армии. Такой партизанский отряд представляет собой зародыш авангардной партии. Другими словами, структура, которая только кажется неоднородной и полицентричной, имеет обыкновение на деле сводиться к централизованному единству.

Демократическая ущербность партизанских движений зачастую особенно наглядна, когда они победоносны и приводят к захвату власти - даже если почти во всех случаях они гораздо более демократичны, нежели те режимы, которые они свергают. Поскольку в кубинской модели отсутствует заранее сложившаяся политическая структура, отдельная от партизанской организации, правительство, берущее власть после освобождения, должно быть сформировано на основе самой военной структуры. Во многих случаях демократичное многообразие и автономия различных партизанских подразделений сокращаются по мере того, как относительно горизонтальная военная структура трансформируется в вертикаль государственного управления. При этом разные второстепенные общественные группы, сыгравшие решающую роль в революционном процессе, последовательно отчуждаются от власти. Одним из показателей степени демократичности военных организаций партизан является участие в них женщин. Например, в латиноамериканских партизанских отрядах в конце XX века не было исключением, когда женщины составляли свыше 30 процентов бойцов, при этом в руководстве в процентном отношении их было не меньше¹⁰. Соответствующие цифры были выше показателей женского участия и руководства в других слоях тех же самых обществ - скажем, в политических и профсоюзных организациях. Они были также значительно выше, чем при других государственных режимах. Однако после победы сандинистов в Никарагуа многие женщины из числа бойцов сетовали, что им не удалось удержать лидерские позиции во властных структурах после революции. В

1.3. Сопротивление

правительстве победивших сандинистов важные посты занимало внушительное число женщин, но их было гораздо мень-ще, чем в партизанских силах сандинистов⁹¹. Таков один из симптомов процесса «раздемократизации» партизанских движений. В дополнение к кубинской модели, еще одним важным вдохновляющим примером для воскрешения партизанских организаций в 1960-е годы послужила «культурная революция» в Китае. «Культурная революция» была сложным общественным процессом, природу и последствия которого историки еще только начинают прояснять⁹², но вне Китая ее трактовка как левого социального эксперимента немедленно вызвала сочувствие со стороны радикальных и революционных движений. За пределами Китая больше всего привлекали к себе внимание не новости относительно фактических изменений в китайском обществе, а лозунги «культурной революции», такие как «огонь по штабам», которые нередко смешивались с маоистскими лозунгами и афоризмами по поводу партизанской войны и революции, относящимися к более ранним периодам. В ходе «культурной революции» именно Мао призвал китайские массы атаковать партийно-государственный аппарат и потребовать доступа к власти. То есть китайский образец послужил альтернативой советской модели и различным коммунистическим партиям, следовавшим советской линии, но он также породил представление о полном и свободном политическом вовлечении масс, не предполагающем централизованного контроля. Таким образом, за рубежом «культурная революция» представлялась в качестве радикальной демократии, противоположной деспотизму и обещавшей дать ответ на вопрос о «перманентной революции», или о радикальном и нескончаемом процессе классовой борьбы, ведомой промышленными рабочими и крестьянами. Могло ли ниспровержение пролетариатом прежних порядков постоянно давать революционный результат? Как мог этот процесс поддерживать и оправдывать господствующие фор-^мы власти, включая ее военные организации? Временами на-Р* с кубинской стратегией, а порой в противоположность ^еи> китайская модель подавала свой пример. Во многих отношениях структуры партизанских организаций, лишенные цен-