является ли сновидение психотерапией?

Эрнст Хартманн

Установление связей в безопасном месте:

является ли сновидение психотерапией?

Отмечается множество общих черт между процессом сновидения - особенно сновидения в REM-фазе сна - и процессом психотерапии, как его обычно практикуют во многих динамических направлениях, развившихся из работы Фрейда. Сновидения и психотерапия включают в себя свободные ассоциации, предотвращение “отыгрывания” и создание психологических связей во многих различных смыслах, причем все это происходит в безопасной среде. Во сне REM - лучше всего предназначенного для сновидения, хотя и не только - безопасность обеспечивается кроватью и парализацией мускулатуры; в терапии - взаимоотношениями с терапевтом (альянс), сеттингом и правилами поведения. Суть этой общности выражена фразой “установление связей в безопасном месте”. Сходство особенно ясно можно видеть в период, следующий за серьезной травмой. Сновидения и терапия дают жертве (пациенту) безопасное место для работы. Работа состоит из проведения связей между травмой и другими соответствующими воспоминаниями, темами и пунктами, так что травма и ассоциирующийся с ней волнующий аффект интегрируются в жизнь пациента. Доказывается, что общность сновидения и психотерапии - это не просто интересная метафора, но глубокое отношение, которое может научить нас кое-чему полезному – как о терапии, так и о сновидении, и предлагается “квазитерапевтическая” функция сновидения: сновидение устанавливает связи более широко и “периферично”, чем обычно это делает бодрствующая мысль; установление связей контекстуализирует доминирующие эмоции сновидца.

____

Ключевые слова: сновидение; психотерапия; психоанализ; травма.

 

ОПРЕДЕЛЕНИЯ: ОБЩИЕ ЧЕРТЫ СНОВИДЕНИЯ И

ПСИХОТЕРАПИИ

С целью доказать, что сновидение является психотерапией или что, как минимум, есть определенные общие черты, желательно было бы располагать точными и универсальными определениями сновидения и психотерапии; однако ни один из терминов таким определением не обладает. Похоже, что мы знаем, что имеем в виду под сновидением и под психотерапией, но у нас нет четкого, ясного определения каждого термина.

До настоящего момента я был удовлетворен очень широким прагматическим определением сновидения. Все мы в большей или меньшей степени принимаем изначальное определение Аристотелем сновидения как “ментальной активности во время сна”. Исследования последних десятилетий прояснили, что мы говорим о ментальной активности, которая происходит преимущественно или скорее всего в фазе REM, хотя похожие отчеты о сновидениях временами могут быть получены из не-REM фазы и особенно из начальных периодов сна (1,2). Ментальная активность сновидения, очевидно, отличается от активности бодрствования большей восприимчивостью, меньшей вербальностью и меньшим качеством намеренности или направленности и т.д.. Сновидение может пониматься как язык, на котором мы в определенное время выражаем себя и который существенно отличается от вербального языка мышления, которым мы обычно пользуемся во время бодрствования. Некоторые специфические различия будут важны для нашей дискуссии.

Психотерапию также непросто определить, хотя все мы более-менее знаем, что это такое. Психотерапия состоит из двух людей (или более – в семейной или групповой терапии), занимающих соответствующее помещение, говорящих друг с другом и пытающихся помочь одному из них (пациенту или клиенту) чувствовать себя лучше и разрешить его или ее проблемы. Однако нет ясного соглашения относительно того, что является центральным для этого процесса. Для Фрейда задача психоанализа определяется как “сделать бессознательное сознательным” или “где было ид, будет эго” (3). Это описывает конечный результат того, что происходит в раскрывающей психотерапии или психоанализе. Но что позволяет этому случиться? Различные авторы подчеркивают в своих описаниях такие аспекты, как сеттинг, доверие между пациентом и терапевтом, терапевтический альянс, который должен создаться, чтобы позволить провести раскрывающую работу и затем разъяснение и интерпретацию, которые затем делает аналитик, и их “эмоциональную проработку” пациентом. Есть широкое определение, приписываемое Юнгу (хотя ни я, ни ряд юнгианских аналитиков не способны были найти точную цитату), в которой терапия называется запечатанным сосудом, или контейнером, в котором может проделываться психологическая работа. Закрытый сосуд является полезной концепцией и относится к хорошим терапевтическим отношениям, или альянсу и различным его элементам.

В психодинамической терапии часто подчеркивается, что сначала нужно установить альянс (взаимоотношения между терапевтом и пациентом, при которых пациент чувствует безопасность и доверие), а затем начинать психологическую работу. Последние исследования ряда авторов по лечению травматизированных пациентов делают особое ударение на контейнере или безопасном месте (4, 5). После того как создана среда безопасности, пациент может начинать рассказывать свою историю, проводить связи и интегрировать травму.

Я считаю, что полезной попыткой определения будет сказать, что психотерапия включает в себя установление связей в безопасном месте. То, о чем я здесь говорю, не включает в себя все, что сейчас называется психотерапией. Я говорю о психоанализе и всех психодинамических или “раскрывающих” терапиях, вытекающих из него, включая подход Юнга.

Я докажу, что сновидение может рассматриваться как установление связей в безопасном месте. Безопасное место обеспечивается кроватью, состоянием сна и, в особенности, фазой REM, во время которой происходит глубокая парализация мускулатуры, эффективно предохраняющая сновидца от отыгрывания сновидения (6,7). Сон REM идеален с этой точки зрения, но другие обстоятельства, в которых происходит сон или сновидная активность, похожи, хотя они подразумевают скорее мышечное расслабление, нежели действительную парализацию: нахождение в кровати во время не-REM фазы сна; гипнагогические состояния; дремота; фантазии и мечты. Мы не вовлечены в сновидение, пока мы включены в активную деятельность бодрствования и, в особенности, пока мы вовлечены в опасную деятельность (“безопасное место”).

Сновидение явственно включает в себя установление связей; я доказал, что это фундаментальный аспект сновидения (8). Сновидение иногда соединяет, конденсирует двух людей в нашей жизни в одну фигуру, иногда две установки, две мысли или темы (иногда более, чем две), два периода нашей жизни и т.д. Это, конечно, фрейдовский механизм работы сновидения – сгущение («конденсация»), но я употребляю термин «связь» даже в более широком смысле. Сновидения также связывают настоящее и прошлое. В сериях сновидений, собранных в лабораториях в одну и ту же ночь, ранние сновидения могут относиться к тому, что происходило вечером, например, ситуация в лаборатории; сновидения в поздний период ночи часто проводят связи между этим материалом и воспоминаниями или элементами из ранней жизни субъекта (9,10).

Сновидение устанавливает связи между недавно пережитым материалом (дневной остаток) и старыми воспоминаниями, включая старые страхи и желания (11). Фрейд видел в этом выполнение желания, основную функцию сновидения (12). Другие рассматривали эти связи как создание тропинок памяти (13). В изучении многих пациентов и исследовании субъектов с ночными кошмарами я часто обнаруживал, что содержание кошмара сводит вместе недавнюю проблему стрессовой ситуации и давнюю (обычно детскую) ситуацию уязвимости (14).

Конечно, сновидения часто, похоже, касаются межличностных проблем, повседневных забот сновидца о семье, друзьях, о любимых. Кажется, что сновидение проводит связи с другими лицами или переживаниями прошлого; сновидец иногда просыпается с ощущением инсайта или найденной тропинки к решению личностной проблемы (15, 16, 17). (“Мой друг в этом сновидении превратился в моего отца. Это заставило меня подумать о том, как они в действительности похожи”.)

Бесспорно, в сновидениях устанавливаются связи, и сновидение с большей легкостью устанавливает более отдаленные связи или ассоциации, чем бодрствующая мысль. Сновидение может пониматься как гиперассоциативное состояние; говоря словами экзистенциального психотерапевта Эрика Крейга: “В сновидении мы наслаждаемся более широким спектром человеческих возможностей, чем в бодрствующем состоянии; “открытый дом” сновидения в меньшей степени охраняется” (18).

 

САМЫЙ ЯСНЫЙ СЛУЧАЙ: ТРАВМА

Таким образом, сновидение может рассматриваться как состояние, при котором проводятся различные связи, как и в психотерапии. Но является ли это сходство лишь вербальным или здесь есть глубокая связь? Давайте рассмотрим крайний случай, который может также быть самым простым - острую травму; (он простейший, поскольку когда человек пережил серьезную травму, мы знаем с определенностью, что должно занимать сознание сновидца в смысле эмоциональной значимости). Взяв за основу имеющиеся у меня записи сновидений сорока человек - пациентов долгосрочной терапии и исследуемых, переживших травматическое событие, - обнаруживаем повторяющийся паттерн.

После острой травмы (пожара, изнасилования или смерти товарища в сражении) сновидения сначала могут в большей или меньшей степени повторять пережитую травму. После нескольких дней или недель, а иногда и сразу же, добавляются другие элементы. Травматическое событие связывается с другим относящимся к нему материалом. Связи часто проводятся сновидением в виде метафорических картин, направляемых доминирующей эмоцией сновидца. Чаще всего изначальной эмоцией является страх или ужас, и образы сновидения из других переживаний, реальных или вымышленных, включают в себя эти же эмоции. Например, жертвы пожара видят во сне не только пожары, но и приливные волны; это также отмечал Сигель (19).

Неизбежно появляется другая мощная эмоция – вина, в особенности вина спасшегося. Сновидения проводят различные параллели с прошлыми событиями, поднимающими вопрос о том, кто пострадал или убит, кто спасся, кто несет ответственность. Сновидец (спасшийся в то время, как кто-то еще пострадал или был убит) видит себя раненым или видит сцены, в которых не ясно, кто именно пострадал, или видит себя источником, причиной смерти или ранения.

Сновидения затем часто включают в себя воспоминания соответствующих сцен из ранней жизни - конфликтов с сиблингами и т.д. Часто сцены касаются похожих пунктов: “Не повредил ли я своей сестре или брату?”. Воспоминания предшествующих травм “возобновляются”. Например, недавнее изнасилование соотносится с более ранним изнасилованием или с близкой к изнасилованию ситуацией в подростковом возрасте.

Итак, сновидение связывает недавнюю травму с чем-нибудь похожим, что находится в памяти и “контекстуализирует” – создает контекст для эмоционально волнующего нового материала. Затем в случаях благополучного разрешения травма постепенно перестает играть роль в сновидениях, которые медленно возвращаются к предшествующей форме и содержанию. Травма оказывается абсорбированной, или интегрированной. Сновидение в меньшей степени напоминает ночной кошмар по мере того, как происходит это изменение. Крайний ужас и тревожность изначального сновидения заменяется разнообразием чувств, иногда включающих в себя вину и сожаление, и, наконец, сновидения становятся относительно спокойными и менее эмоциональными.

J.H., молодой человек 21 года, запоминает сновидения практически каждую ночь, у него с детства периодически были ночные кошмары. Он говорит, что его сновидения в ситуации стресса или травмы становятся более живыми и более походят на кошмары. Он записал серию сновидений после небольшой травмы в возрасте 15 лет: он путешествовал в Вашингтон, DC, с родителями и по небрежности оказался заперт в комнате, из которой он не мог выбраться большую часть дня и ночь. Он очень испугался, кричал, и ему в голову приходили жуткие фантазии о том, что с ним происходит. Он записывает: “Затем у меня было много сновидений и кошмаров об этом случае. Я всегда оказывался заперт, пойман в ловушку, но сновидения постепенно менялись. Иногда я был заключен в комнате, похожей на настоящую, иногда – в очень отличной ситуации. Я также видел себя в огне или настигаемым приливной волной. Иногда там были мои родители, иногда в сны проникали сцены из моего детства. Мои сновидения обыгрывали тему моего запирания в комнате и привносили различный материал из моей жизни, из историй, которые я читал, и из моего воображения”.

Похожий паттерн возобновляющихся сновидений описывал Стоддард и др. (20) у детей с ожогами, спасшихся при пожаре, и Алан Сигель (19) у взрослых, которые не пострадали от ожогов, но должны были эвакуироваться во время пожара 1991 года в Оуклэнд-Беркерли.

Для пациента, который пережил травму, психотерапия идет практически по тому же пути. Сперва устанавливается безопасное место - хороший терапевтический сеттинг и терапевтический альянс, и затем пересказывается травма, сперва в точности как она произошла, а затем постепенно с ассоциациями к соотносящимся с ней событиям. Появляются и прорабатываются чувства, включая вину спасшегося и самообвинение; травма постепенно интегрируется в жизненную историю пациента и постепенно уменьшается связанный с ней ужас и другие относящиеся к ней аффекты (4,5).

Вышеописанная последовательность характерна для случаев, когда травма разрешается относительно благополучно, пациент выздоравливает и у него не развивается хронический посттравматический синдром. В тяжелых случаях, при развитии посттравматического синдрома, упомянутая последовательность быстро прекращается. Пациент застревает на стадии повторяющихся посттравматических кошмаров. Классически они описываются как повторяющие очень ранние стадии - рисующие травму в точности так, как она случилась; однако в моем опыте ночные кошмары часто повторяют чуть более позднюю стадию процесса с дополнительным элементом вины спасшегося: “Был ли это он или я?”. Например: “Затем я вскрываю последний пакет, и находящийся внутри труп - это я; я просыпаюсь с криком”. Актуальная травматическая сцена с этой одной поправкой затем становится повторяющимся травматическим кошмаром (14, 21, 22).

Когда ситуация становится хронической, весь процесс “застревает”. Сновидения больше не проводят никаких новых полезных связей с другим материалом жизни; в случае детей игра также становится повторяющейся и “застревает” в такие периоды (23). В действительности и психотерапия часто не помогает в такой ситуации. Клиницисты неоднократно отмечали, что пациенты с установившимся посттравматическим синдромом и повторяющимися ночными кошмарами сопротивляются психотерапии, находя любую вовлеченность слишком болезненной, и очень редко получают помощь от лечения. Эти пациенты выработали иной стиль существования – отстранение от травмы и избегание всего, что может им о ней напомнить, избегание эмоциональных взаимоотношений, которые могут привнести болезненные воспоминания, и полное избегание эмоций, избегание связей любого вида. Такой стиль едва ли сопоставим с проведением связей в психотерапии.

Итак, период, следующий за тяжелой травмой, характеризуется попытками ее проигрывания, соотнесения и интеграции травмы. Похоже, сновидения играют свою роль в этой интеграции. И когда доступна соответствующая психотерапия, она действует в похожей манере (с дополнительным преимуществом присутствия неосуждающего слушателя, союзника, разъяснителя или интерпретатора). Изменение и развитие - в сновидениях, игре и фантазии - являются знаками прогресса, тогда как повторение – это знак болезненности, знак сбоя системы.

 

СТРЕСС И ОБЫЧНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЖИЗНИ

Я считаю, что острая травма - это вид парадигмы, ситуация, в которой мы наиболее ясно можем видеть процесс, который в менее драматической форме, возможно, происходит после менее тяжелой травмы, после стрессовой ситуации или обычных проблем дня. Большинство терапевтов, включая меня, могут привести любое количество пациентов, чьи сновидения демонстрируют повседневный стресс в прямом или символическом изображении, где он обыгрывается, комбинируется или связывается различными путями с другим материалом. В двух важных исследовательских работах сновидения в стрессовой ситуации изучаются более систематически.

Брегер и др. (24) предприняли ряд исследований сновидений лиц, переживающих две очень различающиеся стрессовые ситуации: группа пациентов изучалась до и после хирургической операции и студенты изучались после того как они являлись “фокусом” или основной мишенью опыта интенсивной групповой терапии. Обе эти ситуации могут рассматриваться как стрессовые, они не могут квалифицироваться как острая травма. Здесь большинство сновидений не изображают в точности стрессовую ситуацию (хирургическую операцию или группу), но символически и метафорически различными путями отражают беспокойство субъекта, связанное со стрессом. В обеих ситуациях содержание сновидения включает связи между текущим стрессом и сценами или значимыми лицами из прошлой или настоящей жизни субъекта.

Розалинд Картрайт провела серию изучений мужчин и женщин, переживающих развод, и собрала в лабораторных условиях сновидения этого стрессового периода, который часто продолжался год, два или более. Она обнаружила, что большое число сновидений относится к супругу и разводу; причем у одних субъектов в гораздо большей степени, чем у других. Она отмечает, что те, кто видит больше сновидений - и в особенности те, кто видит больше сновидений о своих супругах в период развода - функционируют лучше спустя год, чем те, кто видел меньшее количество таких сновидений (25). Эти данные соотносятся с идеей, что проработка проблем в сновидениях (проведение связей) была функциональной – хотя, возможно, играли роль другие переменные и причинность не может быть точно установлена.

В более обычных ситуациях, которые нельзя характеризовать как травму или стресс, сновидения часто работают над текущими проблемами. Примеры приводят Френч, Фромм (15) и Гринберг и др. (16). Работа включает в себя всевозможное связывание и переструктурирование элементов текущей проблемы и проблем прошлого. Существует также ряд хорошо известных примеров, в которых решение научных или художественных проблем происходит в сновидениях - как обнаружение структуры бензольного кольца Кекуле в сновидении (или, возможно, в фантазии) в виде змеи, кусающей свой хвост и образующей круг - хотя ведутся споры о роли, которую сыграло это сновидение (26).

Изучение студентов, пытающихся сохранять свои проблемы (обычно личностные или межличностные проблемы) для проработки в сновидениях, показало, что сновидения часто дают полные или частичные решения этих проблем, по крайней мере, как оценивают это сами студенты и независимые эксперты (17). Полученные решения устанавливают связи между имеющимися проблемами и относящимся к ним материалам прошлого. Например, в одном случае проблема была такова:

Я записался на две программы по клинической психологии и две по психологии производства, поскольку не решил, в какую область я пойду.

Сновидение было такое:

Карта США, я лечу над картой на самолете. Пилот говорит, что у нас проблемы с двигателем и мы должны приземлиться, и мы ищем безопасное место на карте, обозначенное светом. Я спрашиваю о MA, где мы пролетаем, а он говорит, что в МА везде очень опасно. Похоже, огни светятся на западе. Я просыпаюсь и осознаю, что обе мои клинические школы находятся в МА, где я провел всю свою жизнь и где живут мои родители. Обе производственные программы находятся далеко в Техасе и СА. Изначально я хотел остаться поближе к дому, а там не было хороших производственных программ. Я осознал, что в желании остаться дома много неверного и что, как бы смешно это ни звучало, уехать даже более важно, чем то, какую именно программу я выберу (17).

Однако, по-моему, сновидение редко решает проблему в ее целостности. Чаще сновидение создает новую взаимосвязь, которая затем используется подготовленным бодрствующим сознанием для решения проблемы, создания новой деятельности и т.д.

Мы исследовали сновидения в полном континиуме ситуаций от острой травмы до обычных проблем повседневной жизни. Хотя легче всего наблюдать процесс в случае острой травмы, я считаю, что в каждом случае сновидение включает установление связей. Связи устанавливаются между травмами, стрессовыми ситуациями, текущими проблемами или просто оставшимся дневным материалом (дневной остаток) и другим материалом в сознании сновидца, направляясь доминантной эмоцией или проблемой. Установление таких связей часто оказывается полезным - в интеграции травмы, адаптации к стрессу или помощи в нахождении возможных решений личностных или других проблем. Таким образом, то, что происходит во время сновидения, сходно с тем, что происходит при психотерапии.

Очевидно, в психотерапии происходит гораздо больше, чем это, и существует много путей концептуализации. Однако важными элементами являются создание безопасного места и установлений связей. Связи в терапии могут быть многих видов: иногда просто увидеть заново или возвратить некоторый вытесненный важный материал, который затем может быть связан и интегрирован в жизнь человека. Иногда значимым является увидеть связи между различными фигурами в настоящей жизни человека и в его прошлом. Терапевтически продуктивный процесс “анализа трансфера” включает в себя исследование и прояснение связей между аспектами текущих отношений (с терапевтом) и сходными аспектами прошлых взаимоотношений.

 

ДРУГИЕ СХОДСТВА СНОВИДЕНИЯ И ТЕРАПИИ

Один из важных параметров психотерапии - то, что пациента явно или неявно просят попытаться заменить вербальной активностью - разговором и проработкой в терапии - “отыгрывание”. Вместо того чтобы постоянно попадать в сражения или в неудовлетворительные взаимоотношения, пациента просят выдавать свободные ассоциации, переживать соответствующие чувства и работать над ними в терапевтической сессии.

Хорошо заметно, что эта инвектива – “работать над проблемами, но не отыгрывать их” – также достигается и в REM-фазе сна. Устанавливающаяся парализация мускулатуры REM-фазы (6,7) гарантирует, что сновидец будет спокойно лежать в кровати, переживая сновидение, а не отыгрывать его. Редкие исключения происходят в случае патологических условий, называемых нарушениями REM-поведения (27), иногда являющихся следствиями удара или других заболеваний, которые повреждают связи, ответственные за мышечное торможение в REM-фазе. В этих редких случаях пациент садится или встает, двигается и начинает отыгрывать свои сновидения в манере, неудобной ни для него самого, ни для людей, находящихся с ним в комнате или партнеров.

Другое сходство состоит в том, что некоторая разновидность свободных ассоциаций происходит как в психотерапии, так и в сновидении. Свободные ассоциации являются важной техникой психоанализа и психотерапии и в действительности были названы Фрейдом первым правилом психоанализа. Сновидения, как мы уже обсуждали, -- это спонтанные состояния крайне свободных ассоциаций, в которых наши ассоциации не ограничиваются привычными правилами бодрствования, и самокритика в значительной степени снижена (по мнению Фрейда, сила супер-эго уменьшена в сновидениях, но оно еще присутствует и проявляется в “цензуре сновидения”, которая принуждает угрожающий материал искажаться). В психотерапевтических свободных ассоциациях пациента просят добровольно уменьшить самокритику и позволить проявляться любому материалу, каким бы безумным и смущающим он ни был. В сновидении это происходит автоматически. Одна из самых явных характеристик обычного (неясного) сновидения - это наше отсутствие удивления и критичности к содержанию сновидения. Происходят странные и пугающие события, но мы не говорим: “Эй, это же безумие! Это невозможно”.

Существует также заметное сходство в терминах аффекта или настроения. Аффект играет множество ролей в терапии: есть подъемы и спады; тревожность, гнев, печаль проявляются по мере того, как вскрывается значимый материал. Но в глобальном смысле в успешной терапии, по мере того, как проводятся новые связи, и сложный материал исследуется и интегрируется, болезненные аффекты, такие как тревожность, уменьшаются и уступают дорогу более позитивным аффектам. Существует доказательство, что подобное происходит и в сновидении. Изменение аффекта наиболее хорошо наблюдать, исследуя серию сновидений после травмы, как обсуждалось выше, в которых ранние сновидения полны невыносимой тревожности, а более поздние включают в себя не столь крайние и более разнообразные аффекты. Однако похожий процесс можно наблюдать и в течение ночи при исследовании настроения вечерних и утренних сновидений. Настроение постепенно становится более позитивным при меньшем разнообразии утром, что позволило Крамеру (28, 29) говорить об “утренней стабилизации” функции сновидения.

(Примечателен тот факт, что в отношении возможной стабилизирующей настроение и снижающей тревожность функции сновидения связь между сновидением (или фазой REM) и некоторыми бихевиоральными терапиями установили несколько групп. Нильсен и Перлис (30) обсуждали сходство REM-фазы с терапией систематической десенситизации, при которой стимулы, вызывающие тревожность, представляются пациенту находящемуся в состоянии глубокой релаксации. Шапиро (31) разработал форму терапии, называющуюся “десенситизация движения глаз и репроцессинг”, при которой пациент энергично двигает глазами, визуализируя травматическую сцену. Оба исследования предлагают соотношения весьма интересные, хотя и отличающиеся от того, что я предлагаю здесь. Эти бихевиоральные техники, особенно Шапиро, по отчетам часто вызывают эффект за одну или две сессии; в таких терапиях “безопасное место” просто не требуется).

 

НЕКОТОРЫЕ ОЧЕВИДНЫЕ РАЗЛИЧИЯ И НЕКОТОРЫЕ КАЖУЩИЕСЯ

Я обсудил некоторые важные сходства между сновидением и психотерапией. Но, конечно, было бы смешно утверждать, что сновидение идентично психотерапии. Есть некоторые явственные различия, краткое исследование которых может оказаться полезным.

Прежде всего, разница в личном составе. Сновидение сновидец видит сам, в то время как пациент в терапии имеет рядом с собой другого человека как союзника, наставника, проводника, учителя, фигуру для идентификации и трансфера. Реальные отношения с терапевтом и, следовательно, возможность сравнения и противопоставления реальных и фантазийных взаимоотношений - это преимущество психотерапии, в сновидении не достижимое. (Хотя, с одной стороны, человек может - как Юнг - “сновидеть” в активном воображении проводников или учителей и, с другой стороны, может - как Фрейд - быть способен на самоанализ).

Во-вторых, различаются модальности. Психотерапия использует вербальную и, в меньшей степени, невербальную (язык тела, тон) коммуникацию между пациентом и терапевтом. Сновидение устанавливает связи, полностью используя язык своих собственных изображаемых метафор и похожих на кинофильм изображений реальности, которые значительно отличаются от модальности, используемой в большинстве терапий.

Это явственное различие, но, я считаю, что оно приложимо по большей части к “обычной” или “подготовительной” работе терапии и в меньшей степени к важнейшим моментам терапии, включающим в себя новый инсайт или “ага-переживания”. Эти эмоциональные моменты “установления связей” часто включают в себя визуальную или другие модальности восприятия. Это переживание определенно не является вербальным; пациент может описать его вербально, но часто присутствует ощущение неадекватности, неполного изображения, как при использовании слов для описания мощного сновидения.

Третье кажущееся различие относится к воспоминанию против забывания: сновидение часто забывается; многие нормальные люди никогда или почти никогда не могут пересказать сновидение. Таким образом, если сновидение имеет важную функцию, оно, должно быть, выполняет эту функцию, даже когда не пересказывается. С другой стороны, предполагается, что терапия проводится в нормальном бодрствующем состоянии, и взаимодействия могут быть сохранены в памяти, как и другой материал бодрствования. Как ни удивительно, но часто это не так. Обнаружено удивительное число случаев, включая многие успешные с точки зрения пациента и терапевта, когда пациент не способен запомнить в деталях, что же в действительности произошло, и не способен описать, что оказалось важным для успешного результата (32). Оказавшиеся важными связи устанавливались, но не запоминались сознательно в терапии, так же, как и в сновидении.

В четвертых, явно различается место или сеттинг: психотерапия проводится в офисе или консультационной комнате. Однако терапевт и пациент (обычно) не бегают вокруг офиса, не играют в пинг-понг, не обсуждают политику или не участвуют в другой активной деятельности бодрствующей жизни. Ударение скорее ставится на мир и спокойствие. Часто отмечалось, что определенные аспекты сеттинга особенно полезны для психоанализа или психотерапии - это тишина, минимум вмешательств, использование кушетки или комфортабельного кресла, релаксация и приглушенный свет. Все эти аспекты сеттинга помогают пациенту продуцировать свободные ассоциации и “регрессировать”, или, другими словами, они позволяют пациенту войти в состояние, подобное сновидению или, по крайней мере, дневной фантазии, при котором облегчается свободное ассоциирование и установление связей. Таким образом, “место” терапии организуется так, чтобы напоминать “место” релаксации, переживаемой каждую ночь; и это очевидное различие не так значительно, как кажется.

И наконец, время или график на первый взгляд кажется существенно различным: терапия или психоанализ - это деятельность, подчиняющаяся графику, происходящая от одного до пяти раз в неделю, с продолжительностью сессий около 50 минут (как правило, от 30 до 90). Принято, что требуется именно такая продолжительность сессий - терапевтическую работу очень редко можно проделать за сессию в 1 минуту или 5 минут. Интересно, что время REM-фазы сна - лучшее время для сновидений - не слишком отличается. REM-сон за ночь составляет от 60 до 150 минут и период REM-фазы в конце ночи, когда чаще всего видятся сны, длится от 20 до 40 минут. Сравнение описаний сновидений поздний REM-фаз с описаниями ранних, пятиминутных периодов REM, показывает, что поздние сновидения гораздо богаче и включают больше эмоционального материала и материала детства (9,10). Если действительно некоторая “работа” проделывается в REM-периодах, как мы предполагали, то особенно в 20-40-минутных REM-периодах. Таким образом, возможно, период времени, требующийся для адекватной терапии и сновидения, не так различен, как это кажется.

Рассмотрение очевидных различий между сновидением и психотерапией показывает, что эти различия не так абсолютны, как они выглядят, и могут в действительности проявлять некоторые глубокие сходства в модальности, функционировании памяти, сеттинге и требованиях времени.

 

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ В СНОВИДЕНИИ И

ПСИХОТЕРАПИИ

Если сновидение, действительно, по многим параметрам напоминает психотерапию, лучше было бы спросить, могут ли индивиды, которые видят больше снов, так же в большей степени принимать терапию или в большей степени получать от нее пользу. Это значит предположить, что некоторые люди больше “связывают” или в большей степени нуждаются в связях, чем другие. С другой стороны, может быть противоположное соотношение; если сновидение и терапия служат похожим целям, может быть те, кто получает больше одного, в другом нуждаются меньше? Этот взгляд предполагает, что все мы нуждаемся в определенном количестве “связывания”, но достигаем его разными путями; или, конечно, может не быть никакого соотношения между количеством сновидений и терапией.

Когда мы пытаемся исследовать эти вопросы, мы сначала должны признать, что “количество сновидений” - это неуловимая величина. Лучшее, что мы можем сделать, чтобы приблизиться к ней, это использовать две меры измерения - количество пересказанных сновидений и величину REM-фазы сна; обе относятся к количеству сновидений, но ни одна из них не является лучшей мерой.

Прежде всего, мои клинические впечатления от многих пациентов в психотерапии, как и от многих пациентов и испытуемых в других контекстах, таково, что люди, которые хорошо пересказывают сновидения, также склонны принимать психотерапию или ее ценить. Напротив, люди, которые говорят, что не помнят сновидений или вспоминают очень мало сновидений, в меньшей степени склонны быть в терапии и в меньшей степени ее ценят.

Две серии исследований соотносятся с этой темой. Несколько лет назад мы с коллегами провели исследования “много” и “мало” спящих (33,34). Много спящими называются люди, которые спят более 9 часов каждую ночь, мало спящими называются люди, которые спят менее 6 часов каждую ночь без жалоб и без необходимости восполнить это; таким образом, “бессонницы” здесь нет. Наши результаты показывают, что много спящие, хотя у них то же количество глубокого, медленного сна, как и у мало спящих, имеют в два раза больше REM-фазы (121 минута против 65 минут; р < 0,01), и также рассказывают практически в два раза больше сновидений (3.1 против 1.7 сновидений в неделю; р < 0,01). Психологически много спящие люди описываются как “беспокойные” и “перепрограммируемые”.

Просматривая наугад папки по много и мало спящим людям, мы находим, что из 28 дел много спящих в 16 упоминается психотерапия, недавняя или в прошлом, тогда как из 32 папок по мало спящим только в одном, разница весьма значительная (c² = 18,9; р < 0,001). Таким образом, в этом изучении много спящие люди, у которых больше REM-фазы сна и больше рассказанных сновидений, также чаще вовлекаются в психотерапию.

В другой группе исследований, изучавшей “границы сознания”, мы исследовали персональную меру плотных или тонких границ (35,36), “границы” относятся к разделениям или размежеваниям между мыслями, чувствами, воспоминаниями и любыми ментальными процессами. Человек с плотными границами основателен, хорошо защищен, все вещи держит в раздельности, имеет твердую групповую идентификацию и т.д. Личность с тонкими границами открыта, чувствительна, уязвима, не защищена, легко может поглощаться и т.д.

Мы обнаружили весьма значимую корреляцию между пересказом сновидений и толщиной границ у 860 субъектов, принимавших участие в опросе, созданном для измерения всех типов границ (r = 0,40; р < 0,001). Люди с тонкими границами пересказывали больше сновидений, и к тому же их сновидения оказывались более “сновидными”, “живыми”, “эмоциональными” и с большим “взаимодействием между персонажами” (37). И субъекты, у которых, согласно опроснику, оказались тонкие границы, в гораздо большей степени имели опыт психотерапии. Из 40 субъектов на крайних границах 20 на грани тонких упоминают психотерапию в 19 случаях; в 20 случаях плотных границ терапия упоминается только в 7 случаях (р < 0,01).

Оба этих исследования корреляционные; не предполагалось никакой причинности, однако оба исследования подтверждают первый из обсуждавшихся взглядов, что люди, которые видят больше сновидений (рассказывают о большем количестве сновидений и/или имеют больше REM-фазы сна), более склонны к вовлечению в психотерапию. Это предполагает, что некоторые индивиды нуждаются или получают больше “связывания” в этих смыслах, чем другие.

 

ФУНКЦИИ СНОВИДЕНИЯ И ТЕРАПИИ

Я обсуждал некоторое интригующее сходство между сновидением и психотерапией не просто для того, чтобы провести интересную аналогию, но потому, что я считаю, что здесь может быть глубоко лежащая связь - функциональная связь. Я предполагаю, что сновидение и психотерапия выполняют сходные функции и что мы можем узнать о каждом из них, исследуя эти сходства. Другими словами, “установление связей в безопасном месте” может быть важным и полезным процессом. И действительно, прогресс, исследовавшийся нами в сновидении, как и в терапии после острой травмы, предполагает функциональную роль, направленную на интеграцию травматического материала.

Хотя исторически большинство наших психотерапий развилось из психоанализа, который был “изобретен” Фрейдом практически в одиночестве как попытка излечения его невротических пациентов, тем не менее для нас будет полезно считать психотерапию не новым “изобретением” - скальпелем, созданным для оперирования болезни, - но скорее попыткой исцеления и интеграции, которая может оказаться похожей на естественную функцию организма - в этом случае сновидение. Это не исключительная ситуация. Например, для излечения повреждения кожи тело располагает серией естественных механизмов - лейкоциты для удаления инородного материала, фибробласты для сведения концов раны, клетки кожи для выработки нового покрова и т.д. Медицина, добавляя антисептики и антибиотики, а также швы и скобы, чтобы помочь тканям срастись, лишь помогает природным процессам. В действительности, Фрейд сравнивал психоанализ с работой хирурга по очистке и перевязке, который устраняет все препятствия и позволяет природе исцелять. Он цитирует французского хирурга Паре: “Я перевязываю, Бог лечит” (38).

Это точка зрения предполагает также, что иногда природе нужно дать свободу действия. Часто психологическое исцеление случается просто с течением времени - что помимо прочего включает в себя сновидения. Иногда психотерапия может улучшить процесс исцеления. И конечно, когда применяется психотерапия, она не является заменителем сновидений, но дополняет их: оба процесса могут работать согласованно. Сновидение устанавливает определенные связи в своем стиле, который может быть полезен для интеграции и консолидации воспоминаний. Это может происходить в отсутствие терапии и даже без пересказа сновидений. Однако пересказ сновидений и работа над ними в терапии вносит свой вклад в процесс и упрощает его.

В действительности три интегрирующих процесса могут работать вместе.Во-первых, на самом основном или универсальном уровне сновидение проводит определенные связи, важные в интеграции нового материала. Это происходит вне зависимости от того, рассказывается ли сновидение и сопровождается ли процесс терапией. Во-вторых, когда сновидения пересказываются, сновидец сознательно размышляет над материалом сновидения и иногда проводит дальнейшие полезные связи, возможно, даже разрешая проблемы. Существуют многие техники работы со сновидениями и научения, не включающие формальную ситуацию терапии (например, “активное воображение” Юнга (39), техники гештальт-терапии Пёрлза (40) или групповые техники по сновидениям Ульмана и Зиммермана (41)). В-третьих, когда в дополнение сновидец находится в терапии, терапевт может помочь в дальнейшем интегрированном использовании сновидения, как и другого материала, который проявляется в терапевтических взаимоотношениях.

На первом из этих уровней связи создаются в системе воспоминаний под руководством аффекта и предшествующих связей без необходимости участия сознания и воли. На втором и третьем уровне бодрствующая личность пытается с помощью терапевта или без него понять себя. Здесь исследуются неизбежно важные связи первого уровня, они изучаются и лучше понимаются с помощью применения свободных ассоциаций или других техник в бодрствующем состоянии, и в этом процессе сновидение является “королевской дорогой к бессознательному”.

Ситуации, в которых динамическая психотерапия наиболее полезна - это те, при которых оказывается полезным также сновидение - в особенности для разрешения и интеграции травмы, для адаптации к стрессу и оперирования со стрессовыми ситуациями в каждодневной жизни. И обратно, существуют такие условия, как тяжелые депрессии - общие аффективные нарушения, - при которых сновидения пересказываются мало и где я могу обнаружить лишь немногие доказательства (в записях моих пациентов) прогресса или установления полезных связей в сновидениях. Постепенно устанавливается соглашение в том вопросе, что динамическая психотерапия (без медикаментов) в редких случаях или никогда не является наилучшей терапией при общем аффективном нарушении.

И, наконец, я считаю, что мы можем научиться многому о функциях сновидения, исследуя его отношение к терапии. Обычно мы проясняем или объясняем что-либо, сравнивая его с тем, что мы лучше понимаем; мы объясняем концепцию в терминах более простой. В этом смысле может показаться странным предположение, что для понимания относительно более простой деятельности одного человека, такой, как сновидение - которое обычно происходит во время относительно хорошо определенного биологического состояния - полезно сравнивать его с большим, плохо определенным социальным взаимодействием двух или более людей, каковым является психотерапия. Это верно, что психотерапия сложна и непонятна; однако как минимум в одном мы больше знаем о психотерапии: поскольку она была создана как медицинское или квази-медицинское лечение определенных проблем, мы, как минимум, знаем, какова его функция или каковой она должны была быть. Эта функция, очевидно, есть лечение: помочь пациенту справиться с травмой и стрессом, найти новые решения жизненных проблем, помочь исследовать и улучшить взаимоотношения и помочь справиться с волнующим аффектом. Если мы всерьез примем многие сходства между сновидением и психотерапией, я бы предположил, что функцией сновидения является помогать нам во всех подобных ситуациях. Другими словами, я предполагаю, что установление связей (в безопасном месте) – это не только нечто основное, что происходит во время сновидений, но это и есть основная функция сновидения. Я предполагаю, что сновидение играет квази-терапевтическую роль в смысле интеграции и исцеления в разрешении травмы, в адаптации к стрессу и в оперировании с болезненным или сложным новым материалом.

Что означает “устанавливать связи” в терминах нейронов, предположительно образующих наше сознание и систему памяти? Я считаю, что сновидение устанавливает связи соединением материала периферийных частей нейронов - частей, обычно не задействованных во время бодрствования. Термин периферический используется не в анатомическом смысле. Я называю “центральными” нейроны, вовлеченные в быструю и фокусированную ментальную активность (последовательность из сенсорного ввода, быстрого центрального процесса и моторного выхода). Для большинства из нас чтение и печатание являются превосходными примерами использования центральных участков нейронов. Активная ментальная деятельность бодрствования оперирует с этими участками нейронов, тогда как “периферические” участки нейронов относительно не исследованы. Спокойное состояние при бодрствовании включает дневные фантазии, позволяет получить некоторый доступ к этим участкам, а сновидение идеально служит задаче установления связей на периферии[1], связи, конечно, устанавливаются не в словах, но на образно-метафорическом языке сновидения.

Я считаю, что картины и метафоры характерны для функционирования периферийных участков нейронов. Даже в бодрствующем состоянии мы можем использовать слова и числа для письма и вычислений, но как только мы позволяем сознанию расслабиться, мы обычно начинаем мыслить картинами, иногда метафорическими. В сновидении это проявляется в крайней форме: молодая женщина отмечала определенные качества своего друга (он щедрый, несколько ригидный, упрямый и т.д.) и выстроила паттерны соответствующих связей значимости между участками нейронов. Эти паттерны в действительности очень близки тем паттернам значимости, которые у нее были построены в отношении отца. Но ее бодрствующее сознание, занятое чтением, письмом, фокусированными действиями, не провело связей. Ее сновидение сделало это с помощью картины: “Мой друг превратился в моего отца”.

Другими словами, фокусированная мысль бодрствования - вовлеченная в чтение, вычисление, преследование жертвы или уход от преследования - по необходимости задействует серийный процесс, одно следует за другим в упорядоченной последовательности. Она не может адекватно исследовать или “принять” распределенную параллельную природу нашей памяти. Но сновидение (в меньшей степени фантазии и т.д.) может делать это благодаря тем качествам, которые мы уже обсуждали: гиперсвязности, конденсации; эмоционально направленной контекстуализации, сводящей вместе соотносящиеся контексты; сведение объектов воедино в картине или метафоре. Сновидение в меньшей степени серийно, в большей параллельно. Оно скорее оперирует “множеством объектов одновременно”, чем “одним объектом вслед за другим”.

Функция сновидения – это, конечно, огромная тема, о которой уже много написано (42). Я здесь только начал это обсуждать. Однако функция, предложенная здесь, сопоставима со многими предшествующими предложениями. Например, установление связей – это весьма обширная функция, которая может включать вызов и консолидацию воспоминаний (13) и решение проблем (15,43). Этот взгляд на сновидения также согласуется с точкой зрения, что сновидение предназначено “справляться с тревожностью”, -- взгляд, разделяемый Фрейдом,-- как часть функции сновидения охранять сон (12) и также Милтоном Крамером как функция регуляции настроения (29). И он также хорошо согласуется с адаптивной функцией сновидения, предложенной Бреггером и др. (24) и Картрайт (25, 44) и другими.

Хотя сновидение не ограничено REM-фазой сна, функции сновидения должны находится в соотношении с возможными функциями REM-фазы. Я предложил современный взгляд, сопоставимый с функцией REM-фазы -- восстановление, реорганизация и формирование новых связей в аминозависимых системах мозга, требующееся для оптимизации механизмов внимания, вторичных процессов и самонаправления во время бодрствования (11). В конце дня, особенно после стрессовых ситуаций, нужно связать множество оборванных нитей. Это и есть ночная работа REM-фазы сна - “связывать воедино разорванные нити внимания” (11). Современный взгляд сравним с функцией REM-сна, изначально предполагавшейся Роффваргом и др. (45), что REM-фаза помогает “развивать нервную систему” незрелого животного; очевидно, “развитие нервной системы” включает в себя установление новых связей в нейронах мозга. Этот взгляд также сравним с множеством исследований животных, продемонстрировавших, что REM-фаза сна возрастает после многих разновидностей обучения, когда предположительно устанавливаются новые связи (см. обзор С.Смит (46)).

В этом эссе я концептуализирую сновидение и использование сновидений в терапии отличным образом от того, как это делает Фрейд. Хотя я согласился бы, что сновидения могут быть “королевской дорогой к бессознательному”, я не согласен с отношением Фрейда к сновидениям как к странным, иррациональным ментальным продуктам, наподобие оговорок или невротических симптомов, которые нужно “интерпретировать” или делать рациональными в терминах динамики пациента. Я ставлю ударение не на “интерпретации” сновидения, но на связях и квазитерапевтической функции всего процесса сновидения.

Я должен повиниться в грехе упрощенности. Я говорил об установлении связей, но лишь начал обсуждать возможные механизмы таких связей. И я характеризовал как психотерапию, так и сновидение в очень широком смысле, не отдав должного ни тонкости психотерапевтических взаимоотношений, ни красоте конструкций сновидения и языка сновидения. Я верю, что это было необходимо в целях демонстрации некоторых удивительных свойств, что может оказаться полезным в нашем дальнейшем изучении этих двух важных интегративных процессов.

[1] В уже завершенном исследовании я показал, что в сновидениях редко происходят чтение, письмо, печатание и вычисление, даже в часто рассказываемых сновидениях тех людей, которые проводят по несколько часов в день за этими занятиями (47).