Шокирующее откровение Эвана Карра: я отправил жену к секс-терапевту.

Ранее сегодня, в пресс-релизе, Эван Карр сообщил, что он ужасно сожалеет, что отправил жену, Элисон Эллиот Карр к знаменитому секс-терапевту Джастису Дрейку, так как был уверен, что Дрейк был профессионалом по интимным отношениям, а не сексуальным извращенцем.

«Когда нам впервые рассказали о мистере Дрейке и его практике, мы думали, что это поможет Эллисон поднять уверенность в себе и раскрыть свою сексуальность, — сказал светский лев. — Мы подписались под предположением, так как думали, что это положительно повлияет на наш брак. Мы не знали и толики того, что Джастис Дрейк был действительно совсем другим. Я бы никогда не поставил свою жену в такую ситуацию, если бы знал».

Чуть не плачущий Карр говорит, что он сделает все от него зависящее, чтобы найти свою жену и вернуть ее обратно. «Ее место рядом со мной, — говорит он. — Не с каким-то наемником, который продал нам ложь. Я даже не могу представить, что он мог бы сделать с Элли или бог знает с кем еще».

Эван Карр предоставил файлы регистрационных форм, сказав, что женщины отправляются в неизвестное место, где у них не будет никаких контактов с внешним миром в течение шести недель. Когда его спросили о самой личности Джастиса Дрейка, Карр отрицательно покачал головой.

«Никто никогда не видел его. Я даже не могу быть уверен, что он мужчина. Все контакты осуществлялись через его рекламного агента или по электронной почте».

Рекламный агент Дрейка, Хайди ДюКейн, была недоступна для комментариев.

 

Я набираю номер призрачной блондинки, мой пульс отдается болью в голове.

— Тебе повезло, что я разгребаю это дерьмо, — говорит Хайди после первого гудка. — Я хотела уже штурмовать ваше маленькое любовное гнездышко и вытаскивать оттуда твою задницу.

— Где ты? — мой голос хрипит от сна и раздражения.

— Направляюсь обратно в Нью-Йорк, но сперва пришлось сделать остановку, — она делает паузу, чтобы дать инструкции водителю, направляясь к отелю на Мичиган-авеню. — Появилась кое-какая информация, и я хочу это проверить.

— Ты в Чикаго?

— Да. Здесь со мной встретится Арт.

Я с шумом выдыхаю и откидываюсь на спинку дивана. Артур Кембридж III это мой адвокат. Если он вовлечен в это, то значит, происходит что-то действительно серьезное.

— Что случилось?

— Тебя начали шантажировать, Джастис. Несколько часов назад я получила аудиозапись, на которой ты занимаешься сексом. Я не знаю с кем, но женщина очень громко кричит. Она называет тебя по имени. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Я закрываю глаза и потираю напряженные виски.

— Нет. Ты уверена, что это не подделка?

— Мы проверили, запись подлинная. Тем не менее, моя команда отследила IP-адрес, который привел в Чикаго.

Я почти ухмыляюсь.

— У тебя есть команда хакеров, Хайди?

— А кого ее нет? И даже если эта запись была сделана много лет назад, мы все равно не можем так рисковать. Не с прессой, которая хочет получить твою голову на блюдечке. Я сейчас перешлю ее тебе. Послушай. Позвони мне, когда закончишь.

Секундой позже раздается сигнал о входящем сообщении, и я прерываю разговор с Хайди, открывая вложение. Тяжелое дыхание. Стоны. Сладкий голос поет мое имя, и я инструктирую ее, как нужно трахаться, а потом, как сосать меня.

Мне не нужно слышать большего. Я был там. Буквально вчера я был там.

Я снова набираю номер Хайди, и она сразу отвечает:

— У меня есть отличная идея, кто это, и я уверена, что у тебя тоже.

Эрин.

Тупая гребаная Эрин.

Я вспоминаю, как занялся сексом с Элли прямо здесь, на этом самом диване. Я помню, как сказал ей снять с себя рубашку, а затем выхватил ее порочную красоту объективом камеры своего телефона. Затем мой рот пожирал ее розовые торчащие соски, и я потребовал, чтобы она сняла те боксеры, смехотворно огромных размеров. И тогда я глубоко вошел в нее, теряя себя, даря удовольствие ей и себе, забыв про свой телефон.

Как, черт возьми, Эрин смогла получить запись? Ее номер был последним, который я набирал, но экран был заблокирован. Может она звонила? Может мы случайно коснулись этой порочной маленькой зеленой кнопки, в то время пока Элли скакала на мне, как наездница?

— Мы собираемся закопать ее, — продолжает Хайди. — Ее внуки будут платить тебе свои карманные деньги.

В досаде я отрицательно качаю головой.

— Сколько она просит?

Хайди резко выдыхает.

— Два миллиона, которые теоретически не убьют тебя, но все-таки...

— Заплати ей.

— Что?

— Скажи Арту, чтобы заплатил ей. Дай ей денег.

Голос Хайди повышается настолько, я никогда его таким не слышал.

— Ты же это не серьезно? Эта сука напрямую нарушила договор, и ты хочешь вознаградить ее? У нее нет ничего, Джастис. Нет ничего, она не сможет доказать, что это ты…

— Неважно, Хайди. Ничто из этого не имеет значения. Найди доказательства, дай ей деньги, и сделай то, что необходимо, убедившись, что она исчезнет.

На линии на несколько секунд восстанавливается тишина, прежде чем Хайди смеется.

— Ты совсем выжил из ума, не так ли?

Я довольно смеюсь в ответ, хотя даже не знаю точно почему. Мой бизнес рушится, меня шантажирует девушка, которая с трудом наскребала два пятицентовика, до того как встретила меня, у меня роман с замужней женщиной, который я не хочу заканчивать. Да, похоже, я действительно сошел с ума. Я спятил, но никогда не чувствовал себя более нормальным. Более привязанным к жизни, которую я оставил позади — к жизни Элли.

Я слышу легкое шарканье позади себя и поднимаю глаза вверх как раз вовремя, чтобы увидеть Элли, прислонившуюся к дверному косяку, одетую в одну из моих толстовок, в ее сонных глазах сверкает желание. Она улыбается мне, и от этого в моей груди поднимаются такие сильные чувства, которые прокатываются волной вниз к моему животу.

— Позаботься об этом для меня, Хайди. И о том, о чем мы говорили раньше... я сделаю это. Я отпущу их.

Ее голос становится опять мягким и женственным, как будто она жалеет меня. Как будто она заботится обо мне.

— Ясно. Так будет лучше, Джастис, и все наладится. Ты сможешь начать заново, перестроившись. После всего этого ты сможешь стать тем, кем захочешь.

Мне нечего ей ответить, хотя есть некоторый ответ, который я не могу произнести вслух, поэтому просто вешаю трубку. Хайди привыкла к моей лаконичности. Я говорю так со всеми, кроме Элли.

Словно услышав, как ее имя мелодично звенит в моей голове, она забирается на диван, после того как я кладу свой телефон на столик. Я хватаю ее за талию и затаскиваю на колени, она визжит. Я зарываю свое лицо в ее волосы, пытаясь впитать как можно больше ее запаха, насколько могу и пока могу. Я чувствую свой запах на ней, перемешанный с ее духами и потом.

— Не хотел тебя будить, — говорю я в ее гладкую кожу за ухом. — Я как раз собирался вернуться в кровать.

— Я устала спать, — вздыхает она.

Я смотрю на нее, мои брови сардонически поднимаются.

— Ты устала спать?

Она ударяет меня по руке.

— Ох, ты знаешь, что я имею в виду.

Я хватаю ее за руку и целую ладонь. Потом мы молчим и наблюдаем за тенями, растущими на наших глазах, превращающиеся в сумерки, переходящие в ночь.

— Могу я задать тебе вопрос? — спрашивает Элли, ее голос тихий в бескрайней тишине.

— Разве ты не всегда задаешь вопросы?

Она снова ударяет меня.

— Прекрати! Ты можешь быть серьезным хотя бы пять минут?

Я отвечаю ей соответствующим взглядом.

— Ты просишь, чтобы я был серьезным?

— Тьфу! — она пытается вырваться из моих рук, но я усиливаю хватку вокруг нее.

— Хорошо, хорошо, прости. Спрашивай. На этот раз серьезно.

Элли кивает в сторону белых стен.

— У тебя нет никаких фотографий.

— Это не вопрос.

— Помолчи и позволь мне закончить, — она улыбается и качает головой, перед тем как положить ее на мое плечо. — У тебя нет ни каких фотографий, и ты никогда не рассказываешь о своей семье. И поскольку ты уже знаешь обо мне все и моей жизни, я подумала...

— Ты хочешь узнать о моей семье.

— Да, — она поворачивается ко мне, и слезы сожаления стоят в ее глазах. — Я хочу узнать тебя. У нас осталось чуть больше недели, чтобы провести время вместе. И для меня этого недостаточно, Джастис. Мне нужно узнать о тебе столько, сколько смогу.

Я делаю глубокий вдох и меняю положение ее тела, сейчас я вынужден смотреть на нее. И буду вынужден видеть осуждение и сожаление, которые, несомненно, будут у нее на лице.

— В моей истории нет ничего нового, ты слышала это раньше и не один раз. Мой отец никогда не любил мою мать. Он был потрясающий, богатый, сильный и безупречный лжец. Она была нежной и наивной, и думала, что ее любви к нему будет достаточно, чтобы он смог измениться и начать что-то чувствовать к ней. Она была слишком хороша для него, но при этом и слишком глупа, чтобы увидеть это и уйти от него.

Она мягко улыбается.

— Похоже, так оно и есть.

— Она этого не сделала, конечно. И вскоре он нашел себе блестящую, новую игрушку, чтобы потешить свое эго. Моя мать выполнила свое предназначение так же, как и я. Когда закончились их отношения, закончились и его отношения со мной.

— Где сейчас твоя мама?

— Где-то заливает свое разбитое сердце, наверное, с «Грязным мартини» в руке. Она так и не смогла оправиться от этого. Когда он отослал нас подальше, я сказал себе, что это была его потеря. Но потеря оказалась и нашей. Я потерял ту теплую, сострадательную женщину, которая слишком оптимистично верила в свое собственное благо. Ту, которая говорила мне, что в один прекрасный день, когда вырасту, я стану кинозвездой и женюсь на самой красивой женщине в мире, и подарю ей полдюжины внуков. Я потерял ее, а она потеряла себя. Она потеряла свой смысл жизни.

Элли касается ладонью моей щеки и смотрит на меня так, словно может видеть сквозь мой невозмутимый внешний вид. Будто реально видит разбитого меня, склеенного с помощью лжи и обмана.

Я пытаюсь изобразить подобие улыбки и убираю ее руку.

— Не переживай за меня. Не стоит.

— Но, должно быть, тебе одиноко.

— Как я могу быть одиноким? — ухмыляюсь я. — Я постоянно окружен красивыми женщинами и очень эффективным, если не властным, персоналом.

— Это не то же самое, Джастис. Каждому кто-то нужен.

— Мне — нет.

— Нужен. Каждому из нас.

Я сжимаю ее крепче, притягиваю так близко, что мои губы задевают ее.

— Тогда, кто нужен тебе, Элли?

Ее удивленные глаза проходятся по моему лицу, той части, которая так близко. Она открывает рот, чтобы ответить, но не говорит ни слова. И я понимаю, что не хочу слышать ответ. Я не хочу слышать, что ей нужен кто-то еще, кроме меня. Мои пальцы накручивают ее спутанные волосы, и я целую ее, несмотря на свои страхи. Я целую ее так, что она просто, пробуя мой вкус, может понять, как сильно я хочу ее, как сильно в ней нуждаюсь. Хотя это намного больше, чем в состоянии выдержать мое сердце, я целую этого ангела и чувствую, как каждая жизненно важная часть меня втаптывается в пыль.

Каждый поцелуй это прощание. И все они из категории смертельных для вашей жизни.

Глава 19. Извержение

— Боже мой, не могу поверить, что я это делаю. Джастис, я не могу… не могу.

Я отрываю глаза от ботинок «Феррагамо», которые надеваю на ноги, и, хмурясь, смотрю вверх на рыжеволосую богиню, стоящую предо мной.

— Элли, все не так плохо, как кажется.

— Как ты можешь быть в этом уверен? Я никогда не делала ничего подобного. Никогда! Боже мой, меня тошнит.

Я чувствую, как приходит паника.

— Подожди... что именно ты имеешь в виду?

— Да это же позор! — отвечает она, разводя руками. — Я чувствовала, что должна вернуться в свой номер прошлой ночью. Сейчас мне совсем не нужны черные круги под глазами и прическа «только что из постели». Аргх!

Я встаю, чтобы заключить ее в свои объятия, и прикасаюсь губами к ее милым маленьким пухлым губкам.

— Во-первых, ты красивая. И еще слишком рано, никто даже не увидит тебя. И, нет, тебе не следовало уходить. Ты хотела остаться со мной так же сильно, как и я.

— Ты прав, я хотела остаться, — выражение ее лица смягчается, она опирается лбом на мою грудь. — Это так тяжело. Почему все так сложно?

Я целую ее в макушку.

— Потому что так должно быть. Потому что вещи, похожие на эти, мучают нас, проверяя, согнемся ли мы или сломаемся. Ты просто должна понять, стоит ли оно того.

Она смотрит на меня, и каждый темный угол в моем сердце наполняется слепящим светом.

— Знаешь, когда это все началось, я чувствовала себя виноватой, и какая-то часть по-прежнему продолжает винить саму себя. И я испытываю отвращение к себе за чувство полного опустошения, потому что знаю, что это не может продлиться долго, — она закрывает глаза и качает головой. Когда она поднимает глаза на меня, эти лазурные радужки тонут в слезах. — И я стараюсь не думать об этом. Я пытаюсь просто наслаждаться тем малым временем, что у нас есть. Но, черт возьми, это так больно, Джастис. Это тяжело, потому что я уже согнулась и сломалась. И я ничего не могу сделать, чтобы исправить это положение. Я знаю, у меня никогда не будет снова того, что есть у нас сейчас. И, о, господи... оно того стоит. Ты того стоишь. Ради тебя я сломаюсь с радостью.

Каждая эмоция внутри меня борется за то, чтобы вырваться наружу, и я открываю и закрываю свой пересохший рот, подавляя желание выплеснуть их. Вот они мы, две одинокие, сломанные души, погрязшие в своих собственных желаниях. Я родился в том мире, в котором она живет, и все, что мне хочется сделать, это увести ее оттуда. Украсть ее ото всех, кого она любит и знает, и тех, кто страстно желает ее улыбку и нежное сердце. Но я не могу этого озвучить. Не могу сказать, как сильно болит сердце от мысли, что она оставит меня. Я не могу описать ей, насколько сильно она изменила мужчину, которым я был, и что я сломлен уже сейчас и продолжаю разрушаться дальше.

— И я тоже.

Элли улыбается. И целая жизнь, полная одиночества и боли, распадается от яркости ее улыбки. Так что я улыбаюсь в ответ, потому что любое время, проведенное с ней, будь то день или час, того стоит.

— Жаль, что я не познакомилась с тобой, прежде чем... прежде чем ты уехал из Нью-Йорка. Жаль, что я не встретилась с тобой раньше. Но опять же, это было бы не столь важно. Я бы все равно нашла тебя.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что... потому что ты мой омар, — шепчет она.

— А? — вопрошаю я, подняв вопросительно бровь. Она сказала ... омар?

Она лишь качает головой и улыбается, плотно сжав губы. Я переплетаю свои пальцы с ее, целуя костяшки перед тем, как выпустить ее из моего дома в последний раз. Из того холодного, стерильного места, где нашли приют мои тайны и уединение. Место, которое она наполнила большим теплом, чем солнце.

— Пойдем. Пора на занятия, — говорю я, и мы переступаем порог.

Останься, Элли. Не уходи. Уйди от него и останься со мной.

Вот что мне следовало сказать.

 

*

 

— Сперва я хочу сказать, что очень рад возможности учить вас и вести всех вас к здоровой, наполненной сексом жизни. Помимо этого, мне было очень приятно познакомиться с каждой из вас. Вы все — замечательные... всегда готовы учиться и совершенствоваться, даже когда не чувствуете себя на сто процентов комфортно или не разделяете мои убеждения. И мне просто хочется поблагодарить вас.

Я делаю глубокий вдох, чтобы озвучить свое решение, и смотрю на одиннадцать растерянных лиц, уставившихся на меня. Я горжусь ими, всеми. И мне действительно больно от того, что я должен произнести свои следующие слова, чтобы защитить их.

— Поэтому я с сожалением сообщаю вам, что курс закончится немного раньше, чем ожидалось, и вы все отправитесь домой.

— Что?

— Почему?

— Что-то случилось?

— Мы сделали что-то не так?

Все вопросы звучат одновременно, и я поднимаю руки ладонями, повернутыми к ним, чтобы их успокоить.

— Дамы, уверяю вас, ничего плохого вы не сделали. Просто всплыли некоторые проблемы, которые требуют моего пристального внимания. Конечно, вам будет произведен полный возврат стоимости и…

— Зачем ты это делаешь? — ее голос срывается, как и у меня. Я не могу даже посмотреть в ее сторону.

— Как я уже сказал, вам будет осуществлен полный возврат стоимости…

— Ты не можешь этого сделать. Ты не можешь просто отослать меня подальше. Ты не должен поступать так, Джастис!

Я открываю рот, чтобы объяснить, но влетает Диана, спасая меня от еще одного сухого, отрепетированного объяснения.

— Мистер Дрейк, у нас проблемы, — бормочет она мне на ухо. Я киваю и поворачиваюсь в сторону класса.

— Извините меня, я на минутку.

Я веду ее в кабинет, в котором в основном находятся шкафы для бумаг с информацией по клиентам и другие документы. И тогда я слышу его. Голос, который я не слышал в течение десяти лет. Голос, которого здесь быть не должно.

Я поворачиваюсь к Диане, чья темная, бронзовая кожа вдруг кажется мертвенно-бледной.

— Я пыталась объяснить, — причитает она. — Мистер Дрейк, что происходит? Персонал волнуется...

Голос становится все громче, все больше раздражительным. Он эхом проносится через холл и впивается в мои барабанные перепонки по мере того, как всплывают болезненные воспоминания. Я заскакиваю в зону отдыха сразу за гостиной, прежде чем меня заметят.

— Разберись, Диана, — мой голос спокойный и ровный, но, по правде говоря, все мое тело находится в степени боевой готовности. — Убедись, чтобы дамы не были в курсе.

Но как только я произношу эти слова, я понимаю, что уже поздно.

Слишком поздно.

Поклон, занавес закрыт. Можно просто идти домой.

— Элли-киска, иди сюда, детка.

Я наблюдаю из-за своего угла, как Эван Карр тянет Элли, мою Элли, в свои объятия. Он касается ее дикой, рыжей гривы, как будто опасаясь быть укушенным, его лоб немного морщится из-за ее иного внешнего вида.

— Вау, ты выглядишь... по-другому, — он оценивает ее одежду, ее загорелую кожу, ее распухшие губы, до сих пор несущие на себе мой вкус. Элли смотрит на него в упор в полном недоумении.

— Эван... Эван, что ты здесь делаешь?

— Я соскучился по тебе. В связи с этим скандалом вокруг этого парня Джастиса Дрейка я понял, что мне необходимо забрать тебя домой.

К этому моменту появляются другие домохозяйки, и хотя Диана пытается ввести их обратно в большую комнату, ее усилия оказываются тщетными. Ущерб уже нанесен.

— Скандал? О чем ты говоришь? — хмурится Элли. Он даже не смотрит прямо на нее, и что-то внутри меня заставляет содрогнуться от этого вида, страстно желая очертить ее губы и заставить их расплыться в улыбке, которую я знаю и люблю.

— Этот парень мошенник, Элли. Обманщик. Он обманул всех нас, чтобы просто залезть в трусы десятке невинных, ничего не подозревающих женщин, — Эван беспечно запускает руку в свои взъерошенные, грязные светлые волосы, словно не он порочит меня и мой бизнес.

— Ты же знаешь, что это неправда, — сурово отвечает Элли. Она вырывает запястье из его хватки.

Эван приближается ближе, как будто собирается поцеловать ее, но останавливается в миллиметре от ее губ.

— Да, но мы тут не одни. И мы же не хотим, чтобы они извлекли из этого выгоду, верно? — и он прижимает свои губы к ее, как только раздается щелчок фотоаппарата и в флуоресцентным свете комнату освещает ослепляющая вспышка.

Эван привел папарацци.

Этот ублюдок делает это для пиара. Не потому, что он любит и скучает по своей жене. Не потому, что он беспокоится за нее и о благополучии других женщин. Все это он делает для прессы.

Фотограф выходит из-за колонны и щелкает несколько кадров с супругами, а также интерьер дома.

— Где же этот Джастис Дрейк? — кричит он во всю глотку, чуть ли не выдавливая мои глаза и уши. — Где большой, плохой секс-доктор?

Он делает все, чтобы я вышел из тени и противостоял ему. Чтобы показал ему, прямо кто, мать его, я такой. Именно этого он и добивается. Хочет получить ответную реакцию, поэтому так играет. Сейчас я это четко вижу. Эван Карр разоблачает сексуального хищника, Джастиса Дрейка. Ну, на хрен! Я не буду подкармливать его маленькое дермовое шоу.

— Оставь его в покое, — командует Элли, нервно оглядываясь по сторонам. — Просто... забудь о нем. Пойду, возьму вещи, и мы можем ехать.

Она отталкивается от него и начинает идти к лестнице, как раз по направлению ко мне. Я вижу волнение в ее глазах, как она с тревогой осматривает зал. Может быть, она боится, что я увижу ее с мужем. Может быть, маленькая часть ее чувствует, как она предает меня, будучи с ним. Или, может быть, беспокойство запечатлелось на ее лице и это результат ее позора. Я не знаю, и не даю себе времени поразмыслить над «почему» да «как», моя рука обхватывает ее локоть, в тот момент, когда она проскальзывает мимо меня.

— Джастис, что ты…

— Не уходи, — слова срываются прежде, чем я могу их остановить. И они продолжают литься, и все мои сомнения и благоразумие погружены в отчаяние. — Не уезжай с ним, Элли. Останься со мной. Пожалуйста. Ты не принадлежишь ему.

Ее удивленные глаза встречаются с безнадежностью, святящейся в моих.

— Я не могу просто взять и... О чем ты говоришь?

Я делаю шаг к ней и хватаю ее за плечи. Сейчас или никогда. Если я не попытаюсь, то никогда не получу еще один шанс.

— Я говорю о том, что не хочу, чтобы ты уезжала. Никогда. Я говорю о том, что не могу жить без солнца, светящего мне в лицо, и не могу мечтать без звезд, целующих меня на ночь. Я не могу быть без тебя, Элли. Поэтому... вот они мы перед тобой: твои два варианта. Выбери вариант с нашим будущим. Выбери меня.

Я даже не отдаю себе отчета, что целая комната молчит и хранит тишину, за исключением моих решительных вдохов и звука сердцебиения, отдававшегося в моей груди. Но когда я слышу его голос, то понимаю, что мое обращение было услышано всеми.

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Я чувствую, как подходит и встает позади меня Эван, но не оборачиваюсь. Мой взгляд все еще полностью приковал к Элли, ожидая ответа, хотя бы знака. Я все еще надеюсь, что она скажет мне, что остается.

— Эван, — выдыхает она, хотя ее глаза по-прежнему смотрят на меня. — Эван, я, э-э…

— Это он? Это Джастис Дрейк? – выплевывает он, его слова сочатся обвинением и весельем. Я чувствую, что он стоит позади меня, и знаю, что должен обернуться. Я не могу больше прятаться в тени.

Это уже напоминает дрянной ситком или мыльную оперу, и я понимаю, что сейчас начинается та часть, где потухнет камера, уступив место рекламе. Или, быть может, это будет в конце серии, тем самым оставив зрителей прикованными к своим местам с заверением, что продолжение последует в другой раз.

Но это не телевидение. За неприкрытым шоком и отвращением, появляющемся на лице Эвана Карра, когда я поворачиваюсь к нему лицом, не следует никаких финальных титров. Никаких чувств, идущих на спад на заднем плане, сигнализирующих о переходе в бесполезную кульминацию.

Это жизнь. Моя жизнь. Жизнь, которая, не особо раздумывая, меня перемолотила, выплюнула и выбросила.

— Шон Майкл? Это ты? Что ты здесь делаешь? И какого черта ты делаешь с моей женой?

Я не произношу ни слова. Не могу. Я просто стою молча, пока перед нами щелкают фотоаппараты и вспыхивает вспышки, а вся наша аудитория, затаив дыхание, пребывает в ожидании. Кажется, будто мои суставы и конечности полностью одеревенели, пока я не чувствую мягкую, нежную руку Элли, хватающую мое предплечье. Она делает несколько шагов в сторону Эвана, ее растерянное выражение соперничает с его.

— Джастис, о чем он говор…

Эван чуть ли не отталкивает ее в сторону, чтобы приблизиться ко мне.

— Минуточку. Одну чертову минуточку... Ты Джастис Дрейк? Ты — это он? — рявкает он с сардоническим смехом и выбрасывает свои руки резко вверх. — Должно быть ты шутишь! Шон Майкл — Джастис чертов Дрейк. И, по-видимому, он хочет украсть у меня мою жену. Шикарно.

Такое ощущение, словно каждую мышцу накрепко скрутило из-за ухудшения ситуации, и я едва ли мог двигаться. Я даже не понимаю, сколько так простоял, пока Эван своим театральным взглядом кидал в меня убийственные смертельные кинжалы, а в поле моего зрения не возникла Элли.

— Джастис, что происходит? Пожалуйста, ответь мне, — это красивое несовершенное лицо выражает беспокойство, и я тут же чувствую вину, потому что являюсь тому причиной.

Я открываю и закрываю рот, пытаясь подобрать слова, чтобы объясниться, но Эван, эгоистичный мудак, каким он всегда и был, крадет мои объяснения. Одной рукой он обнимает за спину Элли, другой — машет в мою сторону.

— Элли-киска, дорогая, познакомься — это Шон Майкл. Внебрачный ребенок моего отца и мой сводный брат.

И весь страх позора, который уже долгое время бурлил внутри, прорывается на поверхность, перемешиваясь с моими секретами и ложью. Я вижу отвращение в ее взгляде, боль и предательство в ее глазах, которые запечатлевают полдюжины камер. Она обижена не на Эвана, своего мужа, который скрывал такой существенный секрет, она обижена на меня, так как все это моих рук дело. Как будто лично я заставлял его отца — моего отца — обманывать свою жену с молодой, наивной горничной, которая родила сына, на два месяца позже рождения Эвана.

— Ты его брат? — шепчет она срывающимся голосом. — Ты Карр?

— Единокровный брат, — говорю я, наконец-то обретая свой голос, как будто это может как-то исправить мое первоначальное упущение. — И, черт, нет, я не Карр.

Ее голубые глаза загораются огнем.

— Так ты знал обо мне? Ты знал, кто я с самого начала? — она качает головой, ее губы изгибаются в отвращении. — О, боже мой. Ты знал все это время. Ты просто хотел использовать меня как пешку…

Я стараюсь дотянуться до нее, но она отходит.

— Нет! Не смей даже думать об этом. Да, я знаю о тебе, но…

— Что? Как ты объяснишь это, младший братишка? — самодовольно вставляет Эван. — И знаешь что? Я даже не могу точно решить, что делает тебя большим мудаком: тот факт, что ты охотился на мою жену, или то, что ты пытался пролезть обратно туда, где совершенно очевидно тебе не место. Тебе и твоей матери было заплачено сторицей, чтобы вы держались подальше от нас. Думаешь, изменив свое имя, ты каким-то образом аннулировал контракт? Папины адвокаты от души повеселятся над твоей глупостью! — он достает сотовый из кармана.

— Папины адвокаты? А почему же ты не имеешь в виду адвокатов своей матери? Ты ведь так любил прятаться за ее юбку и всегда отлично знал, как заставить ее потворствовать всему этому, что ты подстраивал.

Эван пожимает плечами.

— Что верно, то верно. Но, видишь ли, брак и заключается в том, что все едины. Все составляют одно целое. И мы — семья. Ты и твоя шлюха-мать навсегда останетесь посторонними.

В голове ни одной мысли. Ни одного замечания Джимини или любого другого льстивого увещевания от маленького нарциссического дьяволенка, сжимавшего мои виски. Просто красная ярость, застилающая глаза, какие-то размытые движения, и, словно наблюдая со стороны, я рывком выбрасываю руку, хватаю Эвана за горло и со стуком пришпиливаю его к стене. Я не слышу, как от страха кричат женщины, или как щелкают камеры, запечатлевая этот момент. Я не чувствую Элли, которая дергает меня за руку, умоляя остановиться, и даже Рику, пытающегося оттащить меня, прежде чем я закончу то, о чем мечтал в течение многих десятилетий. Есть только одна слепая ярость, от которой онемевает рука, когда я сильнее сжимаю его горло и наблюдаю, как его темно-голубые глаза, так сильно похожие на мои, расширяются от ужаса.

Я убью его.

Я, черт побери, уничтожу его.

Мое детство было у меня украдено, потому что мать Эвана отказалась разрешить моему отцу признать меня. А когда он устроил меня в лучшую подготовительную школу в городе, я лишился даже этого, потому что Эван чувствовал себя «неуютно» в одной школе со мной. И теперь он хочет украсть мое счастье. Ни хрена подобного, я не отдам ему Элли, даже если она его по закону. Она моя, вплоть до моих костей. Ей всегда суждено было быть частью меня. А Эван хотел отнять и это.

Поэтому я собираюсь забрать его жизнь так же, как он и его сука-мать пытались забрать мою.

— Пожалуйста, Джастис, не делай этого! Пожалуйста, ты не хочешь этого делать!

Крик Элли прорезается через кровь, пульсирующую в моих ушах, но слышится каким-то далеким, приглушенным, словно сквозь вату. Я сильнее надавливаю на шею Эвана, и он пытается закричать, но не издает ни звука.

— А где сейчас твоя мамочка, Эван? — хриплю я сквозь до боли стиснутые челюсти. — Кто спасет тебя сейчас от меня, а? А? Отвечай мне, мудак!

Из его дрожащих губ вырывается жалобный скулеж, и я еще сильнее сжимаю его шею, да так, что белеют костяшки моих пальцев. Я придвигаю свое лицо совсем близко, чтобы он мог ясно видеть ярость в моих глазах, а в его глазах я вижу страх.

— Что-что? Ни черта не слышу через твои всхлипы, Эван. Ты опять собираешься пожаловаться на меня своей мамочке? Снова собираешься солгать и сказать, что я опять обидел тебя, так же как ты поступал, когда мы были детьми? Или, может, ты скажешь ей, что я рылся в твоем дерьме и забрал твои вещи?

Злая улыбка искривляет мои губы, и я рявкаю, скованно смеясь и подавшись вперед, шепчу ему на ухо.

— Ну, на самом деле, я взял кое-что, что принадлежит тебе. Я брал ее снова и снова до тех пор, пока она кричала мое имя и просила еще. До тех пор, пока она не кончала так сильно, что, черт возьми, рыдала.

— Перестань! Пожалуйста! – кричит Элли. — Кто-нибудь, сделайте что-нибудь!

— Хватит, парень, — говорит Рику. Голос идет откуда-то издалека, но гораздо ближе, чем раньше. Я чувствую его руки на своих плечах, тянущие меня обратно в реальность. — Все за вами наблюдают. Не губи свою жизнь из-за этого мудака. Он того не стоит.

— Пожалуйста, — плачет падший ангел. — Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не делай этого.

Ее голос постоянно крутится в моей голове, умоляя меня остановиться. Умоляя меня пощадить ее драгоценного мужа. Да, черт возьми, боль Эвана заставила меня чувствовать себя лучше, но эта боль также разрушала ее. Часть ее умрет вместе с ним. И, если я сделаю ее вдовой в двадцать семь лет, она навечно возненавидит меня. И это... это уничтожит меня.

Я ослабляю хватку на горле Эвана и разрешаю Рику оттянуть меня назад, позволяя Элли поспешить на помощь мужу, пока он, кашляя и хрипя, оседает на пол. Она убирает волосы с его потного мокрого лба и гладит его побагровевшее лицо, и при этом плачет. Оплакивая жизнь, которую она чуть было не потеряла из-за моих собственных рук.

Кто-то спешит помочь Эвану встать на ноги, и с Элли, прижимающейся к его боку, они двигаются в сторону выхода.

— Ты не заберешь ее, — пытается прошептать он с трудом, обернувшись через плечо. — Только что ты заплатил за нее каждой гребаной копейкой, которая у тебя есть.

Я не отвечаю. Даже не удостаиваю его взглядом. Я молча наблюдаю, как Элли делает свой выбор. Эван является меньшим из двух зол. А я... я не столь значителен.

Он — звезда в ее жизни. А я просто дублер.

Перед тем как переступить порог, она оборачивается, чтобы посмотреть на меня в последний раз. Солнечный свет искрится на единственной слезе, скользящей вниз по ее щеке, показывая ее печаль. Я хочу подойти к ней, заключить в свои объятия и целовать до тех пор, пока ее слезы не растворятся и не исчезнут. Но ее слезы не по мне. Они из-за меня.

Страдающий ангел ускользает от меня, оставляя меня в своем единственном аду, пока за ней следует огненный след. Звезды сгорают и падают с моего неба, а облака плачут дождем, темнея от наступившей печали.

Солнце закатилось. Я потерял ее навсегда.

20. Бегство

---Сообщение 12 из 23---

 

Дорогой Джастис,

С (прошедшим) Новым годом.

Я не уверена, получаешь ли ты мои письма, но как твоему агенту по рекламе, а я по-прежнему являюсь твоим агентом по рекламе, нравится тебе это или нет, мне необходимо знать, как ты. Ну, знаешь, чтобы информировать тебя о том, что происходит. И дать тебе знать, что мы все за тебя волнуемся.

Вот, я сказала это. Я волнуюсь о тебе.

Последнее из того, что я слышала — ты посетил Токио, а затем спрятался в шато во Франции. Твоя мама выходила на связь и сообщила мне, что вы ненадолго ездили в Польшу, навестить бабушку и дедушку. Она милая женщина, кстати. Она даже рассказала историю твоего неудачного прежнего имени. Шон Коннери и Майкл Дуглас, да? Не могу сказать, что я виню ее.

В любом случае, после Польши, твой след исчез. Это было три недели назад.

Послушай, я все понимаю. Прямо сейчас ты зол на мир. Но, по крайней мере, дай мне знать, что ты жив, и что я не пишу мертвецу.

Сомневаюсь, что ты в курсе текущих событий, потому что, если бы ты был в курсе, то находился бы дома. Так что я избавлю тебя от вопиющих подробностей и сразу перейду к делу. Эван Карр не стал выдвигать против тебя никаких обвинений. Видимо, за тобой приглядывает ангел-хранитель, потому что его команда была готова ввязаться в войну. Считай, что ты победил и сохранил свой дом.

Однако все может выглядеть совершенно иначе, если ты не доставишь свою задницу сюда в ближайшее время. В голову Дианы и Рику пришла сумасшедшая идея по полному переделыванию «Оазиса» в курорт для пар в гедонистическом стиле. И поскольку твои близкие, твоя команда, пытаются увеличить посещаемость этого места, похожего на Диснейленд для извращенцев, я думаю, что это отличный план. Лаура и Брэд согласились работать на полный рабочий день и обучать тантрической йоге и другим вещам. Они даже поговорили с Кэнди и Джуэл об уроках стрип-аэробики и более интимных вещах, например, курсе стриптиза для семейных пар. Они все рады помочь тебе, Джастис. Они заботятся о тебе... как и все мы.

Естественно, в этот проект Эрин приглашена не была. Последнее, что я слышала о ней, она выбыла из медшколы и находится где-то далеко, работая девушкой по вызову, и сидит на коксе. Не повезло ей и ее чертовому собачьему дерьмовому шантажу, когда отправленная ею аудиозапись, ну помнишь, в тот день... оказалась бесполезной. Поэтому она стала не просто шлюхой, а сломанной, безработной шлюхой.

Я не знаю, читаешь ли ты это или находишься там, где нет Wi-Fi, но просто знай, что мы переживаем за тебя. Никто не винит тебя за то, что ты сделал с Эваном, в конце концов, засранец этого заслужил. И теперь, когда все знают, что Уинстон Карр II отказался от сына, весь мир сочувствует и понимает, почему ты отреагировал именно так.

Они украли у тебя все, Джастис. Не позволяй им забрать то, чего ты достиг сам.

Ну ладно, до следующего раза. Может, ты все же ответишь и дашь знать, что ты не умер в какой-нибудь канаве в Рио. Как я уже говорила, мы готовы поддержать тебя. Если ты захочешь оставить Джастиса Дрейка позади, я полностью пойму такое решение. Но не оставляй нас позади. Не бросай людей, которые тебя любят. Хорошо?

Хайди

Я нажимаю кнопку «удалить».

 

Это письмо одно из многих, что я прочитал и удалил, сложив их в то место, которое онемело внутри меня, которому не позволено чувствовать или горевать. Так будет лучше, как для меня, так и для всех.

Хайди права, я не слежу за текущими событиями. Я даже не смотрю телевизор. Иногда я прохожу мимо газетного киоска в аэропорту и вижу знакомое лицо, смотрящее на меня со страниц, но даже это происходит все реже и реже. Из болтовни местной молодежи я уловил, что забеременела молоденькая голливудская старлетка, и она не знает точно, кто из братьев Франко является отцом. Ой-ё-ёй! Учитывая то, что она несовершеннолетняя, делаю ставку на Франко старшего.

Я сижу в кафе в Амстердаме, наслаждаясь чашкой травяного чая… и знаете... довольно-таки весело прислушиваться к звукам города. Здесь все такие занятые, живые. И все же, в этом месте есть что-то расслабляющее и смягчающее. Может быть, это говорит во мне кружка успокаивающего чая. А может, мой разум, наконец-то достаточно отвлекся, чтобы почувствовать что-то, помимо гнева и сожаления. Я даже почти улыбаюсь. Почти.

В кафе мне широко улыбается девушка, и я киваю ей в ответ. Она красивая, экзотическая, с темными волосами, и в ее глазах присутствует какой-то свет. Пару месяцев назад мой взгляд, возможно, задержался бы на ней чуть дольше. Быть может, я бы даже ответил ей небольшой улыбкой, вполне достаточной, чтобы показать, что она привлекла мое внимание, и мог бы провести с ней ночь.

Кафе опустело, поэтому она переключает телевизор с футбольного матча на ситком с претензией на комедию.

— Вы не против? — спрашивает она с сильным британским акцентом.

Я киваю, не глядя на экран, и вынужденно улыбаюсь. Она воспринимает это как приглашение и подходит, чтобы встать рядом с моим маленьким столиком.

— Это мой любимый сериал, — говорит она, улыбаясь в сторону телевизора. — И я рада, что они повторяют его на английском. Это помогло мне научиться языку.

Наконец, я переключаю свое внимание от крошечных листьев чая, плавающих в моей чашке, на телевизор. И в этот самый момент мои глаза поглощают экран, и я чувствую, словно меня бросили в темный, бесконечный бассейн с ледяной водой. Стоило мне только подумать, что кто-то оказал мне милость и бросил спасательный круг, тут же на меня падает груз и тянет прямиком ко дну.

Я не могу от этого сбежать.

Я не могу сбежать от нее.

Неважно, где я и куда иду, она все время рядом. Даже когда она находится на расстоянии миллиона миль.

Немного странная Фиби успокаивает Росса, говоря, что не важно, связаны они или нет, Рейчел — его омар. Как только омары встречаются и влюбляются, они спариваются на всю жизнь. Они всегда находят друг друга. И рано или поздно Рэйчел и Росс будут вместе.

В течение следующего получаса я наблюдаю, как жалко выглядит Росс, пока пытается объяснить Рэйчел, что он ее единственный. Конечно, все его попытки оказываются тщетными, и Рейчел отпускает его в надежде на более привлекательные перспективы, очень похожие на те, что из мира Эвана Карра. Потому что девушки, такие как Рейчел, не выбирают парней, похожих на Росса. Никому не нужен занявший второе место.

Вся их компания сидит в гостиной Моники, просматривая старую видеокассету с выпускного вечера средней школы. Рейчел в смятении после того, как ее ухажер, Чип, не пришел. На заднем плане сидит одинокий Росс – молчаливый, словно невидимка. Его родители убедили пригласить Рейчел на выпускной, и после некоторого давления он соглашается. И вдруг я вижу этот свет в глазах Росса. В этот самый момент он полон надежд, мечтаний и слепой глупости.

Все это превратится в пыль, когда Рейчел пробежит мимо него и выйдет за дверь... с Чипом.

Никто даже не знал, какие глубокие чувства к ней испытывал Росс. Он никому не говорил. Он скрыл свою боль и отвержение внутри себя, потому что считал себя недостаточно хорошим. Он знал, что был менее значим, чем другой парень.

Повзрослевшая Рэйчел наконец видит его тогдашнего и сейчас. И она понимает, что именно Росс был создан для нее, а она была создана для него. И никакое время, расстояние или обстоятельства не могут изменить этого.

Их губы переплетаются в поцелуе, а Фиби повторяет свое сердечное заявление, сказанное ранее: «Видите... он ее омар».

Когда заканчивается серия, до меня доходит, в чем дело. Я, наконец-то понимаю, что Элли имела в виду в тот день. И вдруг я разражаюсь смехом.

Я действительно смеюсь.

Я смеюсь так сильно, что мне даже приходится согнуться. Бариста медленно отступает, напуганная моим внезапным взрывом гомерического смеха. Она, наверное, думает, что я одурманенный наркотой или обкуренный, может, так оно и есть, но меня это совсем не заботит. Мне так хорошо, словно меня отпустило... что-то.

— Что б тебя, Фиби Буффе, — говорю я вслух, качая головой с глупой улыбкой на лице. — Черт бы тебя побрал.

21. Осознание

 

Дорогая Элли,

Я знаю, ты гадаешь, где я был и чем занимался. А может, и нет. Может, ты больше не хочешь слышать обо мне. И я полагаю… что это правильно. Но все же…

Я считаю, что должен это исправить. Хочу дать тебе понять, что не собирался причинять тебе боль, я просто не знаю, как это вышло.

Я знаю, что Эван, вероятно, убедил тебя, что я воспользовался тобой, чтобы добраться до него, но это не правда.

Плевать я хотел на Эвана.

В конце концов, его это не касается.

Элли, да, я с самого начала знал, кто ты, но не это привлекло меня к тебе. Ты была отзывчивая и ласковая, и… не только.

Если признаться честно?

Элли, ты была потрясающе бесхитростной, наивной, чертовски неуклюжей, и всякий раз, когда я был рядом с тобой, я не мог удержаться от глупой улыбки на лице. Это то, что привлекало меня в тебе. Это то, благодаря чему я осознал, что мое влечение к тебе намного больше, чем просто нездоровое любопытство. И однажды я смирился с этой мыслью, и понял, что должен быть с тобой, и что наши отношения неизбежны.

Как только ты появилась в моей жизни, все изменилось. Я изменился. То, чего я хотел, и то кем я был… больше не имело смысла. Для меня была важна только ты. Только ты имела для меня смысл.

Мне нравились те чувства, которые во мне пробуждались, когда мы были вместе. Я начинал сам нравиться себе, когда мы были вместе.

Я не знаю, какие подобрать слова, чтобы ты поверила мне, ты была совершенно права. Ты тоже мой омар. И не имеет значения, что мы пережили и прошли вместе, или за кем ты замужем, или сколько километров разделяет нас, мы снова найдем друг друга. Мы обязаны найти, больше нам ничего не остается.

Прости меня.

22. Заключение

Абу-Даби

Я неделями размышлял о возвращении домой. Но каждый раз, когда думал о том, чтобы вернуться, я приходил к одному и тому же горькому выводу — у меня больше нет дома.

«Оазис» все еще был и остается моим, даже наводненный папарацци и туристами, надеющимися хоть мельком взглянуть на Джастиса Дрейка.

Он больше не является убежищем, которое я обнаружил, уехав из города, как только окончил старшую школу. Я привык обвинять свою мать, что она брала деньги взамен за ее молчание, но потом осознал, что она поступила так, чтобы выжить.

Идти против Карров — равноценно самоубийству, и я говорю об этом не в переносном смысле. Если бы они действительно захотели, чтобы мы исчезли, то не сомневаюсь, нас бы убрали с помощью какого-нибудь удобного «несчастного случая». И даже такая молодая иммигрантка из Польши, с огромными надеждами в большом городе, понимала, какое влияние было у Карров. Так что они купили наше молчание, и я усвоил силу всемогущего доллара.

Вы можете купить счастье, купить любовь и купить свободу. А я? Я купил новую жизнь.

Итак, я нахожусь здесь, меняю один оазис на другой, по-прежнему пытаясь понять, что делать дальше, и особенно, кем я представал прежде перед людьми, даже знающими о существовании Джастиса Дрейка.

Такое ощущение, словно я — это он, а я и есть он. Но еще я Шон Майкл Довак, ребенок, которому дали имя кинозвезды. Ребенок, который несколько похож на Винстона Карра II и его сына Эвана.

Стремясь отделиться от этого клейма позора, я сделал все возможное, чтобы не выглядеть похожим на них. Я стригу волосы короче, качаюсь, хотя мужчины семейства Карр имеют по природе стройное телосложение, и провожу каждый удобный момент на свежем воздухе, усиливая свой загар. По счастью, когда я стал старше, сильные европейские гены моей матери стерли остальные следы наследственных черт Карров. Несмотря на это, кто-нибудь часто косил любопытным взглядом и склонял голову набок, увидев нас с Эваном вместе, когда мы были детьми. И миссис Карр, заместитель дьявола во плоти, не высоко ценила такое сходство.

Быть Шоном Майклом уже само по себе несло отрицательный оттенок. Так что я стал Джастисом Дрейком. И в этом не было ничего постыдного.

Квартира, которую я здесь снимаю, по размеру похожа на одну треть от жилья в «Оазисе», но она мне подходит. Претенциозность – не мое, и я влюбился в опрятный, современный дизайн помещения, как только его увидел. И так как у меня не было планов по возвращению в ближайшее время в Аризону, я подумал: «Какого черта? Где еще лучше начинать заново, как не в другой незнакомой стране?»

Это было около месяца назад, и в этот небольшой отрезок жизни в Абу-Даби я все еще не чувствовал себя, как дома. И какая-то часть меня, по-прежнему, думает, что, возможно, я никогда и не почувствую.

Я спускаюсь на первый этаж роскошной многоэтажки и выхожу наружу под лучи утреннего солнца, где втягиваю запахи выхлопных газов от автомобилей, ароматной еды и благовоний. Я обхожу ближайшие базары и места со скоплением туристов, и направляюсь в местное кафе на пляже. К счастью, еще рано, и я тут же занимаю свой любимый столик на свежем воздухе. Один из официантов узнает меня и торопится принести чашку кофе.

— Сегодня подать свежие фрукты, сэр? — спрашивает он, напоминая мой обычный заказ.

— Да, пожалуйста, — киваю я.

Он кланяется с понимающим взглядом и отправляется обратно в ресторан, чтобы вернуться с блюдом, наполненным дыней, грейпфрутом, манго и грушей.

— Хм. Ты, как всегда, заказываешь что-то полезное для здоровья. Вопрос: если бы остаток своей жизни ты мог есть только фрукты или жареного цыпленка с вафлями, чтобы ты предпочел?

Я замираю, едва не опрокидывая на себя чашку дымящегося кофе, которую в этот момент держу у рта. Я опускаю ее, как можно аккуратнее, на стол, затем оборачиваюсь на звук голоса. К женщине, одетой во все черное, начиная с хиджаба [28], прикрывающего ее голову и переходящего в длинную, шелковую абайю [29], касающуюся ее лодыжек в сандалиях.

И вот теперь я чувствую себя дома.

Дом в этих глазах, которые не совсем голубые, но и не зеленые. Глаза, которые слишком напряжены и слишком яркие, чтобы быть реальными. Локон огненно-красных волос вырывается на свободу, ниспадая на эти оживленные глаза. Она пытается сдуть его, из-за чего ее никаб [30] вздымается, и она начинает смеяться. Она смеется, и звук ее смеха — как самая приятная музыка, написанная после многих лет оглушительной тишины.

Я не знаю, что сказать, так что я тоже просто смеюсь.

 

Конец

Новости//