Новость дня: Секс-доктор звезд разоблачен! 11 страница

Она тянет свои губы к моим, ее лицо разрумянено, а глаза осоловелые.

— Я видела яркие цвета. Так много разноцветных всполохов, сверкающих в моем небе, — Элли улыбается, и свет касается каждого холодного, пустого пространства внутри меня. — Фейерверки.

Я вытаскиваю из нее все еще дрожащие пальцы и кладу их в рот, смакуя ее вкус, пока вода окончательно не смыла его.

— Я еще с тобой не закончил.

Она по-прежнему находится в моих руках, я выключаю воду и открываю дверь душа. Когда холодный воздух ударяет по нам, она визжит и смеется, зарывая свое мокрое лицо в изгиб моей шеи. Я смеюсь вместе с ней, пока неуклюже пробираюсь в спальню, мой член по-прежнему стоит по стойке смирно, потому что она обхватывает меня бедрами, как паукообразная обезьянка. Мы мокрые плюхаемся на кровать, и я тут же натягиваю на нас одеяло, и уютно устраиваюсь между ее бедер.

— Джастис, я просто хочу сказать, что я…

Я кладу палец на ее губы, прежде чем она может закончить.

— Тсссс. Ничего не говори. Это я должен извиниться. Но не сейчас. Я не хочу думать ни о чем другом, кроме одного. Ни о чем, кроме твоего тела и того, что я планирую делать оставшуюся часть ночи.

Она целует мой палец и хватает за руку, захватывая кончик пальца губами, полностью втягивая его в рот.

— Делай, что хотел, я тебя не боюсь, Дрейк.

Я целую ее так глубоко, что поглощаю каждую частичку ее рта. Она обнимает меня своими руками и ногами, и мой член скользит по ее складочкам, набухшая головка слегка проталкивается вперед в ее мокрую щель. Я начинаю двигать бедрами взад-вперед, вновь возобновляя эти восхитительные движения из душа, и слышатся стоны Элли, срывающиеся в мой язык.

— О, боже, вставь его в... Вставь его, пожалуйста, — хнычет она.

— Вставить что, милая? — ухмыляюсь я, глядя вниз на нее голодным выражением.

— Его.

— Его? — я отрицательно качаю головой и немного нажимаю дальше, мой член находится прямо перед ее входом. — Что значит его, Элли? Если ты хочешь его, ты должна произнести.

Она крепко зажмуривает глаза, и прекрасные щеки окрашиваются румянцем.

— Твой член. Я хочу твой член во мне. Пожалуйста.

Стиснув зубы, я вхожу в нее сильнее и быстрее, вероятно, чем следовало бы, но черт, я так страстно ее желаю, скорее всего, как и она меня. Глаза Элли смотрят в немом удивлении, ее рот открывается и превращается в букву О. Сдавленный крик застревает у задней стенки ее горла.

— Так? — говорю я, задыхаясь, ощущение от ее трепещущего тела, плотно обволакивающего мое, слишком захватывающее. — Именно это ты имела в виду?

Она кивает головой и отчаянно пытается проглотить всхлип.

— Да. Да. А теперь заткнись... и трахни меня.

Для меня эти слова, словно приятная мелодия, и ими Элли похоже открыла ящик Пандоры и спустила с цепи каждое похотливое желание, так долго дремавшие внутри меня. Я вытаскиваю член и опять толкаюсь в нее, чувствуя напряженную дрожь, и как она растягивается для меня.

Боже, она так хороша. Так хороша, что каждое нервное окончание внутри меня раскаляется докрасна, сигнализируя, что пора остановиться. Я быстро вытаскиваю член и понимаю, что из-за затмения, которое она на меня оказывает, я растерял каждую каплю здравого смысла.

— Что? — сипло спрашивает она, с почти болезненным выражением лица.

— Черт, — с досадой я произношу сквозь зубы. Я тянусь к прикроватной тумбочке и извлекаю из верхнего ящика презерватив. Глаза Элли становятся все больше и больше при виде маленькой блестящей упаковки.

— О-о, — шепчет она, стараясь смотреть на что угодно, но только не на меня, пока я разрываю упаковку.

— Да, — я вытаскиваю латекс и располагаю его над головкой моего члена, все еще блестящего от ее соков.

— Подожди, — рука Элли ложится поверх моей, пытающейся надеть презерватив. — Подожди. Ты можешь... Ты можешь его не использовать. Я доверяю тебе. И я надеюсь... я надеюсь, ты доверяешь мне тоже.

Я сажусь на пятки, чтобы четко видеть ее лицо.

— Я доверяю тебе, но… — черт. Как мне сказать, что я не доверяю Эвану? Что я не должен этого делать, потому что у него есть не заслуживающие доверия привычки?

— Мы всегда используем презерватив, — говорит она, читая мои мысли. — Всегда. Я ему не доверяю. Но... Джастис, я доверяю тебе.

Я отбрасываю презерватив в сторону, больше не заботясь, куда он упадет, и наклоняюсь над телом Элли, жадно засасывая ее язык в свой рот, и медленно толкаю свой член в нее. Она благодарно мурлычет, улыбаясь напротив моих губ, в то время как я двигаю тазом вверх, убеждаясь, что касаюсь той сладкой точки. Она помогает мне, работая своими бедрами в одном ритме со мной, встречая мои толчки и засасывая меня все глубже в себя.

«Почему она здесь?» — задаюсь я вопросом, когда скольжу рукой под ее попку, выравнивая ее, чтобы она смогла принять меня еще глубже.

Я имею в виду, я чертовски рад, что она пришла, но Элли не имеет никакого права находиться здесь, в «Оазисе». С ней все нормально. Нет, мать вашу, ни одной причины, чтобы она была здесь. То, как она стонет и мяукает, поглаживая и царапая мою спину, то, как ее мягкие бедра сжимаются вокруг моей талии, говорит мне, чтобы я вошел глубже, то, как ее тело двигается в одном такте с моим, как если бы мы были созданы для этого. Как будто она была специально создана исключительно для меня... Элли не нужны никакие сертификаты, удостоверяющие, что она хорошая любовница. Она уже является ею. Даже больше, чем я мог предположить. И, похоже, что какая-то часть меня, это всегда знала, что так и есть.

Мои бедра горят, словно по ним прошелся огненный шар, и угли подогревают мои яйца, и я знаю, что скоро она полностью потеряет свое чувство контроля. Ее киска начинает пульсировать, задабривая огненный шар, полыхающий внутри меня. Я чувствую, как она отдает больше соков, готовых затушить мой огонь хлынувшим потоком от капитуляции.

Одной рукой я приподнимаю ее попку, а другой — ласкаю ее клитор, я подбираю темп своих толчков, страстно желая утонуть в ее теплых водах. Элли кричит в экстазе и начинает пощипывать и сжимать свою грудь. Я наклоняюсь и беру в рот затвердевший сосок, затем посасываю и лижу другой, Элли прижимает их друг к другу, предлагая их моему языку и зубам.

Все мое тело трахает ее, погружая в чувства. Она стонет и хрипло выкрикивает мое имя. Этот звук, словно пение для моих ушей, которое заставляет ощущать себя настолько хорошо. От того, что я так глубоко. От того, что она хочет, чтобы я продолжил двигаться и никогда не останавливался. Никогда, никогда не переставать трахать или я-буду-трахать-до конца-пожалуйста-ох-пожалуйста-не останавливайся.

Ее спина выгибается, и я чувствую, словно внутри нее что-то взорвалось, глаза плотно зажмурены, рот открыт, но из него не выходит ни единого звука.

— Да, вот так, малышка, — хрипло говорю я, по-прежнему толкаясь внутри нее. — Продолжай, не останавливайся. Кончай для меня.

Она великолепна. Дико красива. Мне нравится наблюдать, как она распадается на части от дикого возбуждения снова и снова, пока не становится оцепеневшей и не в состоянии даже двигаться. Но, наблюдая за ней столь уязвимой и дикой, когда она пульсирует вокруг моего члена, на меня накатывает собственный оргазм, скользящий вверх по позвоночнику. Я хочу замедлить свои толчки, но слишком поздно. Моя спина напрягается, пальцы впиваются в ее бедра, и я загоняю свой член в нее последний раз. Я вхожу медленно в Элли, но так глубоко, насколько это возможно, наполняя ее лоно горячим семенем. Помечая ее киску, что я не только был в ней, а теперь обладаю ею.

Я наваливаюсь на нее сверху, и меня, словно тяжелый плащ, накрывает волна изнеможения. Только мои трясущиеся локти с трудом удерживают меня, чтобы не придавить ее маленькое тело своим.

— Какой это был урок? — сонно спрашивает она с улыбкой на губах. Я целую ее и чувствую вкус солнца.

— Не урок, малышка. Это было чертовски невероятно, и этому нельзя научить.

 

*

 

— Кока-кола или пепси?

— Кола.

— Пепперони или колбаса?

— Пепперони.

— Боевики или комедии?

— В этом есть какой-то смысл?

— Мы должны поговорить. Мне нравится узнавать тебя. Поэтому ответь на вопрос, секретный агент.

— Боевики. А теперь помолчи, потому что мне нужно тебя покормить.

Я кладу холодную ложку между ее губ, и она слизывает все мороженое до последнего кусочка.

— Ммммм. Ты считаешь разумным выбирать боевики.

Следующую ложку я кладу себе в рот, смакуя этот ледяной вкус, который именно сейчас мне кажется столь восхитительным после такой работы над телом Элли, в качестве ее собственного личного эротического тренера.

— А что?

Она опирается локтем на подушку и придвигает свое обнаженное тело к моему. Мои глаза тут же удивленно расширяются, глядя на ее идеальную грудь, завалившуюся на один бок и касающуюся моего плеча.

— Ну, учитывая, что у тебя уже есть имя супергероя и все...

— Супергероя?

— Не беспокойтесь! Джастис Дрейк здесь! — декларирует она в театральной манере, рассекая кулаком воздух. — И готов убить злодеев Скотсдейла с двуглавыми членами и кислотной смазкой лазеров!

Мы оба смеемся до слез, которые появляются в уголках глаз. До тех пор, пока хихиканье не уменьшается и не переходит в мягкое мурлыканье и прикосновения. И мы опять придвигаемся грудь к груди, кожа к коже, и я поглощаю ее рот, полностью забыв про мороженое. Элли обхватывает меня ногами, и я поднимаю тело выше к ее лицу, чтобы поцеловать глубже.

— Я никогда не смогу привыкнуть к этому, да? — замечает она, пока я нежно посасываю ее кожу под подбородком.

— А ты хочешь? — спрашиваю я, прежде двинуться вниз по шее, направляясь к пространству между ее грудей.

— Нет. Я хочу это возбуждение, эту новизну и веселье... я хочу, чтобы это всегда было таким.

Может это?

Вопрос крутится у меня на языке, но я глушу его, лаская сморщенные соски Элли, заставляя ее простонать мое имя. Всем вопросам и последствиям придется подождать. Нет ни одного дела, которое бы требовало моего внимания, когда она находится в моих объятиях. И я даже не могу предположить, как долго это может длиться.

— Эй, — говорит она, скользя пальцами по моему загривку и захватывая волосы. — Ты пытаешься отвлечь меня от поставленной задачи.

Мои руки медленно дрейфуют вниз по ее животу, пока не останавливаются у набухшего влагалища.

— Я думал, что это было поставленной задачей.

— Оооо, это хорошая мысль.

Я нежно дотрагиваюсь до ее клитора, зная, что он у нее может побаливать и быть очень чувствительным, и передвигаюсь намного ниже, чтобы ее бедра оказались на моих плечах. Когда я заменяю пальцы своим языком, у Элли вырывается какой-то искаженный звук, напоминающий рычание.

— Что, малышка? — спрашиваю я, прижимая клитор своими губами. Я беру его зубами и чуть-чуть придавливаю. — Я не расслышал тебя.

— Пошел ты, — шепчет она сквозь стон.

Я сильнее сосу ее плоть, слегка ударяя по клитору языком, чтобы облегчить боль.

— Ох, какие непристойные слова вылетают из такого ротика, Эллисон. Может быть, я должен заполнить его чем-то, чтобы ты не могла мне говорить такие пикантные вещи.

Она задыхается, я вставляю палец в нее и продолжаю лизать клитор.

— Не смей останавливаться. Если ты не хочешь, чтобы твоя голова стала надолго помятой от моих бедер, сжимающих ее, как орех.

— Я думал, ты хотела поговорить, детка? — я вставляю еще один палец и жестко и быстро трахаю ими всего несколько секунд, прежде чем вытащить. — Мне не следует этого делать. Нам надо поговорить.

— Если ты остановишься, что ты и сделал, Джастис Дрейк, да поможет мне бог, я привяжу тебя к этой кровати и пошлю все несчастья на твою задницу!

Я смеюсь, позволяя передаваться вибрациям воздуха от моего рта и щекотать ее чувствительную плоть. Я усиливаю ощущения, вставив указательный палец и медленно и лениво кружа языком вокруг клитора.

— Ладно, — соглашаюсь я, целуя ее мягкие складки. — Ты говори, а я буду лизать.

— Ты действительно считаешь, что я буду в состоянии сформировать реальные слова? Предложения? Мысли?

— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя пальцем и при этом сосал твой клитор, пока ты не кончишь мне в рот, до такой степени, что ты отключишься?

Ее глаза округляются от восторга.

— Да, пожалуйста.

— Тогда поговори со мной, детка.

Я пожираю ее киску, смакуя ее сладко-соленый вкус так, словно это моя последняя трапеза перед красивой смертью. Я так изголодался по ней, у меня такое ощущение, словно я не ел несколько недель и Элли единственная, кем я могу насытиться. Ее колени дрожат у моих ушей, и я передвигаю пальцы, сжимая ее бедра, открывая их шире. Затем, со сводящим с ума ритмом, я одновременно сосу ее клитор и трахаю своим языком. Я хочу попробовать на вкус каждую частичку Элли. И когда она кончит, ни капли ее соков не упадет на простыни.

— Говори, — командую я, когда она слишком поглощена удовольствием и не в состоянии произнести ни одного связанного слова.

— Господи! Ох, ты... о, господи.

— Это лестно, но называй меня Джастис, — я продолжаю сосать, лизать, вставлять.

— Джастис, — на выдохе произносит она, и мое имя звучит как мягкий бриз. — Джастис. Сукин ты сын. Как ты посмел... как ты посмел сделать это со мной.

— Сделать что, малышка? — опять сосу, лижу, вставляю.

— Это. Все... это. Теперь я знаю... я знаю, что пропала. И я не могу... не могу теперь без этого. И я никогда не смогу вернуться назад.

Мой ритм ослабевает, и я стону в ее дрожащую плоть, пытаясь похоронить себя в ней. Что она имеет в виду? Никогда не сможет вернуться? Она хочет остаться со мной и уйти от Эвана? Таков ее выбор?

Но в основном, черт... выбор ли это для меня?

Я знаю, что я безумно хочу ее тело, даже больше, чем мой следующий вздох. И я знаю, что одержим ей, наслаждаюсь теплом ее улыбок и хочу, чтобы она была на мне словно вторая кожа, которая навсегда изменила меня. Но что представляет собой навсегда? Смогу ли я проводить каждую ночь, считая ее веснушки, как я когда-то считал звезды? Смогу ли я заменить мой восход, наблюдением на ней, спящей рядом со мной, с огненными волосами, дикими, спутанными и прикрывающими лицо? Смогу ли я купаться в ее огромных бирюзовых глазах и погружаться в ее смех каждую ночь?

Я думаю, что наибольший вопрос заключается в следующем: «Как я смогу жить без всего этого?»

Нет сомнений в том, что я хочу быть с Элли. Я понял это в тот день, когда постучал в дверь ее номера. И это не из-за того, что на меня давит одиночество, это была судьба. И если Элли — моя судьба, потеря ее — существование без ее каждодневных причуд, из-за которых она однозначно безупречна — будет губительна для меня. И это пугает меня больше всего, но я боюсь признаться в этом даже самому себе.

Поэтому я постараюсь, чтобы все, чем мы сейчас занимаемся, она сохранила в памяти. Я собираюсь стать постоянной отметиной на ее теле, которую она никогда не сможет смыть. И когда она закрывает глаза и сжимает свои бедра вместе, я собираюсь убедиться, что сейчас она думает обо мне. Взрывая фейерверки внутри ее скользкого, изнемогающего жара.

Элли кричит в своем экстазе, одновременно проклиная и восхваляя меня, растворяясь в моих руках. И, как я и обещал, я высасываю и наслаждаюсь каждой каплей соков, которые сочатся из ее пульсирующей киски, продлевая сильные волны оргазма. Она умоляет меня остановиться, но я не останавливаюсь. Ей только кажется, что она умирает прямо сейчас, пока я слизываю капли скатывающиеся по ее попке. Она еще не понимает, что в тот момент, когда она очутилась в моих объятиях в душе, я заявил права на ее жизнь.

Она стала моей, и не важно, чью фамилию она носит. И каждый раз, когда я заставляю ее кончить, я просто все глубже и глубже помечаю собой ее кожу, словно наношу татуировку, выделяя места, которые предназначены только для меня, только мои.

Джастис + Элли.

17. Откровение

— Скажи завтра, что заболел.

Я сонно улыбаюсь и целую ее в лоб.

— Уже завтра.

— Тогда скажи сегодня, что ты заболел.

— Я никогда не пропускаю дни по болезни, даже когда болен, я работаю.

— Пожалуйста? Я не знаю... я не знаю, сколько я смогу оставаться с тобой. Я не готова отпустить тебя.

Я вжимаюсь в ее тело и дышу в унисон с ней. Я хочу запомнить это мгновение. Ее запах, ее вкус, ее мягкое тело. Я хочу выжечь в своей голове ее образ, словно опухоль, увеличивающуюся и влияющую на все мои мысли и действия.

Элли целует мою обнаженную грудь, ее губы такие теплые, нежные, они еле касаются меня, словно перышко.

— Пожалуйста?

Одной рукой я по-прежнему обнимаю ее тело, другой — тянусь за телефоном.

— Готово, — говорю я, печатая текст Диане. — Я сегодня болен, очень сильно болен. Мне интересно, будет ли кто-нибудь ухаживать за мной, чтобы я смог поправиться?

Я чувствую улыбку Элли напротив моего соска.

— Вы просите меня, чтобы я сыграла порочную медсестру, мистер Дрейк?

— Я не знаю. Достаточно ли ты сексуально исцелилась?

Она снова целует меня.

— Определенно, да. Но позже, ладно? Я очень хочу с тобой поговорить.

Я поворачиваюсь в ее сторону и кладу руку, чтобы она смогла положить голову на мой бицепс.

— О чем?

— О… — ее взгляд становится затуманенным и устремленным вдаль. — О будущем.

— О будущем?

— Что будет дальше?

Я сглатываю и делаю несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с мыслями. Я не могу просить эту женщину уйти от мужа. Я не могу попросить ее разрушить свою шикарную жизнь, променяв на предоставленное мною убежище и изоляцию. Она многого не знает. В финансовом плане я мог бы обеспечить Элли полностью, но как быть с социальным планом? Она стала бы, как и я, изгнанником. Словно упавшая звезда, которая когда-то сияла ярче, чем миллионы бриллиантов.

Я не могу быть уверенным, что для нее будет достаточно жизни только рядом со мной. Я не могу быть уверенным, что даже мне будет достаточно ее.

— В качестве кого ты хочешь быть рядом, Элли? — я задерживаю свое дыхание.

Ее взгляд скользит по моим губам, подбородку, шее, а затем возвращается к моим глазам.

— Я не знаю. Меня страшит будущее. Я просто знаю, что я никогда не чувствовала такого прежде. Я никогда настолько не теряла контроль и не вела себя так безрассудно, и не была полностью поглощена человеком... никогда. Но опять же, что, если все это лишь временная вспышка? Что, если только табу — это все, что заставляет нас быть вместе?

Я провожу пальцем по ее щеке, просто так я могу сохранять спокойствие, касаясь ее. Мне нужно дотрагиваться до нее, чтобы понимать, что она действительно здесь. Здесь со мной. Не с ним.

— Ты думаешь, что это может быть с нами?

— Честно? Нет. Но я ошибалась. И это стоило мне моей свободы. Уйти без последствий не вариант для меня. Моя жизнь будет разрушена.

Я храню молчание, потому что все, что я мог бы сказать, были бы стандартные слова. Она права во всем. Она не может просто уйти. И совершенно не важно, что Эван делает с ней, и не важно, что он постоянно мучает ее, во всем этом у Элли есть своя собственная роль, которую она должна сыграть. Заботливая, любящая жена, сильная, гибкая и терпеливая. Идеальный пример изящества и элегантности.

— Джастис?

Я улыбаюсь, отрываясь от своих разрушающих мыслей, чувствуя, как они проникают все глубже в мое сознание.

— Да?

— Ты хочешь, чтобы я ушла? Ты хочешь, чтобы я ушла от него?

На моих губах уже крутится ответ, который обжигает мой язык, но я останавливаю себя и сглатываю, прежде чем отвечаю:

— Я хочу, чтобы ты сделала то, что сделает тебя счастливой.

Она целует в ответ меня в губы, и ее поцелуй удобно устраивается в моей груди, словно ленивая кошка. Мои губы блуждают по ее волосам, и я заключаю ее тело в свои крепкие объятия, отказываясь разрешить ей уйти.

Я мог бы сделать Элли счастливой. Я мог бы заполнить ту пустоту, которая останется после существования в верхушке общества. Но что тогда? Как это повлияет на мой бизнес? Мою репутацию? Не раскрою ли я себя и не начнется ли снова охота на ведьм, которая и привела меня в уединенную пустыню несколько лет назад?

Я чувствую, как ее дыхание становится глубже и резче, поэтому я закрываю уставшие глаза.

— Пожалуйста, не оставляй меня, ангел, — шепчу я, где-то на грани сна, погружаясь в самые красивые мечты. — Я не хочу больше быть в темноте.

 

*

 

Одетый только в мягкие, фланелевые брюки, я бреду на кухню, ведомый запахом бекона, яиц и тостов. И кофе. Ох, сладкий, чудесный кофе.

От вида горячего завтрака и свежего кофе у большинства мужчин сразу же повышается слюноотделение, но вид Элли, порхающей на кухне, в одной из моих толстовок из подготовительной школы, с беспорядочным хвостом на макушке — это просто восхитительное зрелище. Серая толстовка для нее слишком огромная, на пять размеров больше, поэтому соскальзывает, оголяя плечо и обнажая верхнюю часть ее груди. Я не теряю времени и направляюсь прямиком к ней, чтобы опустить свои губы на великолепную кожу.

— Доброе утро, — она улыбается, но ее внимание приковано к сковороде, в которой готовится яичница.

— Доброе. Тебя не было рядом, когда я проснулся.

— Я была потной и горячей, поэтому мне необходимо было принять душ. Плюс, я слишком проголодалась, чтобы заснуть. Мы на ужин ели только мороженое, — она поворачивает голову и дарит мне нежный поцелуй.

— Говори за себя. Я поглотил больше, чем только мороженое.

Румянец окрашивает ее щеки, и я не могу устоять, чтобы не поцеловать одну из них, находящуюся ближе ко мне, и почувствовать тепло ее кожи под своими губами. Мои губы сами собой начинают путешествовать вниз по ее шее, медленно передвигаясь к чувствительной области за ушком.

— Эй! — взвизгивает она. — Кое-кто из нас стоит у раскаленной плиты и готовит еду! Иди, садись, завтрак готов и твой кофе уже на столе.

Я щиплю ее за голую попку, прежде чем сделать, как она говорит.

— Сегодняшние газеты лежали на столе, когда я пришла сюда. Я надеюсь, что тот, кто их принес, не заглядывал к нам. Вот черт, ты можешь себе вообразить?

— Неа. Мои люди не такие, — говорю я, потягивая кофе. Я отодвигаю в сторону «Аризона рипаблик» и беру «Нью-Йорк пост», радуясь, что она аккуратно сложена, значит, Элли ее не читала.

Мне бросается в глаза верхняя статья на шестой странице, и слепая ярость заливает кровью глаза. Я отчетливо читаю заголовок и вижу его напыщенную фотографию, на которой он выгляди жалостливо, «жалкий ублюдок» — мелькает у меня мысль, я не в состоянии такое переварить. Я не могу принять это. Это миф, ложь, такая же, как и миф о чертовом Пасхальном зайце или про Деда Мороза.

 

«Светский лев Манхэттена Эван Карр…

Эван Карр, внук бывшего губернатора, Уинстона Карра, раскололся вчера и приоткрыл завесу тайны о своем браке и о жене, Эллисон Эллиот Карр, об изменах и беременности, и как он надеется все исправить. «Я люблю свою жену, — с самого начала говорит он. — И я никогда — намеренно или нет — не сделаю ничего, чтобы причинить ей вред. Я знаю, что мне предстоит проделать большую работу, чтобы все исправить. Но я хочу доказать ей, что я могу быть достойным мужем, несмотря на то, что меня застукали с подружкой Эллисон, Келси ван Вейс, которой она, кстати, очень доверяет». Он не отрицает и не опровергает обвинений. В то же время он и не опровергает никакие высказывания, появившиеся в газетах, и не обвиняет их в клевете. «Я наделал много ошибок и знаю это. Я предал ее и сейчас я готов заплатить. И я сделаю все, чтобы вернуть ее доверие. Я, в конце концов, собираюсь сделать все для нее». Миссис Карр в настоящее время проводит время на эксклюзивном спа-курорте в одиночестве, хотя ранее и сообщалось, что она находится в центре реабилитации. Она абсолютно здорова и стремится к тому, чтобы восстановиться».

 

Я читаю статью еще раз, анализируя каждое слово. Это полное собачье дерьмо. С первой строчки и до последней — полная херня. В своих необдуманных изменах Эван подстать своему долбаному отцу, и представляет собой избалованного мужа с выдуманными, заученными, шаблонными извинениями. Он, вероятно, выучил эту чепуху и городит ее слово в слово не первый раз, и считает, что может повторять неоднократно.

— Эй, я могу посмотреть газету, после того как ты закончишь читать? — просит Элли, выводя меня из моих убийственных размышлений, и я вздрагиваю.

Я смотрю вниз на газету передо мной. Эван выглядит сильно расстроенным и полным раскаяния. Он выглядит точно так же, как и любой любящий муж, когда ему не хватает своей второй половинки.

— Конечно, — киваю я. Затем, к большому сожалению, кружка в моей руке, которую я подношу к губам, вдруг выскальзывает из пальцев, и оскорбительные страницы тонут в горячем кофе.

— Вот черт! — шиплю я, спрыгивая с табурета, боясь, что кипяток прольется на мою голую кожу. Я хватаю салфетки и рулон бумажных полотенец, отрывая полотно и скатывая его в шар. Элли в мгновение ока мчится за кухонным полотенцем, после того как лицо Эвана искажается до неузнаваемости.

— Все нормально, — говорит она, вытирая поверхность стола, пока я убираю беспорядок. — Я сделаю тебе другую чашку.

— Нет, — отвечаю я, вставая рядом с ней. Я целую ее в шею, а мои руки змеей оплетаются вокруг толстовки, которая заканчивается на середине ее бедер. — Садись. Я позабочусь об остальном.

Эван может сколько угодно строить из себя заботливого мужа перед камерами, но именно я кладу ей сливки и сахар в кофе. Я подаю ей завтрак, давая отдохнуть ее гладким, голым ногам на моих коленях. И я буду тем, кто распластает ее тело на моем кухонном столе и накроет ее опухшую киску своим ртом, в то время как она будет мурлыкать мое имя, словно молитву.

Элли может принадлежать Эвану по закону, но ее естество принадлежит мне. И в битве между львами, ни один не даст трахать то, что принадлежит другому. Это все основано на грубой силе, хитрости и инстинкте. Три вещи, которые я использую всю свою жизнь, чтобы выжить.

 

*

 

Мы сидим на диване и целуемся, как озабоченные подростки, телевизор работает в фоновом режиме. Элли настояла, чтобы я одолжил ей боксеры, чтобы она смогла присесть на диван, хотя, если честно, я был бы счастлив, если бы мягкая блестящая кожа дивана пропиталась ее запахом.

— Так чем же ты хочешь заняться? — спрашивает она, широко раздвинув ноги и усаживаясь мне на колени.

Я слегка подталкиваю мои бедра вперед, чтобы выпирающая выпуклость под моими тонкими брюками достигла ее промежности.

— Я могу придумать несколько вещей.

Она закатывает глаза и поджимает губы, подавляя улыбку.

— Я уверена, что ты можешь, но, а если серьезно. Давай сделаем что-нибудь интересное.

— Например?

Элли поднимается повыше, хватая мой телефон, и я чуть ли не выпрыгиваю из кожи. Однако она не собирается звонить, а вместо этого нажимает на камеру.

— Улыбнись, — говорит она, снимая, прежде чем я успеваю среагировать.

Я хватаю ее за бедра и наклоняю голову набок.

— Что ты делаешь?

— Делаю сувенир для дома. Я собираюсь послать эти фото себе. Давай, дай мне снять тебя с разных ракурсов, — и она нажимает на кнопку камеры еще три раза, снимая мое лицо, грудь и пресс. — Мммм, очень красиво. Это все я добавлю в свою порно коллекцию.

Я вырываю телефон, прежде чем она сможет снять еще один репортажный снимок, чем вызываю у нее громкий протест.

— Эй! Я не закончила!

— Моя очередь получить сувенир, — отвечаю я, поворачивая камеру на нее. Она мгновенно закрывает лицо руками.

— Ты с ума сошел? Мне это не нужно — заголовки «Полуобнаженные снимки запятнавшей себя светской львицы, отдыхающей наедине с незнакомым мужчиной». Таблоиды будут смаковать это, обсуждая, как я выгляжу, распластанная на диване, посасывая вишнево-красный леденец, в то время как снимается секс-видео.

— А это идея, — я расплываюсь в глупой самодовольной улыбке от возникшего в моей голове образа, что заставляет мой рот наполниться слюной.

— Я не гонюсь за Ким Кардашьян, Дрейк. Так что опусти руки!

Я запечатлеваю фото ее сжатых губ и распростертые руки.

— Элли, это только для меня. Для моего удовольствия. Я убью любого, прежде чем они смогут увидеть эти фото. Я просто хочу смотреть на тебя... всегда. Если я не могу удержать тебя, по крайней мере, позволь мне иметь это.

Ее взгляд падает на свои сжатые пальцы, упирающиеся в мой живот, и она прикусывает свою нижнюю губу.

— Ладно, — ее глаза встречаются с моими, и она печально улыбается. — Хорошо, ты можешь сделать их.

Я захватываю ее изображение, как она смотрит на меня грустными, особенными глазами. Из ее хвоста вырывается прядь рыжих волос, и я пользуюсь возможностью и фотографирую Элли, заправляющую ее за ухо, с задумчивым взглядом, устремленным куда-то вдаль.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я, изучая ее через объектив.

— Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь получала столько удовольствия. И была так счастлива. И я боюсь того, что принесет мне будущее.

Слезы собираются в уголках ее глаз, и я провожу по ее щеке, заставляя взглянуть на меня.

— Не думай об этом прямо сейчас. Давай, просто продолжать веселиться и быть свободными. Давай, будем вместе счастливы сейчас, и не будем пока думать о завтрашнем дне.