Глава 24. Путь к Сухельпорту. 2 страница

– Почему он молчит? – шёпотом спросил Царра, когда безмолвный провожатый повёл их по узкой лестнице наверх. – Немой что ли?

– Болтливых слуг не очень любят, – усмехнулся хонанд.

Они поднялись на верхнюю площадку, по углам которой в больших глиняных горшках росли лимонные деревья, и по деревянному мостику перебрались на вторую башню, где кроме жилого уровня были ещё помещения похожие на мастерские, а в самой верхней башне располагалась кухня. С крыши последней путники по мостику вышли на широкую террасу под склоном горы, чья вершина скрывалась за облаками. С него стекал небольшой водопад, разбиваясь на два ручья. Один из них давал жизнь саду и зелёным грядкам, а второй отвели к низу верхней башни, где он и пропадал.

По мощёной каменной плиткой дорожке слуга провёл путников от мостика к беседке из белого мрамора. В ней сидел пожилой человек, который при виде гостей неспешно вышел к ним навстречу.

Его внешность излучала добродушие. Пышные пепельные бакенбарды и седоватые усы удивительно подходили к полноватой по возрасту фигуре. Одежда на нём была странная – камзол неизвестного покроя, рубаха с коротким подолом, заправленная в штаны и чёрные с высоким голенищем сапоги. В правой руке Князь держал изящную трубку – тонкий деревянный чубук соединял янтарный мундштук с нефритовой чашечкой. Судя по всему, он её только что раскурил.

– Кого же я вижу, – расплылся в улыбке хозяин. – Мой юный друг.

– Здравствуйте, Князь, – Бахт почтительно склонил голову в лёгком поклоне.

– Без церемоний, без церемоний, – тот поднял ладонь в категоричном жесте, не терпящем никаких возражений.

Хонанд представил своего товарища, смущённо стоящего за его плечом.

– Очень рад, очень рад, – улыбнулся хозяин.

Он жестом пригласил их пройти в беседку, а слугу попросил накрыть на стол. Они присели на лавочку, идеально очерчивающую круглый мозаичный столик, на равном расстоянии друг от друга, составив треугольник вершиной которого без сомнения стал хозяин дома.

– Что же вас привело ко мне? – спросил он, попыхивая трубкой.

– Дорога, – с улыбкой ответил Бахт.

– М-м. Дорога, – повторил Князь, снова делая задумчивую затяжку. Дымок змейкой пополз в янтарном чубуке, исчез в его усах и вновь вырвался наружу уже аккуратными кольцами.

– Были в Поххаре…, – продолжил хонанд.

– У Акиля?

– Да. Заходили к старику.

– Как он поживает? – усмехнулся Князь. – Всё сидит на своей горе?

– Откуда Вы знаете, что он не живёт больше при дворе Хушйара? – удивлённо спросил Царра.

– Виделся с ним прошлой весной. Я был в Поххаре проездом на Шималхар. У меня было пара дней на то, чтобы встретиться с нужными людьми. Заодно навестил старого друга. Еле взобрался к его пещере. Удивляюсь, как только сердце моё выдержало.

Молчаливый слуга пришёл в сопровождении двух девушек. В руках те держали подносы с едой. Зайдя по очереди в беседку, они поставили на стол блюдо с пловом, хлеб и глубокий таз с продетым сквозь ручку полотенцем. В тазу была вода с плавающими на её поверхности лепестками бордовых роз. Слуга поставил вместе с тремя фарфоровыми чашами хрустальный кувшин с узким горлышком и многочисленными гранями, который горели тёмно-красным, словно излучаемым изнутри, светом.

– Попробуйте сначала вина, – предложил хозяин и разлил напиток по пиалам. Гости, следуя примеру Князя, взяли чаши и выжидательно на него посмотрели.

– Я привёз его из В и нланна, чудесного края, куда слетаются мечты, – задумчиво произнёс хозяин.

Он улыбнулся гостям:

– За ваш Путь.

Царра выпил, чуть прижмурившись, чтобы ощутить привкус далёкой страны, в котором родилось это вино.

Довольно необычный вкус оно имело. Терпкая сладость в нём крепко обнималась с лёгкой горечью. Но странность заключалась в другом. Мало ли бывает удивительных сочетаний в послевкусии! У этого вина оба вкуса то затихали, то усиливались, словно между ними шла упорная и давняя борьба.

Хозяин подлил в чаши своим гостям, и, кушая плов, они повели беседу. Еда, как и всё, что находилось в доме, была необыкновенной. Рис и баранина таяли во рту, приправы пьянили своим ароматом. Снедаемый любопытством, Царра не мог не поинтересоваться и оружием на стенах.

– Я заметил в Вашем доме большое количество клинков. Зачем их столько?

– Это подарки от моих друзей, – усмехнулся хозяин.

– У Вас их так много? – искренне изумился его собеседник.

– Достаточно, чтобы считать себя счастливым человеком. Я изъездил весь мир и везде мне встречались только хорошие люди.

Услышав это, Царра задумчиво вымыл пальцы в тазу и, вытерев их о полотенце, спросил:

– Может, Вы знаете что-нибудь и о Безвременье, почтенный? Раз уж Вам довелось увидеть весь мир. Бывали ли Вы там?

– Нет, там я не был, мой друг, – хмыкнул Князь и вдруг подмигнул собеседнику. – И я даже не знаю, хочу ли я туда попасть.

Его гость смущённо опустил глаза и вдруг обратил внимание на поверхность стола. Под снисходительную улыбку хозяина он немного отодвинул блюдо с пловом, чтобы рассмотреть мозаичный рисунок.

Он оказался весьма непростым. Из крохотных квадратиков разноцветного стекла была выложена странная картина – чёрным были прорисованы горы и города, в синих линиях угадывались реки, бегущие к морям, и жёлтели пески пустынь.

– Это карта нашего мира, мой любознательный друг, – предвосхитил хозяин вопрос своего гостя. – Лицо всей Земли.

Он осторожно выбил трубку о край стола и показал кончиком искусанного мундштука на один из нарисованных городов:

– Вот Бухта Норнат и её жемчужина Норгард. Вы там бывали. Красивейшие места, не правда ли? А это – Суллог и поглотивший её Крунеберг. Похоже?

Князь мог бы и не спрашивать – неизвестный мастер точно передал сердце Варгрика, не поленился даже выложить золотыми песчинками купол белоснежного Храма.

– Здесь – Вестланд с его обширными дубовыми лесами. Прекрасные места, богатые земли. И охота там изумительная. Барон В и лскуга – мой добрый друг. В прошлом году он устроил мне чудеснейший приём. Мы тогда загнали сильного лося. Его рога украшают сейчас стену большого зала в замке В и лскуг.

– Если бы только стену, – усмехнулся Бахт.

Князь улыбнулся:

– Я вижу, молва о проделках супруги барона вышла за пределы его земель.

– Доводилось слышать. Об этом говорят во всех кабаках на тракте от Вилскуга до Ульвлога. Единственный, кто ничего не знает о забавах своей благоверной, это, пожалуй, сам муж.

– Да, уж. Не повезло бедняге с женой… Но охота была хорошей. Надо будет ещё раз навестить барона.

– Снова собираетесь в Вестланд?

– Почему бы и нет? Я люблю путешествовать. Нельзя сидеть на одном месте.

– Почему?

– А я сейчас тебе поясню, – усмехнулся Князь и, закусив мундштук, тут же взял со столика кисет.

Запустив в него пальцы, он вздёрнул брови, видимо недовольствуя количеством оставшегося зелья и принялся его тщательно выбирать, насколько это позволяли толстоватые пальцы. Царра терпеливо ждал, пока хозяин набьёт свою трубку. Как все люди преклонных лет, тот не спешил с рассказом, растягивая удовольствие. Перед тем, как начать, Князь позвал Хидмата. Тот явился с зажжённой лучиной в руках.

– Скажи Й и льпе, пусть наполнит, – протянул он слуге пустой кисет.

Затем раскурил трубку и, выпустив облако дыма, начал:

– Так вот, мой юный друг. Однажды жители горной деревни решили узнать, что такое море. Не давал им покоя этот вопрос. Все им рассказывали, ветер даже иногда приносил шум прибоя, но никто из них ни разу его не видел, хоть и жили рядом. Для этого стоило только подняться на горный перевал.

– Ну, так всегда бывает, – с усмешкой вставил Бахт.

– И не говори… Снарядили они молодого пастуха разузнать, что к чему. Посланец одолел перевал и увидел море. Изумлённый его красотой, он решил показать её соплеменникам.

– У него кувшин был с собой? – удивился Царра.

– Нет, конечно же. Откуда бы тот у него взялся, если он и понятия не имел о том, к чему шёл? Набрал полные ладони воды и пошёл назад. Когда же он пришёл в деревню и показал свою находку людям, те были разочарованы. Они столько слышали о море, а оно оказалось пригоршней солёной воды, которую даже пить нельзя. И рассказ пастуха о том, что он видел, сочли выдумкой.

– Поучительно, – кивнул Бахт. Его товарищ не разделил подобного мнения.

– Но к чему Вы это? – спросил он.

– Каждый может узнать только то, что может, – сказал с улыбкой Князь. – И лучше ко всему приходить самому, чем доверять чужим рассказам.

Он довольно пыхнул и продолжил показывать мундштуком изображения на поверхности стола.

– Вот и В и нланн, о котором я вам говорил, а чуть ниже Джун у б. Жутковатое место…

– О нём я слышал, – сказал Царра, разглядывая большой полуостров, подобно капле отходящий от Вестланда вниз, к обширным зелёным и жёлтым пространствам.

– Вы и там были?

– Где я только не бывал.

– Чем же Джунуб не понравился?

– Безысходно там как-то, люди только и делают, что выживают. Разве это жизнь?

– Наши знакомые купцы рассказывали, что тамошние жители продают им благовонную смолу для служений в Крунебергском Храме.

– Да, земля их не балует урожаями, поэтому они вырывают из её нутра то, что можно выменять на пищу.

– Мне о клинках рассказывали…

– Ну, это тоже сродни плугу, – усмехнулся Князь и со вздохом добавил. – Только на других полях.

Путник понял, о чём тот ведёт речь, а его собеседник продолжил:

– Здесь показано лицо всей Земли. А если что-то упущено, можно всегда рассчитать, где оно находиться. Вот, к примеру, мы.

Царра посмотрел на горные хребты под мундштуком, на Гранц, чуть выше бегущую вдоль них, и понял вдруг значение каждой из частей. Он провёл пальцами по идеально гладкой мозаике и остановился на месте, где должен был быть его дом. Земли, которые он прошёл, казались ему бескрайними, пути через них бесконечными, а в действительности являлись лишь частью куда большей картины.

Между тем Князь позвал своих служанок, и они убрали со стола, оставив по его просьбе лишь кувшин с вином. Одна из них, видимо Й и льпа положила на столик наполненный табаком кисет, прикрыв им Сухельпорт.

– И передайте Хидмату, чтобы нарды принёс! – вдогонку им крикнул хозяин и подмигнул гостям. – Сыграем?

– Я не умею, – смутился Царра.

– Глупость какая, – хмыкнул Князь. – Все умеют. Вот только, что не все выигрывают – так это да. Правда, мой друг?

– Я с Вами полностью согласен, – с улыбкой кивнул Бахт.

– В таком случае мы сыграем, а наш друг посмотрит.

Молчаливый слуга принёс нарды и, положив на стол, с лёгким поклоном удалился. Судя по всему, он долго жил здесь, потому что обходился совершенно без слов. Одного взгляда на хозяина ему хватало, чтобы понять какой будет следующая просьба и будет ли вообще.

– Люблю я эту игру, – с улыбкой сказал Князь.

Он с любовью погладил крышку игральной доски, инкрустированной по краям перламутром и пластинками слоновой кости, на которых были вырезаны картины быта далёких стран.

– На жизнь нашу очень похожа.

– Чем же? – вежливо поинтересовался Царра.

– Сейчас увидишь, – сказал хонанд.

– Бахт меня понимает, – довольно усмехнулся Князь. Он взял кисет и, развязывая кожаный шнурок, спросил:

– Какими будешь играть? Чёрными или белыми?

– Разве есть разница? – усмехнулся Бахт, взяв в руки белый камень.

– Ответ по истине хонандский.

– Ну, так…

– Другого от тебя можно было и не ждать. Бархлик хорошо тебя воспитал…

– Спасибо ему. Ну, что? Начнём?

– Начнём, мой друг.

Они расставили камни на свои поля, и хозяин передал гостю право первого хода. Тот с улыбкой бросил кости на доску, и Князь одобрительно повёл бровями:

– Хороший бросок. Двенадцать! Вот так, сходу.

– Где-нибудь в таверне выиграл бы ставку, – усмехнулся Царра.

– Ну, эта игра сложнее будет, – ответил ему хонанд, продвигая свои камни.

– Это точно, – поддакнул Князь.

Он всё ещё возился с узлом кисета.

– Вот ведь Йильпа. Уж завяжет, так завяжет, – усмехнулся он и объяснил Царре. – Не нравиться ей, что я так часто курю.

Справившись, наконец, с завязкой, он неспешно набил трубку, переминая пальцами сухие листья.

– Вы только понюхайте, какой аромат! – восхищённо воскликнул он, протянув открытый кисет гостям. Терпеливо ожидавшие его хода, те по очереди вдохнули запах табака и одобрительно кивнули.

– С островов, что на запад от Джунуба, я привёз два мешка, – сказал Князь, добавив с сожалением. – Три года тому назад это было. Первого уже и в помине нет, а от второго меньше половины осталась. Быстро расходиться. Может и права Йильпа? Поберечь табак надо.

– Поберечь, конечно, – усмехнулся Бахт. – Только не табак.

– Ой! Я тебя прошу, – с улыбкой поморщился Князь. – Хоть ты не начинай.

Закончив готовить трубку, он похлопал себя по карманам и сокрушённо вздохнул. Чуть обернувшись, он хотел было позвать Хидмата, когда тот сам появился, прикрывая ладонью зажжённую свечу.

– Спасибо, – довольно сказал Князь, прикуривая. Ответив почтительным поклоном, слуга снова ушёл.

– Так чем же эта игра на жизнь похожа? – спросил Царра, когда хозяин взял в руку кости.

– Ты сейчас всё сам поймёшь, друг мой, – совершив бросок, пыхнул Князь ароматным дымом. – Всё сам.

Они долго сидели в беседке и, не торопясь, вели игру. Иногда замолкали, нарушая тишину лишь стуком брошенных на доску костей, иногда рассказывали друг другу, что видели в пути. Царра смотрел, как камни переходили из поля в поле, и слушал рассказы Князя, когда тот начинал говорить, вспомнив какую-нибудь историю из своих странствий. И историй этих у него было множество.

Похоже, он действительно был счастливым человеком. Потому что нельзя назвать несчастным того, кому есть что рассказать.

Они играли, пока не стало смеркаться, и Хидмат не принёс зажжённый светильник. Он поставил его на стол и вопросительно посмотрел на хозяина.

– Нам пора в путь, почтенный, – сказал Бахт, вставая из-за стола. Его товарищ сделал то же самое.

– Конечно, – согласно усмехнулся Князь, продолжая сидеть, и сказал слуге. – Собери дорожных припасов нашим гостям.

Тот почтительно кивнул и направился к кухне, а хозяин снова набил остывшую трубку. Прокашлявшись, он сказал:

– Мы не закончили партию, Бахт.

– Значит, так надо, почтенный, – смущённо улыбнулся хонанд.

– Да уж, как интересно, – Князь задумчиво посмотрел на доску и усмехнулся. – Я ведь мог выиграть…

– Или я.

– Ну, этого мы уже не узнаем. Да вы присядьте пока.

Гости послушно вернулись на свои места. Князь раскурил трубку от огня свечи и, выпустив облако дыма, сказал:

– Я проведу вас. Когда ещё свидимся – неизвестно.

Они немного посидели в молчании, пока хозяин не докурил. После он аккуратно выбил нефритовую чашечку о край столика, задумчиво наблюдая за тем, как вечерний ветер разносит пепел, и поднялся с лавки.

– Теперь пора, – сказал он. – Пойдёмте.

Гости последовали за ним, пройдя по уже знакомым лестницам и коридорам всех трёх башен. Внизу у коновязи горели два факела, зажжённые, по-видимому, верным слугой Князя, а когда путники седлали вороных, из ворот вышел и сам Хидмат, держа в руках две увесистые сумки. Он передал их хозяину и молча наблюдал за дорожными сборами, стоя в стороне.

– Это вам, друзья мои, – хозяин вручил Царре одну из сумок.

– Премного благодарны, уважаемый, – сказал хонанд в дополнение к смущённой улыбке своего товарища.

– А это передашь Сай а ру, – сказал Князь, глядя в глаза собеседнику. Тот серьёзно кивнул, принимая вторую сумку.

Князь тихо добавил, стараясь говорить, как можно тише:

– Скажи ему…

– Что сказать?

– Скажи… Нет… попроси…

– О чём?

– Пусть… Пусть осеннее солнце будет тёплым. Скажешь?

– Непременно скажу.

– Спасибо тебе.

Луны в тот день не было, она спряталась за облака. В кромешной тьме путники выехали и, перейдя вброд обмелевшую реку, пошли вдоль противоположного берега вниз по течению. Когда день разгорелся, они свернули к югу, в пустынную долину, которой до полудня поднимались на плато. Проведя ночь среди голых камней, они перевалили через перевал и оказались в более приветливой местности.

Спустя два дня путники набрели на странное место, похожее на святилище. Посреди двора, обнесённого невысокой каменной стеной стояли весы. Они были сделанны из толстого старого дуба, сломленного в незапамятные времена. Горные ветры содрали с него кору, вылизав до блеска ствол, в котором отражались проплывающие над ним облака. На толстый сук были прилажены плечи, украшенные резными узорами из ломаных линий. На цепях с них свешивались две огромные медные чаши. В них горел огонь, и поддерживал его человек, одетый в длинную до колен серую рубаху и такого же цвета широкие штаны. Он стоял перед большой кучей дров и выбирал из неё ветки разного размера, затем, оценив их, подбрасывал в пламя. Бросал он их не наобум, как могло бы показаться с первого взгляда. Белые, высушенные жгучим хатизским солнцем, ветки летели в правую чашу. Они весело трещали в ней чистым бездымным огнём. Во вторую чашу, по левую свою руку, неизвестный подкидывал чёрные, смолистые поленья, которые тяжело горели, с копотью. При этом плечи весов постоянно колебались по мере того, как подбрасывались и прогорали дрова.

– Что это? – тихо спросил Царра, когда они подъехали ближе.

– Весы Жизни, – ответил его спутник, спешиваясь.

– Какой жизни?

– Не «какой», а «чьей».

– Чьей же?

Бахт хитро улыбнулся через плечё и ничего не ответил.

– Жди здесь, – бросил он и подошёл к человеку, который продолжал подбрасывать дрова, не замечая посторонних. Хонанд обратился к нему с приветствием, отвечая на которое, незнакомец чуть повернулся к гостю. Лицо у него было сплошь исчерчено мелкими морщинками, глаза устало поблескивали. Бахт положил к его ногам сумку и, склонившись к уху собеседника, коротко что-то произнёс. Что именно он говорил, Царра не расслышал. Увидел только, как неизвестный согласно кивнул, отодвинув сумку в сторону, и продолжил своё занятие, словно боясь хоть на мгновение прервать его. Хонанд быстро вернулся и прыгнул в седло.

– Вот и всё, – улыбнулся он и, отъезжая, крикнул человеку у весов. – Не забудь, Сайар! Осеннее солнце должно быть тёплым!

И даже не посмотрев, услышал тот или нет, продолжил путь, увлекая за собой своего друга.

Через пять дней после этой встречи они вышли к горе с плоской вершиной. Она стояла посреди каменистого плато, в одиночестве своём выделяясь из всех, сбитых в хребты гранитных скал. Царре это место почему-то было знакомо, но странное чувство, что он уже видел его, показалось ему нелепым, и он поспешил посмеяться над собой.

Стоянку сделали у подножья горы. Ночью, когда догорел огонь, а вместе с ним разговоры, Царра увидел на её вершине едва приметный огонёк, словно там горела одинокая свеча.

– Что это за гора? – спросил он хонанда, указав перед собой.

– Хазарб а хт.

– Мне кажется, что я уже видел её…, – задумчиво произнес Царра.

– Возможно.

– Но когда и где? Я же здесь не был никогда.

– Разве это важно? Во сне, к примеру, мог видеть.

– Во сне? Хм…

«Нет, это вряд ли. Но то, что видел – это точно».

Царра лежал, заложив руки за голову, и смотрел на Хазарбахт, над которой висели медовые соцветия ярчайших звёзд, коих, пожалуй, нигде кроме Хатиза не встретишь. Они походили на душистые гроздья, чей пьянящий аромат пропитал горный воздух, словно путники лежали под огромной акацией, которая зацвела несметными искрами. Одна из них вдруг сорвалась вниз и, прочертив полоску в небе, упала во тьму.

– Видел? – сказал Царра.

– Чего там? – спросил хонанд, приоткрыв один глаз.

– Звезда упала.

– Экая невидаль.

Царра повернулся к товарищу и потряс его за плечё.

– Ну, что ещё? – приподнялся тот на локтях.

– Скажи мне, дружище. А что случится, когда дрова догорят?

– Какие дрова?

– Да те, что в чашах горят, – кивнул Царра в сторону, где, по его мнению, находились Весы Жизни.

– Ах, эти, – Бахт сел на землю и облокотился о седло. – Я и не понял поначалу, о чём ты толкуешь…

– Так что же будет?

– Весы перестанут раскачиваться и…

Царра с волнением следил за жестами и мимикой друга, ему казалось, что тот говорит сейчас что-то крайне важное, хоть и делает это в своей полушутливой манере. Хонанд сделал рукой неопределённый жест и, зевнув, закончил:

–… и застынут… навсегда.

– Вот уж пояснил, так пояснил, – рассмеялся его спутник. – Будто и так не понятно.

– Дело обычное, согласен, – невозмутимо пожал плечами Бахт и с лёгкой улыбкой добавил. – Но все по-разному к этому относятся. Ты вот смеешься, а кто-то с ужасом ожидает того часа, когда чаши Весов застынут.

– Чего это?

– Ведь слово «навсегда» люди тоже понимают неодинаково… Как и само качание Весов. Одни считают их базарным инструментом, кричат, что их постоянно обвешивают, и норовят перетянуть одну из чаш. Другие путают с качелями на ярмарке… Всяко бывает…

Царра задумался над словами хонанда и незаметно для себя заснул, а когда проснулся, Бахта рядом не было. Он позвал друга, но отозвался лишь его конь, щиплющий с Хиском скупую траву.

– Вечные его штучки, – буркнул он и огляделся по сторонам. Звёзд не было видно, лёгкий туман укутал плато, наполнив воздух сыростью.

Царра поёжился, с досадой посмотрел на остывший круг вечернего костра и заставил себя пойти за хворостом, надеясь найти его поблизости. Он прошёл немного вдоль подножия горы и вдруг увидел впереди огонёк – крохотный, робкий, как надежда смертника ожидающего рассвета. Побуждаемый любопытством, он пошёл к нему.

На небольшом ровном месте он наткнулся на двух странников, сидевших к нему спиною. Оба неизвестных были в дорожных плащах и сидели на седельных сумках. Между ними стоял воткнутый в землю меч, на яблоке которого горела свеча.

«Вот, значит, чей свет привёл меня сюда», – усмехнулся Царра. Он тихо приблизился к незнакомцам и вдруг замер, услышав, как знакомый голос сказал.

– На рассвете ты поднимешься к старику, Бадварай. Будь очень внимателен, он ничего зря не говорит.

Эти слова были обращены к парню, который в свете свечи изучал пожелтевший свиток. На его левой руке тускло поблескивал серебряный перстень с тёмно-синим камнем.

– Хорошо, дядя, – ответил он, не отрываясь от чтения.

Собеседник, которого он так называл, был раза в два старше и лицо его скрывал капюшон.

– Он тебя уже давно ждёт…

– Как же он узнает меня? – спросил Бадварай, свернув, наконец-то, дочитанный свиток.

– Об этом не переживай. Ему будет достаточно взглянуть на кольцо.

Бадварай посмотрел на свою руку и спросил:

– Каким он был?

– Твой отец?

– Да. Что за человек?

– Ну, он был из хонандов, а они не совсем люди, – засмеялся собеседник парня.

Царра не мог припомнить, где он уже слышал и этот голос, и этот смех.

– Хороший он был человек, – посерьёзнел говоривший. – Добрый. Мягкий, как пчелиный воск. Ты на него очень похож.

– Чем?

– У тебя его сердце. И ты тоже ищешь Путь.

– Но я не воск, – пылко возразил молодой собеседник.

– Да. Ты не воск, мой мальчик, – усмехнулся старший. – Ты сталь.

Он проверил, как держится свеча на яблоке и продолжил:

– Клинок легко рассекает воск, но свеча дарит свет, а сталь этого не может… и не должна. Каждому своё предназначение.

– Как только его узнать? – задумчиво произнёс Бадварай.

Его дядя усмехнулся. Царра этого не видел, но точно знал, что так оно и было. Скрытый туманом, он стоял рядом с говорившими и нисколько не удивлялся тому, что те его не замечают.

– Ты точь-в-точь, как он… Такой же любопытный.

– Как всё-таки узнать своё предназначение?

– Знать Путь и идти по нему – всё равно, что идти и не знать, – тихо ответил незнакомец.

Он поднял с земли тонкую сухую веточку и протянул своему собеседнику.

– Сломай её.

Парень с лёгким треском преломил хворостинку и с вопросительной улыбкой посмотрел на дядю, показывая получившиеся половинки.

– Это не составило труда, не правда ли? – усмехнулся тот.

Царра с интересом наблюдал за всем происходящим.

– Нисколько.

– Я даже больше скажу, ты знал, сколько силы надо приложить и мог определить момент, когда прутик треснет.

– Ты прав, дядя.

Старший из говоривших вынул стрелу из колчана, что лежал у его ног и показал парню.

– Тоже ломать? – спросил тот.

– Не надо. Это тебе не веточка, да и чужой труд поберечь следует. Но сломать её ты бы смог.

– Смог бы.

– Хоть и пришлось бы напрячься. Стрела тоже переломится, независимо от того знаешь ты, когда она хрустнет или нет.

Бадварай молча смотрел на своего собеседника. Тот усмехнулся и протянул наглядное пособие ученику.

– Это стрела – твоя жизнь.

Парень взял её и задумчиво повертел в руках. Он коснулся кончиком пальца тонкого гранёного острия, провёл по отполированному древку от наконечника до совиного оперенья.

– Жизнь? – с недоверием спросил он. – Что вообще жизнь?

– Жизнь – это пущенная в тебя стрела, – сказал ему собеседник и отбросил капюшон на затылок.

Царра присмотрелся, чтобы разглядеть его лицо, но, увидев облака, быстро плывущие в синем небе, сообразил, что всё ему приснилось. Он рассмеялся, обнаружив себя лежащим на своём месте у потрескивающего огня. Его товарищ, как ни в чем не бывало, грел в закопчённом котелке воду для чая.

– Приятно видеть радостное пробуждение, – усмехнулся Бахт.

– Ты куда ночью ходил? – спросил Царра.

Зевнув, он приподнялся на локтях и посмотрел на хонанда, который вынимал из дорожного мешка припасы.

– Надо мне было, – тот явно не желал отвечать на вопрос. Его друг уже привык к манере товарища уходить от прямого ответа.

– Надо, так надо, – он встал, уже забыв странный сон. Размял затёкшие ноги и, потянувшись, подошёл к ручью, протекавшему в трёх шагах от их стоянки. Присев на корточки, он умылся из него. Весело поёжившись, он зачерпнул в пригоршни воды и брызнул в сторону Бахта. Тот засмеялся и фыркнул, когда ледяные капельки попали за шиворот.

– Ты что творишь!?

– Нам ещё долго скитаться по этим горам, дружище? – вопросом на вопрос ответил его спутник.

– Да, собственно, нет. Дня четыре всего на юг по этому ущелью, – махнул хонанд в сторону, куда, звеня своими струйками, убегал от места их ночёвки горный ручей.

– Дня четыре, говоришь? – спросил Царра, прикидывая в уме расстояние.

– Ну, пять.

– «Ну, пять?» Ты подумай хорошенько, может тогда все десять наберётся, – усмехнулся путник, принимая от товарища пиалу с чаем.

Бахт хитро прищурился:

– Может, и десять. Это как идти. Тебе не всё равно, что ли?

– Да как-то и спешить особо некуда, но хочется ясности.

– Будет тебе ясность. Потерпи только немного.

– Терплю. Не видишь что ли?

– Пять. Пять дней и мы выйдем к пустыне

– Ну, а туда нам зачем?

– Туда нам надо, дружище, потому как есть там город Порхар.

– И что мы там забыли?

– Навестим кое-кого.

– Мы здесь уже навестили кое-кого, – буркнул Царра, без опасений хватая горячий чай частыми глотками. – Шли бы уже в Сухельпорт, а оттуда пойду я домой.

– Домой? – хонанд удивлённо посмотрел на друга.

– Ну, не домой, а в свой родной лес. Вернусь к Ведуну. Отстрою дом и буду дальше жить.

– Как же Место Без Времени?

Царра выплеснул недопитый чай и бросил пиалу на достархан. Молча встал и пошёл к Хиску.

– Чего ты, дружище? – окликнул его хонанд. – Обиделся что ли? Так я не хотел ничего такого сказать. И в мыслях не было. Не обижайся.

– Да, не обижаюсь я, – буркнул тот, поглаживая вороного по шее, и вздохнул, поморщившись от боли в сердце. – Не обижаюсь.

Бахт собрал вещи в дорожную сумку, приторочил её к седлу и они снова отправились в путь, пролёгший по ущелью, поросшему ивняком, вдоль ручья, который словно указывал им дорогу, извиваясь в своём русле. Царра, как и его товарищ, думал о своём, покачиваясь в такт лошадиного шага. В вышине посвистывала незнакомая птаха, цокот подков по камням отбивался от серых скал, да мерно журчала вода – вот и все звуки, тревожившие вековой покой Хатизских гор.

Друзья шли по тёмному урочищу целый день и, проведя ночь под стиснутым каменными стенами небом, к середине следующего дня вышли к узкой долине. Она приятно зеленела сочной травой, а у самой воды росли три миндальных дерева и пара диких гранатников. У этих деревьев ручей собирался в озерцо и дальше, словно набравшись сил, устремлялся вниз, вскипая бурунами на камнях.

На месте, где поток впадал в озеро, сидел по пояс голый человек в потёртых, заношенных до дыр штанах и выбирал из воды мелкие камешки. Он внимательно разглядывал их, шепча себе что-то под нос, и круглым, неглубоким лотком промывал перемешанный с рыжим илом песок, что зачерпывался им со дна ручья.

Услышав стук копыт, старатель встревожено обернулся и изучающее посмотрел на приближавшихся к нему всадников. Готовый в любой миг броситься наутёк, он переводил взгляд с незнакомцев на свои вещи и обратно, прикидывая в уме, как ему уйти от незваных гостей в случае чего.