Глава 24. Путь к Сухельпорту. 1 страница

Царра улыбнулся, и его печаль отступила. Жизнерадостность товарища опрокинула и утащила за собой, как горный поток. Они шли, живо обсуждая то, что видели сегодня в Поххаре. Говорить было о чём, тот день выдался насыщенным, как никогда. Хонанд со смехом вспоминал торговца оружием, довольно точно копируя его жесты.

Дурацкая ссора, чуть было не стоившая им свободы, а может и жизни, теперь только забавляла. Смешно – значит не страшно. Обычное дело.

Но смешно почему-то бывает только после.

Царра вскользь любовался перстнем, как обычно делают все, когда у них заводиться новая вещь. А у него их было целых две. Подарок от неизвестного Рохнамо торчал за поясом, словно там и было его исконное место. Рядом с ним болтался резко похудевший кошелёк, глухо и жалобно позвякивая последней горсткой крон. Неизменный мотив дальних странствий, когда путники идут по своему пути слишком долго.

Почти стемнело, когда друзья поднялись к себе, на крытую веранду и ужин они, конечно же, пропустили. На давно остывших глиняных печах во дворе пустовали котлы, со стенок которого служки старательно соскребли остатки курдючного жира. Но печалиться по этому поводу товарищи не стали, ведь в дорожных сумках были припасы, которыми их снабдил Мирхан. На низеньком столике появились лепёшки, сыр и вино. В глубокую тарелку, предварительно её ополоснув, Бахт выложил горку золотой кураги вперемешку с прозрачной сабзой.

Купцы по соседству тоже бодрствовали. Они сидели вокруг столика, посредине которого ярко горел масляной светильник, и обсуждали насущные дела. Говорили они сдержанно и тихо, мотыльки и те громче били крылышками о стеклянные стенки лампы, не говоря уже о цикадах, которые с приходом вечерней мглы оглушительно застрекотали. Караван-сарай наполнился голосами постояльцев, вернувшихся из города. Только лавочника на месте не было. Он, как ушел, так до сих пор и не появился, хоть солнце и село, да и вряд ли помощники визирей принимали просителей в такой час. Они и в положенное для этого время не слишком усердствовали. Возвращаясь с невольничьего рынка, друзья проходили через квартал с домами ханских чиновников. Там они наблюдали привычную для этой части Поххара картину – длинные очереди вдоль высоких заборов. Просители из деревень и местечек ханства толпились у ворот какого-нибудь вельможи, ожидая, когда придёт их черёд предстать хотя бы пред светлы очи секретаря, спеси в котором было больше, чем у его господина.

Во время нехитрого ужина, друзья познакомились с торговцами, предложив им угоститься сушёными фруктами – жест ровным счётом ни к чему не обязывающий, но необыкновенно располагающий к себе. Слово за слово, завязался разговор, вследствие которого выяснилось, что поутру купцы со своим караваном отправляются в Сухельпорт. Этим сразу же воспользовался Бахт.

– Не будете ли вы, почтенные, возражать против нашего общества? – как бы между делом поинтересовался он, разливая вино по пиалам, которые были незамедлительно извлечены соседями из своих сумок, едва на столе появилась оплетённая лозой глиняная бутыль. – Нам с вами по пути.

Купцы с искренней радостью согласились взять с собою новых знакомых. Ведь, ничто так не сближает, как совместная трапеза, а преломленный хлеб превращает незнакомца в друга. Давно известно, если кто делит с тобой хлеб, он готов делить с тобой и невзгоды. По крайней мере, так принято считать.

Друзья проговорили с соседями до поздней ночи. Защищённый от вечернего ветра абажуром из разноцветного стекла, огонь светильника горел ровно, отбрасывая синие и жёлтые тени на лица ведущих беседу людей. Купцы охотно рассказывали о дальних странах, в которых были, закупая товар, о том, как возили по чужим землям разнообразнейшие вещи, всё, что даёт прибыль. Сюда, к примеру, привезли мед и воск из северных лесов – необыкновенно ходкий в этих краях товар. За него они выручили неплохие деньги, тут же обратив их в знаменитые поххарские смарагды и тончайшие ткани с востока. Последние в цене не уступали первым, ибо заплатить за них могли лишь люди знатные. И хоть любая женщина в подобной ткани была прекрасна, как луна в туманной дымке, но не каждая позволит себе такие одежды, а точнее – мужа, способного за них заплатить. С таким грузом купцы собрались идти к Сухельпорту, откуда дальнейший путь поведет их через море в страну Джун у б, где живут люди такие черные, будто искупались в дёгте. Из глубины своей страны они приносят на портовый базар куски окаменелой смолы, которую добывают в пустынных землях на юге. Её они меняют у заморских купцов на клинки и ткани. Смола эта удивительно ароматна. Если ее зажечь, густой белый дым очищает души людей от скверны. За неё в варгрикской столице дают очень большие деньги, ибо для служения в Храме Любви крайне необходимо достаточное её количество.

– И сколько времени займет у вас весь этот путь? – полюбопытствовал Царра.

– Год и три месяца, если Небо будет к нам добрым, – ответил один из купцов, лет пятидесяти, с крашеной хною бородой. В силу своего возраста и опыта он был караванщиком. Звали его Хис а б. И человеком он оказался хорошим. Это понимал каждый, едва услышав его голос, который можно было сравнить с куском тёмного бархата. И говорил он соответственно, будто протирал этой тряпочкой хрустальный шар.

– Пятнадцать месяцев! Ничего себе, – присвистнул Царра. – Это очень долго. Очень.

– Со временем привыкаешь к дороге и даже не замечаешь её.

– Вы – это понятное дело. Но как же ваши семьи?

– Ждут, – улыбнулся купец. – Что им ещё остаётся.

– Надеюсь, это стоит того.

– Стоит, безусловно, стоит. Прибыль десятикратная! Чтоб семья не нуждалась ни в чём, приходиться нечасто её видеть.

Начавший клевать носом хонанд вдруг встрепенулся и сонным голосом прервал их разговор:

– Все это хорошо, добрые люди, но пора отдыхать. Как считаете? Завтра ведь в путь неблизкий.

Все с ним согласились и разошлись по своим местам. Хисаб остался за столом и только, когда все улеглись, он задул светильник, позволив звёздам украсить небосвод. В безветренном воздухе запахло пустынными травами и пылью.

Лавочник к полуночи так и не вернулся. Что с ним стало, никто даже не догадывался. И на что он надеялся – странный человек? Где же это видано, чтобы овце удалось отнять у пастуха и вернуть себе своё же собственное молоко?

Рано утром, проснувшись до зари, когда не понятно – уже закончилась ночь или ещё нет, путники приготовили коней и вместе с купцами отправились в путь. Караван из десятка груженных тюками верблюдов покинул Поххар на рассвете и направился на юго-запад, вдоль Вешруд. Худые погонщики в длинных до пят рубахах за верёвочную узду вели больших двугорбых животных, купцы и их новые знакомцы ехали рядом верхом на лошадях, а два лохматых пса бежали на своих лапах. Большие и чёрные, они походили на медведей, но, не смотря на свой устрашающий вид, нрав имели мягкий и постоянно крутились под ногами верблюдов, которые не обращали на них никакого внимания. Во время перехода собаки отбегали в стороны или далеко вперёд, обнюхивали землю, спугивая своим лаем зайцев и куропаток, а когда караван становился на ночлег, обегали стоянку кругами, ни на мгновенье не оставляя своей сторожевой службы. Вспоминая свой путь в Норгард, Царра очень удивился отсутствию охранения.

– У вас охраны нет, почтенный. Кроме собак. Почему же? – спросил он. Вместе с Бахтом они шли в голове каравана рядом с Хисабом.

– Она нам не к чему, – ответил караванщик. – У всех нас есть оружие, но в нём, право, нет нужды.

– Почему? В Хатизе разбойники не водятся, что ли?

– Ты, я вижу, впервые из Поххара на юг путешествуешь?

– Твоя правда.

– Вот сам всё и увидишь.

Два дня они шли вдоль реки, что бежала по Поххарской возвышенности между её пологих гор старательно выжженных пыльным солнцем. На первый взгляд те казались голыми и совершенно непригодными к обитанию. Но и в этой неприветливой местности людям удавалось жить, прилепив свои дома к пустынным склонам. Мутные воды Вешруд, отведённые в арыки, давали жизнь узким полоскам полей и садам, жавшимся к спасительной влаге. Серые овцы щипали скудную траву у ручьёв, что прятались от солнца по узким ложбинам.

Изредка на тракте попадались сторожевые посты ханских воинов, больше похожие на чайханы, чем казармы. За невысоким, в пояс, саманным забором ратники, как правило, занимались рутинными делами – варили в котлах плов, полировали оружие, или чинили снаряжение. Своим видом они разительно отличались от своих собратьев, служащих в Поххаре. Не было у них присущего столичным воинам блеска, из-за чего издали они походили на бродяг, которые где-то нашли щиты и копья, а теперь стояли у дороги в поисках, кому бы всё это продать.

В силу дружелюбия и общительности Царра перезнакомился со всеми, кто был в караване, даже с молчаливыми погонщиками, которые прятали лица под неимоверно длинными белыми платками. Те были столь неразговорчивы, что даже между собой обходились лишь жестами да многозначительными кивками. Купцы же с удовольствием рассказывали о своих приключениях, найдя в любознательном попутчике благодарного слушателя. От рассказов всем польза. Ведь что же, если не занимательная история, скрасит долгую дорогу?

К тому же Царра упорно продолжал изучать хатизский, и учителей вокруг него было предостаточно. Попутчики с радостью говорили с ним, рассказывая смешные, а порою довольно страшные случаи из своей и чужой жизни.

Во время одной из стоянок, когда купцы и погонщики сидели тесным кругом у костра, в котором тлел сухой верблюжий навоз, собранный по обочинам, Хисаб рассказал такую историю.

– В нашем городе жил один человек. Был он несказанно богат и равно в такой же степени, был он неспокоен. Потому что тот, кто имеет, всегда боится потерять. Чем больше становилось у него золота, тем больше терзал его душу страх лишиться того, чем он владел. С каждой монетой, с каждым мешком зерна увеличивался груз, давящий на его сердце, словно они не в закрома к нему ложились, а на его плечи. Дошло до того, что не стало у него ни покоя, ни сна. Когда же страх этот стал невыносим, один из его друзей посоветовал, сходить к одному из поххарских гадателей, который ещё ни разу не ошибалась в своих предсказаниях.

– Это те, что на регистане сидят? – усмехнулся Царра.

– К ним… Собрался купец в дорогу, передал все дела единственному сыну и отправился в путь. Преодолев опасные горы и лесные дороги, пришёл он к провидцу и задал вопрос, не дававший ему покоя вот уже сколько лет.

– И что же гадатель?

– Старик глянул на его ладонь и успокоил словами – «Не бойся! До последнего дня своей жизни будешь богат!».

Окрылённый радостью вернулся наш купец домой и созвал соседей на праздник. Богатый пир устроил он для своих друзей. Лёгкое сердце его пело оттого, что ушёл из него страх.

И вот в самый разгар веселья прибежал на двор купца вестник и сообщил, что корабль, на котором сын хозяина возвращался с товаром, затонул, и никто из команды не спасся. В горе, кляня судьбу и обманувшего его предсказателя, упал бедняга на колени и стал рвать на себе одежду. Не вынесло его сердце свалившегося вдруг, как камень, горя, остановилось, и душа его отлетела из бренного мира.

– Не ошибся провидец, – хмыкнул Бахт, подмигнув своему другу.

– Не того боялся купец, – с сожалением вздохнул тот.

– Вот ведь как бывает в этом мире, – грустно закончил Хисаб.

Вдоль правого берега Вешруд, караван прошел к отрогам Хатизских гор, дымчатой цепью высившихся на горизонте. Предгорье встретило путников душистым цветом редко растущих и столь высоких акаций, что, казалось, дальние вершины попросили их помочь и подержать небо вместо себя.

В этом месте разместились войска короля Варга. Сторожевые вышки вдоль дороги были видны издалека. Хозяйственные постройки, ухоженные пшеничные поля и отары овец говорили о значительной военной силе, обитавшей здесь. Высокая саманная стена окружала прямоугольной формы лагерь. Круглые башни по углам создавали ощущение неприступной крепости, которая со всех четырёх сторон дополнительно защищалась глубоким рвом. Воду к нему провели из Вешруд. Широкий канал от реки до крепостной стены создавал дополнительную преграду степнякам, поскольку единственным местом для его перехода был узкий деревянный мост. Рядом с ним стояла небольшая глинобитная сторожка, которяа служила своеобразной таможней, потому что мимо неё проходил торговый путь на юг.

Было немногим за полудень, когда караван подошёл к мосту. Ещё издали его заметил воин, который дремал на плоской креше сторожки, укрившись от жгучего солнца под камышовым навесом. Он крикнул вниз, и из мазанки навстречу купцам вышли двое варгрикских ратников, которые неспешно направились к Хисабу, идущему в голове вереницы.

– Стой, – один из тех двоих, поднял вверх руку с копьём, давая совершенно ненужный знак остановиться. Его товарищ был «вооружён» посерьёзней – на шее у него висела чернильница, а в руке была печать, которой он слегка похлопывал по левой ладони, оценивающе приглядываясь к тюкам на верблюжьих боках.

– Кто вы, люди? – спросил он, подходя к спешившемуся караванщику. Его чуть полноватое лицо было и не злым и не добрым. Безразличным скорее. Царра и Бахт остались сидеть верхом, наблюдая за досмотром.

– Торговый люд из Шималхара, – ответил Хисаб.

– Что везёте? – спросил стражник, оставив похлопывание печатью, и заложил руки за спину. Его товарищ в это время пошёл вдоль каравана, тыча тупым концом копья в тюки.

– Ткани и немного каменьев.

– Оружие на продажу имеете?

– Нет, уважаемый, – из привязанного к седлу деревянного футляра Хисаб вынул свиток и подал собеседнику. – Здесь перечень товаров и разрешение мудира Торговой палаты на их вывоз.

Стражник принялся старательно изучать начертанное на бумаге, пока не вернулся копейщик и не кивнул, давая товарищу понять, что всё в порядке. Тогда варгрикец отвинтил бронзовую крышку чернильницы, макнул в неё печать и, отряхнув, поставил круглый оттиск на свитке рядом с подписью ханского мудира.

– Внесите пять золотых дорожной подати, почтенный, и можете ехать дальше, – вежливо улыбнулся он, возвращая бумагу Хисабу.

Тот немедленно выплатил требуемую сумму, которую держал наготове, после чего стражник крикнул:

– Пропускай!

Слова эти были адресованы воину, который в одних штанах, босой и без рубахи, сидел на одном из брёвен, служащим перилами моста, и удил с них рыбу. Он нехотя оставил снасть и, вернувшись к своему посту, поднял длинную жердь, перекрывавшую проход.

– Счастливого пути, – стражник махнул рукой с печатью и со своим молчаливым товарищем спрятался от солнца в сторожке.

По пружинящим доскам вереница из верблюдов и лошадей пересекла канал. Проезжая мимо воина, который снова вернулся к рыбалке, Царра немного задержался.

– На что ловишь? – спросил он у варгрикца.

– На варёное зерно, – ответил тот, не поворачивая головы. Как того требовал ратный устав, она у него была бритой. Рыжий волос немного отрос, создавая впечатление, что голову покрыли тонким слоем ржавчины.

– Глубокий канал?

– Тебе какое дело? – усмехнулся воин. – Переплывать его собрался, что ли?

– Просто интересно, какая здесь рыба ловиться. Большая?

– Какую поймаешь. Сегодня, видишь, не клюёт, – ратник показал на молодую щуку в воде. Уйти ей мешал тонкий шнур, продетый сквозь рот и жабры, из-за чего она лежала на боку и лишь обречённо шевелила хвостом.

– Тоже хорошо.

– Та, «хорошо». Вот сом в полтора пуда – это хорошо! – улыбнулся рыбак.

– Водятся и такие?

– Конечно, водяться. Спрашиваешь! Месяц назад такого красавца поймали, что всей казармой два дня ели.

– На что поймали?

– На сеть. Рыба, она лучше всего на сеть клюёт, – весело засмеялся стражник, довольный своим остроумием. – С Вэном вдвоём еле вытащили. Полтора пуда, не меньше, а то и все два.

– Каким Вэном? – встрепенулся Царра. – Из Норгарда который?

– Знаешь его? – обрадовался ратник, поворачивая наконец-то голову, чтобы взглянуть на любопытного собеседника.

– Встречал недавно на Шималхарской дороге.

– Скоро дома будет. Счастливчик… Не то что приятель его.

Царра кисло улыбнулся, согласно кивнув на эти слова.

– Ты сам откуда? Тоже с тех краёв? – спросил ратник.

– Почти, – сказал его собеседник, сам не понимая, зачем ему понадобилось лукавить.

– А я из хутора неподалёку от Лилабрука. Может, бывал когда?

– Не доводилось, – покачал головой Царра и обернулся на голос Бахта.

Караван уже отошёл от моста на приличное расстояние, и хонанд решил поторопить товарища. Тот сделал другу знак, что понял, и кивнул стражнику:

– Ну, бывай, служивый.

– Счастливого пути, – тот с улыбкой помахал рукой и снова прикипел взглядом к поплавку из гусиного пера.

Гремя подковами по свежим доскам, Хиск рысью проскочил мост, и нагнал караван, ко всеобщему недовольству подняв клубы серой пыли.

«Лиллабрук, Лиллабрук», – бормотал Царра, стараясь припомнить, где он мог уже это слышать.

Он спросил Бахта, не знакомо ли тому такое название. Хонанд хмыкнул и напомнил другу о событиях на постоялом дворе по пути в Крунеберг.

– Да, да, – кивнул Царра и вспомнил бедную Трулу.

Чтобы не увязнуть в печальных воспоминаниях, он спросил Хисаба:

– Почему они берут с вас деньги? Мне казалось, это должны делать поххарские стражники.

– Поххарцы тоже берут, не переживай, – засмеялся караванщик. – Но в отличие от них, варгрикцы ещё и охраняют нас. Их сторожевые вышки стоят в степи и вблизи Вешруд, на довольно большом её протяжении.

– А дальше на юг? Там же ратников нет?

– Да, ратников там нет, но зато есть степные кланы, которые берут плату за проход по своим землям. Деньги любят все.

– Все любят деньги, а мой друг – поболтать, – пошутил хонанд, кивнув через плечё в сторону моста.

– Да интересно стало, – попытался оправдаться Царра.

На что его товарищ хмыкнул:

– Дальше будет ещё интересней.

В узком месте, через которое проходила дорога, между рекой, уходящей влево, к югу, и горами, стеной встающими по правую руку от идущих, клином в горло полупустынной равнины была вбита крепость. Она имела форму равнобедренного треугольника, острая вершина которого представляла собой боевую башню. Неприступные стены соединяли её с двумя остальными, размером поменьше.

– Да уж… Основательно они здесь закрепились, – задумчиво погладил бороду Царра, когда караван проходил мимо укреплений.

– Это Устух а н, – с довольной улыбкой сказал Хисаб. – Кость в горле степных разбойников. Уже два года прошло с тех пор, как построили её, и ни один степняк не осмелился потревожить жителей Хатиза.

– Варг и вправду дорожит дружбой Хушйара, – усмехнулся Бахт, разглядывая крепость.

– Мне кажется, что король здесь ни к чему, – тихо сказал Царра. – Бьётся же не он…

– Бьётся, может, и не он, – прищурился хонанд, осматривая укрепления. – Но те, кто составляет летописи, не могут упомнить всех имён.

Караван прошёл в виду зорких глаз варгрикских ратников. Здесь уже не было той беспечности, наблюдаемой в основном лагере. В силуэтах воинов на сторожевых башнях чувствовалось напряжение. Вдоль крепостной стены неровными рядами стояли вбитые в потрескавшуюся землю колья, на которых были насажены высушенные солнцем головы степняков. Их лица смотрели в сторону, откуда они пришли, и пустыми глазницами выглядывали своих коней. Вдалеке, на горизонте, столь ровном, что казалось, будто его чертили по натянутой верёвке, виднелась пара сигнальных вышек, с вязанкой хвороста на каждой.

– Эта пустынная местность тянется до Диких Степей, – пояснил караванщик. – Вышки веером расходятся вглубь её на два дня пути. Когда дозорные замечают отряд степняков, подают сигнал, поджигая хворост. Дым виден издалека, и дозорные на ближайшей вышке делают то же самое, передавая тревожную весть дальше, до самого лагеря. У степняков нет возможности пройти незамеченными.

– Как же сами дозорные? – спросил Царра.

– Поджигают вязанку и уходят верхом.

– Это остальные, а те, что первыми заметили?

– В крайний дозор идут самые храбрые и отчаянные воины.

– Или те, кто провинился, – вставил Бахт, между делом услышавший этот разговор.

– Этого я не знал, – удивился Хисаб.

– Да. Ещё могут без коня оставить, чтоб уж наверняка.

– Откуда знаешь? – покосился Царра на друга. Тот криво усмехнулся:

– Бывалые люди рассказывали.

Когда караван оставил крепость позади, у горных подножий друзья вдруг попрощались с купцами, чем весьма огорчили последних. Решение продолжить путь самим принадлежало Бахту. Оно стало неожиданным не только для Хисаба, но и для Царры. Тот совсем не хотел уходить, но спорить с хонандом не стал, потому, что это было бесполезно. К тому же знал, что спонтанных решений его товарищ не принимает.

Поэтому купцы повернули налево, следуя извивам Вешруд, а двое друзей двинулись в сторону Хатизских гор. Караванные псы увязались за отделившимися путниками. Они некоторое время бежали рядом с ними, после отстали, покружили, обнюхивая пыльную землю, и гавкнув на прощание, унеслись вслед за мерно удаляющимися верблюдами.

– Ты же говорил, что в Сухельпорт идем, – с упрёком сказал Царра, когда их дальнейший путь пролёг в горах.

На что хонанд лишь засмеялся:

– Не переживай, друг мой. Мы еще доберёмся туда.

– Но в горы нам зачем?

– Мне надо повидаться кое с кем.

– «Кое с кем»? «Кое с кем»… С чего это вдруг?

– Сон мне был, – усмехнулся хонанд.

– Хоть бы тебе не приснилось, что нам на край света надо, – буркнул его товарищ, не вняв шутке.

– Тебе-то что? Спешишь куда-то?

– Сам знаешь…

– Тогда не бухти.

Они шли по пустынным склонам, чьи стены покрывали скупые клочки травы, и останавливались на ночлег у бегущих по ним ручейков, когда их настигала ночь, стремительно стекавшая с вершин, подобно горному потоку. Тогда друзья спешивались, отвязывали заранее припасённую вязанку дров, собираемых по пути, и разводили огонь. Под разноголосый вой шакалов они грелись у костра, одиноко освещавшего место их ночёвки, одни под тёмным небом, что покоилось на горных хребтах, и с которого, подмигивая, смотрели на путников крупные и неимоверно яркие звёзды. В горах те были совсем близко, такими, что казалось, стоит лишь протянуть руку, и зачерпнёшь полную горсть небесных искр.

Царре запомнилась одна из ночей, когда они не стали по обыкновению на ночлег, а, дав короткий отдых лошадям, спустились с перевала и пошли вдоль русла небольшой речки. Скорее это была не река, а ручей, который тускло блестел в узкой долине между высоких голых скал. С трудом пробираясь среди обточенной гальки и гладких валунов, щедро усеявших его путь, он вызывал лишь трогательную жалость.

– Хорошо хоть луна светит ярко, – бормотал себе под нос хонанд.

Когда они спустились в ущелье, он стал невероятно сосредоточен и внимательно вглядывался в сумрак. Как он пояснил, искал метки.

– Что за метки? – удивлённо засмеялся его друг. – Как можно сбиться с пути в этой теснине?

– Всё возможно, – загадочно усмехнулся Бахт и, оторвав взгляд от скалы впереди, посмотрел на ночное светило, клонившееся к вершинам западных хребтов. – Нам надо бы поторопиться.

Он легонько подстегнул своего вороного, Хиск же сам ускорил шаг, и только Царра не понимал причин такой спешки. Они стали продвигаться быстрее, насколько это позволяла делать местность, и шли до тех пор, пока луна не зашла и не наступила непроглядная тьма. Тогда Бахт спешился и достал из своей сумки фонарь, прихваченный с коновязи Рохнамо. Несколько ударов огнивом и сухой трут легко затлелся в его руке.

– Вот так, – довольно усмехнулся хонанд, раздувая жар, свет которого осветил ему лицо. – Спасибо доброму чеканщику.

Он зажёг фитиль и закрыл стеклянную дверку.

– Теперь можно смело двигаться дальше.

– Радость какая, – буркнул его спутник.

– Ну, и ворчун же ты…

– Зачем нам в потёмках бродить? Давай уже заночуем здесь.

– Пошли, пошли, – поторопил товарища Бахт, полностью игнорируя его недовольство.

В ночной тишине снова послышался звук тревожимых камней, звонко отражавшийся от скалистых стен. Вдобавок к нему примешивались сдержанные ругательства Царры.

Друзья шли пешком до рассвета, хонанд впереди, его товарищ следом. Солнце уже взошло, но заблудилось где-то в горах, и в ущелье царил полумрак, небо лишь слегка налилось лазурью. Когда же первые солнечные лучи коснулись дна ущелья, путники вышли из него. Здесь ручей уже не бежал в голых камнях, с правой стороны от его русла находилась узкая терраса из глинистой земли, покрытой редким кустарником. Выбравшись на неё, Бахт облегчённо перевёл дух и дал знак, что можно остановиться.

– Теперь передохнём, дружище, – объявил он, рассёдлывая вороного. – Тяжёлый был путь, но мы справились. Всё-таки успели до рассвета.

– А куда спешили вообще?

– Увидишь.

Пока его товарищ разбирал дорожные сумки, хонанд, насобирал сухих веток и хвороста, густо устилавших берег и разложил костёр. Вскоре на огне появился котелок, в котором стала закипать вода из ручья.

Измотанный ночным переходом Царра не дождался завтрака и заснул завернувшись в дорожный плащ. Когда он проснулся, то не поверил своим глазам – перед ним бушевала горная река. От жалкого ручейка не осталось и следа, по ущелью стремительно летел бурный поток, брызгами взлетая на валунах и перекатах.

– И ты ещё спрашиваешь, куда мы так спешили, – добродушно усмехнулся хонанд, видя изумление своего спутника. – Горы, мой друг, горы.

Подкрепившись ячменной кашей заправленной зажаркой из лука и вяленого мяса, они продолжили свой путь по узкому речному берегу, который, то расширялся до двух–трёх шагов, то вновь становился настолько узким, что наездникам приходилось спешиваться и вести коней в поводу. К концу дня они вышли к месту, где ущелье чуть расширялось, позволяя реке обогнуть гору, врезавшуюся в долину. На крутом склоне высилась крепость.

– Ух, ты, – изумлённо выдохнул Царры, когда посмотрел на три высокие башни, уступами восходящие от подножья. Сложенные из хорошо обтёсанных камней, те гордо возвышались над разлившейся и немного успокоившейся рекой.

Ближняя к путникам башня смотрела в их сторону тремя рядами узких окон и крепкими двустворчатыми воротами. Она прикрывала собой вторую, стоявшую точно за её спиной, но возвышавшуюся примерно на треть. На такую же высоту поднялась по склону ещё одна башня, коснувшись своей верхней площадкой края горной террасы. Все три строения сообщались друг с другом деревянными переходами и составляли единый стройный комплекс.

Путники направились прямиком к крепости. Хотя, слово «прямиком» не совсем уместно, поскольку не направиться к ней они не могли, а точнее не могли пройти мимо – набравшая силу горная река не позволяла обойти неожиданную преграду. Правда, неожиданной та была только для Царры, но не для его спутника, который уверенно подошёл к воротам и, видимо, уже бывал здесь ранее.

Справа от входа в башню имелась коновязь, крытая неплотным навесом из досок – удивительная постройка в этих безлесных краях. Вот поилка с кормушкой вырезанные из песчаника были делом понятным.

– Здесь есть кто-нибудь? – спросил Царра, по примеру друга рассёдлывая Хиска.

– Наверное, – сказал хонанд.

Своего коня он подвёл к полной овса кормушке и позволил тому кормиться. Сам же присел на землю, роясь в дорожной сумке. Его спутник в нерешительности держал вороного за узду и оглядывался вокруг.

– Может не стоит вести себя так нагло? – робко поинтересовался он.

– Кто сказал, что мы наглецы? – с веселой улыбкой подмигнул его товарищ.

– Я так не говорил.

– Но подумал же.

– Конечно, подумал. Чужой ведь овёс.

– Я знаю хозяина – добрейший человек. Только дома нечасто бывает. Если он сейчас не в отъезде – будешь иметь счастье познакомиться с ним, – ответил Бахт, продолжая перетряхивать дорожный скарб.

– Ты что там ищешь? – спросил Царра, всё-таки отпустив узду своего вороного.

– Да вещь одну, подарок…

– А если его нет?

– Кого?

– Хозяина здешних мест.

– Не переживай. Даже в его отсутствие слуги принимают гостей Князя.

– А как его зовут?

– Я же сказал – «Князь».

– Больше похоже на титул, чем на имя.

– Имя – это и есть титул, – усмехнулся Бахт. – Никогда не думал над этим?

Он достал из сумки охотничий рог, подошёл к воротам и что было сил, затрубил. Чистый звук полетел ввысь, вспугнув придремавшую на вершинах тишину. С довольной улыбкой хонанд повернулся к своему другу:

– Тебе дают имя, а от тебя зависит, станет оно титулом или нет.

Он прислушался и с улыбкой подмигнул Царре:

– Ну? Что я тебе говорил?

Из глубины нижней башни послышался звук шагов – кто-то неспешно спускался по лестницам. Немного погодя ворота медленно отворились, и из них вышел молодой человек, одетый на хатизский манер – белые шаровары и длиннополая рубаха навыпуск, синяя расшитая золотом жилетка и остроносые туфли.

– Здравствуй, Хидмат, – поприветствовал его один из путников. Тот в ответ безмолвно кивнул. Царре это показалось странным, Бахту – нисколько.

– Дома ли хозяин? – спросил хонанд и после утвердительного ответа сказал. – Тогда проведи нас к нему.

Коротким взмахом слуга позвал их за собой и пошёл вглубь башни, показывая путь. Вместе с ним гости прошли через просторный зал и поднялись по лестнице на второй уровень. Здесь были комнаты без дверей. Повсюду на стенах висели клинки разнообразнейших форм. Могло бы создаться впечатление, что здесь проживает весьма воинственный человек, если бы не полки, на которых лежали сотни свитков и старых книг. Третий уровень занимали жилые помещения.