Глава 12. Путь к Крунебергу. 5 страница

Друзья поднялись к Западным воротам, через которые Царра минувшим днём и нынешним утром прошёл, но не заметил их украшений.

– Что это? – спросил он, указывая на странные предметы, которыми были густо увешаны дубовые ворота.

– Ты же видел всё, – съязвил Бахт.

– Так, что же это? – товарищ оставил без внимания его тон.

– Маски, – пояснил хонанд, за локоть отводя друга с дороги, на которой тот застыл к всеобщему неудовольствию движущихся по мостовой.

Все ворота, от нижнего края до самого верха были украшены деревянными лицами. Их крепко прибили и расписали красной и белой красками. Глупые и страшные улыбки застыли на них, лакированные щёки горели румянцем, и смешные разнообразнейших форм носы, казалось, обнюхивали входящих в сердце Варгрика. Пустые же глаза масок зорко следили за всеми, кто проходил мимо них.

– Откуда они здесь? – спросил Царра. – И зачем?

– Их прибили по приказу старого короля, деда Варга. С тех пор никто их не трогал и не пытался снять, потому что существует предсказание королевского звездочёта о том, что когда люди снимут маски – рухнут городские стены. Потому и не трогают, только подкрашивают.

– Глупость какая…, – хмыкнул Царра.

– Я смотрю, тебе всё глупость, – усмехнулся хонанд.

– Не всё.

Вместе с бурною людской рекою они нырнули в распахнутые ворота.

В пёстрой толпе, наполнившей предпраздничные улицы, можно было встретить разнаряженных людей, женщин в коротких шубках, из-под которых выглядывали узкие юбки, расшитые серебряными нитками. Их же мужья были одеты в такие нарядные камзолы, что жаль было коснуться плечом даже белого мрамора Храмовых стен.

Купцы ходили своими гильдиями, различаемые по разного рода меховым шубам. Прохаживались здесь и ратники, выискивая карманных воров, для которых наступила горячая пора. Мастеровые люди понатирали сапоги дёгтем и весело пили, отгоняя от себя отвратительного вида нищих, которые почему-то не вызывали жалости.

Тут были все слои варгрикского населения, включая безродных бродяг и косматих хмурих бердаров, что стали лагерем на пустыре неподалёку от городских стен. В клетках, чюя кровь, ревели голодные шатуны. Перед королевским замком весёлые плотники в тонких рубахах, не замечая холода, сколачивали помосты, на которых предстояло схватиться диким зверям и безстрашным бойцам. Арены розмещались на всей площади – двенадцать прямоугольных конструкций в четыре ряда. Их сбивали невысокими, Где-то в пояс человека, и обносили брёвнами, в которые плотно набивались толстые гвозди, таким образом, чтобы те выходили остриём во внутренюю сторону ристалища. Это делалось для того, чтобы предотвратить нападение обезумевшего от ран зверя на зрителей.

В одной из таверн, куда друзья зашли перекусить, они повстречали Дзвана. Тот, по своему обыкновению, был занят поглощением браги и очень обрадовался, встретив старых знакомых. Известие о судьбе каравана и печальной участи Ларшода его не сильно огорчили. Зато он с гордостью сообщил, что поступил на службу к Варгу, и под его плащом действительно виднелась куртка с вышитым на груди королевским гербом. Теперь купец стал десятником арбалетчиков, влившись со своей небольшой дружиной в войско Короны. По секрету поведал, что дела на западных границах и вправду плохи, заодно подтвердил и отсутствие вестей из Норгарда и связанную с этим полнейшую неизвестность.

– Быть войне, – сделал вывод Дзван и выпил за удачу в грядущей битве и за победу над Королём, Несущим Счастье. В том, что врагом будет именно он – сомнений нет ни у кого, кто мало-мальски знаком с положением дел.

– Сколько платят за службу? – спросил Бахт, едва пригубив тёмное крепкое пиво, которым славился Крунеберг и его окресности. – На выкуп за невесту хватит?

– Платят негусто, полсотни крон в год.

– Да уж, не очень щедрятся.

– Зато казна кормит.

– Ну, тогда жить можно. Зачем жена, если повар в казарме имеется.

– Вот-вот. И я того же мнения. Только бы война поскорее…

–Ты сдурел, что ли? Зачем!?

– Ох, и тёмный же ты в ратном деле человек. Будет война – будет добыча. Я тогда себе на табун невест заработаю.

– Если не убьют раньше.

– Этого, конечно же, не хотелось бы. Так я не договаривался.

– Может, и повезёт тебе.

– Может быть…, – Дзван обратил внимание на соседний стол, где двое стражников готовились бросать кости.

– Ладно, бывайте, – кивнул он и пересел к играющим, достав из-за пазухи кошелёк, а его собеседники оставили недопитое пиво и пошли себе дальше.

После таверны они бесцельно шатались по Старому Городу. Хонанд откровенно скучал, что было удивительно, поскольку именно он и устроил эту прогулку. Царра вертел головой, глазея на горожан и каменные двух- и трёхэтажные дома. А на стене, окружающей Старый Город, уже выставлены были толстые балки с тремя стражниками, что болтались в петлях. На плече одного из них топтался ворон и громко каркал, оповещая жителей Варгрика о том, что их правитель твёрдо держит своё слово.

На следующий день с самого утра толпы людей начали стекаться к королевскому замку, перед которым на широкой площади уже стояли сбитые накануне деревянные арены. Их украсили еловыми лапами, обили дешёвой тёмно-красной тканью и хорошенько присыпали опилками. На штоках и балконах монаршей резиденции зимний ветер играл с флагами. Багряные полотнища с золотой короной в центре поля – древний символ королевского рода. Под этими стягами гудела томящаяся в ожидании толпа. Её веселили акробаты на ходулях, похожие на гигантских аистов, бродивших по болоту. Они почти касались головами натянутых между домами тросов, на которых бродячие канатоходцы из Хатиза совершали головоломные прыжки. Лоточники продавали жаренные орехи, сладости и горячий напиток из мёда и перегонного вина с имбирём. На железных жаровнях томились свиные туши, от которых по требованию, подкреплённому видом кроны, поварята отрезали готовые куски и передавали на деревянных блюдах проголодавшимся зрителям.

Проныры принимали ставки, звенели деньги, оброненные на брусчатку, люди ставили последние золотые в надежде уйти отсюда если не сказочно богатыми, то, по крайней мере, весьма состоятельными.

– Ты только посмотри на них, – издевательски улыбнулся Бахт, кивнув на тех, кто толкался у столов, за которыми принимались ставки на исход боя. – Каждый думает, что именно ему улыбнётся удача. А, между тем, многие из них уже проиграли.

– Откуда человеку знать, кто победит, а кто нет?

– Знать этого действительно нельзя. Но то, что исход тебе неведом, совершенно не влияет на то, каким он будет, этот исход.

– Ты хочешь сказать, что победа предопределена?

– Как и поражение.

– Зачем тогда бороться? – вполне резонно спросил Царра.

Хонанд улыбнулся и указал рукой куда-то в сторону. Его товарищ посмотрел туда и увидел помост, перед которым стояли люди и наблюдали за ряжеными, которые под музыку что-то говорили. Что именно из-за бурлящей толпы было не разобрать. Подошли поближе. Оказалось, что на сцене юноша объяснялся в любви молоденькой девице, которая застенчиво прятала лицо, уходя от настойчивых попыток влюблённого заключить её в объятья и сорвать с её губ долгожданный поцелуй.

– Они с ума сошли? – воскликнул Царра, повернувшись к товарищу. – На людях, на глазах у всех открывать свои чувства!

Бахт улыбнулся искреннему удивлению друга и сказал тому в ухо:

– Это действо называется спектакль. Это актёры, мой друг. Лицедеи. Они не живут на сцене. Они играют жизнь на ней.

– Как это?

– У каждого из них есть своя роль. Есть слова, которые он должен сказать… Так и мы. Играем свои роли. Так от души, что сами верим в то, что всё, что говорим – это наши слова.

– Но разве это не так? Чьи же они, если не наши?

– Того, кто придумал это представление, – улыбнулся хонанд. – Его.

И, хитро подмигнув, добавил:

– И наши.

В этот миг толпа заревела и отпрянула от актёрских подмостков. Царра с интересом посмотрел в сторону, куда потянулись люди, и увидел, как через площадь северяне повели медведей, удерживая зверей на натянутых ржавых цепях. Сами ничуть не отличаясь от своих питомцев, бердары затравленно смотрели по сторонам. Так, что было не совсем понятно, кто кого ведёт на схватку.

Когда главную арену плотным кольцом обступили копейщики с рогатинами, толпа заревела ещё громче. На балкон расположенный над помостом вышел правитель Варгрика и объявил о начале схватки.

На глазах толпы предстояло сойтись огромному чёрному медведю и выставленному от королевской семьи бойцу. Зверь ревел в железной клетке, бросаясь на прутья, которые, казалось, еле держались под натиском дикой силы. На другом конце помоста стоял по пояс обнажённый воин, с беспечной лёгкостью игравший обоюдоострым мечём, который мотыльком порхал в его руке, рассекая сгустившееся в морозном воздухе напряжённое ожидание. На его теле не было живого места, повсеместно виднелись глубокие шрамы – следы клинков и когтей. По притихшей толпе волной пронёсся восхищённый шёпот.

– Это – Т о рйег. Т о рйег.

Взмахом руки король подал знак, и дверь клетки с лязгом распахнулась, выпуская медведя на встречу натянутому, как тетива воину.

Зверь и человек схватились не на жизнь, а на смерть. Как же ещё они должны были схватиться? В отличие от зевак, каждый из них поставил на кон самое дорогое. То, что цены не имеет. И потому часто отдаётся за бесценок.

Толпа ревела громче запертых в клетках медведей. Тысячи пар глаз напряжённо следили за каждым движением Торйега и чёрного медведя. Они ведь тоже бросили на ставочный стол самое дорогое для них. С высоты балкона Варг наблюдал за схваткой, нервно сжимая в руке кубок с вином из Кр у нвингорда. Не сводя глаз в поединщиков, он так сильно сдавил бокал, что, казалось, тот вот-вот треснет. Наконец, король облегчённо откинулся на спинку кресла.

На сей раз, как и двести раз до этого в опилки, устилавшие помост, пролилась кровь зверя и бердары раздосадовано зашипели. Варг был доволен, он подал знак и начались развлекательные поединки. Кто-то стал богат, а кто-то рвал на себе волосы от того, что пустил по ветру все свои сбережения.

 

 

Глава 15. Вестник войны.

Друзья ушли на постоялый двор, им эти игрища были совершенно неинтересны. Хонанд их видел уже ни раз, а его товарищу вид толпы, жадно следившей за кровавыми боями, не пришёлся по душе. Оба чувствовали себя одиноко на чужом празднике, словно бродяги с улицы, которых вдруг затащили на свадьбу к знатному вельможе. Гораздо приятнее было выпить по кружке мёда в обществе Радомира. Трактирщик был той единственной родной душой, что делает незнакомое место веселее. Ведь что есть город? Дома и улицы, не более того, уложенные друг на друга камни, что стенами ограждают пустоту. Но стоит поселиться в ней людям близким друг другу и холодный камень сразу оживает.

Праздничная ночь сулила пройти весьма беспокойно. Над Крунебергом летел ликующий крик. Город превратился в бурлящий котёл. Его жители ходили сплошь пьяные, орали песни и во всё горло славили короля Варга, который накрыл на улицах и площадях богатые столы. Дармовые брага и пиво лились из бочек пенной рекой, не уступавшей весеннему полноводному Гранцу.

Царре не спалось, мешал шум со двора, хоть окна и смотрели на заход солнца в чистое поле, а не в сторону жилых кварталов. По этой причине, он, пожалуй, был единственным человеком, который видел закат и то, как солнце, сев за горизонт, растеклось по нему пожарищами. Задумчиво наблюдая за тем, как от края до края протянулось по кромке земли малиновое зарево, он дождался, пока оно погаснет. Затем он прилёг на лавку и долго лежал, беспокойно ворочаясь с боку на бок. Странное дело – и выпил достаточно, а всё одно не разморило. Уже и ночь спустилась на землю, и варгрикская столица гляделась в зеркало полной луны, но сон не спешил приходить, очевидно, напуганный храпом хонанда.

Уже не надеясь задремать, Царра встал с лавки, чтобы выйти из горницы и немного посидеть в гостином зале. Проходя мимо окна, он задержался на миг и, вдруг разглядел, как по полю со стороны холмов во весь опор несутся два всадника.

– Интересно, кто это может быть, – задумчиво прошептал Царра, протерев запотевшее от его дыхания оконное стекло. – Бахт, слышишь? Вставай!

Тщетно попытавшись растолкать товарища, который лишь отмахнулся, даже не открыв глаз, он снова прилип до окна, всматриваясь в ярко освещённую лунным светом снежную равнину. По ней летели всадники, а за ними на приличном расстоянии, но уверено его сокращая, – пара волков, точь-в-точь как те, что привязались к сухельпортскому каравану на Каменных Воротах.

– Бахт! Бахт, гляди! – взволнованно крикнул Царра и прильнул к стеклу. – Наши старые знакомые.

– Какие ещё знакомые? – сонно пробурчал хонанд.

Пока он поднимался и, зевая, шёл до окна, один всадник отстал, и хищники его нагнали. Самый ловкий из зверей прыгнул коню на шею и наездник кубарем слетел с рухнувшего под ним скакуна. Он бросился бежать, отчаянно пытаясь уйти, но всё что смог – это продлить свою жизнь на десяток шагов. Второй зверь разодрал ему спину когтями и в мгновение ока перекусил горло. Оставив ещё дёргающееся в конвульсиях тело, оба хищника без задержки продолжили погоню.

– Действительно, странные волки, – сказал Бахт. – Не по-волчьи себя ведут. Как те, что на Каменных Воротах за нами увязались.

Царра удивился спокойному тону друга. Того, казалось, совершенно не впечатлила гибель неизвестного всадника. Вот ему было жаль бедолагу. И второго, который бешенным галопом гнал коня к спасительному городу.

– Нет, – махнул рукой Бахт и протяжно зевнул. – Не уйдёт.

Его товарищ бросился к дверям.

– Ты куда? – удивлённо окликнул его хонанд.

– Попробую помочь! – бросил тот на ходу и со всех ног полетел в конюшню. Наспех оседлав, он вывел вороного, прыгнул к нему на спину и мягко подтолкнул пятками в бока.

Хиск понёсся по заснеженному полю. Всадник чувствовал тёплое тело коня, и практически не держась, летел на вороном, стремительно, как стрела, приближаясь к человеку, которого почти нагнали звери. Ближайший волк уже изготовился к прыжку, напряг мощное тело, собравшись задрать сначала коня, а уж затем и его седока, который был безусловно обречён, как обречён упасть осенний лист, оторвавшийся от ветки. Поэтому полной неожиданностью стало для волков то обстоятельство, что налетел на них грозный наездник и коротким взмахом рассёк одного пополам, а второго его вороной отбросил сокрушительным ударом в грудь.

Спасённый от верной смерти человек даже не оглянулся, продолжая рвать шпорами бока своего скакуна, изо рта которого хлопьями слетала розовая пена. Царра захотел его нагнать, понёсся за ним, но тот и сам далеко не ушёл – у городской черты его конь захрипел, передние ноги бедного животного подломились, и оно рухнуло наземь, сбросив своего седока в снег. Тот вскочил и, спотыкаясь, побежал к городу.

– Стой! Стой! – крикнул Царра ему вслед, но незнакомец его не слышал. Тогда он нагнал бегущего и, спрыгнув на спину, сбил с ног. Он навалился на него, схватил за грудки и заорал в перекошенное лицо:

– Опомнись! Ты уже в безопасности.

Человек испуганно поглядел на своего спасителя, не в силах вырваться из цепких рук, оглянулся в поисках коня. Казалось, до него стал доходить смысл слов, которые кричались ему.

– Всё! Успокойся! Волков больше нет.

– Нет? – переспросил незнакомец и вдруг захохотал, безумным взглядом глядя сквозь собеседника. – Волков нет!?

Царра наотмашь ударил его по лицу. Человек, казалось, очнулся и, схватившись за скулу, уже более осмысленным взглядом поглядел на своего спасителя.

– Что там стряслось? – кивнул тот в сторону, откуда прибыли всадники.

– Я знаю тебя, – вдруг ответил незнакомец, сплюнув в снег.

Царра глянул на него повнимательней. Тот тоже показался ему знакомым. Он его уже видел.

«Только где?»

– На Каменных Воротах…, – сказал человек.

«Точно!» – Царра пригляделся. Так и есть – сын Турзая, сотника с Кучидарской заставы. И сам сотник…

– Где же твоя сотня, Джанг?

Тот неопределённо махнул рукой за горизонт и кивнул в сторону мёртвого наездника:

– Вот она – моя сотня. Всё что осталось от неё.

– Ты откуда?

– Из Стенгорда, – ответил ратник, уже окончательно придя в себя. С помощью своего спасителя он поднялся на ноги и заявил:

– Мне надо попасть к королю. Срочно.

– Так иди, если надо.

Джанг оглянулся назад, где хрипела в снегу загнанная им лошадь.

– Можно взять твоего коня? – спросил он у Царры.

Тот искренне засмеялся над глупым вопросом.

– Ты чего? – опешил сотник.

Голос его зазвенел раздражением, словно отточенная сталь, резко выхваченная из ножен. Видно, отошёл сын сотника Турзая от страха, который уже истёк чёрной кровью недалеко от брошенного им скакуна.

– У меня важные вести для короля! – с вызовом крикнул он.

Царра спокойно посмотрел на него и пояснил бестолковому человеку:

– Не повезёт тебя мой вороной.

И пока тот оторопело искал для ответа слова подходящие его званию, он стал слева от коня и сказал:

– Становись с другой стороны и за стремя держись.

Джангу ничего не оставалось, как слушаться и делать то, что говорят.

– Давай, родной, – попросил Царра вороного, и тот пошёл сначала потихоньку, пробуя силы людей, а затем побежал, всё ускоряя шаг.

Мимо галдящих сборищ и толп гуляющих, мимо распахнутых настежь кабачных дверей, из которых клубами валил пар смешанный с музыкой и пьяными криками, по скользким и засыпанным объедками улицам Хиск нёс варгрикского ратника и своего седока, который зачем-то спешился. И он вынес их к воротам, ведущим в Старый Город, благо они в честь праздника действительно оказались открыты. Невиданная вещь, но всякое бывает.

Там Царра оставил Джанга, а сам вернулся на постоялый двор. Он шёл пешком, ведя вороного за узду, и размышлял над странной встречей. В душе неприятно сжималось от недобрых предчувствий.

Вестник же доложил о себе и его тот час же отвели к королю, который с наиболее приближёнными к нему вельможами пировал в Большом зале. За длинным столом, что ломился от яств, пили вино воеводы и бароны, наперебой славя своего правителя. Они называли его мудрым, справедливым и сильным, клянясь в вечной преданности. А он, откинувшись в резном позолоченном кресле, снисходительно принимал славословия и поздравления в честь победы над зверем. Он знал цену застольным речам и, наверное, действительно был мудр, ибо ни единому слову не верил.

С появлением слуги, сообщившего о прибытии гонца, Варг поменялся в лице и кивком приказал немедленно впустить вестника. Те из пирующих, что сидели ближе к правителю, притихли, почуяв перемену в настроении монарха. Их тревога передалась соседям по столу, словно пламя в прошлогодней траве, когда по весне её жгут пастухи.

В полной тишине отворились дубовые резные двери, и в них появился Джанг. Ни разу здесь не бывавший, он замер на мгновение, осматривая пиршественный стол. Узнав короля, он прошёл по притихшему залу. Приблизившись к повелителю, преклонил перед ним правое колено.

– Что за вести у тебя, сотник? – медленно произнёс Варг, чуть повернувшись в сторону посланника.

Глядя в мозаичный пол и боясь поднять голову, словно был в чём-то виноват, тот поведал о том, что в западных землях Варгрика собралась огромная сила под предводительством Короля, Несущего Счастье. Что это за Король такой и почему себя так именует, никто не знает, ибо видели его только те, которые рассказать об этом уже не смогут. Сам Джанг наблюдал за ним издали, и был тот для него лишь силуэтом против закатного неба. Люди, живущие в деревнях и местечках от Крунеберга до Фёрстеда, переходят на сторону Короля, Несущего Счастье. Селения пустеют, а люд превращается в огромных волков.

С молчаливым сосредоточением слушавший это, Варг поднялся с кресла и приблизился к Джангу.

– Оборотни? – удивлённо спросил он, склонившись над ним.

– Нет, милорд, – решился тот поднять взгляд. – Люди остаются людьми, даже в волчьем обличье. Это их тёмная сторона пробуждается словами, которыми Король, Несущий Счастье находит путь к их сердцам.

– Хм… Что же он им такое говорит?

– Я не знаю, Ваше Величество.

– Ну, да, конечно. Знал бы, бегал бы по лесу в волчьей шкуре, – оскалился Варг. – Их много?

– Мы насчитали три больших отряда по две тьмы в каждом.

– Все оборотни?

– Я повторюсь, милорд. Не оборотни это. Они люди и принимают обличье зверей, когда совершают переход и охотятся. Судя по снаряжению, что мы видели в обозах, биться они будут в пешем строю.

Бароны забыли о еде и слушали, стараясь не пропустить ни единого слова.

– Значит, конницы у них нет? – допытывался король, медленно обходя коленопреклонённого вестника.

– Не совсем, милорд, – тот следил за ним, не отрывая взгляд.

– Что значит «не совсем»? Она либо есть, либо её нет.

– Тяжёло нет, но есть около десяти сотен лёгкой кавалерии. Это перешедшие на сторону врага наши гарнизоны из западного Приграничья и конные лучники из Диких Степей.

– Степняки? Что они делают в Варгрике? – нахмурился Варг. – Как прошли через Стенгорд и заставы на Кучидаре?

Джанг с горечью сжал губы.

– Стенгорд в осаде, милорд, – его голос дрогнул. – И застав больше нет. Кого вырезали, кто перешёл на сторону врага.

Король заложил руки за спину и прошёлся по залу под неотвязными взглядами воевод. Он тяжело раздумывал. Страшная борьба происходила сейчас в его душе, это было видно по тому, как подрагивают уголки плотно сжатых губ. Варг в пол-оборота посмотрел на Джанга:

– Они держатся?

– Стенгорд?

– Разумеется! Кто же ещё?

– Враг не стал брать город приступом, Ваше Величество. Враг повёл войска к нашей столице, а Стенгорд оставил в осаде. Степняки пускают в небо ручных соколов, не позволяя почтовым голубям пролететь в столицу. Оборотни же стерегут дороги и убивают всех гонцов, которые пытаются выйти за городские стены. Из двадцати моих всадников добрался только я.

– Значит, Стенгорд ещё держится?

– Думаю, да.

– Так, так, так, – задумчиво произнёс Варг и спросил своих баронов. – Сколько времени нам потребуется на подготовку войска к битве?

– Десять дней, милорд, в лучшем случае, неделя – уверенно ответил один из них, могучего телосложения воевода в чёрной медвежьей шапке. Звали его Родх а ран и был он известен всем, как человек весьма сведущий в ратном деле. Поэтому и занимал должность советника ещё со времён старого короля.

– Через неделю враг будет у стен Крунеберга? – Варг обратил свой взор на Джанга.

Тот кивнул:

– Боюсь, что так, Ваше Величество.

Король вернулся в своё кресло и призадумался, причём так крепко, что позабыл о посланнике, который так и остался стоять на одном колене. У того уже затекли ноги, когда задумчивый взгляд Варга наткнулся на него. С лёгкой улыбкой правитель сделал ему знак присесть за стол.

– Что будем делать, храбрые бароны? – спросил он у воевод, которые позабыли о праздничном пире.

– То, что от нас требуется, милорд, – ответил Родх а ран, поднимая свой кубок. – Будем биться.

Он осушил бокал до дна и вытер чёрные длинные усы, достающие до серебряного медальона на его груди. Остальные воеводы, очевидно, оправившись от нежданных вестей, тоже взяли свои чаши. У них стало легче на душе. Смутный страх, витавший в королевстве, принял относительно чёткие формы, и теперь можно было готовиться к битве.

Они держали совет до поздней ночи, подсчитывая сотни наличных ратников и тех, кого можно было собрать. Варг внимательно выслушивал каждого, выкладывая на столе виноградины – отряды копейщиков, мечников, лучников. С каждой ягодой войско прирастало, а с ним и надежда на благополучный исход дела. В конце концов, сошлись на том, что войну затягивать губительно, и всё будет решено одной единственной битвой в открытом поле, поскольку долгой осады городу просто не выдержать. Дружинам немедля был отдан приказ готовиться к встрече с врагом.

Во избежание паники в тот вечер горожанам решили пока ничего не говорить, и они продолжали веселиться. Но недолго наслаждались они своим неведением – потому что не очень-то попируешь в горящем доме.

На рассвете последующего дня пришли первые вести о неприятеле. Лазутчики, вернувшиеся с севера, сообщили о бунте бердаров и их тайном сговоре с врагом. Ещё через день голубь, чудом долетевший до Крунеберга, принёс страшную весть – Норгард пал жертвой предательства безымянного стражника, отворившего городские ворота. Как его звали, никто не знал – да оно и правильно. Измена не должна иметь имени, чтобы не жить вечно.

В послании говорилось, что портовые сооружения и городские дома были преданы огню, склады – ограблены, а гарнизон – вырезан до последнего человека. Жители Норгарда, все, кто мог, спаслись от резни на островах Норнатской бухты. Тех же, кто попытался уйти по суше, бердары настигали и травили медведями.

Получив эту весть, король побледнел и молча кивнул Начальнику Внутренней Стражи. Тот поймал страшный взгляд Варга и так же молча удалился. К вечеру того же дня королевские ратники отловили и казнили всех бердаров, что ещё пребывали в Крунеберге и его пригородах. Они сгрузили тела в клетки на повозках и отправили на север, подсадив в каждую из клетей по оставленному в живых медведю.

Всех, кто может держать в руках оружие, будь то городской житель или приезжий, были призваны в ополчение. Переписчики явились на постоялые дворы и внесли всех подходящих по возрасту в ратный реестр. Из безлошадных формировали отряды копейщиков. Тех, кто имел скакунов, могущих сойти за боевых коней, определили в лёгкую кавалерию. Попали в неё и Бахт с Царрой. Случилось это вопреки их желанию, но отказаться они не могли – на всех дорогах были выставлены заставы, и без пропуска с личной печатью главы Внутренней Стражи пройти по ним более не представлялось возможным.

В этот же день, друзья явились в оружейную палату. Под роспись они получили панцири из толстой кожи, наручи и ратные перчатки. Назвав свои имена и подождав, пока писарь выведет их на свитке, они поставили отпечатки большого пальца правой руки рядом со своими именами.

– Это ещё зачем? – удивился Царра странной процедуре.

– После сражения вернёшь, – сухо ответил служивый, выдававший амуницию. – Вещь казённая.

– А если в дырах будет? – засмеялся Бахт, разглядывая панцирь.

– Заплатить придётся, – вполне серьёзно сказал писарь, чем несказанно озадачил ополченцев, ожидавших в очереди.

Друзья посмеялись и пошли искать отряд, к которому их приписали. Они долго ходили по пригородам, выспрашивая о своей сотне, но никто не мог объяснить толком, где она расположилась. Каково же было их удивление, когда окончательно запутавшись в хаосе, царящем в ратном стане, они вернулись на постоялый двор Радомира и обнаружили там свой отряд. Командовал ими Х е дрид – коренастый ратник, в чьи длинные усы, такие же были белые, как и султан на его шлеме, были вплетены синие шёлковые ленты.

Дни напролёт с утра и до вечера они занимались подготовкой, запоминая свои места в боевом строю, и Царра с удивлением заметил, как норовистый Хиск повиновался командам, словно ему это было совершенно привычным делом.

Отработку манёвров проводили на огромном поле с западной стороны Крунеберга, неподалёку от Норгардского тракта. Как раз там, где Джанг чуть было не стал добычей оборотней. Это место определили полем брани, приметив то, как одинокие деревья облепило вороньё, а в небе терпеливо кружили стервятники. Знающие люди прочли этот знак и указали на него, уверив короля, что именно здесь быть битве. Хотя и без их слов было понятно, что врага следует ждать со стороны открытого поля, а не реки, надёжно прикрывшей столицу с тыла.

Из пригородов всё население ушло в деревни за Гранцем. Лишь боеспособные мужчины остались, отправив своих жён и детей подальше на северо-восток. По дороге к Торговому Причалу вереницей ползли сани, груженные самым необходимым. Стражники следили за порядком на мосту, единственным переходом на правый берег, поскольку подточенный быстрым течением лёд был не в состоянии выдержать такого движения. Как напоминание об этом, на поверхности реки виднелись две огромные полыньи. Тонкая полупрозрачная корка уже покрыла воду, в которой исчезли сани одного из наиболее нетерпеливых вельмож, спешившего спасти свои пожитки. Он оценил их в свою жизнь. И ладно бы только свою, а то и двух ни в чём не повинных возниц.

На постоялых дворах и в опустевших домах горожан стали на постой ополченцы. Пригороды превратились в один сплошной военный лагерь. Каждая сотня размещалась в отдельном доме. Улицы патрулировали стражники, следившие за порядком в ратном стане, и вешали на фонарных столбах мародёров-драггеров, которые избегали призыва и шлялись опустевшими подворотнями в поисках поживы.

Прошло шесть долгих дней, но врага всё ещё не было видно. Люди начали потихоньку роптать. Как всегда бывает, появились и те, что высказывались за сдачу в плен. Молва об этом дошла до самого короля, и как-то вечером седьмого дня он приказал ополчению выстроиться на поле будущей битвы. Прогалопировав по нему, он стал перед строем и через глашатаев обратился к новобранцам с речью:

– Подданные Короны и люд из соседних земель! Нас ждёт страшная битва. Страшная, ибо враг нам не ведом. Силу его мы не знаем. Известно лишь то, что численностью противник превышает нас вдвое.