Personal aspects of self-regulation of Human voluntary activity 2 страница

стр. 23

ки развивающего процесса профессионализации общества. На основе данной концепции Вавилов начал разрабатывать новый подход к оценке роли и места способностей в труде и жизни человека, выделив четыре периода профессиональной жизни, каждый из которых характеризуется проявлением особого типа способностей [4]. Он подошел к анализу понятия профессии как социального института, обеспечивающего гармоническое взаимодействие индивидуального и общественного в едином информационно-психологическом пространстве, роль субъекта в котором состоит в преодолении разрыва между институциональным и деятельностно-личностными аспектами профессии, и выявил отличия профессионального действия от социального и естественного [4, 6]. Он также определил критические условия взаимодействия человека, общества и государства в профессиональном труде, способствующие их взаимному развитию, и описал психологические условия адекватного построения политики занятости [3, 5].

Все это неизбежно привело к тому, что в изучении проблем повышения эффективности трудовой деятельности приоритетными стали исследования роли субъекта в социально-оперативной среде, а именно поиск личностных, индивидуальных и социально обусловленных характеристик человека как субъекта деятельности во взаимодействии с характеристиками оперативной среды и разработка базисных универсальных и гибких моделей профессионала.

В результате проведенных исследований Е. П. Ермолаева предложила концепцию оперативной среды, которая позволила ей обосновать условия, обеспечивающие единство в изучении разных профессиональных групп (операторов, менеджеров, предпринимателей), классифицировала и выделила типологию оперативных сред, включающую не только деятельностные, но социальные и субъектные характеристики профессионала [30, 36]. Наибольшее воздействие на эффективность профессиональной деятельности имеют оперативные среды следующих типов: замкнутого корпоративного, переменно-ситуативного, вероятностно- прогностического, когнитивно-конфликтного и эмоционально-конфликтного [40]. Ею выделены две ведущие формы поведения субъекта в оперативной среде и систематизировано описание поведенческих признаков по основным факторам - защищенность/незащищенность от среды и активность/пассивность в преобразовании среды; обоснована необходимость формирования психологической готовности к решению оперативных задач в соответствии с личностными и индивидуальными характеристиками человека, типом самих решаемых задач и ситуацией их решения [31, 34].

Такой акцент на вопросах социальной обусловленности психологии профессионала может позволить преодолеть главный психологический конфликт двух взаимоисключающих тенденций: повышения профессиональной мобильности населения и роста требований к профессиональному образованию и мастерству.

Произошедший в последнее десятилетие XX в. в России распад прежней социально-экономической системы привел к переоценке ценностей и пересмотру личностных позиций профессионалов по отношению к общественным нормам, корпоративным и личным интересам, в результате чего актуализировались психологические конфликты в профессиональной сфере (личностные и социальные), зародившиеся еще прежде. Можно сказать, что начался период профессиональной переидентификации: крушения иллюзий и обретения новой профессиональной идентичности.

Развиваемые Ермолаевой представления о профессиональной идентичности в целом согласуются с современными тенденциями в западной психологии (J.L. Holland, 1997; С. Bergmann, 2000), где профессиональная идентичность рассматривается как компонент личностной идентичности, обеспечивающий успешную профессиональную адаптацию, и как доминантный фактор профессиональной карьеры, базирующийся на компетентности, профпригодности, интересе к работе и балансе со средой [37, 39, 40]. В России по сравнению со стабильными странами профессиональная идентификация имеет более подвижную и широкую базу и ориентирована преимущественно на выявление закономерностей профессиогенеза и его социального эффекта, а не только на определение факторов успешности индивидуальной профессиональной карьеры. В этом аспекте проблемы профессиональной идентичности - ее корней, срезов, методов исследования - рассматривались в русле концепции профессиогенеза как комплексной социально обусловленной характеристики субъекта трудовой деятельности - профессионала [37, 38, 39].

Была исследована динамика содержательных, структурных и параметрических аспектов идентичности профессионала в меняющихся условиях деятельности, определена роль профессиональной идентичности как комплексной характеристики соответствия и универсального основания адаптации человека в разных профессиональных средах. Ключевым для дифференциации аспектов, связанных с определением понятий нормы и идентичности применительно к профессионалу, является понятие "внутренние идентификационные требования профессии". Речь идет о совокупности тех сущностных, знаковых и функциональных признаков, по которым человек выбирает профессию, а сам профессионал идентифицирует

стр. 24

себя в ней. Если признаки, используемые для идентификации, полностью совпадают у человека как потребителя профессии, общества как заказчика и профессионала как исполнителя, то можно говорить о профессиональной идентичности. На основании этих результатов предложен принцип цикличности профессионального развития как общей закономерности всех его аспектов, движущим фактором которого служит преобразующая деятельность, а регулятором - профессиональная идентичность [38]. В связи с этим Ермолаева начала исследования психологических барьеров в профессиональной деятельности и разработала четырехмерную модель профессионального барьера в становлении профессионала, на основе которой выделила классификационные основания и типологию психологических барьеров, влияющих на смену профессионально-деятельностных стереотипов. Ею также выявлены механизмы порождения психологических барьеров, разработаны в экспериментальных исследованиях конкретные методики диагностики психологической готовности и психологических барьеров, сформулированы психологические принципы их коррекции у разных групп профессионалов [31,33 - 35].

На основе этих представлений о профессиональной идентичности она сформулировала новую для нашего общества проблему - профессионального маргинализма, являющегося поведенческим и концептуальным антагонистом профессиональной идентичности. Актуальность исследований этого феномена значительно возросла в последние годы в связи с радикальными социальными переменами в России, вследствие чего барьеры становятся типичными и наиболее опасными явлениями в профессиях, которые относятся к сфере социально значимых видов труда [44, 45]. В отличие от известных понятий "маргинальность", "маргинальный человек" (R. Park, F. Kerckhoff, T. McCormick; цит. по [41]), относимых к конкретным лицам или социальным группам, например безработным, Ермолаева считает, что понятие "профессиональный маргинализм" отражает массовидное явление эпохи перемен и определяет маргинальный статус человека как "край" по отношению к социально востребованным нормам профессии, причем включает в число маргиналов не только "отверженных", но и действующих на своих рабочих местах. Профессиональный маргинализм - это своего рода "сшибка условного рефлекса" в сфере трудовых отношений и трудового поведения при фундаментальных изменениях в структуре "социально-профессионального пространства", которое в быстроменяющемся мире выступает для профессионала в роли враждебной "оперативной среды".

Ермолаева разработала типологию маргиналов, выделила аспекты и признаки профессионального маргинализма, его исторические, социальные и психологические корни; описала структуру, механизмы и профессиональные установки маргинального сознания. Выявлена ядерная структура свойств маргинализма, включающая неадекватность ментальной базы, "потребление" профессии, имитация деятельности и профессионального сознания, "эффект края" [40]. Определена психологическая специфика маргинализма в социально- значимых профессиях и уточнен их статус по критериям: а) субъект-объектных отношений: объектом профессионального воздействия является субъект; б) социального резонанса: профессия как фактор социальной устойчивости (безопасности) общества и психологического комфорта его членов; в) включенности в структуру общественного сознания: постоянный компонент на верхних уровнях иерархии ценностей [41]. Наблюдаемый в настоящее время сдвиг баланса между профессионалами и маргиналами в сторону маргинализма снижает порог социальной приемлемости качества профессионального труда, что в сфере социально значимых профессий означает переход черты безопасности профессионала для общества.

В лаборатории продолжились и традиционные для психологии труда исследования различных профессий, но акцент в них был сделан на социономических профессиях и поиске новых подходов и методов профессиографического анализа. Именно эти профессии на данном этапе профессиогенеза появились в нашем обществе в связи с социально- экономическими изменениями и новыми технологиями и стали объектом исследования психологов.

Так, в результате эмпирического исследования взаимосвязи удовлетворенности трудом с личностными характеристиками специалистов, проведенного Л. Г. Дикой и О. И. Сидоровой на примере служащих отдела внутренних дел (ОВД), была построена обобщенная (факторная) модель удовлетворенности трудом, основными составляющими которой являются удовлетворенность содержанием деятельности и межличностными отношениями. Выявлены ведущие факторы, усиливающие агрессивность и конфликтность работников - неудовлетворенность отношениями с руководством и коллегами. Только лица, проявляющие общительность, ориентированные на принятие и социальное одобрение, стремление быть в согласии с мнением окружающих, в большей степени удовлетворены как содержанием деятельности, так и реальной оплатой труда и льготами. Выявлена связь отрицательных психических состояний и конфликтов в межличностных отношениях и показано, что они детерминируются различными индивидуально- и социально-психологическими качествами. Эти данные были предложены для использования при

стр. 25

отборе на социономические профессии определенного профиля.

В другом эмпирическом исследовании, которое провели Л. Г. Дикая, Т. Н. Банных и С. Рязанова на группах банковских работников и менеджеров, была выявлена неоднозначность связи между уровнем развития само актуализации и степенью переживания неприятных ситуаций. Интенсивное переживание профессиональных стрессовых ситуаций, связанных с карьерой и профессиональной оценкой, у начинающих специалистов не способствует процессу профессиональной самоактуализации: у них развивается репродуктивное мышление, снижаются креативность и стремление к познанию. Глубокие переживания, особенно переживание оценки (мнения других) в целом отрицательно влияют на самопринятие и самоуважение. Выделенные тенденции позволили отметить, что лица, мало подверженные стрессу и негативным переживаниям, оцениваются со стороны как более успешные. Однако для самоактуализации в некоторых случаях (например, в сфере карьеры) представляется необходимым иметь опыт переживания таких ситуаций [27].

По-новому, а именно в контексте становления образа успешного профессионала, подошел к исследованию процесса профессионализации С. В. Славнов. В проведенном исследовании (на примере специалистов налоговой полиции) было показано, что образ успешного профессионала изменяется в зависимости от стадии профессионализации: образы профессионала у абитуриентов, студентов и опытных сотрудников различаются не только по "образу - цели", но преимущественно по когнитивным моделям профессионально важных качеств и мотивации, отраженных в них. Показано, что у опытных и успешных профессионалов когнитивная модель образа профессионала более дифференцирована и внутренне интегрирована по сравнению с моделями находящихся на ранних стадиях профессионализации абитуриентов и студентов, что вносит существенный вклад в его формирование и развитие. Выраженные различия в мотивационном блоке когнитивной модели у опытных сотрудников и обучающихся подтверждают, что мотивационная составляющая образа профессионала имеет особое значение при диагностике перспектив профессионального роста [53].

В настоящее время в психологии труда продолжается разработка узкоспециализированных прикладных исследований, ориентированных на объяснение динамики отдельных профессионально-важных качеств субъекта труда, устойчивости психических функций оператора в неблагоприятных условиях деятельности (Steyers, 1993; Verwey, 1999); предельных способностей человека по переработке больших объемов информации и использования этих данных в целях оптимального дозирования рабочей нагрузки на оператора (Achermann, 1996; Matthews, 1998; цит. по [63]). В связи с этим усиливается влияние на исследования в психологии труда когнитивной психологии, которая предлагает новые подходы, модели и методы переработки информации человеком.

В этом направлении С. А. Шапкин, исследуя психологические факторы устойчивого внимания оператора, начал разработку теоретической модели регуляции внимания, объединяющей индивидуально-личностный, когнитивный и психофизиологический уровни. Разработанные им методики для изучения влияния неблагоприятных факторов на внимание оператора- наблюдателя моделировали задачи по обнаружению слухового сигнала на фоне шума, что позволило автору варьировать интенсивность, вероятность и регулярность появления значимого сигнала, а также выявить особенности переработки информации левым и правым полушариями мозга. Компьютерная программа, сопровождающая эксперимент, открыла возможность варьирования не только названных выше параметров сигнала, но и разных видов обратной связи по скорости и точности обнаружения сигнала, продолжительности эксперимента, оценке уверенности [63, 79]. Шапкин установил, что на эффективность выполнения задач на бдительность по-разному влияет взаимосвязь экстраверсии, личностной тревожности, мотива достижения в зависимости от сложности заданий и времени суток. Мотивированные на успех и низкотревожные субъекты обнаружили более высокую продуктивность по сравнению с мотивированными на избегание неудачи и высокотревожными. Максимальная продуктивность при решении задач на бдительность наблюдалась у интровертов с высоким мотивом достижения, минимальная - у интровертов с мотивом избегания неудачи [64].

На основе этого автор высказал предположение, что экстраверсия и мотив достижения связаны с разным взаимодействием механизмов регуляции. Экстраверсия как черта личности отражает механизмы непроизвольной регуляции уровня активации (состояние базовых ресурсов), мотив достижения - произвольную форму регуляции, связанную с созданием дополнительного усилия. При выполнении простой задачи ресурсов произвольной регуляции достаточно - отсюда более высокие показатели у мотивированных на достижение по сравнению с мотивированными на избегание неудачи. В сложной задаче даже произвольные усилия не могут компенсировать дефицит базовых ресурсов, что обусловливает снижение влияния мотива достижения на продуктивность и повышение ее зависимости от уровня экстраверсии. Эксперименты также выявили, что в регуляции внимания и бдительности когнитивные механизмы, специфичные для каждого полушария,

стр. 26

можно рассматривать и как специфические ресурсы регуляции деятельности. Правое полушарие более активно вовлечено в решение задачи на бдительность, так как оно использует быструю, многопризнаковую, но поверхностную стратегию переработки информации, что и определяет эффективность выполнения этих задач экстравертами. Интроверты чаще, чем экстраверты, вовлекают в процесс решения задачи левое полушарие (т.е. стратегию аналитической, углубленной переработки) и, возможно, более эффективно используют ресурсы левого полушария, что и является одной из причин их более высокой продуктивности в задачах на бдительность.

Еще одно направление наших исследований - изучение проблем компьютеризации деятельности, т.е. эффекта включения в традиционные виды деятельности компьютера как нового средства, изменяющего процесс выполнения деятельности и вызывающего необходимость освоения новых операций и формирования новых навыков. В России этот процесс начался позднее, но сразу же привел к необходимости исследований проблемы компьютерного стресса.

Эта проблема, считает А. М. Боковиков [2, 3], как в зарубежной, так и в отечественной психологии недостаточно проработана. Из-за чрезмерного акцента в подходе к компьютерному стрессу на внешние факторы рабочей нагрузки и игнорирования внутренних, специфических факторов развития стресса ее пытались решить различными путями: эргономическим усовершенствованием рабочего места, обучением умениям и навыкам пользования компьютером, совершенствованием компьютерных программ, изменением режимов труда и отдыха и т.д., игнорируя при этом внутренние психологические детерминанты развития стресса. Если в общей теории стресса в последнее время основной акцент делается на индивидуальной оценке стрессогенных событий (Ф. Б. Березин, 1988; В. А. Бодров, 1997; Л. А. Китаев- Смык, 1977, 1983; C. D. Spielberger, 1982; R. S. Lazarus, R. Launier, 1978 и др.; цит. по [3]), то стрессогенные факторы в исследованиях компьютеризированной деятельности выступают исключительно как объективные данности, оказывающие якобы примерно одинаковый эффект на пользователей ЭВМ. Наблюдается диссонанс между достаточно разработанными в настоящее время теориями стресса и отсутствием психологических исследований с данных позиций стресса, вызванного компьютеризацией профессиональной деятельности.

Поэтому проблема выявления личностных качеств и черт человека в процессе его адаптации к работе с компьютером представлялась особенно актуальной и в теоретическом, и в прикладном аспектах, а именно в связи с задачами определения профессионально важных качеств начинающих пользователей ЭВМ, детерминирующих их отношение к нововведениям в деятельности и одновременно их устойчивость к стрессу. В ходе экспериментального изучения пользователей ЭВМ было выявлено, что их субъективные трудности (зрительное, умственное и мышечное утомление, неудовлетворительное качество компьютерной техники и др.) не определяют однозначно индивидуальное отношение к деятельности. Автор впервые убедительно показал, что специфика трудностей, возникающих при компьютеризации трудовой деятельности, связана с утратой контроля над ней, вызванной недостаточной освоенностью новой ситуации. Влияние этого фактора не является абсолютным и зависит от акциональной или ситуационной ориентации (J. Kuhl, 1983; L. Laux, C. D. Spielberger, 1982; R.S. Lazarus, R. Launier, 1978 и др.; цит. по [3]).

Доминирующими чертами личности людей, ориентированных на ситуацию, является высокая тревожность, отсутствие уверенности в себе и высокая чувствительность к неудачам, что обусловливает их низкую активность в жизни и стремление избегать ситуаций, способных нанести ущерб самооценке. Вынужденно оказавшись в подобных всловиях, они склонны реагировать на них ростом внутренней напряженности, которая не позволяет им разрешать эти ситуации оптимальным образом. Лица с акциональной ориентацией обладают большими потенциальными возможностями в овладении новой деятельностью по сравнению с теми, кто ориентирован на ситуацию. В стрессогенной ситуации акциональная ориентация индивида препятствует дезорганизации деятельности и даже может способствовать повышению ее продуктивности. Активность, инициативность, способность к длительному напряжению, уверенность в себе и оптимистическая оценка ситуаций, присущие акционально ориентированным людям, являются основой их устойчивости к стрессу и ориентации на достижение успеха в их деятельности. Эти данные особенно интересны в связи с требованиями к личности субъекта деятельности на СТК, ранее определенных Голиковым [8, 13].

В последние годы в лаборатории продолжились исследования профессии менеджера, ставшей популярной в нашей стране и до сих пор привлекающей внимание психологов и социологов. Но в отличие от работ прошедшего этапа, направленных на выявление профессионально-важных качеств, А. Н. Занковский в эмпирическом исследовании основной акцент сделал на отношении к труду и роли ценностных предпочтений. Результаты лонгитюдного исследования динамики ценностных ориентации российских менеджеров, проведенного автором в 1995 - 1998 гг., позволили выявить противоречие между глубинными ценностями, лежащими в основе ценностных систем, и актуаль-

стр. 27

ными, определяющими повседневное поведение, что свидетельствует о существовании скрытого конфликта между моральными требованиями и реальным поведением. Явно просматриваются тенденции к ослаблению роли ценностей, связанных с духовными, морально-этическими аспектами жизнедеятельности, и формированию у менеджеров новых ценностных систем, в которых появились новые приоритеты и ориентиры. Результаты подтвердили, что терминальные ценности, обладают значительно большей устойчивостью, чем инструментальные [42, 84].

Результаты проведенного Занковским кросс-культурного исследования ценностей труда у менеджеров Японии, Германии и России также продемонстрировали значительные различия в трудовой этике между тремя группами. У российских менеджеров выявились более высокие показатели по этическому отношению к труду по сравнению с немецкими и японскими менеджерами. По представлениям о труде как ценности японская группа оказалась "промежуточной" между российской и немецкой. Факторный анализ показал, что для немецкой выборки ведущим является "фактор досуга", для российской - "личностный фактор", а у японской - "фактор справедливости". Сходным для менеджеров всех трех стран является представление о труде как необходимом условии благополучия, которое является глубинным принципом, лежащим в основе ценностных систем менеджеров этих стран. Исследование подтвердило уже отмеченное ранее ослабление отношения к труду, как самостоятельной ценности, что, по-видимому, является устойчивой тенденцией в постиндустриальном обществе [80 - 84].

В этот же период в исследованиях Занковского был осуществлен переход от изучения отдельной профессии менеджера, ответственного за деятельность коллектива, престиж фирмы и т.п. к решению проблем повышения эффективности организации в целом. В его монографии дан глубокий анализ признанных и малоизвестных концепций, проведена тщательная систематизация исследовательских данных, а также рассмотрены разнообразные примеры решения организационно-психологических проблем в реальных организациях [43, 44]. Анализ проблем, с которыми сталкиваются российские организации, и невозможность практического применения многих психологических разработок для их решения, показал, что традиционные представления об организации как "сознательно координируемом социальном образовании с определенными границами, функционирующим на относительно постоянной основе для достижения общей цели" (Б. З. Мильнер, 1998; цит. по [44]) не раскрывают главного - противоречивой сути деятельности организации как коллективного субъекта. Для психологии организация выступает прежде всего как противоречивый процесс взаимодействия людей, обладающих различными, а порой и противоположными целями, интересами, потребностями и взглядами. В связи с этим автор обосновывает новый подход, согласно которому психологические проблемы в организации рассматриваются в контексте организационной власти - базового организационного процесса, обеспечивающего устойчивую приоритетность общей цели организации над индивидуальными целями работников. Если такой процесс ослабевает или отсутствует, то существование организации как единого, продуктивного сообщества неизбежно оказывается под вопросом. Анализируя процесс становления организационной власти и организационных форм, автор утверждает, что власть является фактором формирования произвольных форм поведения, свойственных только людям.

На основании подробного анализа проблемы власти в современной психологии, автор доказывает, что власть в организации должна рассматриваться не только как потребность или форма межличностного взаимодействия, а именно как базовый деятельностный процесс, детерминирующий поведение и отдельных индивидов, и групп, и организации в целом. Обосновывая свою точку зрения, автор рассматривает сквозь призму указанного процесса все основные проблемы организационной психологии, включая лидерство, общение, организационную культуру, мотивацию, отбор персонала и т.д. С теоретической точки зрения этот подход позволил объединить до сих пор разрозненные психологические понятия об организации в единую категориальную систему, в которой понятие организационной власти выступает в качестве системообразующей категории организационной психологии. С практической точки зрения предложенный подход открывает новые возможности в решении многих прикладных психологических проблем в организациях разного профиля [44].

ИССЛЕДОВАНИЯ ПРОБЛЕМ СОВЛАДАНИЯ СО СТРЕССОМ И НЕБЛАГОПРИЯТНЫМИ ПСИХИЧЕСКИМИ СОСТОЯНИЯМИ

Как показано в предыдущих разделах, в наше время под влиянием научно- технических и социально-экономических преобразований происходит изменение системы норм и ценностей в обществе и, как следствие, возникают новые стрессогенные ситуации, усиливается интенсивность переживания стресса. Значительное изменение роли человека в современной технике, повышенная ответственность и возможные глобальные последствия ошибки в управлении все усложняющейся техникой и другие факторы приводят к стрессогенным ситуациям. Стрессовыми факто-

стр. 28

рами в сфере "человек-техника" становятся взаимодействие с компьютером, виртуальным миром Интернета и другие аспекты информационного взаимодействия.

Для психологии стресса и психических состояний стало характерно возрастание числа социогенных профессиональных конфликтов и более выраженная социально-групповая (по сравнению с профессионально- функциональной)стратификация по типу профессионального стресса: а) в престижных и высокооплачиваемых сферах -тревожность, вызванная страхом потери работы в условиях нестабильности; б) у профессионалов в активном возрасте - стресс "перенапряжения", связанный с вынужденной работой на пределе психофизиологических возможностей при интенсификации труда, либо экстенсивном расширении сферы занятости субъекта; в) у лиц, профессионально состоятельных, опытных, но менее мобильных в силу сложившихся условий, - стресс "невостребованности" как хроническое переживание недостаточной профессиональной самореализации и "социального непризнания" (неадекватный квалификации низкий уровень зарплаты и будущих пенсий); г) у лиц с хроническим состоянием "обманутых ожиданий" и повышенным социальным негативизмом - "стресс ветеранов" [56].

В настоящее время по преобладанию интереса исследователей к тем или иным механизмам возникновения и регуляции стресса были выделены следующие уровни исследований: психофизиологический, когнитивно-деятельностный, поведенческий (стратегический) и эмоционально-мотивационный [2, 48, 56 - 65]. В процессе исследования данной проблематики акценты смещаются с одного аспекта на другой, они не являются независимыми, а наоборот, имеют массу точек соприкосновения. Если на начальном этапе процессуально- деятельностного направления субъект рассматривался как пассивный, лишь подвергающийся внешнему влиянию объект, и акцент в изучении влияния стресса на процесс деятельности ставился на анализе воздействия стресса на различные психические процессы - внимание, скорость реакции, память, мышление и др., то в последнее время появились работы, посвященные активному поведению человека в стрессовом состоянии и индивидуальным стратегиям, которые он использует в процессе совладания со стрессом. Возрос интерес к позитивным, конструктивным изменениям в психологии и поведении человека, которые вызывает стресс. Все больше внимания уделяется изучению самого процесса внутреннего переживания стресса и позитивных ресурсов личности, которые актуализируются в данном процессе. Особенно важен этот подход в связи с боевыми действиями в Чечне и проблемами посттравматического стресса.

В последнее время в развитии психологических исследований стресса можно выделить три глобальные тенденции: переход от физиологии к духовности, от пассивности к активности, от негативного к позитивному эффекту стресса. В соответствии с этими тенденциями, в наших исследованиях профессионального стресса основной акцент был сделан на изучении роли внутренних психологических ресурсов в формировании стратегий совладания со стрессом, влияния на эти стратегии мотивационных, ценностно-мировоззренческих особенностей личности и позитивного аспекта влияния переживаний стресса на ее развитие. Мы попытались объединить опыт, накопленный в эмпирических и теоретических исследованиях преодоления стресса отечественных и зарубежных психологов (Ф. Б. Березин, 1988; Л. А. Китаев-Смык, 1983; С. А. Разумов, 1976; L. Laux, C. D. Spielberger, 1982; R. S. Lazarus, R. Launier, 1978; J. E. McGrath, 1982; J. Kuhl, 1983 и др.; цит по [23]). Результаты этих исследований показали, что развитие особого, соответствующего моменту психического состояния становится одним из механизмов поддержания баланса в системе "среда-деятельность-личность". Поэтому ведущим направлением в исследованиях профессионального стресса в нашей лаборатории стала разработка теоретических концепций и методов регуляции профессиональной деятельности и психических состояний с единых методологических позиций. Этому способствовало дальнейшее развитие Дикой - совместно с сотрудниками лаборатории психологии труда - системно-деятельностной концепции психической саморегуляции функционального состояния (ФС), в которой психическая саморегуляция рассматривается одновременно как психическая деятельность и системное свойство субъекта [17 - 19, 23, 25, 26, 72, 73]. Экспериментальные данные подтвердили, что такой подход к саморегуляции состояния полностью отвечает требованиям, которые предъявлял Б. Ф. Ломов к тем исследованиям психической активности субъекта, в которых ее пытаются рассматривать как вид самостоятельной деятельности (Б. Ф. Ломов, 1968, с. 226).