О том, как Лу Чжи‑шэнь напал на гору Эрлуншань и как они вдвоем с Ян Чжи овладели кумирней Баочжу

 

Вы уже знаете, читатель, о том, как на перевале Хуанниган у Ян Чжи хитростью отобрали подарки, которые он вез ко дню рождения сановника, как после этого он решил, что лучше умереть, нежели показаться на глаза правителю Лян Чжун‑шу. И вот, когда он совсем уж было собрался броситься со скалы в пропасть, ему вдруг пришла в голову мысль, заставившая его остановиться.

«Родители дали мне жизнь, – подумал он, – и я вырос крепким и здоровым. С малых лет я изучил восемнадцать видов военного искусства. Так неужели я должен так нелепо умереть?.. Чем мне сейчас искать смерти, не лучше ли подождать, когда она сама за мной придет? А теперь посмотрим, что делать дальше».

И он вернулся к своим спутникам. Они смотрели на него широко раскрытыми глазами, но ни один не мог подняться на ноги. Ян Чжи стал бранить и укорять их:

– Все это произошло лишь потому, что вы не послушали меня. А теперь вот и я впутан в это дело.

Он поднял лежавший под деревом меч, подвесил к поясу кинжал и, убедившись, что ничего не забыл, тяжело вздохнув, покинул перевал.

Лишь ко времени второй ночной стражи стали приходить в себя и остальные. Один за другим они подымались на ноги, горько жалуясь на свою судьбу.

– Не слушались вы добрых советов военачальника Ян Чжи, вот и погубили меня, старика, – сетовал убитый горем управляющий.

– Почтенный господин! – отвечали они. – Теперь горю не помочь, и нам остается лишь обсудить, как быть дальше.

– Да что вы можете придумать? – отмахнулся управляющий.

– Нечего и говорить, вина, конечно, наша, – отвечали носильщики. – Но ведь недаром еще в старину говорили: «Когда человека охватывает пламя, он сам старается погасить его. Если оса забирается под одежду, – одежду надо сбросить». Будь командир Ян Чжи здесь, нам, конечно, нечем было бы оправдаться. Ну, а раз он ушел неизвестно куда, то почему бы нам по возвращении не свалить всю вину на него? Мы можем сказать правителю Лян Чжун‑шу, что всю дорогу Ян Чжи издевался над нами, бранил, избивал и притеснял нас так, что мы даже вздохнуть боялись. Потом, дескать, он стакнулся с разбойниками, напоил нас зельем, связал и, забрав все драгоценности, скрылся.

– Пожалуй, вы дело говорите! – согласился управляющий. – Завтра же заявим местным властям обо всем, что с нами произошло, и оставим здесь двух начальников охраны, которые вместе с чиновниками будут расследовать это дело и разыскивать виновных. Сами же немедленно вернемся в Северную столицу и сообщим правителю о случившемся. Пусть он доложит обо всем наставнику государя с тем, чтоб правителю области Цзичжоу был дан приказ выловить эту шайку разбойников.

Не будем подробно рассказывать о том, как на следующее утро управляющий вместе со своими людьми отправился к правителю области Цзичжоу и сообщил о случившемся.

Возвратимся лучше к Ян Чжи. На душе у него было тяжело. С мечом в руках спустился он с перевала Хуанниган и пошел на юг. В полночь Ян Чжи остановился в лесу немного передохнуть. В голове его проносились мысли, одна печальней другой: «Вот остался я без всяких средств к существованию, – думал он. – Нет у меня здесь ни друзей, ни знакомых. Как теперь быть, и ума не приложу».

Начало светать. Ян Чжи решил воспользоваться прохладой и двинуться дальше. Пройдя около двадцати ли, он почувствовал, что совершенно измучен, и остановился у какого‑то кабачка, оказав себе: «Если я немного не выпью, то умру в дороге».

Он вошел в кабачок, сел на скамейку из тутового дерева и положил возле себя меч. У очага возилась женщина. Увидев Ян Чжи, она обратилась к нему:

– Может быть, гостю что‑нибудь приготовить?

– Дай мне поскорей два рога вина, – потребовал Ян Чжи, – а потом свари рису. Если же у тебя есть мясо, то приготовь и мяса. Платить я буду сразу за все.

Женщина кликнула парня и велела налить гостю вина. Сама же принялась варить рис и жарить мясо. Когда все было готово, она подала кушанье Ян Чжи.

Наевшись, Ян Чжи встал из‑за стола и, захватив свой меч, покинул кабачок.

– Вы же не заплатили ни за еду, ни за вино! – крикнула вдогонку ему женщина.

– Запиши пока что все это в долг, – обернулся Ян Чжи, – а я потом приду и расплачусь.

И он двинулся дальше.

Однако парень, который подавал вино, бросился за Ян Чжи вдогонку и совсем было настиг его, но Ян Чжи одним ударом сбил парня с ног и пошел прочь. Женщина запричитала, жалуясь, что ее обижают, однако Ян Чжи не обращал на нее никакого внимания и продолжал идти дальше. Вдруг он услышал, что кто‑то гонится за ним и кричит:

– Куда это ты уходишь?!

Оглянувшись, Ян Чжи увидел позади себя какого‑то человека с высоко засученными рукавами и большой дубиной в руках.

«Ну, парень, погнался ты за мной на свою беду!» – подумал Ян Чжи и остановился. Но вслед за этим человеком бежал с вилами в руках еще один, в котором Ян Чжи узнал парня, прислуживавшего ему за столом. За ним неслись еще три крестьянина, вооруженные кольями.

«Прикончу‑ка сначала одного, – сказал себе Ян Чжи, – остальные испугаются и сами отстанут». Подняв свой меч, он приготовился сразиться с подбежавшим к нему человеком, который, размахивая дубинкой, наступал на него. После того как они схватились уже раз тридцать, стало ясно, что человек этот, конечно, не может состязаться с Ян Чжи в военном искусстве. Ему оставалось лишь защищаться да уклоняться от ударов.

В тот момент, когда подбежавшие крестьяне хотели вступить в бой, человек, бившийся с Ян Чжи, вдруг выскочил из круга и крикнул:

– Стой! Погоди! Искусно же ты владеешь мечом! Как тебя зовут?

– Я никогда и ни перед кем не скрываю своего имени, – ударив себя в грудь, отвечал Ян Чжи. – Зовут меня Ян Чжи, по прозвищу «Черномордый зверь».

– Уж не вы ли военачальник Ян Чжи, из Восточной столицы?

– А откуда вы знаете Ян Чжи? – с удивлением осведомился тот.

– Вот уж поистине: «Глаза есть, а горы Тайшань не заметил!» – сказал человек, отбросив дубину и почтительно склонившись перед Ян Чжи.

Ян Чжи поднял его и в свою очередь спросил:

– Кто же вы такой?

– Сам я из Кайфына, – отвечал тот, – и был учеником Линь Чуна, наставника восьмисоттысячного войска. Зовут меня Цао Чжэн, предки мои были мясниками. Я и сам слыл очень искусным мясником, хорошо снимал шкуры, разделывал мясо, скоблил кости. За мою ловкость в этом деле люди прозвали меня Дьяволом ножа. Один богач дал мне пять тысяч связок денег я послал меня в Шаньдун торговать. Но здесь я неожиданно проторговался, и мне нельзя уж было возвращаться на родину. Тогда я женился тут на дочери крестьянина и живу теперь в доме жены. Женщина, которую вы видели у очага, как раз и есть моя жена, а парень с вилами – мой шурин. Вы сражаетесь не хуже моего учителя Линь Чуна. Вот почему я и не мог устоять против вас.

– Так вот оно что! – воскликнул Ян Чжи. – Вы обучались у Линь Чуна! Учитель ваш пострадал от командующего Гао Цю и ушел к разбойникам на Ляншаньбо.

– Мне рассказывали о нем, – сказал Цао Чжэн, – но я не знал, правда ли это. Прошу вас, господин начальник, в мой дом подкрепиться и отдохнуть.

Они вернулись в кабачок. Войдя в комнату, Цао Чжэн пригласил Ян Чжи сесть и приказал жене и шурину приветствовать начальника полагающимися по обычаю поклонами. На столе снова появились вино и закуски, и Цао Чжэн принялся потчевать Ян Чжи.

– А как вы, господин начальник, очутились в наших краях? – спросил он гостя.

Ян Чжи рассказал Цао Чжэну всю свою историю, начиная с того, как пропал по дороге мрамор, который он вез в столицу, и кончая похищением подарков, которые послал Лян Чжун‑шу.

– Ну, раз такое дело, – отозвался Цао Чжэн, – прошу вас погостить некоторое время у меня, а там решим, что делать.

– Я глубоко признателен вам за хорошее отношение, – сказал Ян Чжи, – но боюсь, что власти станут разыскивать меня, и мне не следует задерживаться здесь.

– Но куда же вы пойдете? – спросил Цао Чжэн.

– Скорее всего в Ляншаньбо, – промолвил Ян Чжи, – хочу разыскать там вашего учителя Линь Чуна. Однажды, проходя по тем местам, я повстречался с ним. Он как раз спускался с гор, и нам пришлось померяться силами. Ван Лунь, который был свидетелем нашего состязания, решил, что мы одинаково искусны в бою, и хотел оставить нас у себя. Вот тогда‑то я и познакомился с вашим учителем. Ван Лунь уговаривал меня остаться у них, но я не желал быть разбойником. Сейчас же, когда меня снова опозорили клеймом преступника, мне стыдно к ним возвращаться. Вот я и не знаю, что предпринять.

– Вы правы, – отвечал на это Цао Чжэн, – я также слышал, что Ван Лунь человек ничтожный и ограниченный. Он не уживается со своими друзьями. Рассказывали даже, что когда мой учитель пришел в их стан, то вынес немало оскорблений от этого Ван Луня. Лучше будет, пожалуй, поступить следующим образом. Неподалеку отсюда в районе Цинчжоу есть гора Эрлуншань. На этой Горе стоит храм Баочжусы. Он со всех сторон окружен хребтами, и проникнуть туда можно лишь по одной‑единственной тропинке. Настоятель монастыря вернулся к мирской жизни и отрастил себе волосы. Примеру его последовали и остальные монахи. Говорят, что этот парень собрал шайку человек в пятьсот и грабит окрестное население. Имя его – Дэн Лун, а прозвище «Тигр с желтыми глазами». Если вы, господин начальник, решили идти в разбойники, отправляйтесь туда и вступайте в их шапку. Там вы будете спокойно жить.

– Если есть такое место, – сказал Ян Чжи, выслушав его, – то почему бы мне и на самом деле не отправиться туда и не захватить этот монастырь. Там я, пожалуй, смогу обосноваться и зажить спокойной жизнью.

Переночевав у Цао Чжэна, Ян Чжи занял у него немного денег и, распрощавшись с ним, взял свой меч и отправился на гору Эрлуншань.

Он шел весь день и, когда стало смеркаться, увидел вдали высокую гору. «Переночую я, пожалуй, в лесу, а завтра поднимусь на гору», – подумал Ян Чжи. Но, свернувши в лес, он замер от испуга и неожиданности. На сосновом пне сидел, наслаждаясь прохладой, здоровенный голый монах. Спина его была разукрашена татуировкой. Увидев Ян Чжи, он схватил посох, лежавший у его ног, вскочил на ноги и завопил:

– Ах ты, скотина! Как ты сюда попал?

«Этот монах мой земляк, он тоже из Западных провинций. Надо будет побеседовать с ним», – думал Ян Чжи, слушая его брань.

– А вы откуда здесь взялись, почтенный отец? – в свою очередь спросил он монаха.

Но тот ничего не ответил и продолжал с воинственным видом размахивать своим посохом.

«Однако этот лысый черт не отличается особой вежливостью, – размышлял Ян Чжи, – проучу‑ка я его, каналью, как следует!»

И он ринулся на монаха с мечом. Так и началась эта схватка в лесу. Они сходились и расходились, наступали и отступали друг от друга уже пятьдесят раз, но и сейчас нельзя было сказать, кто окажется победителем.

Наконец, монах, как бы нечаянно выскочив из круга, воскликнул:

– Отдохнем немного!

Оба остановились.

В душе Ян Чжи питал к монаху симпатию и думал:

«Откуда же он пришел, этот монах? Человек он способный и так мастерски владеет искусством боя, что мне стоит большого труда устоять против него!»

– Эй ты, темнолицый парень! – окликнул его монах. – Кто ты такой?

– Я начальник Ян Чжи из Восточной столицы, – ответил тот.

– Не ты ли продавал в Восточной столице свой меч и прикончил мошенника Ню‑эра? – спросил монах.

– А вы разве не видите на моем лице клейма? – в свою очередь обратился к нему Ян Чжи.

– И надо же было нам встретиться здесь! – рассмеялся монах.

– Смею ли я спросить о вашем имени, почтенный монах? – промолвил Ян Чжи. – И откуда вам известно, что я продавал меч?

– Я не кто иной, как сотник Лу Да, что служит в управлении командующего в Яньаньфу, – отвечал монах. – Убив мясника, я бежал и скрылся на горе Утай, где принял монашество. А так как спина моя разукрашена татуировкой, то люди прозвали меня Лу Чжи‑шэнь – татуированный монах.

– Значит, мы земляки, – рассмеялся Ян Чжи. – Во время своих скитаний я не раз слышал о вашем почтенном имени. Говорили, что обосновались вы в монастыре Дасянго. Как же вы очутились здесь?

– Это длинная история, – ответил Лу Чжи‑шэнь. – В монастыре я ведал огородами и как‑то встретил Линь Чуна, по прозвищу «Барсоголовый», которого Гао Цю хотел погубить. Опасаясь, чтобы охранники по дороге в ссылку не убили его, я проводил Линь Чуна до Цанчжоу и тем спас ему жизнь. Мне и в голову не приходило, что охранники, сопровождавшие Линь Чуна, вернувшись, донесут Гао Цю о том, что они совсем было собрались покончить с Линь Чуном в лесу Диких кабанов, да вот помешал Лу Чжи‑шэнь – монах из монастыря Дасянго, который шел с ними до самого Цанчжоу. Люди Гао Цю в ярости готовы были убить меня и сказали игумену, чтобы тот выгнал меня вон из монастыря. Но и этого им было мало. Они послали людей схватить меня, но, к счастью, жившие по соседству бездельники успели предупредить меня об опасности, и негодяи просчитались в своих планах. Прежде чем бежать оттуда, я поджег стоявшую на огороде сторожку, а потом отправился бродить по белу свету. Но мне что‑то не везет, и я никак не могу пристроиться. Однажды, когда я проходил через местечко Шицзыпо, в округе Мынчжоу, я чуть было не погиб от руки одной женщины, содержательницы кабачка. Она напоила меня каким‑то зельем, но, на мое счастье, ее муж вовремя вернулся домой. Узнав, кто я такой, а также придя в восхищение от моего посоха и кинжала, он дал мне противоядие и спас меня. Порасспросив обо всем, он оставил меня погостить, а под конец мы даже побратались. Эта супружеская пара хорошо известна среди вольного люда. Его зовут Чжан Цин – огородник, а жену его – Людоедкой Сун Эр‑нян. Они очень славные и гостеприимные люди. Я прожил у них дня четыре и узнал, что смогу устроиться в монастыре Баочжусы, на горе Эрлуншань. Я пошел к Дэн Луну, рассчитывая присоединиться к его шайке. Однако этот скот не захотел принять меня, и мы дрались с ним не на жизнь, а на смерть. Не будучи в состоянии одолеть меня, этот подлец решил запереть крепко‑накрепко все ворота, а другого пути пробраться туда – нет. Как ни ругал я и ни оскорблял мерзавца, он ни за что не хотел выйти, чтобы еще раз со мной сразиться. Разозлил он меня порядком, но что теперь предпринять, не знаю. Вот уж не ожидал, что и вы, друг, придете сюда.

Ян Чжи остался очень доволен рассказом Лу Чжи‑шэня. Они снова поклонились друг другу, как полагалось по обычаю, а затем провели вместе всю ночь, и Ян Чжи в свою очередь во всех подробностях поведал монаху историю о том, как он продавал свой меч, как убил Ню‑эра и, наконец, как лишился подарков, которые ему поручено было доставить в Восточную столицу ко дню рождения сановника. Рассказал он и о том, что Цао Чжэн посоветовал ему отправиться в эти места.

– Раз он заперся, то нам его не вытащить оттуда. Лучше уж вернуться к Цао Чжэну и посоветоваться с ним, – закончил он.

Приняв такое решение, они поспешили покинуть лес и направились к Цао Чжэну. Когда они пришли в кабачок, Ян Чжи представил Лу Чжи‑шэня хозяину. Тот быстро приготовил закуску и вино и стал потчевать своих гостей. За столом они принялись обсуждать вопрос о том, как лучше захватить гору Эрлуншань, и Цао Чжэн сказал:

– Если разбойники действительно закрыли ворота, монастырь не взять и десятитысячному войску, где уж вам двоим справиться! Я думаю, что надо действовать не силой, а хитростью!

– Что за мерзкая тварь, – выругался Лу Чжи‑шэнь. – Когда я пришел к нему в первый раз, он не пожелал приютить меня и даже не впустил в монастырь. Тогда я вступил с ним в смертный бой и так двинул его ногой в пах, что он повалился на землю. Но, когда я собрался прикончить Дэн Луна, его люди унесли этого бандита на гору и спасли. Потом они закрыли свои чертовы ворота, а я остался внизу, ругая их на чем свет стоит. Однако бродяга так и не решился больше спуститься вниз и вступить со мной в поединок.

– Если это место и в самом деле подходящее, – сказал Ян Чжи, – то почему бы нам не пойти туда и совместными усилиями не одолеть их.

– Но к монастырю невозможно пробраться, – возразил Лу Чжи‑шэнь, – да и взять его нам не по силам.

– Я кое‑что придумал, – вмешался в разговор Цао Чжэн. – Не знаю только, понравится ли вам мое предложение.

– Мы с большим удовольствием выслушаем вас, – отвечал Ян Чжи.

Тогда Цао Чжэн начал объяснять им свой план.

– Вы должны сменить свой наряд, – сказал он, обращаясь к Ян Чжи, – на простое платье, в каком ходят здешние крестьяне. Посох и кинжал, почтенный отец, я у вас пока возьму. Своему шурину и нескольким работникам я велю доставить вас к подножью горы, а там мы вас свяжем веревками. Я умею так завязывать узлы, что их легко быстро распутать. Потом мы приблизимся к монастырю и скажем бандитам, что пришли из кабачка соседней деревни, где этот монах напился пьяным и отказался платить за вино. В пьяном виде он, дескать, грозился собрать против вас людей и разгромить весь стан. Услышав это, мы связали пьяного и приволокли сюда, чтобы передать главарю. Этот бандит, конечно, впустит нас к себе на гору, а когда мы попадем в их стан и встретимся лицом к лицу с Дэн Луном, мы дернем за узел, тот сам распустится, и я тут же передам вам, почтенный отец, ваш посох и кинжал. И когда два таких молодца, как вы, бросятся на них, им не устоять! А когда вы покончите с главарем, остальные сами вам подчинятся. Ну, как вам нравится мое предложение? – спросил он в заключение.

– Вот это здорово! – в один голос воскликнули Лу Чжи‑шэнь и Ян Чжи.

Весь этот вечер они пировали, но не забыли позаботиться и о продуктах на дорогу. На рассвете следующего дня они поднялись, плотно закусили и в сопровождении шурина хозяина и нескольких работников направились к горе Эрлуншань. Узел со своими пожитками Лу Чжи‑шэнь оставил в доме Цао Чжэна.

В лес они пришли после полудня и здесь переоделись. Ян Чжи надел широкополую бамбуковую шляпу, предназначенную для защиты от солнца, рваную полотняную рубаху; в руках у него был меч. Цао Чжэн взял посох Лу Чжи‑шэня, а все остальные вооружились дубинами. Лу Чжи‑шэня связали так, чтобы узлы легко можно было распутать, а конец веревки вручили двум крестьянам. Затем, окружив Лу Чжи‑шэня, все двинулись к подножью горы.

Когда они приблизились к монастырю, то увидели, что там наготове расставлены огромные луки и стрелы, бутыли с известью и большие камни. Охранявшие ворота разбойники, узнав, что крестьяне привели связанного монаха, стремглав помчались на гору доложить об этом своему главарю. Через некоторое время над воротами показались два старых разбойника и, обращаясь к пришедшим, спросили:

– Откуда вы? Что вам здесь надо и где вы захватили этого монаха?

На это Цао Чжэн ответил:

– Я из деревни, что неподалеку отсюда, содержу небольшой кабачок. Этот толстый монах постоянно заходит ко мне выпить вина. На этот раз он напился допьяна и отказался Уплатить. Да еще все время кричал, что пойдет в Ляншаньбо, захватит там несколько сот удальцов и нападет на гору Эрлуншань. Он грозился также разорить все окрестные деревни. Да я хорошенько напоил этого мерзавца, связал его и решил привести к вашему начальнику в знак уважения и покорности наших людей, а также, чтобы избавить себя от возможных бедствий.

Слова эти доставили разбойникам огромное удовольствие, и они воскликнули:

– Ладно! Дело ясное! Обождите здесь немного!

Затем старшие разбойники поспешно поднялись на гору и доложили о том, что внизу ждут люди, которые привели толстяка‑монаха. Это сообщение очень обрадовало Дэн Луна, и он приказал:

– Ведите всех их сюда! Теперь уж я отомщу этому подлецу! Выну у него сердце и печенку и приготовлю из них закуску к вину. Отомщу уж ему за все!

Разбойники тут же отперли ворота и повели пришедших к своему главарю. Когда Ян Чжи и Цао Чжэн шли по разбойничьему стану, то притворялись, что крепко держат Лу Чжи‑шэня. Миновав три укрепленные прохода, они убедились, насколько это место было неприступным. По обеим сторонам проходов вздымались высокие горы, кольцом окружавшие также и весь монастырь. И над всей этой громадой горделиво возвышался горный пик, к которому вела одна лишь узкая тропинка. В проходах было навалено много бревен, камней для метания, огромные луки и стрелы; вдоль стен торчали густо натыканные острые и крепкие бамбуковые колья.

Миновав трое ворот, закрывавшихся подъемными решетками, они очутились перед главным храмом, в который вели три входа. Площадка перед храмом, гладкая, как зеркало, была обнесена частоколом. У дверей храма стояло человек восемь разбойников. Завидев связанного Лу Чжи‑шэня, они, показывая на него пальцами, стали оскорблять его, выкрикивая:

– Ах ты, лысый осел! Имел еще дерзость нападать на нашего предводителя! Ну, теперь попался! Вот обожди, мы с тобой разделаемся!

Лу Чжи‑шэнь молчал. Его повели дальше, в главный зал храма. Все статуи из храма были вынесены, а посредине стояло большое кресло, покрытое тигровой шкурой. По обеим сторонам входа двумя рядами стояли разбойники, вооруженные пиками. Через некоторое время двое бандитов под руки ввели Дэн Луна и усадили в кресло. Цао Чжэн и Ян Чжи, крепко держа Лу Чжи‑шэня, подвели его к главарю разбойников.

– Ты, лысый осел! – начал Дэн Лун, обращаясь к монаху. – Как ты осмелился нападать на меня и бить ногой в пах. Опухоль и синяки от твоих ударов у меня до сих пор еще не прошли. Зато уж теперь я поговорю с тобой!

Тут Лу Чжи‑шэнь, страшно вытаращив глаза, завопил:

– Ни с места, скотина!

Крестьяне дернули за конец веревки, узел распустился, и веревка упала. Выхватив из рук Цао Чжэна свой посох, Лу Чжи‑шэнь с невероятной быстротой стал вращать им в воздухе. Ян Чжи сбросил наземь бамбуковую шляпу и также принялся размахивать мечом. Пустил в ход свою дубинку и Цао Чжэн, а вслед за ним с воинственным видом ринулись вперед и остальные крестьяне. Дэн Лун хотел было улизнуть, но Лу Чжи‑шэнь с такой силой хватил его посохом по черепу, что не только надвое рассек ему голову, но даже кресло, в котором Дэн Лун сидел, разлетелось в куски.

Ян Чжи тем временем заколол человек пять разбойников, а Цао Чжэн кричал:

– Сдавайтесь! Кто попытается сопротивляться, будет уничтожен!

Разбойники, которых насчитывалось не менее шестисот человек, да и сами начальники были до того перепуганы всем происшедшим, что немедленно согласились сдаться. Трупы Дэн Луна и других разбойников тут же втащили на гору и сожгли за монастырем.

Затем выяснили, много ли в амбарах имеется добра, осмотрели и привели в порядок все жилые помещения, проверили остальное имущество. Позаботились также о вине и закусках для пиршества. Лу Чжи‑шэнь и Ян Чжи стали хозяевами разбойничьего стана и устроили в честь этого празднество с угощением. Все разбойники подчинились им, а младшие вожаки были оставлены на своих местах. После этого Цао Чжэн распростился с двумя молодцами и вместе с крестьянами возвратился домой.

Вернемся теперь к старому управляющему и носильщикам, которые сопровождали подарки. Весь обратный путь они выходили в поход рано поутру и в полдень останавливались на отдых. Придя в Северную столицу, отправились они прямо в управление и, представ с повинной перед Лян Чжун‑шу, повалились ему в ноги.

– В дороге вам пришлось вынести немало трудностей, – сказал Лян Чжун‑шу. – Но где же военачальник Ян Чжи? – спросил он.

– Мы и сами не знаем, – отвечали они. – Человек этот забыл об оказанных ему милостях и оказался отъявленным разбойником. На седьмой день пути мы достигли перевала Хуанниган. Жара стояла невыносимая. Мы зашли в сосновый лес отдохнуть немного в тени. Нам и в голову не приходило, что Ян Чжи вступит в сговор с семью разбойниками, которые выдавали себя за торговцев финиками. А он, оказывается, договорился с ними идти одной дорогой, и люди эти ждали нас вереди со своими тачками. Когда мы пришли на Хуанниган, Разбойники были уже там и отдыхали в сосновом лесу. Вскоре мы увидели торговца, который нес на продажу вино и останемся на перевале отдохнуть. Нам, конечно, не следовало бы пить этого вина, потому что туда было подсыпано зелье, а мы выпили и замертво свалились. Ну, а потом нас связали веревками, и разбойники вместе с Ян Чжи нагрузили на тачки все драгоценности, посланные ко дню рождения, прихватив заодно и наши пожитки, и увезли все это в горы. Мы доложили обо всем правителю области Цзичжоу и оставили в управлении начальников охраны, которые помогут местным властям в розысках и поимке разбойников. Сами же мы поспешили вернуться, чтобы доложить вашей милости о случившемся.

Лян Чжун‑шу был очень расстроен этим сообщением и принялся ругать Ян Чжи:

– Вот закоренелый преступник! Тебя осудили и сослали сюда, а я постарался возвысить тебя и снова сделать человеком. Как же ты посмел отплатить мне за все это черной неблагодарностью! Ну попадись теперь мне, я тебя на мелкие кусочки искромсаю!

Затем он приказал позвать писца, велел ему тут же составить бумагу в управление областью Цзичжоу и отправил ее с особым нарочным, который должен был ехать, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Лян Чжун‑шу спешно отправил также письмо в Восточную столицу своему тестю, сообщая обо всем случившемся.

Мы не будем рассказывать о том, как гонец доставил бумагу в Цзичжоу, а вернёмся лучше к тем, кто отправился с донесением в Восточную столицу к императорскому наставнику. Прибыв туда, посланцы передали ему донесение Лян Чжун‑шу. Прочитав письмо, сановник Цай Цзин был чрезвычайно возмущен.

– Эти разбойники совсем обнаглели! – воскликнул он. – В прошлом году они также захватили подарки, которые послал мне зять, и до сих пор эти драгоценности так и не найдены. Теперь они снова ограбили караван. Так дальше продолжаться не может!

Он велел послать правителю области Цзичжоу приказ, в котором предлагалось немедленно выловить шайку разбойников и доложить об этом. Бумага была отправлена с нарочным, который должен был ехать, не останавливаясь ни днем, ни ночью.

Что же касается правителя области Цзичжоу, то, получив от Лян Чжун‑шу приказ выловить разбойников, он совсем растерялся. И как раз в это время привратник доложил ему, что в управление прискакал из Восточной столицы гонец императорского наставника и говорит, что должен видеть правителя области по чрезвычайно важному и срочному делу. Это сообщение совсем расстроило правителя Цзичжоу, и он с грустью произнес:

– Сомненья нет, и он по тому же делу, – о похищении подарков ко дню рождения!

Правитель поспешил в приемную и, поздоровавшись с гонцом, сказал:

– Я уже получил бумагу правителя области Лян Чжун‑шу по этому же делу и отправил людей для поимки разбойников. Однако никаких следов до сих пор обнаружить не удалось. Еще позавчера я получил уведомление начальника местных войск о том, что он отправил на розыски военачальника и уполномоченного по борьбе с разбойниками, которым под страхом наказания ведено выловить бандитов. Однако и им не удалось еще ничего сделать. Как только будет получено хоть какое‑нибудь сообщение, я тотчас же лично прибуду в управление императорскою наставника и доложу об этом.

– Я посланец императорского наставника, – отвечал тот. – Мне приказано самим наставником отправиться сюда и требовать, чтобы вы поймали всю шайку. Перед отъездом наставник приказал мне лично оставаться в вашем управлении, пока не будут изловлены семь разбойников, притворившихся торговцами финиками, продавец вина и сбежавший командир Ян Чжи. На розыски их вам дается десять дней, после чего вы должны под конвоем прислать их в Восточную столицу. Если вы не выполните этого распоряжения в указанный срок, я боюсь, вам придется отправиться на остров Шамыньдао. Да и со мной, не знаю, что будет, так как возвратиться обратно я не смогу. Если вы, господин начальник, сомневаетесь в достоверности моих слов, прошу вас ознакомиться с приказом, который я привез.

Прочитав приказ, начальник области так испугался, что распорядился тут же вызвать чиновников, ответственных за поимку разбойников. Вскоре в управление вошел человек и приветствовал начальника области.

– Кто вы такой? – спросил тот.

– Я – Хэ Тао, начальник отряда по борьбе с разбойниками, – почтительно отвечал пришедший.

– Дело о краже подарков ко дню рождения на перевале Хуанниган поручено вам? – снова, спросил начальник области.

– Разрешите вам доложить, господин начальник, – отвечал Хэ Тао, – что, после того как мне было приказано вести это дело, я не знаю отдыха ни днем, ни ночью. Я отправил на Хуанниган самых ловких и расторопных людей, и хотя уже наказал некоторых палками, однако никаких следов до сих пор так и не обнаружено. Не подумайте, господин начальник, что я нерадиво отношусь к вашим приказаниям, я действительно не знаю, что предпринять.

– Что за дурацкие разговоры! – рассердился правитель области. – Недаром говорят: «Если начальник не строг, подчиненные ленятся!» Я сам из ученой семьи, и мне потребовалось много времени, чтобы добиться такого высокого поста. Сейчас императорский наставник прислал к нам человека с приказом о том, чтобы в течение десяти дней были пойманы все разбойники. Если приказ не будет выполнен, я не только лишусь места, но и буду сослан на остров Шамыньдао. Вы начальник отряда по борьбе с разбойниками и не проявили должного усердия, а это доставит мне много неприятностей. Вот я и сошлю вас в такое место, куда и дикий гусь не залетал.

Затем правитель области вызвал татуировщика, приказал ему поставить на щеке Хэ Тао клеймо с надписью: «Сослан в область…», названия пока не велел проставлять и, обращаясь к Хэ Тао, оказал:

– Хэ Тао! Если ты не выловишь разбойников, сбудешь наказан, как тяжелый преступник, и я никогда не прощу тебя.

Выслушав его, Хэ Тао покинул управление и направился к себе. Он вызвал подчиненных в секретную комнату и начал совещаться с ними. Когда он сообщил им о своем разговоре с правителем области, они словно онемели и сидели, разинув рты, как гуси, которым стрела попала в клюв, или же как рыба, проглотившая крючок.

– Вы приходите сюда в установленное время и получаете свое жалованье. А сейчас, когда пришла беда, все вы молчите, как будто в рот воды набрал. Хоть бы посочувствовали чуточку! Ведь меня уже заклеймили.

– Помилуйте, господин начальник, – раздались голоса. – Мы ведь не деревянные и не каменные – все понимаем. Но, видать, эти разбойники, нарядившиеся купцами, – не здешние, а пришли издалека, из каких‑нибудь глухих горных районов. Здесь они воспользовались случаем, захватили драгоценные подарки, а теперь вернулись в свой стан и живут себе припеваючи. Как же их отыщешь? А если бы мы даже и знали, где они, то и тогда ничего не могли бы сделать.

Хэ Тао, который еще в начале этого разговора был расстроен, выслушав своих подчиненных, впал в отчаяние. Покинув управление, он сел на коня и поехал домой. Там он отвел коня в конюшню, вошел в дом и остался наедине со своими печальными мыслями. Увидев его в таком состоянии, жена спросила:

– Что это у тебя сегодня вид какой‑то необычный?!

– Ты ведь ничего не знаешь! – ответил на это Хэ Тао. – Несколько дней тому назад правитель округа отдал письменный приказ, в котором говорилось, что на перевале Хуанниган шайка разбойников ограбила караван с подарками, посланными Лян Чжун‑шу – правителем области – своему тестю. Всего подарков было одиннадцать коромысел. Но, как я ни старался, бандитов так и не удалось найти. Сегодня, как раз когда я собирался просить правителя округа продлить срок поимки разбойников, он сам прислал за мной человека и, вызвав в управление, приказал немедленно всех выловить и направить в столицу. Когда на его вопрос о том, как обстоят дела, я ответил, что никаких следов найти пока не удалось и никто еще не пойман, он тут же приказал поставить на моем лице клеймо ссыльного. Только место ссылки он еще не проставил. Теперь подумай, что со мной будет!

– Как же быть? – спросила жена, выслушав его. – Что придумать?

В этот момент вошел Хэ Цин, младший брат Хэ Тао.

– Зачем ты сюда пришел? – спросил Хэ Тао, увидев его. – Видно, в карты не пошел играть. Чего тебе надо?

Но жена Хэ Тао, женщина хитрая, поманила Хэ Цина за собой и оказала:

– Пойдем‑ка, деверь, на кухню. Мне надо кое о чем с тобой поговорить.

Хэ Цин отправился вслед за невесткой, прошел в кухню и там уселся. Женщина подала на стол мясо, закуски, подогрела немного вина и пригласила Хэ Цина выпить и закусить.

– Моему брату ничего не стоит обидеть человека, – сказал Хэ Цин своей невестке. – Пусть я человек никчемный, но все же его родной брат. И какой бы важный пост он ни занимал, родных забывать не следует. Ничего не было бы позорного в том, если бы он пригласил меня выпить чашечку вина.

– Да ты ничего не знаешь, – оказала невестка Хэ Цина. – У твоего брата сейчас очень тяжело на душе.

– У моего брата всегда было много денег и ценностей. Куда же все это девалось? Хоть и брат я ему, а нечасто, его беспокоил, так почему же ему тяжело?

– Сейчас я тебе все расскажу, – отвечала невестка. – Дело в том, что на перевале Хуанниган шайка торговцев финиками похитила подарки, посланные правителем Северной столицы области Даминфу Лян Чжун‑шу своему тестю в Восточную столицу. Сейчас правитель области Цзичжоу по приказу императорского наставника велел в десятидневный срок выловить разбойников и отправить их в столицу. Если к тому времени разбойники не будут схвачены, твоего брата за невыполнение приказания сошлют в самые отдаленные места. Разве ты не заметил у него на лице клеймо ссыльного? Остается лишь указать место ссылки. Плохо ему придется, если в ближайшее время он не сумеет поймать этих разбойников. Так до тебя ли ему сейчас? Вот я и решила угостить тебя здесь, а ты уж не сердись на брата. Очень невесело у него на душе.

– Слышал я, как люди толковали об этих подарках, – промолвил в раздумье Хэ Цин. – А где это случилось?

– Говорили, будто на перевале Хуанниган, – отвечала невестка.

– Кто же эти грабители? – продолжал расспрашивать Хэ Цин.

– Да опомнись, деверь, ведь ты не пьян еще как будто! – рассердилась женщина. – Я ведь только что тебе сказала, что похитили подарки семь торговцев финиками!

В ответ на эти слова Хэ Цин разразился смехом:

– Так вот оно что! Ну, если это были просто торговцы финиками, тогда чего же горевать? Почему брат не пошлет каких‑нибудь ловких людей их выловить?

– Легко тебе говорить, – возразила невестка, – а вот пойди поймай их!

– Дорогая сестра! – сказал, смеясь, Хэ Цин. – Стоит ли из‑за этого тревожиться! У брата моего много приятелей, которых он постоянно принимает у себя и угощает. Вот только своего родного брата он совсем не замечает. Теперь же, когда ему пришлось туго, друзья покинули его, оправдываясь тем, что не могут помочь ему. А если бы он получше обращался со своим братом и хоть иногда приглашал его выпить, брат этот, может быть, что‑нибудь и посоветовал бы сейчас.

– Дорогой деверь! – воскликнула жена Хэ Тао. – Ты что‑нибудь знаешь об этом деле?!

– Поживем‑увидим! – смеясь, отвечал Хэ Цин. – Когда моему дорогому брату и впрямь будет угрожать опасность, может быть я смогу ему чем‑нибудь помочь.

С этими словами он поднялся и собрался уходить. Но невестка стала удерживать его, приглашая выпить еще пару чашек вина. Слова деверя удивили ее, и она поспешила подробно рассказать мужу обо всем, что говорил его брат. Выслушав ее, Хэ Тао тотчас же попросил позвать брата и с приветливым видом обратился к нему:

– Брат, если ты знаешь, куда скрылись разбойники, почему же ты не хочешь сказать об этом и избавить меня от беды?

– Что ты! Ничего я не знаю. Я пошутил. Где уж мне, младшему брату, помочь старшему?!

– Дорогой брат! – не унимался Хэ Тао. – Не будь таким бездушным. Вспомни все хорошее, что я сделал тебе, и забудь про зло, которое я тебе когда‑либо причинил. Спаси меня!

– Брат мой! – отвечал Хэ Цин. – У тебя около трехсот подчиненных. Среди них есть, конечно, и толковые и ловкие люди. И если они ничего не могут сделать, как же я, маленький человек, могу тебя спасти?

– Не говори о них, брат, – сказал Хэ Тао. – Я чувствую по твоим словам, что ты что‑то знаешь. Почему же ты ждешь, чтобы меня другие спасли? Скажи, куда скрылись разбойники, и я не останусь перед тобой в долгу. Выручи меня из беды!

– Да что же я могу поделать? – отнекивался Хэ Цин. – Я сам ничего не знаю!

– Не мучь меня! – взмолился Хэ Тао. – Ведь мы с тобой дети одной матери!

– А ты не спеши! – ответил Хэ Цин. – Вот когда тебе и вправду придется туго, я постараюсь что‑нибудь сделать, чтобы выловить эту шайку мелких воришек.

– Дорогой мой деверь! – вмешалась в разговор жена Хэ Тао, – найди способ спасти брата. Не забывай, что вы родня. Императорский наставник велел немедленно поймать всех разбойников. Они ведь ограбили караван с ценностями, а ты говоришь: «мелкие воришки». – Сестра! – отвечал Хэ Цин. – Сколько оскорблений пришлось мне вынести от старшего брата из‑за того лишь, что я люблю карты! Я испытываю страх перед братом и не могу с ним спорить. Когда ему было хорошо, у него были и вино и закуски, он веселился с другими, а теперь вот и я понадобился!

В этих словах Хэ Тао уловил намек. Он достал десять лян серебра и, положив их на стол, сказал:

– Прошу тебя, брат, взять пока вот это серебро, а когда разбойники будут пойманы, я награжу тебя золотом, шелком и другими подарками.

– Ну, брат! – рассмеялся Хэ Цин. – Ты совсем, как тот человек, про которого говорится: «В тяжелую минуту припадает к стопам Будды, а как пройдет беда, и свечи не зажжет». Взять у тебя сегодня серебро, значит заниматься вымогательством. Сейчас же спрячь его и не вздумай подкупать меня. Если ты будешь поступать подобным образом, я вовсе ничего не скажу. Напрасно ты думаешь, что помощь мою можно купить за деньги.

– Это всего лишь часть обещанной властями награды в триста‑пятьсот связок монет. Ты уж не откажись, брат, помочь мне, скажи, где сейчас эти разбойники?

– Да можно считать, что у меня в кармане, – отозвался Хэ Цин, хлопнув себя по ляжке.

– Что ты, брат? – изумился Хэ Тао. – Как же это они У тебя в кармане?

– А ты пока не спрашивай, – прервал его Хэ Цин. – Сказал я, что они в моих руках, значит так и есть. Убери‑ка ты свое серебро и впредь не думай меня подкупать. Помни, что мы с тобой братья! – говорил Хэ Цин с расстановкой.

Не случись всего этого, в уезде Юньчэн, может быть, и не появился бы герой – борец за справедливость, а в Ляншаньбо не собрались бы вместе удальцы Поднебесной.

О чем сообщил Хэ Цин, читатель узнает из следующей главы.

 

Глава 17