Тема 9. Основания для обращения в Европейский сед по правам человека и Комитет по правам человека ООН. 1 страница

9.1. Право на жизнь по Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

9.2. Право на физическую неприкосновенность. Право на свободу и личную неприкосновенность.

9.3. Право на справедливое судебное разбирательство. Право на помощь защитника. Право на помощь переводчика. Достоверность протокола судебного заседания как необходимое условие справедливого суда.

9.1. Право на жизнь по Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Раздел 1 Статья 2 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод: право на жизнь. Часто можно услышать весьма распространенное, но неверное мнение, что ЕКПЧ защищает только «преступников», но не содержит каких-либо рекомендаций для потерпевших. Это ошибочное мнение, но оно часто используется с целью принижения значения Европейской Конвенции и Европейского Суда для обыкновенных людей.

Если говорить о правах потерпевших и жертв преступлений, то чаще Всего гарантии их прав содержатся в ст.ст. 2, 3, 5 и 8 ЕКПЧ.

Ст. 2 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных сво­бод — право на жизнь — гласит:

«1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого за­коном предусмотрено такое наказание.

2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей ста­тьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:

a) для защиты любого лица от противоправного насилия;

b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега
лица, заключенного под стражу на законных основаниях;

c) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа».

Право на жизнь — это основное право человека, которое является предпосылкой для всех остальных прав. При этом ст. 2 не защищает ни право на достойную жизнь, ни саму жизнь. Она защищает именно право на жизнь. В этом отношении она предусматривает непосредственную защиту от действий

со стороны государств, а не со стороны отдельных лиц. Главный принцип ст. 2 состоит в том, чтобы защищать индивида от любого произ­вольного лишения жизни государством. Однако обращение в Европейский Суд может быть связано и с неправомерными действиями конкретного че­ловека, повлекшими за собой нарушение ст. 2 Конвенции, когда это на­рушение происходит в условиях отсутствия надлежащей защиты со стороны правительства, так как жалобы могут подаваться только в связи с действием или бездействием, за которые несет ответственность правительство.

Так, в деле Осман против Великобритании (Osman v UK) заявители подали иск на то, что полиция не приняла разумных мер против учителя, который совершил убийство мужа заявительницы и ранил ее сына. Хотя по данному делу Европейский Суд по правам человека не установил наруше­ний ст. 2, он сформулировал следующие важные принципы:

«1. Обязанность государства в соответствии со ст. 2 имеет более широ­кое значение, чем обязанность создания эффективных норм уголовного права для недопущения совершения нарушений, — это также обязанность создания механизмов поддержания правопорядка с целью предотвращения, пресечения, а также наказания за нарушение этих положений.

2. Она также предполагает, в определенных обстоятельствах, положительное обязательство со стороны властей принять оперативные меры, на­правленные на защиту лиц, жизнь которых находится в опасности в резуль­тате преступных действий со стороны других лиц.

3. Помня о том, с какими трудностями связано поддержание правопо­рядка в современном обществе, как непредсказуемо человеческое поведе­ние и как сложно принимать оперативные решения в отношении приори­тетов и имеющихся возможностей, такое обязательство должно интерпре­тироваться так, чтобы оно не создавало непреодолимых и чрезмерных трудностей для властей.

4. Оно также должно интерпретироваться с учетом уважения к проце­дурам и другим гарантиям, которые накладывают правовые ограничения на действия по расследованию преступлений и привлечению нарушителей к ответственности, включая гарантии, изложенные в ст.ст. 5 и 8 Конвенции.

5. Следовательно, [заявителю] требуется представить данные, свидетельствующие о том, что власти не сумели сделать все, что в разумных преде­лах от них требуется, чтобы избежать «реального и непосредственного» риска опасности для жизни, о котором они знали или должны были знать» (пе­ревод автора).

Конвенция не защищает право на жизнь всегда и при всех обстоятельствах. Часть 2 ст. 2 определяет ситуации, при которых разрешается приме­нение насилия (пункты «а», «Ь», «с»), которое затем может непреднаме­ренно привести к лишению жизни. При этом такое применение силы дол­жно быть абсолютно необходимым для целей, указанных в подпунктах статьи; кроме того, применение силы необходимо строго соизмерять с за­конной целью, которая при этом преследуется. Соразмерность должна оце­ниваться с учетом характера преследуемой цели, возникающей опасности для жизни и риска, что применение такой силы может привести к лише­нию жизни. Примером такого применения силы могут быть правомерные действия лица, например, для отражения нападения в пределах необхо­димой обороны. При этом умысел лица, действия которого повлекли смерть, должен быть направлен на предупреждение определенных последствий и предотвращение определенных действий, а не на лишение прав человека.

I! связи с применением ст. 2 в практике Европейского Суда возникал
и возникает ряд проблем, требующих дальнейшего разрешения. Так, спорными являются некоторые вопросы, связанные с абортами, например, следует ли рассматривать еще не родившегося ребенка как «живого», или не менее сложные и спорные вопросы, связанные с эвтаназией. Остаются также открытыми вопросы о том, следует ли рассматривать право на жизнь как обязанность человека жить и может ли человек добровольно отказаться от этого права.

(лучаи лишения жизни в связи с исполнением смертного приговора согласно тексту ст. 2 Европейской Конвенции не признаются нарушением права на жизнь. Вместе с тем, в соответствии со ст. 1 Протокола № 6 к Конвенции, никто не может быть приговорен к смертной казни или казни. Надо иметь в виду, что Протокол № 6 является действующим, но Российской Федерацией он до сих пор не ратифицирован.

9.2. Право на физическую неприкосновенность. Право на свободу и личную неприкосновенность. Право быть свободным от пыток и от бесчеловечного или унижающегодостоинство обращения является одним из самых главных прав человека, так как оно связано с личной неприкосновенностью и человеческим достоинством индивида.

(ст. 3 Конвенции относится к разряду абсолютных прав, соблюдение которых гарантируется при любых обстоятельствах. В п. 2 ст. 15 Конвенции, которая позволяет государствам отступать от своих обязательств по Конвенции в случае чрезвычайных обстоятельств, сказано, что ни при каких обстоятельствах государство не может отступать от своих обязательств по ст. 3.

Суд в своем решении по делу Ирландия против Великобритании (Ireland v UK)от 18 января 1978 г. провел различие между тремя категориями зап­рещенного поведения:

«I. Пытка: намеренное бесчеловечное обращение, вызывающее весьма I серьезные и жестокие страдания, цель которого заключается в том, чтобы [обиться информации или признания;

2. Бесчеловечное обращение: причинение сильных физических и нравственных страданий;

3. Унижающее достоинство обращение: плохое обращение, направлен­ное па то, чтобы вызвать у жертв чувства страха, боли и неполноценности, которые могут унизить и опозорить их и, возможно, сломить их физическое или моральное сопротивление».

Согласно прецеденту бесчеловечное обращение при содержании под стражей может порождать проблемы, имеющие отношение к ст. 3, если оно ин тигнет «определенного уровня жестокости». Это разграничение зависит ОТ степени уязвимости лица, лишенного свободы.

В деле Томаси против Франции (Tomasi v France)заявитель утверждал, ЧТО «в течение длительного времени, когда он был задержан полицией

и находился под стражей, полицейские били его по лицу, а также изби­вали его ногами и кулаками. Хотя медицинское освидетельствование не вполне подтвердило утверждения заявителя, оно установило, что ему были нанесены побои разной степени тяжести. По мнению Суда, свидетельства нанесенных телесных повреждений достаточно серьезны, чтобы заключить, что, находясь под стражей, заявитель был подвергнут бесчеловечному и унижающему человеческое достоинство обращению в смысле, который со­держится в формулировке ст. 3. Требования, предъявляемые к проведению расследования, а также неоспоримые трудности, связанные с борьбой с преступностью, особенно с терроризмом, не могут ограничивать степень защиты, гарантированной ст. 3 в отношении уважения физической непри­косновенности граждан».

Еще более категоричный вывод был сделан Судом в деле Рибич про­тив Австрии (Ribitsch v Austria),в котором заявитель также заявлял, что во время содержания под стражей его избивали ногами и кулаками, при­чинив ему телесные повреждения в виде синяков и ссадин:

«...любое использование физической силы в отношении лица, лишен­ного свободы, не вызванное необходимостью, порожденной поведением этого лица, унижает человеческое достоинство и принципиально нарушает право, гарантированное ст. 3 Конвенции».

Под использованием физической силы в этом контексте подразумева­ется произвольное нападение; иное применение силы, например, необос­нованное наложение наручников, которое требует подробного исследования.

Для того, чтобы исчерпать внутригосударственные средства защиты против пыток, необходимо ходатайствовать о проведении органами прокуратуры соответствующей проверки по факту применения физического насилия. Если в результате этой проверки не будет возбуждено уголовное дело, следует обратиться с официальным заявлением о возбуждении уголовного дела против лиц, применявших насилие. Как следует из существующей практики, чаще всего правоохранительные органы в возбуждении уголовного дела отказывают, а возбужденные уголовные дела по таким обращениям нередко прекращаются. В этих случаях у заявителей имеется право обжаловать соответствующее постановление о прекращении дела или об отказе в возбуждении уголовного дела в суд по месту нахождения органа, вынесшего соответствующее решение. Такой подход впервые был выработан Конституционным Судом Российской Федерации, впоследствии это решение Конституционного Суда нашло отражение в измененном тексте ст. 209 УПК РСФСР (ч. 5). В случае отказа суда всесторонне и объективно рассмотреть такую жалобу, если обоснованность такого отказа была подтверждена решением кассационной инстанции по частной жалобе на определение первой инстанции, можно с уверенностью говорить о том, что все эффективные средства защиты внутри страны были исчерпаны. Кроме того, представляется, что есть основания заявлять об отсутствии в стране эффективных способов защиты от нарушения ст. 3, т. е. имеет место еще и нарушение ст. 13 Конвенции.

Корень этой проблемы кроется отчасти в отсутствии должной уго­ловно-правовой оценки такого общественно опасного явления, как пытка. В этой связи следует обратиться к итогам 17 сессии Комитета против пы­ток ООН от 12 ноября 1996 г., где в слушаниях по Российской Федерации было

специально отмечено, что понятие пытки не криминализовано по Российскому Уголовному кодексу, как того требует ст. 4 Конвенции против пыток, а ссылки российских официальных лиц на наличие сходных mil швов в российском уголовном законодательстве не являются

обоснованными, так как и документы ООН, и документы Совета Европы

up kit в виду ответственность, которая должна наступать именно за пытки и бесчеловечное обращение, а не по «сходным» составам.

Если согласно ст. 35 Конвенции шестимесячный срок исчисляется со дня вынесения последнего судебного решения по делу, то в вышеуказанном случае шестимесячный срок исчисляется с момента нарушения права, мотивированного Европейской Конвенцией о защите прав человека и основных свобод, т. е. с того момента, когда имело место нарушение ст. 3, так как может случиться, что по делу никогда не будет вынесено ни одного подлинного решения.

Обычно доказательствами нарушения ст. 3 Конвенции могут служить
результаты медицинского освидетельствования, рентгенологического об-
следования, различная медицинская документация, справки. В некоторых
случаях, особенно в условиях заключения, получить такие документы не
представляется возможным. В подобных ситуациях доказательствами пыток
и иного бесчеловечного обращения могут служить копии жалоб и заявлений, направленные в различные инстанции, письменные свидетельские показания лиц, которые могут подтвердить применение такого воздействия;

Выписки из протокола судебного заседания, из которых видно, что подсудимый в суде заявлял о нарушении в отношении него ст. 3; подробное

заявление о применении физического или психического воздействия, сделанное в ходе судебного разбирательства и в кассационной жалобе. Кроме жалоб со стороны заключенных, в практике Европейского Суда рассматривались жалобы со ссылкой на ст. 3 в связи с другими видами обстоятельств.

Так, жертвами нарушения ст. 3 считали себя лица, подлежащие выдаче (экстрадиции) в страны, где к заключенным применяются пытки или
смертная казнь, лица, подвергавшиеся телесным наказаниям, в том числе
несовершеннолетние, а также лица, длительное время содержавшиеся в
копиях ожидания смертной казни. Дискуссионными остаются вопросы,
связанные с дискриминацией, которая при определенных условиях может
осуществлять собой нарушение положений ст. 3 в части имеющего место
унижающего достоинство обращения.

Права, охраняемые ст. 3 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, защищаются также двумя другими конвенциями: Конвенцией Организации Объединенных Наций против пыток и другого жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или

наказания (вступила в силу с января 1987 года) и Европейской Конвенцией о предупреждении пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (вступила в силу с февраля 1989 года), устанавливающей право Европейского Комитета по предупреждению пыток в любое время посещать любое место заключения в целях выявления нарушений ст. 3 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Такие посещения уже неоднократно имели место в Российской Федерации.

Нарушения статьи 13 в связи с нарушением статей 2 и 3 Европейской Конвенции о зашите прав человека и основных свобод. В ситуациях, когда основные права граждан, гарантированные ст.ст. 2 и Конвенции, оказываются нарушенными, необходимо производит «эффективное официальное расследование в той или иной форме». Это обязательство в первую очередь касается тех случаев, в которых принимал участие (или могли быть задействованы) государственные официальные лица

В ряде дел, имевших отношение к Турции (например, Аксой против Турции),Суд установил, что в случаях, когда смерть человека наступил при подозрительных обстоятельствах, когда он пропал без вести или когда «имеются основания предполагать», что в отношении него были использованы пытки, ст. 13 требует провести «тщательное и эффективное расследование, способное привести к выявлению и наказанию виновных и предусматривающее возможность эффективного доступа родственников к процедуре расследования».

Еще более важным прецедентом для России является решение Европейского Суда по делу Ассенов и др. против Болгарии (Assenov & others v Bul­garia).В России и Болгарии долгие годы существовали весьма сходные си­стемы и принципы деятельности правоохранительных органов. По данному делу Европейский Суд хотя и не усмотрел достаточных оснований для признания нарушений ст. 3 Конвенции, однако признал нарушение ст. 13 Конвенции, которое выразилось в том, что со стороны государства имело место упущение в отношении исполнения обязательства произвести надлежащее официальное расследование при наличии мотивированных утвер­ждений заявителя о применении пыток.

Общее правило о защите права на неприкосновенность личности сформулировано в ст. 5 (п. 1) Конвенции: «Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом».Данная норма предусматривает исчерпывающий перечень оснований, когда арест (за­держание) может считаться осуществленным в соответствии с требования­ми ЕКПЧ:

а) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;

б) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью Обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом;

в) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное

с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованно­му подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совер­шение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения;

г) заключение под стражу несовершеннолетнего лица на основании законного постановления для воспитательного надзора или его законное заключение под стра­жу, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом;

д) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также законное заключение под стражу душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг;

ж)законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого прини­маются меры по его высылке или выдаче».

При анализе данной нормы прежде всего необходимо внести терминологическую ясность, что имеет не только важнейшее теоретическое, но не менее серьезное практическое значение. Ст. 5 ЕКПЧ вводит понятия
«ареста» и «задержания». При этом можно с уверенностью утверждать, что
понимание этих терминов в английском и русском языках разнится «с точностью до наоборот». Слово «arrest» в английском языке означает первичное задержание и ограничение свободы передвижения индивидуума, то есть,
то, что в русском языке обозначает понятие «задержание». Слово же
(detention) традиционно переводится на русский язык как «задержание»,
тогда как на самом деле означает досудебное содержание под стражей, то
есть, то, что является арестом согласно российскому законодательству и
требует соответствующей санкции.

Это вносит немалую путаницу в понимание действительных требова­нии Конвенции. Так, на практике часто, когда задержанный или его адвокат требует в первые же минуты после задержания обеспечения всей пол­ноты прав, установленных ст. 5 Конвенции, сотрудники правоохранитель­ных органов возражают, ссылаясь на то, что ЕКПЧ предусматривает соответствующие права для арестованных, а не для задержанных. Этому немало способствует то, что ранее распространенный в России текст Европейской Конвенции страдал неточностью перевода. В настоящее время принят новый официальный перевод текста Конвенции на русский язык, и устранены многие имевшиеся в нем ранее дефекты. Однако некоторые неточности в русском тексте Конвенции по-прежнему Сохраняются.

Так, статья 5(2) формулирует право каждого задержанного на незамедлительное сообщение на понятном ему языке причин его задержания и предъявляемое обвинение. Согласно же русскому переводу Конвенции, этим пра­вом обладают «арестованные», и совершенно очевидно, что слова «арестованному» и «ареста» переведены неверно, что вводит в заблуждение пра­воприменителей. Аналогичное искажение смысла гарантий статьи 5 попрежнему содержится в пунктах 4 и 5 данной статьи и может иметь своим Следствием неправильное применение норм Конвенции. Это, однако, не исключает в дальнейшем по конкретным делам признания Европейским

Судом нарушения соответствующих прав, так как вопросы нарушений определяются Судом по их фактическому содержанию, а не по специфике понимания тех или иных терминов той или иной лингвистической груп­пой. Очевидно, что это ложное понимание терминов «арест» и «задержа­ние» необходимо полностью устранить для исключения их неправильной трактовки как правоохранительными органами, так и отдельными лицами.

Разумеется, в дальнейшем мы будем применять эти термины в соответствии с их реальным значением в контексте ЕКПЧ, так как мы исходим из того, что гарантии, предусмотренные ст. 5 ЕКПЧ, распространяются на всех лиц, которые лишены свободы как в результате ареста, так и в результате задержания.

Определение «законности» Ст. 5 обращается к понятию законности, говоря об основаниях лише­ния человека свободы. В ней употребляется формулировка «в порядке, установленном законом». При этом понятие закона в Конвенции не раскрывается. Прежде всего и во всех случаях, говоря о законе и законности, сле­дует иметь в виду, что норма внутреннего законодательства, регламентирующая правила лишения человека свободы, должна отвечать определенным требованиям: она должна быть (а) доступной и (б) точно сфор­мулированной. Без соблюдения этих условий нельзя рассматривать норму как такой закон, который будет принят во внимание Европейским Судом.

Существует и менее очевидный аспект. При трактовке понятия «в установленном законом порядке» следует признать, что в целом это требование носит весьма формальный характер, то есть проверке может подвер­гаться только соблюдение формальной процедуры лишения человека сво­боды, и, как это видно из практики Европейского Суда, дальше проверки формальной законности ареста Суд, скорее всего, не пойдет. Однако, по нашему мнению, здесь есть поле для деятельности российских юристов, использующих нормы ЕКПЧ и контрольный механизм Европейского Суда, и база для развития практики Европейского Суда, так как сам закон, определяющий процедуру и условия ареста, должен быть «законным». Иными словами, если национальным законом предусмотрено то, что не укладывается в понимание «законного» с точки зрения основных принципов Конвенции, то такой арест нельзя считать законным, даже если он не содержит никаких нарушений согласно внутреннему законодательству. Так, хотя ст. 90 УПК РСФСР и устанавливает право государства заключать лицо под стражу без предъявления обвинения на срок до 10 суток, это является очевидным диссонансом к основополагающим принципам Конвенции, так что считать такое содержание лица законным, по нашему убеждению, нельзя. Эта идея четко сформулирована нами во многих обращениях в межгосударственные орга­ны и будет затронута ниже в анализе требований пунктов 2 и 3 ст. 5 ЕКПЧ.

Непременным требованием к применению задержания и ареста, по­мимо выполнения норм российского уголовно-процессуального законода­тельства, является соблюдение требований и норм международного права, признанных Российской Федерацией, в частности, ст. 5 Конвенции о праве на свободу и безопасность и аналогичной ей ст. 9 Международного Пакта о гражданских и политических правах.

Из всего перечня оснований задержания и ареста, закрепленного ЕКПЧ, наибольший интерес для практикующего юриста представляют подпункты «а» и «с».

Подпункт «а» ст. 5 (1) ЕКПЧ предполагает законное содержание лица ниц стражей на основании признания его виновным. При обращении в Европейский Суд следует иметь в виду, что законность или незаконность судебного приговора, на основании которого лицо содержится в заключении, Европейским Судом не принимается во внимание. При этом имеет значение лишь то, что обвинительный приговор вынесен и согласно этому приговору лицо осуждено к лишению свободы. В этом случае заявителю уместно ставить вопрос о возможных нарушениях ст. 6 ЕКПЧ, которая гарантирует право на справедливое судебное разбирательство.

Подпункт «с» ст. 5 (1) предполагает арест или задержание только в том случае, если имеются обоснованные подозренияв совершении правонарушения или достаточные основанияполагать, что лицо может скрыться. Хотя органы предварительного расследования практически всегда указывают эти мотивы как формальный повод к задержанию (аресту), но в то же время они часто не обременяют себя каким бы то ни было обоснованием этого утверждения.

Термин «обоснованное подозрение» был подвергнут анализу Судом по конкретному делу, где это было определено следующим образом: «Наличие «обоснованного подозрения» предполагает существование фактов или информации, которая, на взгляд объективного наблюдателя, свидетельствовала бы о том, что данное лицо могло совершить расследуемое преступление.»

То, что может быть признано в качестве «обоснованного подозрения», отстоит от всех обстоятельств и должно быть оценено на основе фактов, имеющихся на момент ареста, а не впоследствии.

На этой стадии не требуется доказательств, что преступление было совершено. Также не требуется предполагать, что если событие преступления имело место, то в его соверше­нии виновно данное лицо. Основным критерием «обоснованности подозре­ния" будет служить «добросовестность подозрения», однако надо понимать, это с достаточно просто искренней уверенности и внутреннего убеждения лица, производящего предварительное расследование, — должны существовать объективные основания, оправдывающие задержание и/или арест.

Хотя второе основание ст. 5 (1) (с) позволяет производить задержание и в том случае, когда необходимо предотвращение совершения задержан­ным правонарушения или чтобы помешать ему скрыться после его совершения, задержание, произведенное по этому основанию, всегда подлежит внимательному изучению на предмет действительного наличия фактов, обосновывающих данное задержание. Это основание не дает права пользоваться задержанием для того, чтобы просто облегчить следственным органам про­филактическую работу. Также это не есть разрешение проведения мер общего Предотвращения (превентивных мер), направленных против одного человека ими категории людей, просто на основании того, что он или они имеют склонность совершать преступления: это право означает не более чем попытку предотвращения конкретного преступления.

Например, в деле Ирландия против Великобритании (Ireland v UK) Европейский Суд постановил, что осуществление интернирования, даже если оно разрешено внутригосударственным правом, просто «для сохра­нения мира и поддержания порядка» без реальной необходимости и действи­тельного подозрения в том, что было совершено преступление (или уве­ренности, что необходимо предотвратить совершение преступления), не соответствует условиям ст. 5 (1) (с) (перевод и трактовка автора).

В связи с вышеизложенным представляется недопустимой практика, сложившаяся в последнее время в некоторых регионах России, в частно­сти, в Москве, в соответствии с которой (как сообщают многие практи­ческие работники органов следствия) руководство органов МВД требует от своих сотрудников дополнительной мотивировки во всех случаях осво­бождения лиц, ранее задержанных в соответствии со ст. 122 УПК РСФСР, в то время как и процессуальное законодательство России, и ст. 5 (1с) Кон­венции требуют убедительных доводов, обосновывающих избрание меры пресечения в виде содержания под стражей.

Пункты 2, 3, 4 ст. 5 Конвенции предусматривают ряд минимальных гарантий, которые должны обеспечиваться каждому арестованному.

Ст. 5 (2) Конвенции требует, чтобы каждый арестованный был незамедлительно уведомлен на понятном ему языке «о причинах его ареста и о любых предъявленных ему обвинениях». Практически это значит, что арестованному следует сообщить доступным языком существенные юридичес­кие и фактические основания его ареста. Итак, первым требованием к за­конности задержания является незамедлительное информирование лица об основаниях его ареста (по-русски читать как «об основаниях задержания»).

На практике часто возникает вопрос: какой момент считать моментом АРЕСТА (в российском варианте этого термина — ЗАДЕРЖАНИЯ)?

Независимо от специфики законодательства той или иной страны моментом ареста (задержания) следует считать момент, после которого чело­век ограничен в свободе передвижения по принципу: «Вы задержаны, когда не свободны уйти». Таким образом, даже если лицо принудительно остав­лено в кабинете следователя «для беседы», — с этого момента задержание уже состоялось. Практикующие адвокаты часто приводят примеры много­часового задержания их подзащитных и их недопуск к делу со ссылкой на то, что следователь-де в настоящее время «просто разговаривает» с лицом, «опрашивает» его или допрашивает в качестве свидетеля, и, следователь­но, оснований к допуску адвоката нет никаких. По нашему мнению, это ре­зультат именно неверного понимания действительного момента задержания.

Разумеется, если некоторому лицу предложили пройти в отделение милиции для того, чтобы получить от него необходимые для следствия показания, то нет оснований незамедлительно считать, что был применен арест (задержание). Однако если данное лицо категорически возражает против дачи показаний и протестует против удерживания его в отделении ми­лиции, то можно смело говорить о том, что имеет место задержание, которое по требованию лица следует процессуально оформить.

Эти требования не были выполнены при задержаниях по ряду дел, оформленных Центром содействия международной защите для направления в Европейский Суд. Наоборот, некоторых заявителей длительное время вводят в заблуждение относительно характера и причин их задержания.

Даже в тех случаях, когда задержанному формально предлагали подписать протокол допроса подозреваемого, ему не разъяснялось в доступной форме, в чем именно он подозревается и какие улики предъявляются