Мы во многом поступаем одинаково

Давайте сначала признаем, что христиане во многом действуют точно так же, как нехристиане. Говоря о христианах, мы имеем в виду людей, которые действительно серьезно относятся к своей вере и не являются христианами только по названию. То, что во многом мы поступаем абсолютно так же, как наши неверующие соседи, не должно нас удивлять. Ведь в Писании ясно сказано, что большая часть наших поступков узнаваема и для нехристиан. Мы читаем, что христианин не должен подавать повод для соблазна «Иудеям и Еллинам» (1 Кор. 10:32). Ему следует радеть о добром не только пред Господом, но и пред людьми (2 Кор. 8:21). Он должен поступать благоприлично пред «внешними» (1 Фес. 4:12). Ему надлежит вести себя благочинно (Рим. 13:13), благочинно служить (1 Кор. 7:35) и не бесчинствовать (1 Кор. 13:5). Подобные призывы выглядели бы весьма странно, если бы в поведении христиан и нехристиан вообще не могло быть ничего общего. Иначе как бы мог Павел быть для иудеев, как иудей, а для эллинов, как эллин, и даже угождать всем во всем (1 Кор. 10:33)? Подобные высказывания проливают свет на то, что христианская мораль, конечно же, не всегда прямо противопоставлена морали неверующих. Крест Христа «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:23); но очевидно, что можно также служить Духом Христу и, будучи этим угодным Богу, удостоиться одобрения от людей (Рим. 14:18).

Христианские правила общежития, которые мы находим, в частности, в Еф. 6:13 и Кол. 3:18—20, а также христианские добродетели, изложенные, например, в Гал. 5:22 и Кол. 3:12, содержат весьма много такого, что имеет место и в языческой морали. Христианское поведение не настолько было чуждым язычнику, чтобы он не мог оценить его. Напротив, поведение христианина могло импонировать язычнику, так как он, очевидно, знал, в чем состояла «благопристойность» и «целомудренность».

Мы уже видели, что у язычника дело закона может быть записано в сердце (Рим. 2:15). Многое из того, чему учит христианина Декалог, знакомо и нехристианину. Нередко он вполне способен провести различие между добром и злом. Нечто подобное видно и в Рим. 13, где власть называется Божьим установлением, призванным наказывать злых и воздать хвалу добрым (Рим. 13:3). Однако при этом очевидно, что и власть (а разве редки случаи, когда власть была и остается языческой?) в состоянии проводить различие между добром и злом. Таким образом, ей по силам выполнять свою функцию по обузданию зла среди людей!

Итак, в обычной жизни между моралью христиан и нехристиан содержится много общего. Христианин не чужой в странствиях по морю житейскому. Даже и в том случае, если он занимает высокий пост епископа общины, его (по мнению Павла) и посторонние должны знать как хорошего человека. А именно, ему надлежит иметь доброе свидетельство от внешних (1 Тим. 3:7).

Как видно, отношения между христианским поведением, с одной стороны, и обычным, общим, гуманным — с другой, нельзя считать напряженными. Дружелюбие, скромность, добропорядочность заметны сразу. Кстати сказать, многое в нашей жизни настолько просто, что, для того чтобы понять, чего Бог хочет от нас, вообще не требуется никаких текстов Писания.

Иное внутреннее содержание

Однако, если мы только этим и ограничимся, нам никогда не проникнуть вглубь рассматриваемого явления. Допустим, например, что любой поступок, который совершает христианин, можно обнаружить и у нехристиан. Даже в этом случае общая картина поступков, совершаемых христианином, будет иной. Для сравнения возьмем магнит. Частички металла, которые можно уподобить нашим отдельным поступкам, сами по себе не имеют ничего примечательного. Однако сила магнита располагает их определенным образом, что сравнимо с общей картиной наших поступков. Христианин совершает свои поступки совсем в ином формате, чем нехристианин. Хорошо иллюстрирует это положение Послание к Титу (2:11—14). Здесь нас призывают жить целомудренно, праведно и благочестиво. Указанные три понятия мы встречаем и в языческой литературе. Если представить это несколько схематично, то целомудренность будет означать соблюдение меры вличнойжизни; праведность будет показывать, что ближнему отдается должное; благочестивость — давать ощущение непосредственной связи с Богом. То есть, мы имеем дело с моралью, выраженной в нескольких словах, с тремя ключевыми понятиями, известными и язычникам. Однако «христианский» магнит и здесь располагает частички металла особым образом. Ведь Павел требует целомудренной, праведной и благочестивой жизни на основании того факта, что явилась благодать Божья, приносящая спасение всем людям, и что мы ожидаем пришествия Христа. Между воспоминанием о благодати Божьей и ожиданием пришествия Христа и умещается вся жизнь христианина. Христос занят очищением народа, ревностного к добрым делам (Тит. 2:14). Отличие христианина прежде всего заключается в том, что он получил другое внутреннее содержание. Он познал Христа, и этим обновляется мысль его (Еф. 4:20—22). Новую жизнь христианина мы можем охарактеризовать как следование Христу. Следование не надо понимать буквально. Мы не живем, подобно Христу, без крова над головой, без жены, на пути к кресту для принятия на себя грехов мира. Следование — это не то же, что подражание. Следующий за Христом, как отмечалось нами в другом месте, отличается по крайней мере тремя чертами:

1. Мы следуем Христу, выполняя задание или реализуя призвание, которые Он дал нам. Мы следуем за Агнцем, куда бы Он ни пошел (Отк. 14:4). Как Христос делал, что от Него требовал его Отец, так следуем Христу и мы. Мы также должны стоять на том посту, где Он поставит нас. Это относится к нашей повседневной деятельности, к профессии, в которой находит выражение наше призвание, а также к особым заданиям, которые Христос возлагает на нас. Ведь сам Он не уклонялся от трудностей, сопряженных с выполнением воли Отца. Он подвергался искушению в пустыне, неоднократно вступал в конфликт с фарисеями, пошел на крестную муку. Так и нам следует принимать с терпением и стойкостью все, к чему мы призваны.

2. Мы следуем Христу, принимаясь за дело не ради самих себя, но ради Бога и ближнего. В этом случае мы ищем не самих себя, но другого (1 Кор. 10:32; 11:1), и готовы простить ему зло, которое он нам причинил (Еф. 4:32). Любовь, служившая движущей силой Христу, можно найти и у нас (2 Кор. 5:14,15).

3. Мы следуем Христу, принимая страдание, ведь и Он не избегал его: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною» (Мф. 16:24). Речь здесь идет о нашем кресте, а не о том, который нес Христос. К счастью, мы не можем, да нам и не требуется нести его. Однако последователи Христа обладают таким же душевным складом и такой же готовностью по-христиански переносить разные лишения и несчастья, вызванные, например, бедностью, болезнями и другими подобными обстоятельствами. Это могут быть страдания особого рода, когда ради нашей веры нам приходится жертвовать чем-то прекрасным или даже ставить на карту собственную жизнь.

Иное внешнее проявление

Тот душевный склад или настрой, которым мы обладаем в следовании Христу, не может не придавать нашей жизни такое внешнее проявление, которое отличает ее от жизни тех, кто не верит в Христа. В принципе христианин, вооруженный новым взглядом на мир, не делает ничего, что выходило бы за рамки нормы. Нет ничего странного в том, что в качестве правил жизни он принимает Декалог. Но... в современном нам мире странным считается то, что на самом деле является обычным и что направлено на достижение новых духовных высот в нашей жизни, уже искупленной Христом. К сожалению, то, что должно было бы стать нормой, кажется чем-то довольно необычным. Большинство людей ведут совсем не такой образ жизни как тот, что указан нам в Декалоге. Это бросается в глаза буквально на каждом шагу.

Если Павел говорил, что христианин «совсем иной», потому что он познал Христа, то он показывает, в чем это «совсем иное» находит свое внешнее проявление. Христианин должен отвергнуть ложь, не должен поддаваться страстям, не должен красть, проявлять недовольство, должен оставить блуд, сквернословие и не должен упиваться вином (Еф. 4:25 —5:21). Он был некогда тьма, а теперь — свет вследствие своей общности с Христом (5:8). Итак, кто обратит свое внимание на то, как мир обходится с заповедью Бога, уже не сможет не заметить, что наряду с нехристианской моралью существует и христианская. Возможно, число искренних христиан весьма невелико. И возможно, большинство христиан давно прельстились тем, что уже нельзя назвать христианской моралью. Все это, однако, не отменяет той задачи, которая, как думается, вполне под силу христианской морали: «быть неукоризненными и чистыми, чадами Божиими непорочными среди строптивого и развращенного рода», в котором они сияют, как светила (Флп. 2:15).

Абсолютно ясным представляется призыв в Писании к доброму поведению. Тот, кто мудр и разумен, доказывает это на самом деле добрым поведением с мудрой кротостью (Иак. 3:13). Добродетельная жизнь среди язычников должна настолько бросаться в глаза, чтобы они, увидев добрые дела, отказались от того, чтобы злословить христиан (1 Пет. 2:12). Женщины, вышедшие замуж за неверующих мужчин, возможно, могут своим поведением, без слова, приобрести мужей для Евангелия (1 Пет. 3:1,2). Доброе житие христианина может быть порицаемо (а как же иначе можно объяснить, что он не живет так, как язычники?), однако если он будет продолжать свой путь с кротостью, и благоговением, и с чистой совестью, он может постыдить своих противников (1 Пет. 3:16).

Такие тексты учат нас двум вещам. Глубоко в душе язычники должны признать, что христиане демонстрируют приличное поведение. Кроме этого, поведение христиан необычно и бросается в глаза лишь потому, что их окружение хочет жить своей собственной жизнью, которая чужда служению Богу. Поэтому христианская жизнь имеет свой особый характер.

Именно так оно с самого начала и было понято христианской церковью. Об этом прекрасно сказано в письме к Диогнету (ок. 150 г. н. э.). Христиане, говорится в нем, не отличаются от прочих людей ни местом жительства своего, ни языком или нравами. Нигде не имеют они собственных городов, чтобы жить в них, они не пользуются каким-то особым языком, не ведут какой-то необычный образ жизни. Но, живя в греческих и негреческих городах и соблюдая обычаи страны в отношении одежды, еды и прочего, относящегося к обыденной жизни, они все-таки демонстрируют образ жизни удивительный, признаваемый всеми как необычный. Потому что, как далее говорится в письме:

«Они живут в своей собственной стране, но как чужеземцы. Они во всех делах участвуют как граждане, но должны переносить всяческие страдания как чужеземцы. Любая чужая страна — их родина, и в любой стране они чужие. Они вступают в брак, как и все другие. У них рождаются дети, но свое потомство они не подбрасывают чужим людям. У них общий стол, но не общая кровать. Они живут „во плоти", но не „по плоти". Они пребывают на земле, но дом их на небе. Они повинуются установленным законам, но в своей собственной жизни они превосходят закон. Они любят всех, но они всеми гонимы. Они неизвестны, но их убивают. Они умирают, но затем воскресают. Они бедны, но многих они делают богатыми. У них во всем недостаток, но у них и во всем изобилие. Их бесчестят, но это бесчестие приносит им славу. На них клевещут, но их оправдывают. Их позорят, а они благословляют. Их оскорбляют, а они оказывают почести. Если они творят добро, их наказывают как злодеев. Если их наказывают, они радуются, как будто они возрождаются к жизни. Иудеи борются с ними как с чужеземцами, греки преследуют их. И те, кто их ненавидят, все-таки не могут указать на причину своей враждебности».

Эти слова попадают не в бровь, а в глаз! Действительно, что же ненормального в поведении, когда даже слышать не желают о прелюбодеянии и распутстве, когда детей не подбрасывают чужим людям, не делают абортов, где избегают гомосексуальных контактов, где женщины целомудренны, как девушки, о вдовах и сиротах заботятся, странники находят приют, заключенных в тюрьму посещают, а умерших достойно хоронят? Эти и подобные им другие факты повторяют и подчеркивают раннехристианские писатели для защиты своей христианской морали как морали нормальной. Эта мораль действительно иная. Но ее инаковость есть следствие отрицательного отношения к заповеди Бога, утвердившегося в вырождающемся мире. В результате то, что вполне нормально и человечно, становится чем-то странным и необычным.

Христианский образ жизни

Однако, прежде чем перейти от христианской морали к христианскому образу жизни, или стилю, следует сделать кое-какие предварительные замечания. Под «образом», или «стилем», мы понимаем совокупность однородных явлений, форм, в которых они выражаются, характерных для какого-либо деятеля искусств, школы или направления. Тот, кто ориентируется в каком-то стиле, может определить автора какой-либо картины, стиль архитектурного сооружения, а также тип поведения. Он может сказать: «Это Рембрандт», «Это готическая церковь» или же: «Это христианин». Вполне возможно, что в христианском типе поведения содержатся какие-то инородные элементы, подобно тому, как в архитектуре готического собора можно обнаружить много неготического. Но если отвлечься от частностей и подойти к рассмотрению всей жизни (образа жизни) в целом, можно увидеть, что она носит на себе отчетливую печать «христианского». Как уже было показано, говоря о христианском образе жизни, имеют в виду следование Христу в специфических обстоятельствах нашего времени. Почему предпочтительнее говорить о христианском образе жизни, а не о христианской морали? Потому что, говоря о морали, мы всегда имеем дело с «неопределенно-личным» характером поступков, в том числе и поступков, совершаемых христианами. Данное понятие всегда воспринимается как коллективное. Речь идет о морали, принимающей форму нравов. Однако в нравах всегда присутствует ярко выраженный временной и локальный компонент. Поэтому невозможно предписать всем христианам христианский стиль поведения. Это можно пояснить с помощью простого примера. В весьма многих христианских общинах употребление алкоголя запрещено. То есть там существует обычай (мораль) не употреблять крепких напитков. Следует ли в таком случае предписать его в качестве христианского стиля поведения всем христианам? Нет, и хотя это хороший обычай, невозможно заставить всех христиан соблюдать его как закон Бога. Если такое случится, на карту будет поставлена христианская свобода. Ведь навязанный христианский обычай всегда выступает рука об руку с законничеством. Итак, этим путем идти не следует. Христианская мораль допускает большую вариативность. Это дает нам основание утверждать, что какой-то единой христианской морали не существует.

Кроме того, известно, что мораль, в смысле внешних форм поведения, мало, что может сказать о внутреннем мире человека. Допустим, в какой-то христианской деревне все ходят в церковь дважды. Значит ли это, что все жители деревни поступают так по глубокому убеждению? Или же все превратилось в обычай, от которого не хотят отказаться, так как односельчане станут косо на это смотреть? Вот и выходит, что любому члену этой деревенской общины, хочет он того или нет, также приходится дважды посещать церковь! Другой пример. Предположим, что в подобного рода деревне ни одна из девушек не танцует. В таком случае танцы для нее чаще всего не будут представлять большого искушения. Идти на танцы или не идти — в ее решении нет ничего по-настоящему христианского. Однако если эта же девушка плохо ладит с матерью и при этом все-таки самоотверженно заботится о ней, то подобные чувства идут из глубины души! Отказ от танца для нее — это нечто внешнее, но повиноваться матери — значит следовать Христу!

Итак, что же объединяет подлинных христиан? Не столько общественная мораль, сколько одинаковый образ жизни, который не ограничивается внешней стороной и истоки которого — в душе человека. При этом сохраняют силу те три положения, которые разбирались в 6.3, когда речь шла о следовании Христу.

Христианские формы (обычай или нравы, мораль) могут существенно отличаться друг от друга, однако христианский образ жизни остается одним и тем же.

Хотелось бы, однако, быть верно понятыми: когда мы говорим, что, имея дело с нравами или моралью, мы не проникаем вглубь проблемы, это ни в коем случае не умаляет значения ни христианских нравов, ни христианской морали. Нравы для нас заключаются в неукоснительном посещении церкви, в молитве и словах благодарности перед едой и после нее, в речи, для которой ругательства — табу. Мы лишь хотим сказать, что нравы могут быть хорошими, но это еще не значит, что люди, придерживающиеся их, усвоили тот стиль поведения, который состоит в следовании Христу. Вспомним о фарисеях, в нравах которых содержалось много хорошего. Иисус сам говорит это: «Все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте» (Мф. 23:3). Но в то же время он обвиняет фарисеев в том, что они, подобно окрашенным гробам, снаружи выглядят красивыми, а внутри полны всякой нечистоты (Мф. 23:27).

Подробнее этот вопрос рассматривался в другой нашей работе. Там говорится, что какими бы добрыми ни были христианские нравы, они еще недостаточно свидетельствуют о выборе в пользу Христа и о соответствующем образе жизни. Это явствует уже из того, как мы говорим. Если бы мы сказали: христианские нравы — это проявление христианской любви, на нас бы странно посмотрели. Ведь как было бы хорошо, если бы действительно среди христиан существовали нравы, если бы действительно они любили друг друга, хотели бы быть самыми малыми в мире сем, жили бы беззаботно и были бы свободны от искушений плоти!

В жизни, однако, все по-другому. Все это не становится обычаем на земле, потому что это плоды борьбы нового человека против человека ветхого, борьбы, выигранной с помощью благодати Божьей. К счастью, то, что никогда не становится обычаем, все же проявляется у многих истинных христиан, если они с полной серьезностью относятся к своему образу жизни.

7. ЛЮБОВЬ