Кто есть кто или система ценностей 5 страница

А у кого из героев «Евгения Онегина» в социогене «Я+, ВЫ-»? У Ленского. Что думает он об Ольге? Кокетка, ветреный ребенок! Уж хитрость ведает она, Уж изменять научена! А об Онегине? Не потерплю, чтобы развратитель Огнем и вздохов и похвал Младое сердце искушал...

Я так подробно остановился на этом комплексе, по­тому что он встречается очень часто. Последнее имеет свои исторические корпи. Все время нас убеждают, что мы какие-то особые, и в принципе, если не брать в расчет некоторые «пустячки», самые лучшие. То мы пер­вая в мире страна социализма, то у нас особый истори­ческий путь. Учась в медицинском институте, я узнал, что у нас самые передовые физиология, психология, психиатрия, а из всех кафедр психиатрии наша самая лучшая, а наш профессор – самый лучший психиатр, а то, что результаты у нас хуже, чем у всех, так это козни врагов. Короче, всеобщая паранойя.

Приглядитесь к современной политической борьбе. Единомышленники через две-три недели, а иногда и раньше, становятся заклятыми врагами. Но, как уже го­ворилось, личность формируется в первые пять – семь лет жизни человека и потом меняется крайне трудно, и две недели назад бывший Друг был таким же, как сегод­ня. А как мы относимся к нашим лидерам, которые, с нашей точки зрения, допустили ошибку?

Какой здесь выход? Не знаю. Я всего лишь психоте­рапевт, и если мне удалось убедить хотя бы несколько человек уйти от борьбы и, как сказал Вольтер, «выра­щивать свой сад», заняться перестройкой, но не в стра­не, не в городе и даже не в квартире, а в своей душе, считаю свою задачу выполненной.

 

 

Комплекс «гадкий утенок» («Я-, ВЫ+, ОНИ+, ТРУД+»)

Такие личности гонимы в своей микросоциосреде. В межличностных контактах ведут себя неуверенно, роб­ко, стараясь найти себе покровителя, который вел бы их по жизни. Они всегда благодарны за те знаки внима­ния, которые получают от партнеров по общению. Субъ­ективно они стремятся к бесконфликтным отношени­ям, но добиваются этого ценой уступок, нередко в ущерб своим жизненно важным интересам, и зачастую оказы­ваются в роли «козла отпущения». Окружающие на­столько привыкают к их безропотности, что даже про­стое возражение, легкий намек на протест с их стороны встречают с возмущением. Этих людей с раннего детст­ва не покидают чувства пессимизма, подавленности, которые сочетаются с надеждами на будущее. Когда возникает разрыв с близкими, вину они берут на себя.

Они хорошо усваивают моральные нормы и отлича­ются гиперсоциальностью и трудолюбием. Творческая деятельность становится компенсаторным механизмом. В процессе труда они забывают о личной неустроеннос­ти, неурядицах и получают удовлетворение от его ре­зультатов, у них появляются надежды на счастье. «Гадкие утята» нередко достигают больших успехов в своей деятельности, но ее плодами, как правило, поль­зуются другие, а сами они довольствуются малыми кро­хами, если вообще эти крохи им попадают. Даже мину­ты отдыха они переносят плохо, так как на них навали­вается одиночество. В обществе им часто приходится терпеть уколы, насмешки и даже издевательства.

Психологически неграмотные руководители, не раз­глядев большой творческий потенциал этих работников, часто используют их на вспомогательных работах (в годы «застоя», как правило, отправляли на сельхозработы). Все мечты «гадких утят» связаны с тем, чтобы найти человека, который бы оценил их достоинства и создал необходимые условия для работы. Однако этого не про­исходит. В случае же сокращений именно они под них и попадают, ведь с другими опасно связываться.

Частое повторение цикла, в котором надежда сменя­ется разочарованием, приводит к тому, что появляется тенденция к возникновению минуса в позиции «ВЫ». Именно в такие минуты «гадкие утята» становятся спо­собными на протест, но все же чаще они перестают ак­тивно искать партнеров по общению и остаются в ду­ховном одиночестве, поддерживая только деловые свя­зи. Единственной поддержкой остается надежда. Та­кая жизнь способствует развитию неврозов и тяжелых психосоматических заболеваний. Образование они по­лучают хорошее, чаще высшее, но занимают всегда са­мые низшие должности, соответствующие их квалифи­кации, и никогда не стремятся занять более высокое положение. Рады, что их не трогают.

Большинство «гадких утят» к моменту, когда они попали ко мне на консультацию, находились в разводе, без надежды устроить вновь личную жизнь. Всех их партнеры бросали в самые трудные минуты в жизни. Чаще всего это случалось, когда они заболевали и не могли выполнять свои прежние обязанности. В процессе развода несли большие имущественные потери, избе­гая судебных разбирательств и нападок партнеров, ко­торые, как правило, являлись «высокомерными творца­ми». Внешне все мои «гадкие утята» были не просто при­влекательными, а красивыми, но робкое поведение делало эту красоту незаметной.

Милые «гадкие утята»! Вы, действительно, страдаль­цы, но и помочь вам трудно при всем желании. Если начинаешь оказывать вам знаки внимания, то потом от вас некуда деться. Понимаю, вы одиноки, однако пой­мите и того, кто пытается помочь, но не может посвя­тить вам все свое время. Кроме того, вы крайне обидчи­вы. Заметив некоторое невнимание, вы не выкажете свое­го недовольства, а просто уйдете. Часто вы не столько гонимы, сколько считаете, что вас гонят. В любви с вами тоже нелегко. Здесь вы готовы пожертвовать всем. Когда возникает недовольство, вы не даете обратной связи, а терпите. Терпение безгранично (точнее, определяется вашим здоровьем). Но когда оно все-таки лопнет, и вы вы­скажетесь, тот, кто вас любит, почувствует себя тираном.

Женщина «гадкий утенок», случайно устроившая се­мейную жизнь, не веря своему счастью, будет самоот­верженно все делать для своей половины и детей. Де­тей она избалует, и они, пользуясь плодами ее труда, не будут испытывать к ней уважения, да еще и станут уп­рекать за то, что она их ни к чему не приучила. Муж будет заниматься своими делами, а она при всем внеш­нем благополучии будет чувствовать себя одинокой, не­счастной, усталой и больной. Поэтому, если сама за себя не возьмется, ничего хорошего из этого не выйдет.

Чаще «гадкие утята» меланхолики. Мне попадались и холерики, и сангвиники. При старании «гадким утен­ком» можно сделать любого ребенка.

А сейчас я расскажу об одном «гадком утенке».

Двенадцать лет назад, когда я только начал заниматься сце­нарным перепрограммированием, на прием ко мне пришла Л. – привлекательная женщина 46 лет (на вид не более 35-38). Она со смущением села на краешек стула. Весь вид ее говорил о том, что ей неловко по пустякам отвлекать такого специалиста (к этому времени я уже пользовался определен­ным авторитетом). Л предъявила жалобы на навязчивый счет. Все она должна считать: окна в домах, если едет в трамвае, дощечки паркета и т.д. Эта навязчивость у нее уже много лет, но в последнее время начала особенно сильно беспокоить, так как отвлекает от реакций реальных жизненных проблем, кото­рых вполне достаточно. На прием она сама не решилась бы прийти, но ее семилетняя дочь наблюдается у психиатра на­шей клиники, с которой у Л. сложились теплые неформаль­ные отношения. Эта врач и привела ее ко мне. С точки зре­ния диагностики случая не являлся сложным – невроз навяз­чивых состояний с мононавязчивостью. Я попросил пациентку рассказать о себе и услышал историю, которая меня глубоко тронула. В семье всем заправляла воле­вая мать – весьма пышная украинка. Нет, она не была тол­стой, просто у нее было аглетоидное сложение. Отец же отли­чался хрупким сложением и был почти вдвое меньше супруги. Четверо старших братьев, похожих на мать, считались красав­цами. Л. же пошла в отца и не соответствовала идеалам кра­соты, сложившимся в семье. Мать почти презрительно отно­силась к ней: «Ты как щемя, смотреть не на что. Не знаю, кто тебя замуж возьмет. Век будешь сидеть на моей шее. Разве если получишь высшее образование...» На самом деле Л. была очень красивой.

В семье девочка была одинокой. Из детства помнит только, что любила сидеть на крыльце и мечтать об отце, погибшем на войне. Эти мечты прерывали окрики матери. Л. чувствовала себя забитой и дурнушкой. Завидовала матери и братьям, таким красивым и бойким. Старалась добиться внимания ма­тери и братьев усердным выполнением всех их поручений. Думается, вам нетрудно ответить на следующие вопросы. Как Л. училась? Как складывались у нее отношения со сверстни­ками? В какие периоды с ней играли, а когда гнали от себя? Как она себя чувствовала в школе? Подумайте немного, а потом читайте дальше.

Вы абсолютно правы. Л. училась отлично. Она тянулась к сверстникам, но общаться с ними не могла. Так как она была тихоней, в шумные игры дети ее не принимали и даже часто прогоняли. Отношение менялось в периоды, когда надо было писать контрольные работы. Все это ей представлялось не­справедливым, и в школе, как и дома, она была одинокой и заброшенной.

А теперь еще вопрос. Пока жизнь выглядит еще более или менее терпимой; когда же начнутся настоящие неприятности?

Естественно, в период полового созревания. Ведь Л. была красивой, но считала себя дурнушкой без шансов устроить личную жизнь. И здесь, как и у К., благо превращается в зло. Только у К. в зло обратился ее ум, а у Л. –ее красота. Януш Корчак писал, что красивого следует воспитывать ина­че, чем некрасивого. В народе давно подмечено, что не красо­та приносит счастье: «Не родись красивой, а родись счастли­вой». Я собираюсь более подробно рассказать об этом в своей книге «Психология красоты». Сейчас только отмечу, что краси­вые легче и чаще попадают в сценарии, что и случилось с Л. Итак, школьный вечер. Как Золушка, Л. хотела только по­смотреть, как веселятся другие, и скромно стояла в сторонке, не надеясь, что ее кто-то заметит. И вдруг ее приглашают на танец. И какой кавалер! У нее перехватило дыхание, она в восторге и растерянности. Но парень это понимает по-своему. Они танцуют весь вечер. Он идет ее провожать. К своему разочарованию, он не смог даже поцеловать Л., хотя и при­менил все свое искусство обольщения. На другой вечер она даже не принимает его приглашения погулять. Нетрудно дога­даться, что в следующие разы за ней будут ухаживать все более и более нахальные парни, подлецы из подлецов. Вокруг нее в школе поднялся шум. Парни недовольны ее неус­тупчивостью, а девушки тем, что при дефиците мальчиков она на себя отвлекала нескольких. Будь у Л. другой социоген, она скоро бы определилась в своем выборе. А так, конечно, не желая этого, настроила против себя всех. Естественно, Л. об­виняла обстоятельства. Ведь она никому ничего плохого не делала и вела себя, как учила мама.

Наконец, к Л. стал приставать почти уголовник, которого привели на вечер ее одноклассники. Тот уже стал действовать угрозами, и наша героиня перестала ходить на школьные ве­чера, тем более, дело шло к окончанию школы, и она не могла позволить, чтобы успеваемость снизилась. Кроме того, в сво­бодное время Л. стала писать рассказы. Окончила школу она, как вы уже догадались, с золотой меда­лью и поступила в университет на факультет журналистики. По-прежнему оставалась робкою, хотела всем услужить. Что касается мужского пола, то в университете произошла почти та же история, что и в школе. Но здесь она уже стала объек­том не только неприязни, но и ненависти. На четвертом курсе Л. вышла замуж за красивого негодяя, который издевался над ней, а она терпела, вела домашнее хозяйство, училась сама и помогала учиться ему.

После окончания университета они уехали по назначению в другой город. Л. стала работать корреспондентом в заводской многотиражке. Безропотно выполняла свои и чужие обязанности и продолжала терпеть издевательства и измены мужа. На мой вопрос, почему она не давала ему отпора, не ушла от него, Л. ответила: «У него тогда были неприятности, да я и сама виновата: я ведь невеселая, со мной неинтересно; а в нем, конечно, было что-то хорошее, просто я не смогла это хорошее найти».

Все время Л. находилась в эмоциональном напряжении и испытывала подавленность. Понятно, что дело шло к тяжело­му срыву: у нее должно было развиться какое-нибудь серьез­ное заболевание.

Наш организм обладает высшей мудростью. И если человек не хочет думать о нем, он сам позаботится о себе. Все наши боли и болячки – это сигналы организма о том, что мы живем неправильно. Прислушайтесь к ним, не торопитесь принимать лекарства. Сами не можете разобраться, пройдите школу пси­хологического тренинга, повысьте свою сенситивность, начните лучше заботиться о своем организме, и он с лихвой вернет вам все расходы. Но если вы этого не сделаете, каждый раз сигналы будут все зловещее. Ведь другого выхода у организма нет. Л. заболела туберкулезом позвоночника. Вы уже понимаете, что такие «мелочи», как язва желудка, колит, которые попут­но были у нее обнаружены, не могли служить поводом для обращения за помощью. А тут ведь она ходить не могла! В это время муж ее и бросил. По сценарию так и положено. Пролежала Л. в больнице в общей сложности около двух лет. Кротостью своей и терпеливостью вызывала восхищение всего медперсонала. Вы думаете, она здесь лежала без дела? Нет! Л. научилась вязать и стала даже подрабатывать. Это давало ей возможность оплачивать услуги по уходу, а также позво­лять себе время от времени кое-какие удовольствия. Л. вспо­минает этот период своей жизни как один из самых счастли­вых. Но и здесь вокруг нее поднялся шум. Когда она начала поправляться и ходить в корсете по коридору, круг общения расширился... Ну, дальше вам все понятно. К счастью, все обошлось без особой драмы. Все-таки больница! После болезни Л. вернулась в свой родной город и устроилась работать корреспондентом в многотиражную газету на заводе. Сразу же и на этом птичьем дворе (давно напрашивалась эта метафора, ведь Л. – «гадкий утенок») вокруг нее стали кру­титься петухи. Сделала бы она, наконец, свой выбор, и все было бы благополучно. Но социоген есть социоген. И опять всеобщее возмущение: петухи кукарекают, курочки кудахчут, гусыни гогочут. В общем, большой шум, который, конечно, дошел до главного на птичьем дворе индюка – директора завода. Как деловой человек, он сразу предложил Л. сожительство и все блага, вытекающие из этого: квартиру, служебные и неслужебные командировки и т.д. Она отказывается. Что тогда де­лает директор? Он вызывает ее к себе в кабинет, просит, чтобы секретарша никого к нему не пускала и ни с кем по телефону не соединяла, а через час разрешает Л. уйти. А на птичьем дворе гомон усиливается, так прошла почти неделя. Уставшая и измученная, Л. уступает директору, который, не получая, конечно же, при этом особого удовольствия, сразу теряет к ней интерес.

Вы уже разбираетесь в психологии судьбы и предполагаете, что Л. ждут еще более серьезные неприятности? Да, вы пра­вы. Ей было уже 36 лет, но она все еще отличалась необыкно­венной красотой, когда на обратном пути из командировки познакомилась с интересным человеком. Они долго говорили об искусстве, литературе, музыке. В общем, встретились родст­венные души! И судьбы их оказались схожими. Ему 39 лет. Он – младший научный сотрудник и до сих пор не может защитить кандидатскую диссертацию, хотя по его материалам уже несколько докторских защищено. Начальство не ценит, отрывает его от науки, посылая на сельхозработы. Жена по­стоянно нервничает, упрекает, что нет ни материального бла­гополучия, ни почета, проклинает тот день, когда с ним связа­лась. Она мучается, заботясь о доме и воспитывая детей. Он, конечно, жене помогает, как может, но все равно ей очень тяжело. (Нетрудно определить, что он тоже «гадкий утенок». Поэтому жена у него в лучшем случае истеричка, в худшем – хищница, женившая его на себе и закабалившая.) Итак, они всю дорогу беседовали и, очарованные друг другом, решили, по возможности, встречаться. Не буду описывать их свидания. Все сводилось к разговорам об искусстве и литера­туре, стенаниям и взаимным утешениям. Так продолжалось около двух лет. И вот однажды Л. предложила ему свои услу­ги в плане помощи его жене в домашней работе: «Одинока, свободна...» В общем, он привел Л. к себе домой. Что про­изошло дальше? Был большой скандал. Нашу героиню про­гнали вместе с незадачливым мужем. Что ему оставалось де­лать»? Он потел жить к Л. У нее была отдельная комната в семейном общежитии.

Сказки на этом заканчиваются, но в жизни все иначе. Опом­нившись, супруга пошла в партком, мужа водворили в семью, а Л. осталась одна в положении. Чтобы в графе «отец» не было прочерка, один из родственников вступил с ней в фик­тивный брак. И вот Л. – мать–одииочка. Ребенок начал бо­леть, навязчивость, появившаяся у Л. еще тогда, когда она вязала, будучи больной туберкулезом позвоночника, усили­лась и стала трудно переносимой. Да, в сказке гадкий утенок становится лебедем. В жизни же он остается гонимым, одиноким и никому не нужным со свои­ми несчастьями.

Я хотел помочь Л., но тогда мне это не удалось. Она очень внимательно меня выслушала. Пришла на прием три-четыре раза, а потом пропала... Видимо, в последнюю встречу какие-то дела не позволили мне уделить ей необходимого времени, а она, в силу своей деликатности, промолчала, нанеся тем са­мым ущерб и себе, и мне. С тех нор я всегда призываю пациентов и клиентов жить для себя. Выгода обоюдная!

Сегодня, когда ко мне на прием приходит «гадкий утенок», я его сразу направляю в стационар, ибо здесь за малым количеством жалоб кроется тяжелое внутрен­нее состояние, и держу два срока (первая неделя – общеукрепляющее лечение и отдых). Больше всего «гадким утятам» помогают обучающие методики (опора должна быть на позицию «ТРУД»). Учатся они великолепно, но в дискуссию на первой группе не вступают. На вто­рой группе я часто обращаюсь к ним с вопросами, про­шу высказать свое мнение. Отвечают они, конечно, великолепно и остаются в центре внимания в больнице и в вечернее время. Таким образом незаметно для себя «гадкие утята» приобретают навыки лидера. Успехи вызывают у них большую радость, но если они сменя­ются неудачами, что, в общем-то, неизбежно, «гадкие утята» очень расстраиваются. Поэтому групповую рабо­ту следует дополнить индивидуальной. Опираясь на их способности, я нахожу задание, которое они могут вы­полнить с блеском. Так, владеющего английским язы­ком прошу уточнить мой перевод, художника – сделать рисунок по моему наброску. И опять здесь «гадкий уте­нок» тренирует навыки лидера, причем управляя мной, врачом. Он находит ошибки в переводе, а черновой на­бросок превращается в рисунок, и мне не нужно кри­вить душой, расхваливая пациента.

Дорогие педагоги и руководители! Найти талантли­вого человека и даже гения легче всего среди «гадких утят». Помогите гадкому утенку стать лебедем, и вы не останетесь в накладе.

«Гадкие утята»! Не падайте духом! Да, пробиться вам трудно. Но уж если вы пробились, основательность ваших знаний и навыков позволит вам спокойно находить­ся на вершине.

 

 

Комплекс «творческий сноб» («Я-, ВЫ+, ОНИ-, ТРУД+»)

Личности с данным комплексом имеют узкий круг близких людей, с которыми у них довольно глубокие эмоциональные связи и достаточно интенсивные эмо­циональные контакты. В этот круг входят родственни­ки, единомышленники на работе или в неформальной группе. Отсутствие широкого круга общения компен­сируется глубиной эмоциональных связей и широтой духовных интересов. «Творческие снобы» увлечены своей работой. При этом имеются значительные успехи и перспективы. При хорошем психологическом клима­те в микрогруппе и на производстве они чувствуют себя неплохо.

Недостатки данного комплекса обнаруживаются тог­да, когда условия существования в микросоциуме ока­зываются неблагоприятными. Например, не складыва­ются отношения дома или на производстве. Изменить ситуацию не удается, а минус в позиции «ОНИ» затруд­няет принятие решений, связанных с радикальными переменами в своем окружении (развод, переход на дру­гую работу и пр.).

Так, например, большинство моих клиентов, нахо­дящихся в браке, не были удовлетворены своими семей­ными отношениями. Тем не менее, на разрыв брака не шли. Когда же они заболевали или с ними случались неприятности, их мужья (жены) сами бросали их. Страх перед новым приводил таких людей к стремлению со­хранить ближайшее окружение, в результате чего воль­но или невольно они попадали в зависимость от своих близких или сослуживцев, которые основательно их экс­плуатировали. Сохранение отношений шло за счет ус­тупчивости «творческих снобов».

Они никогда без супругов не ездили в отпуск. Если же случалось отлучаться из дому в командировку или на учебу, то свободное время проводили в одиночестве, не сумев завести приятелей и тоскуя по близким. Я знал одного врача, который курсы повышения квалификации проходил только в родном городе, а когда заболел, так и не поехал на курорт один.

Почти у всех моих «творческих снобов» было выс­шее образование. Клиенты со средним образованием продолжить учебу не могли, как правило, из-за матери­ального положения в семье или нерешительности. Уче­ба давалась им легко, но экзамены из-за волнений пре­вращались в муку. Они также испытывали большие труд­ности при публичных выступлениях.

Воспитать «творческого сноба» легче всего из флег­матика, но подойдут и другие типы темперамента. Вос­питывать ребенка лучше всего в стиле «избавителя». Здесь нужны примерно такие разговоры: «Не водись с этой девочкой. Она из плохой семьи». Впрочем, сгодится и стиль «преследователя». Главное, чтобы появился минус в позиции «ОНИ», потом все это наполнится конкретным содержанием в виде сословной, возрастной, половой, национальной розни.

Посмотрим же, как это делается. Ко мне на прием пришел М. – молодой мужчина 25 лет с внешностью английского шкипера и предъявил жало­бы на головные боли, усиливающиеся при умственном и физическом напряжении, навязчивый страх, что лопнет сосуд в голове и начнутся те мучения, которые он испытал несколько лет назад, перенеся черепно-моз­говую травму. Порой ощущает нехватку воздуха, что вы­нуждает его делать глубокие вдохи и закапывать в нос сосудосуживающие средства. Повышена утомляемость, иногда беспокоят сердцебиения, потливость, почти по­стоянно отмечаются подавленное настроение, внутрен­няя тревога, усиливающаяся при общении с малознако­мыми людьми. Напряжение немного уменьшается после быстрого сгибания правой руки в локтевом суставе. По­пытка удержать эти движения вновь вызывает напряже­ние. Частота движений – одно-два в минуту, при волнениях она увеличивается. Во время сна движения исчеза­ют. Невроз навязчивых состояний – таков диагноз. Он легок и для неспециалиста. М. я госпитализировал.

А теперь давайте вместе проследим его жизненный путь. (Я пользуюсь в основном выдержками из автобио­графии и отчетов М.)

Родился М. в семье служащего. Первым и единственным ребе­нок. Отец – известный в городе преподаватель иностранных языков и переводчик. Это внешне самоуверенный, имеющий узкий круг общения, рафинированный интеллигент, который увлекался литературой, философией, эстетик. У него однаж­ды после физического усилия появился навязчивый страх, что произошел разрыв кишечника. Обращался за помощью к пси­хиатру. Состояние это прошло через две недели и более не повторялось. Мать – инженерно-технический работник. Тре­вожная и одновременно скандальная, старалась всегда насто­ять на своем.

В первые годы жизни физически и психически М. развивал­ся нормально. Родители и бабушка, характер которой повто­рила мать, конфликтовали. В семье часто происходили скан­далы. Отец обычно уходил к друзьям, а ссора между матерью и бабушкой продолжалась. Нередко бабушка разрешала спор таким образом: «Я иду топиться в Дон!» (Дом, где жила семья, располагался на набережной.) Тогда мать поднимала М. к форточке и заставляла кричать: «Бабушка, не ходи то­питься!» Вот как описывает свои переживания М.: «Я плакал, не понимая, что все это означает, почему мама заставляет меня кричать, почему она меня шлепает, когда я не кричу, а просто плачу. Видимо, это повторялось не один раз, потому что более яркого воспоминания детства в моей памяти нет». Уже в раннем возрасте у М. были затруднены новые контак­ты. «Мне было три года, я выбежал во двор, увидел в песоч­нице детей и подошел к ним. Тут одна девочка постарше набрала горсть песка, подождала, когда я подойду совсем близко, и бросила песок мне в глаза. Помню сильную боль и крик. Кричали наши матеря. Моя кричала: «Посмотрите, что сде­лала ваша Лариса! Она ослепила моего ребенка!» Ее мать отвечала: «А хоть бы и убила, вы еще одного заведете!»

Здесь, мне кажется, ключевой момент в формирова­нии «ОНИ-». Но причиной тому не «плохая девочка», а семейное воспитание, которое сделало мальчика на­пуганным. Скорее всего, он подходил к песочнице роб­ко, неуверенно, и поэтому-то девочка и бросила ему в глаза песок. Здесь имеет значение и возникший скан­дал: своя мама защищала, а чужая мама вполне была готова к его смерти. Поэтому если позиция «ВЫ» из-за домашних ссор была неустойчивой, то после этой сце­ны значительно упрочилась. Что же касается позиции «Я», то здесь, скорее всего плюс: роль судьи обязывает, а ведь бабушка его слушалась и не топилась.

Еще одно хотелось бы здесь подчеркнуть. Ребенок был орудием примирения между бабушкой и матерью. Он невольно выполнял ту самую роль, которую в семье ребенку играть труднее всего. Даже собаки в экспери­менте давали нервный срыв, когда разница между кру­гом и эллипсом становилась трудно различимой. А каково детям, когда между родителями ссора и каждый из них тянет ребенка в свою сторону? Такие ситуации мы часто рассматриваем на тренингах и учим родите­лей выводить детей из своих конфликтов. Плохо, если ребенок против вас, но так же плохо, если он примет вашу сторону.

Но вернемся к М. Социоген уже сформирован. Теперь нетрудно представить, что будет происходить дальше.

М. определили в детский сад. Когда мать приводила его туда и собиралась оставить, он цеплялся за ее платье, начиная плакать, кричать, кусаться и царапаться. Когда же его все-таки отрывали от мамы, он забивался в угол и не подходил к детям, бегавшим вокруг него. «Я не помню, чего боялся. Вся атмосфера детского сада казалась нестерпимо чуждой, враж­дебной. Возможно, это была встреча с агрессивностью некото­рой части детей, которая заставила меня замкнуться». Так прошел месяц, и родители вынуждены были забрать М. из детского сада и продолжить воспитание в домашних условиях. Когда М. было пять лет, его как-то оставили надолго одного в квартире. С наступлением темноты ему стало страшно. Свет включить он не смог. Забился в угол и проплакал до прихода родителей. С тех пор у него появился страх темноты. Чуть позднее родители разошлись, и мальчик стал жить с мамой и бабушкой. В семь лет у М. была диагностирована закрытая форма, туберкулеза: «В больнице я столкнулся с такой же не­выносимой детсадовской атмосферой. Продержался здесь не более недели. Родные добились моего перевода на амбулатор­ный режим».

В школу М. пошел с удовольствием, но и там отношения с детьми не сложились, хотя один друг был. После серьезного конфликта возникло стойкое отвращение к коллективным дей­ствиям всякого рода. Когда больной учился в первом классе, девочки на 23 февраля подарили мальчикам игрушечные автомобили. Ребята, в том числе и М., договорились подарить одно­классницам на 8 Марта духи. «Задумано было хорошо. Все держались загадочно и с достоинством. Девочки пытались уга­дать, что же мы им подарим... И вот тут произошло событие, которое я так хорошо и отчетливо помню. Девочка, которая сидела со мной за одной партой, на перемене сказала мальчи­кам, что знает содержание подарка. Мальчики, не спраши­вая, что именно мы хотим подарить, потребовали от нее имя информатора. Она назвала мое имя. Почему она решила так сделать, я не знаю.

Я стоял в конце коридора у окна и читал книгу, когда меня схватили и потащили в темный угол коридора. Там меня «рас­пяли», как Христа, на стенке. Несколько человек держали меня за руки и ноги, а остальные подходили и били кулаками и ногами. Били почти все: ребята, хорошо относившиеся ко мне, и хулиганы из «плохих» семейств, и безразличные ко всему. Каждый удар сопровождался криком: «Предатель!» Я не понимал, за что меня бьют. Мне сильно разбили нос, подбили оба глаза, наставили шишек на голове; все тело было в синяках. Те, кто держали меня, просили бьющих: «Держи теперь ты, я хочу ударить его сильнее». Казалось, прошла целая вечность. На самом деле перемена длилась десять минут. Когда прозвенел звонок, все бросились в класс, оставив меня лежать на полу. Я с трудом встал и побрел домой, не надевая пальто.

Эта история прогремела на всю школу. Было закрытое разби­рательство. Девочка, «настучавшая» на меня, сказала, что она пошутила, все участники избиения подходили ко мне гуськом извиняться (неискренне, конечно). Я же вынес из этой исто­рия глубокое убеждение: жизнь устроена несправедливо, в ней хозяйничает физическая сила, люди предпочитают не думать, а вешать ярлыки, коллектив лишь усиливает эту несправедли­вость и жестоко подавляет всякое проявление индивидуальнос­ти. Также появилась неприязнь к женскому полу. Не люблю я с тех пор и праздник 8 Марта. Что-то неприятное шевелятся в глубине души в этот день».

А теперь позвольте мне прервать повествование. Внешне все это представляется как досадный случай: в классе оказалась маленькая негодяйка. Однако внима­тельный анализ показывает, что здесь – действие социогена. Если бы у М. в позиции «ОНИ» был плюс, он не стоял бы в конце коридора, читая книгу, а играл вместе с ребятами. (Конечно, негодяйка нашла бы кого-нибудь другого и пакость все равно бы сделала, так как она была в своем сценарии, но это уже совсем другая повесть.)

Судьба М. – быть битым, и это должно было повто­риться не один раз. Попутно хочу подчеркнуть, что здесь мы видим яркое проявление стадного чувства, эмоцио­нальное заражение, которому более всего подвержены люди, не умеющие самостоятельно мыслить. Не думаю, что судьба теперь уже взрослых мальчиков, участвовав­ших в избиении, сложилась благополучно. И еще один момент: так зарождается дедовщина, и, конечно, понят­но, где следует начинать профилактику – в школе, кото­рая должна научить ребят думать.