III. Язык и пространство в психических расстройствах

13. Вообще нужно посмотреть, где язык и где пространство при различных видах психопатологии. При истерии пространство болезни - на

самом теле субъекта: онемение, комок в горле, парестезии и парезы, астазия-абазия, контрактуры и прочее. А где язык? Язык пропадает, иконизируется. Вместо языка "говорит" пространство симптома. Если человек не может ходить, он этим как бы говорит: "Посмотрите, как я беспомощен, я даже не могу ходить". В общем, истерия понимается в духе Т. Заца как языковая игра между субъектом истерии и ее объектом.

14. А если не истерия, а истерическая психопатия? Тогда
пространство болезни - это некая сцена в зрительном зале, а язык - это
роль, которую играет истерик. В любом случае при истерии язык
находится там же, где пространство, и оба они находятся "здесь" по
отношению к субъекту.

15. Вообще можно выявить такую закономерность: при психопатии язык акцентуируется, разворачивается, а при остром психическом расстройстве - неврозе или психозе язык редуцируется. Во всяком случае, это справедливо для неврозов отношения. Симтоматическая речь, о которой говорит Лакан, с преобладанием плана выражения над планом содержания - это прежде всего психопатическая речь. Вообще психопаты любят поговорить в отличие от невротиков.

16. Так, речь "острого истерика" редуцируется в рыдание, крик, бурную нечленораздельную сцену, наконец в мутизм, отсутствие речи. Истерик-психопат говорит много и охотно. Он любит, чтобы слушали его речь, в отличие от истерика-невротика, которому необходимо, чтобы был зритель его поведения, которое может включать речь, но может обходиться и без нее.

IV. ЯЗЫК ПСИХОПАТИЙ

17. Можно нарисовать речевой портрет каждого психопата. В языке
существуют определенные универсалии, которые разграничивают
симтоматическую психопатическую речь.

18. Например, первое, что характеризует высказывание с точки
зрения произносимых в нем слов, это наличие или отсутствие (шире -
соотношение) конкретной и абстрактной лексики. Например, если кто-то
хочет сообщить о том, что идет дождь, он может просто сказать: "Кажется,
идет дождь", но может сказать: "Без всякого сомнения, можно утверждать,
что в данную минуту наблюдается интенсивное выпадение осадков". Ясно,
что первая фраза принадлежит скорее циклоиду, а вторая скорее шизоиду.
Здесь даже не имеет особого смысла объяснять тяготение шизоидов к
абстрактной лексике, а циклоидов - к конкретной. Это хрестоматийный
факт. Однако, если встроить этот факт в систему других фактов, они будут
выглядеть не столь тривиально.

19. Почему наличие абстрактной лексики соответствует
аутистической личности, а наличие конкретной- синтонной личности? Об
этом говорит систематичность мышления аутиста, его левополушарность
(то, что левое полушарие ведает абстрактными понятиями доказано
экспериментально - см. например [Деглин-Балонов-Долинина 1984]).
Образность мышления синтонного человека и его правополушанрность,
ведающая целостными гештальтами, обусловлена обыденно теплой
установкой циклоида по отношению к миру и собеседнику. (Приведем
следующий диалог из "Винни Пуха" Милна (приводим текст в нашем
переводе по книге [Винни Пух и философия обыденного языка 1994]:

Сыч выглянул наружу.

- Здорово, Пух, - говорит, - как делишки?

- Ужасны и печальны, потому что мой друг И-Ё потерял свой хвост. И он совершенно Убит этим. Итак, будь добр, расскажи, как его найти.

 

- Хорошо, - говорит Сыч. - С Юридической точки зрения Процедурный вопрос должен быть освещен следующим образом.

- Чего-чего?- говорит Пух. -Ты, Сыч, пойми, <...> эти длинные слова меня сбивают.

- Следует предпринять следующие шаги. Во-первых, дать объявление о Вознаграждении. Затем____________

20. Из этого диалога видно важное различие коммуникативных
установок циклоида и шизоида. Циклоид полностью вовлечен в
обыденную прагматическую коммуникацию, он искренне хочет помочь
своему другу найти хвост, но обращается он за советом к мудрому
человеку. И мудрый человек, вместо того чтобы помогать, произносит
длинные слова. Это происходит оттого, что для шизоида практическая
коммуникация - довольно слабое место, и свою некомпетентность в
конкретной прагматике он прячет под длинными абстрактными
резонерскими рассуждениями.

21. Важной особенностью речи человека является использование или
неиспользование им в речи неологизмов. В сфере абстрактной науки
неологизмы придумывают шизоиды, но это творчество далеко от
обыденной коммуникации. В обыденной коммуникации неологизмами
пользуются шизофреники, причем эти неологизмы порой причудливы или,
на первый взгляд, лишены смысла. Они зачеркивают коммуникацию и
зачастую переходят в сплошной поток непонятных слов - вербальный
бред. Но есть один тип характера, который склонен придумывать изящные
и выразительные, коммуникативно доступные неологизмы, - это истерики.

Таких неологизмов много в стихах ("поэзах" - уже неологизм) Игоря Северярина.

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!

Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!

("Ананасы в шампанском...")

Она вошла в моторный лимузин,

Эскизя страсть в корректном кавалере,

И в хрупоте танцующих резин

Восстановила голос Кавальери.

Хотя она и бросила: "Mais поп" -Чьи руки властно мехово обули.

("В лимузине") Элегантная коляска в электрическом биенье, Эластично шелестела по шоссейному песку; В ней две девственные дамы, в быстротемпном упоенье, в ало-встречном устремленье - это пчелки к лепестку.

("Июльский полдень")

22. Какой коммуникативный смысл вложен в эти изысканные, но по-истеричному несколько помпезные неологизмы? Истерик хочет всегда нового и красивого, но - не переходя трансгрессивной черты. Этим особенностям отвечают слова типа "мехово", "грозово", "быстротемпный" и т.п. Они удивляют, но и несколько смешат своей вычурностью. Совсем другое впечатление производят шизофренические неологизмы Хлебникова, которые как бы приоткрывают отверстия во внутренний психотический мир поэта. То же самое можно сказать о Введенском - чего стоит хотя бы такой зловещий неологизм, как "потец" - это "пот выступающий на лбу умершего отца".

23. Зададимся теперь вопросом: а какие характеры не производят неологизмов? Прежде всего, конечно, ананкасты и психастеники, речь которых точна (у ананкаста) и жухла и боязлива (у психастеника). Вряд ли придумывают неологизмы эпилептоиды и циклоиды - они им не нужны в их достаточно простой реалистической картине мира.

24. Следующая типологическая характеристика высказывания -
соотношение актива и пассива. Можно сказать: "Я хочу пойти к кино" или
"Мне хочется пойти в кино", "Мне надо пойти на работу" или "Я должен
пойти на работу". Соотношение активности и пассивности в грамматике
естественным образом соотносится с активностью vs пассивностью
субъекта высказывания, говорящего. Это прежде всего соотношение в
широком смысле истерически-синтонного и обсессивно-компульсивно-
шизоидного, то есть в конечном счете соотношение аксиологии и
деонтики.

Анананкастический субъект крайне пассивен. Он будет склонен выражать свои высказывания через пассивные конструкции. "Мне хочется пойти в кино", "Мне надо пойти на работу". Тем самым он частично переносит ответственность за свое желание и долженствование на некую мистическую силу, во власти которой он находится. Истерический субъект со своей ярко выраженной эгоцентрической позицией будет пользоваться активными конструкциями, как правило, в сочетании с глаголами, выражающими желание, а не долженствование. Скорее "Я хочу" и "Я не хочу", чем "Мне надо" и "Я должен". Сущность истерической позиции применительно к коммуникации - в навязывании собеседнику своего желания, своей эмоции. Сущность обсессивно-компульсивной позиции - в стремлении поделиться своим долженствованием. Другой, как сказал бы Лакан, для истерика существует в режиме желания, принуждения к желанию, для ананкаста Другой - это скорее воплощенное Супер-Эго, перед которым он держит отчет. (Повторяем, что этот "собеседник" может носить для анакаста надреальный, мистический характер.) Пассивный залог выражает не только пасссивность субъекта, но и стремление отдать себя в руки этого мистического начала, постараться умилостивить его. В этом же, как показал Б.М. Гаспаров, суть безличной конструкции типа "Стемнело. Его крутило во все стороны. Ему были даны все полномочия". Самое "безличность" отсылает к чему-то непонятно надреальному, мистическому, тому, что заставляет темнеть, крутить в разные стороны, отдавать приказы [Гаспаров 1971]. Поэтому ананкасты так часто говорят в пассивном залоге, совершая даже некоторое насилие над языком. "Мне было сказано идти обедать". "Мне была отдана книга из библиотеки". "Вчера я весь день был ругаем". "Меня никогда не слушается, всеми поступается как они считают нужным" (Из наблюдений над речью знакомого.)

25. Соотношение активности и долженствования в первом лице,
пожалуй, характерно также для шизоида, сочетающего решительность и
категорический императив. "Я должен работать, писать, исследовать".
Психастеник в этом отношении будет тяготеть к пассивным конструкциям
типа "Мне кажется", "Мне бы хотелось", "Было бы интересно". В этом
родство психастеника и анакаста, до конца еще не проясненное.
Эпилептоид пользуется активными конструкциями, но направляет свою
волю прежде всего ко второму лицу. Скорее не "Я должен", а "Ты

должен". Скорее не "Я хочу", но "Я приказываю". Циклоид в использовании активных эгоцентрических конструкций близок к истерику. Различие между гипоманиакальным и депрессивным можно условно наметить в том, что первый будет говорить "Я хочу" а второй - "Я не хочу".

26. Характерно, что истерически в широком смысле
ориентированный Фриц Перлз, ратовал за перевод всех высказываний в
"первое лицо единственного числа" (название главы его классической
книги "Любовь, голод и агрессия"):

"Каждый раз, когда вы действительно применяете настоящий язык Эго, вы выражаете себя, способствуя развитию собственной личности. Итак, первым делом вы должны понять, уклоняетесь ли вы, а если да, то в каких случаях, от употребления слова "я". Затем начните переводить свою речь с языка "безличных оборотов" на язык "Я", сначала про себя и в конце концов вслух. Вы легко можете осознать различия, существующие между этими видами речи, когда услышите от кого-нибудь: "Чашка выскользнула у меня из руки" вместо "Я уронил чашку"; "Рука сорвалась" вместо "Я дал ему пощечину"; или же "У меня плохая память" вместо "Я забыл" или даже еще более правдивого "Я не хотел запоминать этого, не желал утруждать себя". Привычно ли для вас во всем винить судьбу, обстоятельства или болезнь и т.п. за свои жизненные промахи? Может быть, вы укрываетесь за безличным местоимением подобно тому человеку, которого высмеял однажды Фрейд, заметив: "Небезопасность и темнота стянули у меня часы"?" [Перлз 2000: 286].

27. Следующая типологическая характеристика речи обозначается
обычно как противопоставление именного и глагольного стилей. Именной
стиль - это стиль истерика-импрессиониста, фиксирующего впечатления.
Глагольный стиль это стиль шизоида-исследователя. Сравним в этом плане
истерического Фета, который ввел именной стиль в русскую поэзию, и
шизотимного Пастернака, широко пользовавшегося глагольным стилем.

У Фета:

Шепот, робкое дыханье

Трели соловья, Серебро и колыханье

Сонного ручья... Чудная картина, Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна...

Это утро, радость эта,

Эта мощь и дня, и света,

Этот синий свод,

Этот крик и вереницы,

Эти стаи, эти птицы.

Этот говор вод...

У Пастернака:

Приходил по ночам

В синеве ледника от Тамары,

Парой крыл намечал,

Где гудеть, где кончаться кошмару.

Не рыдал, не сплетал

Оголенных исхелестанных в шрамах...

На тротуарах истолку

С стеклом и солнцем пополам.

Зимой открою потолку

И дам читать сырым углам.

28. Почему соотношение глагольного и именного стилей соответствует противопоставлению истерии и шизоидии? Глагол - verbum finitum - организующая часть предложения, его костяк и основа. Без имени предложение может существовать, без глагола или хотя бы без связки, пусть даже лишь подразумевающейся, - никогда. Четкость синтаксиса соответствует четкости мысли шизоида и ананкаста. Размытость номинации соответствует размытости истерической эмоциональности. Вот что пишет об этом и о сходных вещах автор классической книги "Невротические стили" Дэвид Шапиро:

"Я считаю, что истерическое познание глобально рассеянно, ему недостает концентрации, особенно концентрации на деталях, короче говоря, оно импрессионистическое... Компульсивный

человек активно и долго ищет детали, а истерик очень восприимчив и немедленно реагирует на текущие впечатления.

Это очевидно и в тесте Роршаха.

Там, где компульсивный человек тщательно выделяет анатомические черты, истерик бросает быстрый взгляд и восклицает: "Оно в крови!" Там, где (например, в комплексной и яркой десятой карточке) компульсивный человек перечислит родственные черты между различными растениями или морскими животными, истерик скажет: "Прекрасный банкет!" - или: "Это Париж!., как на французских картинках". Даже посмотрев на карточку в с очевидным изображением (например, на "летучую мышь" на первой карточке), компульсивный человек скажет: "...это чем-то похоже на раскрытые крылья, а вот это напоминает ноги и голову... конечно, вот это похоже на усы, хотя они неправильные, но в целом эта картинка больше всего напоминает летучую мышь", - а истерик просто глянет на карточку и скажет "О! Большая летучая мышь! Уберите ее!" [Шапиро 2000: 96-97]

29. Следующие особенности языковых проявлений при психопатиях
затрагивают синтаксис высказывания. Прежде всего выделяются
следующие особенности: законченность или незаконеннность
предложений, простой или сложный синтаксис, то есть преобладание
простых предложений или сложных, проективность или непроективность
синтаксических схем.

30. Законченность высказывания характерна для "характеров
порядка", то есть шизоидов, ананкастов, эпилептоидов. Незаконченность,
эллиптичность высказывания может быть характерна для экспансивного
циклоида, для еле говорящего депрессивного психопата, для
сомневающегося психастеника или для взрывчатого истерика. Мы не будет
приводить примеры - они очевидны.

31. Простота синтаксиса роднит лаконичных эпилептоидов, которые
любят прежде всего простые команды, истериков, которым сложно строить
длинные фразы с причастными оборотами и подчинительными
конструкциями, и депрессивных, которые вообще говорят мало. Сложность
синтаксических конструкций характерна для схематизирующих шизоидов,
рефлексирующих психастеников и витийствующих экспансивных
сангвиников. Ср. характерную импровизацию Сирано де Бержерака о
носах:

Тон эмфатический: "О чудеса природы!

О нос! Чтоб простудить тебя всего,

Не хватит ветра одного <...>"

Лирический: "Ваш нос труба, а вы тритон,

Чтобы участвовать в триумфе Афродиты!"

А вот наивный тон:

"Прекрасный монумент! Когда для обозренья

Открыт бывает он?"

Тон недоверчивый: "Оставьте ухищренья!

К чему шутить со мной?

Отлично знаю я, что нос ваш накладной".

А вот вам тон умильный:

"Какою вывеской чудесною и стильной

Для парфюмера мог ваш нос служить!"

Почтительный: "Давно ль, позвольте вас спросить,

Вы этой башнею владеете фамильной?"

32. Под проективностью синтаксиса понимается правильный стандартный порядок слов. Например, в предложении "У меня есть для вас прекрасное сочное яблоко" синтаксис проективный. В предложении "У меня яблоко сочное есть прекрасное для вас" синтаксис непроективный. Непроективность не характерна, как и эллиптичность, для упорядоченных психопатических типов, и характерна для неупорядоченных - прежде всего для истериков и депрессивных и психастеников. Пример депрессивной фразы: "Я... позвольте вас спросить, хотел бы красный... этот, если можно, в руке апельсин подержать". Пример истерического непроективного синтаксиса: "Этот красный такой апельсин, дайте скорее подержать вкусный". Пример психастенической непроективности: "Если позволите, этот красный, если это, конечно, возможно, я имею апельсин в виду, подержать вкусный, если это возможно".

V. ЯЗЫК И ПРОСТРАНСТВО НЕВРОЗОВ

33. Вернемся к пространству невроза и психопатии. При обсессии симптом может находиться как "здесь", так и "там". При фобии - только "там". Если симптом фобии возникает "здесь", то это приводит к невротическому взрыву. Например, когда агорафобик попадает на открытое пространство и, наоборот, клаустрофобик - в закрытое. И языку здесь особенно делать нечего. Здесь может иметь место только животный крик и бегство из этого пространства.

34. Отношение обсессии к пространству и языку намного сложнее.
Симптоматический объект может находиться и "здесь", и "там". В
зависимости от того, какой это объект, благоприятный или
неблагоприятный, отношение к нему может вызвать либо фобическую
реакцию, либо наоборот реакцию удовлетворения. Если пробежала черная
кошка, ананкаст может повернуть назад, если баба с полными ведрами, то
пойдет вперед. В этом отношении поведение обсессивного человека будет
напоминать поведение играющего в игру "лестницы и змеи" (и любую
подобную ей). Если лестницы - то значительный шаг вперед, если змеи, то
назад. Самое неприятное, когда ни лестниц, ни змей, когда надо решать
самостоятельно - идти или поворачивать назад. Ананкаст все время
находится в ситуации витязя на распутье. Направо пойдешь - полцарства
найдешь, налево пойдешь - коня потеряешь. Ситуация обсессивного
использования языка - это ситуация считывания хороших и дурных знаков.

Яркий пример такого считывания дает Бинсвангер в "Случае Лолы" [Бинсвангер 1999]. Причем по мере нарастания интенсивности обсессии считывание происходит все в большей и большей мере в дурную сторону. Лола использовала буквенный "оракул", то есть читала произвольные слова в нужном ее неврозу (сначала неврозу, потом психозу) направлении. Направление все более или более становилось однозначным - не ходить, не писать, не поворачиваться и т.п. Постепенно это приводило к полному отказу от действия, и обсессия переросла в паранойю, навязчивое состояние - в сверхценное.

35. Каким образом язык и пространство при паранойе отличается от
тех же параметров при обсессии? Если при обсессии есть выбор между
благоприятным и неблагоприятным, то при паранойе этого выбора
практически уже нет - все знаки считываются как крайне
неблагоприятные.

36. Итак, у истерика симптом на теле, у фобика- далеко, у
ананкаста- то там, то здесь, а у параноика- в центре находится "Я", а
симптом - это все пространство вокруг "Я". Все пространство вокруг
параноика носит симптомообразующий характер. Так, например, при бреде
ревности практически все вокруг свидетельствует об изменах жены (см.,
например, [Терентьев 1991]). Можно сказать, что в этом случае параноик
имеет дело с различными смыслами одного и того же денота-та "измена".
Не только такие очевидные вещи, как возвраще-ние жены поздно вечером
или платок в кармане, но и практически все в ее облике и в облике всего
мира свидетельствует об измене.

37. Допустим, я сижу за компьютером и печатаю текст. Я - параноик.
Я печатаю текст про что-то, неизвестно про что. Но для бредового
сознания нет ничего удобнее средства передачи информации, средства
проникновения одного пространства в другое и одного языкового кода в
другой (то, что Александр Сосланд назвал пенетративностью, то есть

проникаемостью бредового пространства [Сосланд 2001]). То, что напечатано на компьютере, что бы там ни было напечатано, свидетельствует об измене жены. Предположим, я, параноик, читаю первую фразу этого параграфа: "Допустим, я сижу за компьютером и печатаю текст", и я тут же добавляю: "А она в это время..." - и так далее. Или "Александр Сосланд назвал это пенетративностью". "Как, и с Сосландом тоже?! Ну конечно, как я раньше не догадывался?" И так далее.

38. Как можно описать этот режим использования языка? Он сродни
тому, что Леви-Брюль называл партиципацией. Параноик - типичный
партипационист. Тот факт, что он что-то видит, является свидетельством
связи этого факта или предмета с его основной идеей. Это партипационное
мышление. В сущности, параноик должен быть счастлив - пространства
вокруг много и доказательств измены хоть отбавляй. Параноику можно
позавидовать с точки зрения логики депрессивного.

39. Логика депрессивного. Пространства, наоборот, очень мало.
Практически в семиотическом смысле оно стремится к нулю. Потому что
оно обессмыленно. Вещи есть, но они не имеют никакого значения. Все
плохо. Все плохо, потому что ничего нет. Потому что нет самого главного,
от чего произошла депрессия. Нет мамы. Или объекта, заменяющего маму.
Мамы нет - он интроецировал ее в себя. Он - сосуд, в котором находится
мама. Неожиданно мы приходим к идее, что пространство депрессии
довольно сложно устроено, оно включает в себя внутреннее и внешнее.
Внутреннее скрыто во внешнем.

40. Бывает, что наоборот, он себя превращает в скрываемый объект, когда накрывается одеялом с головой. В этом случае он находится в маме, а не мама в нем. Он вновь плод в ее утробе. Нет никаких знаков, никаких смыслов, пространство - предельно тесное и беззнаковое. Иногда он зовет: "Мама!" Это минимальный артикулированный языковой жест депрессивного человека. Он никогда не зовет папу. Это у шизофреников, как считал Лакан, дела - с папой [Лакан 1997], у депрессивных - с мамой.

41. Что происходит с пространством при шизофрении? Возьмем, например, шизофренический бред преследовани. Здесь усиливается то же самое, что имеет место при паранойе. Все пространство вокруг враждебное и однознаковое, то есть свидетельствует об одном - о том, что повсюду враги. Та же левибрюлевская партиципация. Но есть важное отличие. При паранойе, если преследование, то преследование, если отношение, то отношение. Бред систематизирован и имманентно понятен, и, соотвественно, знаки и означающие пространства хоть и нелепые, но мотивированные логикой паранойяльного бреда.

42. При шизофрении сейчас может быть преследование, через две минуты величие, через полчаса - какой-нибудь другой бред с богатыми галлюцинациями. Что такое экстраективное шизофреническое

пространство? Что такое шизофренический язык? С семиотической точки зрения они вырождены, их как бы нет. Но тем не менее шизофреники галлюцинирует. Так же можно сколько угодно говорить о семиотической неопределенности сновидений, но при этом каждый день видеть яркие сны.

43. Экстраективное пространство задает, как мне кажется, два противоположных семантических полюса - сексуальный и танатологический. То есть либо враги, которые преследуют, либо сам субъект преследует и крушит, либо совершаются подвиги великого, разновидность либидо или, как пишет А.И. Сосланд, "купидо" [Сосланд 1999]. (Я уверен, что власть и все, что с ней связано, это разновидность сексуального (Адлер - разновидность Фрейда).Так, у Шребера - либо отношения с преследующими Богом или доктором Флешигом, либо решение этого вопроса в духе Анны Фрейд (я имею в виду идентификацию с агрессором). Чтобы Бог перестал преследовать, надо превратиться в женщину и стать его любовницей - и заодно спасти все человечество [Freud 1981a].

VI. ШИЗОТИПИЧЕСКИЙ ЯЗЫК И