Неумение синтезировать новую информацию/ неумение учиться

Неотъемлемым свойством сверхбдительности является отсутствие нормальных реакций ориентировки (глава седьмая). Для травмированного человека это имеет серьезные последствия. Прежде всего, это ухудшает нашу общую способность функционировать эффективно в любой ситуации, а не только в тех, где необходима активная защита. Часть функций ориентировочной реакции заключается в том, чтобы идентифицировать новую информацию, по мере того, как мы начинаем ее осознавать. Если эта функция оказывается нарушенной, любое количество новой информации, полученной нами, приводит к замешательству и перегрузке. Вместо того, чтобы усвоить новую информацию и сделать ее доступной для будущего использования, мы стремимся свалить ее в кучу. Она становится неорганизованной и бесполезной. Важные данные лежат не на своем месте или вовсе забыты.

Затем психика теряет способность систематизировать детали осмысленным образом. Вместо того, чтобы сохранять информацию, которая не имеет смысла, наша психика «забывает» ее. Посреди этого смятения любая дополнительная проблема усложняет ситуацию, и обычные обстоятельства могут вырасти в отнюдь не комичный кошмар, состоящий из разочарования, злости и тревоги.

К примеру, если свет гаснет в тот момент, когда я в тревоге пытаюсь навести порядок в бумагах на моем столе, я уже не в состоянии легко справиться с этим неожиданным событием. Я подпрыгиваю, и в голове у меня мелькает иррациональная мысль о том", что кто-то, наверное, пытается влезть ко мне в дом. Я понимаю, что это, скорее всего, неправда, но в испуге я одним движением роняю на пол стопку некогда аккуратно сложенных и важных бумаг. Внезапно накрытый волной иррациональной злости, я трачу энергию впустую, в гневе колотя по столу. Меня заполняют бесполезные мысли: «Закрыта ли входная дверь? Кто должен был оплатить счет за электричество? Где Понсер (моя собака) — внутри или снаружи?» Я нахожу спички и зажигаю одну, тускло освещая беспорядок на столе. Где же счет за электричество? Мое внимание снижается, я забываю, что горит спичка, и роняю ее, когда она обжигает мне пальцы. Бумаги охватывает огонь. Я чувствую, как ужас пронзает меня, и я ощущаю себя парализованным, не в состоянии сделать что-либо с огнем. Несколько секунд спустя ко мне возвращается некоторая способность двигаться, но иммобилизация ухудшила мою моторную координацию. Неуклюже и бесплодно я начинаю молотить по пламени. Ощущая опасность в отсутствии у себя координации, я становлюсь еще яростнее, и слишком поздно осознаю, что в своем отчаянном стремлении справиться с ситуацией я воспользовался единственным законченным черновиком своей книги, чтобы устранить пламя. Огонь тухнет сам по себе. Я снова пытаюсь разобраться с беспорядком на столе. Что это все за бумаги? Это я положил их сюда? Где же счет за электричество? Я не в состоянии разобраться, как применить то, что нахожу; и хотя мои друзья часто давали мне советы и предложения о том, как я могу стать более организованным, я продолжаю делать то, что делал всегда. Что же я могу поделать? В этом состоянии я не могу обучаться, не могу осваивать новые способы, не могу вырваться из подрывающих мои силы паттернов поведения, которые в итоге начнут подчинять себе жизни. Без этой способности обучаться новым моделям поведения, строить планы или синтезировать новую информацию, я лишен возможностей, которые могли бы помочь мне ослабить мое замешательство, которое угрожает захватить власть в моей жизни.

Хроническая беспомощность

Хроническая беспомощность наступает, когда реакции замирания, ориентировки и защиты становятся настолько затрудненными и ослабленными, что они начинают двигаться в основном по заранее предопределенному и дисфункциональному пути. Хроническая беспомощность присоединяется к сверхбдительности и неспособности обучаться новым моделям поведения, в качестве еще одной характерной черты реальности травмированного человека.

Так как беспомощность становится неотъемлемой частью жизни пострадавших от травмы, им будет довольно трудно вести себя иначе, не будучи беспомощными.

Все пострадавшие от травмы в той или иной степени переживают явление беспомощности. В результате этого нам трудно полноценно участвовать в чем-либо, особенно в новых ситуациях. Для тех из нас, кто ощущает беспомощность и отождествляет себя с ней, любое бегство или движение вперед становится фактически невозможным. Мы становимся жертвами своих собственных мыслей и представлений о самих себе. Когда наша физиология реагирует на событие или внешний стимул возбуждением, мы не входим в ориентировочную или защитную реакцию, как это делает здоровый человек. Вместо этого мы от состояния возбуждения переходим прямо в состояние иммобилизации и беспомощности, обходя другие свои эмоции, так же как и нормальную последовательность реакций. Мы становимся жертвами, которые ждут, чтобы стать ими вновь и вновь.

Не имея доступа к нормальным ориентировочным реакциям, мы в момент угрозы оказываемся не в состоянии спастись бегством, даже если ситуация предоставляет нам такую возможность. Мы можем даже не увидеть ее. Возбуждение настолько сильно связано с иммобилизацией, что эти две вещи невозможно разделить. Возбуждение приводит к иммобилизации. Точка. Как только мы возбуждаемся, мы автоматически чувствуем себя неспособными к движению и беспомощными. Мы и в самом деле являемся ими. Возможно, адреналин придает нам сил и физически мы в состоянии бежать, но ощущение беспомощности настолько сильно в нас, что мы не в состоянии найти выход и уйти. Этот сценарий обычно разыгрывается в навязчиво повторяющихся взаимоотношениях, когда мы знаем, что хотим уйти из отношений, но страх и иммобилизация попирают наши самые первозданные связи с нашим окружением, и мы остаемся, несмотря на свое желание уйти. Вместо нормальных ориентировочных и защитных реакций (а также радости и ощущения жизненной силы, которые обычно происходят из них), мы испытываем тревогу, глубокую беспомощность, стыд, потерю чувствительности, депрессию и деперсонализацию.