Разумение бытия и Dasein в человеке

Очевидно, что мы, люди, имеем отношение к сущему. Поставленные перед задачей, привести пример сущего, мы всегда можем указать на какое-либо сущее: на то, которое мы не суть и которое нам не подобно, на то, ко­торое суть мы сами, и на то, что мы сами не суть, но которое все-таки как некая самость (als ein Selbst) подобно нам. Сущее нам известно - а бытие? Разве не захватывает у нас дух при попытке определить нечто подобное, даже просто разобраться в этом? Не является ли бытие ни чем иным, как ничто? Ведь никто иной, как Гегель сказал: «Чистое бытие и чистое ничто есть одно и то же»²⁹⁰.

С вопросом о бытии как таковом мы подступаем к границе полной тем­ноты. Но все-таки следует не поспешно отшатываться, а несколько разо­браться в этой исключительной своеобычности разумения бытия. Ведь сколь бы непроницаемой не казалась темнота, покрывающая бытие и его значение, все-таки является достоверным, что всегда и везде, где нам от­крывается опыт сущего, мы понимаем нечто такое, как бытие, поскольку задаемся вопросом о "что-бытии" и "как-бытии" сущего, признаем и оспа­риваем его "факт бытия", принимаем решения в пользу "бытия-истинным" сущего и ошибаемся в нем. В любом высказывании, к примеру: "сегодня [есть] праздник", мы понимаем это "[есть]" и тем самым нечто подобное бытию.

В призыве "Пожар!" заключается: "Разгорелся пожар, необходима помощь, спасайся - приводи собственное бытие в безопасность - кто может!" Но даже если мы не высказываемся собственно о сущем, но относимся к не­му безмолвно, мы понимаем - пусть неявно - его друг с другом согласован­ные характеристики "что-бытия", "факта бытия", "бытия-истинным".

В каждом настроении, в котором "нам бытийствуется так-то и так-то", для нас открывается наше здесь-бытие, бытие в конкретности нашей откры­тости (Da-sein). Так что мы понимаем бытие и без помощи понятий. Это допонятийное понимание бытия, при всей его распространенности и посто­янстве, является, как правило, совершенно неопределенным. Специфичес­кий способ бытия, к примеру, материальных вещей, растений, животных, людей, чисел, нам известен, но это известное как таковое является непоз­нанным. Более того: во всей своей распространенности, постоянстве и неопределенности допонятийно понимаемое бытие сущего пребывает в совер­шенной несомненности. Бытие как таковое столь редко становится вопро­сом, что дело выглядит так, как если бы его не "имелось" вообще.

Это в общих чертах обрисованное разумение бытия придерживается спокойного и беспроблемного уровня "естественно понимаемого". Но все-таки, если бы понимание бытия не свершалось, человек, обладай он даже самыми удивительными способностями, никогда не смог бы стать тем су­щим, что он есть. Человек есть сущее, так бытийствующее среди сущего, что при этом сущее, которое не есть он, и также сущее, которое есть он сам, всегда уже открыты. Этот способ бытия человека мы называем экзистенци­ей. Экзистенция является возможной лишь на основании разумения бытия.

В отношении к сущему, которое не есть сам человек, он уже застает су­щее как нечто его обуславливающее и определяющее, господином которого он в принципе, при любой культуре и технике, не сможет стать никогда. Бу­дучи зависимым от другого сущего, он одновременно является в принципе невластным над сущим, которое есть он сам.

Таким образом, этой экзистенцией человека свершается прорыв в целое сущего, так что лишь теперь сущее во всей его широте, на всех ступенях яс­ности, по всем степеням достоверности становится открытым в нем самом, т.е. как сущее. Однако это преимущество: не просто быть наличным наряду с прочим сущим, которое внутри себя никогда не становится себе открытым как таковое, но быть посреди сущего брошенным и зависимым от него как такового и [в то же время] быть ответственным за себя самого как за некое сущее, - это преимущество экзистирования скрывает в себе и недостаток, нужду в разумении бытия.

Человек не был бы способен быть заброшенным сущим как некой само­стью, если не мог бы вообще позволять-быть (sein-lassen) сущему как тако­вому. Однако, чтобы позволить сущему быть так, как и чтó оно есть, экзистирующее сущее должно опознавать это обнаруживающее себя в качестве того, что есть как сущее. Экзистенция значит - определенность сущим как таковым при различении так определенного сущего как такового.

Экзистенция как способ бытия в себе является конечностью и как тако­вая возможна лишь на основе разумения бытия. Подобное бытию имеется и может иметься лишь там, где конечность становится экзистентной. Так ра­зумение бытия, в своей неопознанной широте, постоянстве, неопределен­ности и "естественной понятности" правящее экзистенцией человека, выяв­ляется как сокровенная основа его конечности. Разумение бытия не обладает безопасной всеобщностью некоего наряду с другими часто наблюдаемо­го свойства человека; его "всеобщность" является изначальностью сокро­венного основания конечности Dasein. Лишь потому, что разумение бытия есть самое конечное в конечном, оно может делать возможными и так назы­ваемые "творческие" способности конечного человеческого существа. И лишь потому, что оно свершается в основе конечности, оно обладает обоз­наченной широтой и постоянством, но также и сокрытостью.

На основании разумения бытия человек является той конкретной от­крытостью (Da), чьим бытием свершается открывающий прорыв в сущее, так чтобы оно могло сообщать о себе как таковом некой самости. Изначальнее, чем человек - конечность Dasein в нем.

Разработка основного вопроса metaphysica generalis, вопроса τί τό őν, возвращает нас к более изначальной идее о сокровенной сущности разуме­ния бытия, которое, в первую очередь, обуславливает, приводит в действие и направляет конкретизирующее вопрошание о понятии бытия. Еще более изначальное постижение основной проблемы метафизики, однако, постави­ло целью усмотрение связи проблемы обоснования с вопросом о конечнос­ти в человеке. Теперь же ясно: нам вовсе не нужно спрашивать об отноше­нии разумения бытия и конечности в человеке: оно само есть сокровенная сущность конечности. Так мы обретаем лежащее в основе проблематики обоснования метафизики понятие конечности. И если это обоснование опи­рается на вопрос "что такое человек?", то теперь, поскольку вопрос о челове­ке обретает определенность, неясность этого вопроса частично устраняется.

Если человек является человеком лишь на основе его способа сущест­вования, тогда вопрос о том, что более изначально, чем человек, принципи­ально не может быть антропологическим. Ведь любая антропология, также и философская, уже предполагает человека, как человека.

Проблема обоснования метафизики находит свой исток в вопросе о способе существования человека, т.е. в вопросе о его сокровенном основа­нии, о разумении бытия как сущностно экзистентной конечности. Этот воп­рос о Dasein спрашивает, какова сущность так определяемого сущего^xxv. По­скольку его сущность заключается в экзистенции, вопрос о сущности Dasein экзистенциален. Но любой вопрос о бытии сущего и, тем более, вопрос о бытии того сущего, чьему бытийному составу свойственна конечность как разумение бытия, является метафизикой.

Таким образом, обоснование метафизики зиждется на метафизике Dasein. И стоит ли удивляться, что обоснование метафизики, по меньшей мере, само должно быть метафизикой, причем метафизикой особого рода?

Кант, в чьем философствовании проблема возможности метафизики была столь явственна, как никогда раньше или позже, в слишком малой степени понимал бы свои сокровеннейшие устремления, если бы эта связь не стала для него явной. Он высказал это со спокойной ясностью, обретен­ной им по завершении Критики чистого разума. В 1781 г. в письме к своему другу и ученику Маркусу Герцу он пишет об этом произведении: «Этот тип исследования всегда останется трудным. Ведь он содержит метафизику метафизики...»²⁹¹.

Этими словами окончательно отказывается любой попытке, выявить в Критике чистого разума хотя бы даже элементы "теории познания", но вместе с тем и полагается обязательным для любого повторения обоснова­ния метафизики достижение такой ясности по поводу этой "метафизики ме­тафизики", чтобы она смогла найти для себя конкретную почву, являющую свершению обоснования возможный путь.