Глава четвёртая. Игла с неба.

 

Земля.

Ядро Цитадели. Секретная лаборатория Шамбалы.

На сленге физиков это называется «пространственный карман». Очень приблизительно называется. Денису Исидоровичу показалось, что его везли по бесконечным коридорам несколько часов. Коридоры эти проходят под Гималаями. Но никто и никогда на Земле не сможет их отыскать, сколько бы ни сверлил горы. Потому что они на самом деле находятся не там, а где-то в складках между измерениями нормального, земного пространства-времени. За время дороги вводная лекция вылетела из головы Дениса Салтыкова.

Громадный зал, оконтуренный поверху балконом, не удивил. Он успел хорошо узнать зодческие возможности фаэтов. Но шар, который висел сам по себе в центре, на уровне головы…

– Видывал я всякие карты… И глобусы помню из школьных лет. Но такое правдоподобие!

Раз за разом он обходил Мини-Землю, то щурясь, то широко раскрывая глаза.

– Живой мир? По-настоящему живой?

– По-настоящему, – бесстрастно подтвердил Эйбер.

– Так… В таком случае… Тогда почему вы называете это моделью? Я бы окрестил шарик Землёй-Два.

– Понятийно-словесные обозначения условны, – терпеливо пояснял фаэт, – Мы в общении используем образы.

– Я что? Конечно, слова – анахронизм, свойственный малоразвитым расам, – пробормотал Салтыков, подойдя к шару со стороны Азии.

Вот они, Гималаи! Горные вершины цепляют за медленно плывущие облака, тени скользят по склонам и ущельям, открывая-закрывая ленточки рек, сверкающие пятнышки озёр. Денис обошёл шар. Панорама густонаселённой Европы поразила вдвойне.

– Надо же… Любая мелочь… Простите, Эйбер, как мне приблизиться к этой точке?

Он протянул было указательный палец к Киеву, но отдёрнул руку, словно наткнулся на струю пара. Нельзя, отзовётся так, что падение астероида покажется благом. Помнится, можно по желанию оказаться на поверхности земли, не выходя из лаборатории. Только вот какой Земли, первой или второй?

– Начнём тренировку, – Эйбер встал рядом, – Модель Земли, или Земля-Два, по-вашему, управляется мыслью. Будете работать через меня. Не беспокойтесь, я всего лишь посредник.

Салтыков постарался распрямиться, – рядом с Эйбером он казался себе недоростком, – и подозрительно покосился на фаэта.

– Посредник… В моих чердаках, – он постучал себя по лбу согнутым пальцем, – столько всякого хлама! Рискуете заблудиться, как в Критском лабиринте. Там прячется не один Минотавр.

Лицевые мышцы Эйбера шевельнулись, получился намёк на улыбку. В тот же момент Денис ощутил лёгкое головокружение и потерял понимание действительности. Шар приблизился и стал быстро расти, пока не стал единственной реальностью. Они стояли на земле… Подавив горловой спазм, Денис посмотрел на невозмутимо холодное лицо Эйбера и постарался изобразить полное самообладание.

– Надо же! Сам не пробовал, но похоже на падение со спутника. И не на «Шаттле», а под парашютом. Только вот парашют раскрылся в последний момент. Это Киев?

– Один к одному, – заверил фаэт,– Вплоть до последней молекулы так, как есть.

Руин не было. Место Киева занимала чёрная пустыня. Толстый слой гари, пепла и праха… Смотреть не выдерживали нервы. И Денис мысленно взмолился: «Хочу обратно!» Не успело желание оформится в слова, как он стоял в помещении-«кармане», укрытом толщами камня, спрятанном в каких-то непредставимых складках пространственной метрики-ткани. Освещённая квази-Солнцем модель висела на своём месте. И тёмная точка Киева там, где положено. Салтыков утёр рукавом мокрый лоб.

«Ну и задачка! Не мог отказаться, что ли? Есть мужики помоложе, пусть их… Что будет, если не справлюсь? Эйбер ещё тут… Добро бы Эрланг… Но идея всё-таки моя. Получается, никуда не деться, придётся с ним вдвоём… Фаэты говорят: дело рисковое, непроверенное. Но если выйдет, – войне скоро конец. Но я забыл от волнения даже то, чего не помнил! Как просить Эйбера?»

– Хорошо, Денис Исидорович. Займёмся пробелами в образовании.

Салтыков не успел ничего сказать, как обратился в запоминающее устройство. В компьютерный диск. В голове что-то жужжало, щёлкало, перед глазами метались светлые и тёмные пятна. Он физически ощущал, как в опустошённый колодец его сознания падает поток образов, понятий, ассоциаций, переливаемый из неисчерпаемого бассейна – хранилища памяти Эйбера. Контролировать весь поток было немыслимо. Но отдельные блоки всплывали, достигая поверхности осознавания.

 

«Аналоговая модель Земли…

Использовалась несколько раз для наблюдений…

Совершено десять путешествий в не очень отдалённое прошлое…

В будущее проникнуть не удалось. Хотя в принципе такие экскурсии тоже возможны…

Физическое воздействие нежелательно: просчитать все последствия для исходной реальности невозможно. Удвоение взаимозависимостей приводит к непредсказуемости…

«Играть» может лишь один. Две личности не могут слиться в одну; противоречия будут расти комом…

Основа прямого воздействия – сила мысли, связанная с информационными ресурсами самой Земли…»

 

Образовательный курс закончился, Салтыков поморгал, потёр пальцами виски.

– Замечательная методика… Как бы мне в академики не выбиться! И где вы раньше были? Но всё же я хочу кое-что уточнить

Эйбер приготовился к продолжению мысленного диалога, но Салтыков горячо воспротивился:

– Нет, нет! Только словами. Одного сеанса телепатии в сутки мне предостаточно. Восхищён, но больше не могу – аллергия, как у Кидса. Итак, в основе модели – метод математической аналогии. Плюс набор пси-эффектов. В центре глобуса – алмазный процессор с бесконечным числом граней. В алмазе – вкрапления атомов углерода, побывавшего в живых мыслящих системах. Это в людях что ли? Ну да ладно… Процессор окружён многомерной сетью нервных волокон. Опять дурная ассоциация… Ну да ладно. Вы мне лучше объясните: эта модель похожа на копию Леды Крониной? Ту, что похитили?

Эйбер, прежде чем ответить, помолчал. Видимо, подыскивал подходящие термины.

– Нет. Модель Леды – биокибернетическая, с психической матрицей самоуправления. Носитель матрицы – биопроцессор. Есть и совпадения. Для «личностной» устойчивости копии Леды необходима связь с оригиналом. Идеал – постоянная. Но пока она периодическая.

– Псевдо-Леду тоже вы мастерили? – с уважением спросил Салтыков.

– Я входил в команду. Землю мы рассматриваем как живой организм. Человек – единственное во Вселенной существо с неограниченным числом степеней свободы. И в этом, – кроме прочего, – его кибернетическая уникальность.

– Кибернетическая уникальность! – повторил Денис, – Крепко сказано! Вернёмся к нашему делу. У меня размытое представление о программе, заложенной в основу Земли-Два.

– В память, то есть в алмазный чип-процессор, заложена вся известная нам информация. Программы как таковой нет. Модель живёт. Её жизнь обеспечивается непрерывной, – прямой и обратной, – связью с Землёй-Один. Связь реализуется через посредство вселенского информационного поля, на базе взаимодействия структур субкваркового порядка.

Денис снова взялся за виски.

– А можно точнее? Имею в виду подоходчивее?

Эйбер замешкался. Упрощение давалось нелегко.

– То, из чего состоят глюонные поля… Нет, не нахожу соответствующих понятий в твоём языке. И надо ли? Точнее могу сказать так: процесс идёт на стыке физики мира и отсутствия этой физики.

– На переходе физики в антифизику? Вакуум? – проявил осведомлённость ученик.

– Такое при определённых условиях возможно, – рассматривать вакуум как переходное состояние от потенциального бытия к актуальному. В котором вещество, поле, энергия если и существуют, то вне известных нам законов и измерений.

– Достаточно! – запросил пощады Салтыков, – Жаль, академии приказали долго жить. Я бы во всех стал почётным членом. Если учитель не против, перейдём к прозе актуального состояния, к войне. Хоть у тех зверёнышей нет крови, я её жажду!

Эйбер поднял голову. Вслед за ним Денис. Балкон заполнялся участниками эксперимента и наблюдателями.

– Прямо как при образцово-показательном вскрытии, – нахмурился Салтыков, – Хирург с ассистентом… И публика налицо.

 

Публика настраивала персональные мониторы. Каждый хотел видеть то, что пожелает. Ян Зарка ёрзал на сиденье, не в силах сбросить возбуждение. Захотелось выплеснуть его словом, и он обратился к сидящей рядом Леде.

– Фаэты – гении! Уверен, во всей Галактике нет ничего подобного.

– Почему? Ведь можно сделать копию любого предмета. Даже живого. Вот и у меня есть…

Тут Яна как молнией поразило.

«А ведь и фаэты – копии! Копии самих себя! И шеф тоже?.. Или нет?» Он думал, что говорил про себя, но оказалось – вслух. Эрланг, занявший место по другую сторону Леды, сказал, не поворачиваясь к Яну:

– Нет. Не так. Клоны, копии людей – они независимы от прототипов. Оригиналов. Они самостоятельны. Шар внизу жёстко связан с Землёй. После его создания все мы живём двойной, параллельной жизнью. И параллели пересекаются. В данном случае. Там, на шаре – мы. Там мы мыслим, живём, действуем. Понимаешь?

Леда вдруг потрясла головой, взметнув чёрные локоны. И сбивчиво спросила:

– Что? Там я? Внизу? И, совсем-совсем маленькая, слушаю тебя, говорю с тобой? И всё такое? Ну нет, такого я не могу себе представить.

Ян, не слушая её, думал о своём и продолжал расспрашивать Эрланга.

– Шеф, бестфайры могут создать такое же?

– Сами нет. Но у них есть тайная от нас элита. По-видимому, она-то и владеет секретом Великого Объединения. Но сути единства полей и энергий они не понимают.

– Знают, но не понимают. Как так? Я много думал…

Эрланг, по-английски выйдя из разговора, включился в происходящее внизу. Фигура Салтыкова отражалась в отполированных зёрнах гранита. Обхватив голову руками, он прохаживался вокруг шара, настраиваясь на работу. Земной шарик сверху выглядел красочной игрушкой. Волшебной, живой игрушкой. Вихри циклонов-антициклонов, дожди и снег, зелень лесов и синь океана… Если отключить имитацию Солнца, будут видны огни городов. Нет, если и будут, то далеко не всех. Электричество на сегодняшней Земле – роскошь. Эйбер поднял голову и отыскал взглядом Генерального координатора. Эрланг понял и передал ему:

«Не волнуйся. Братья в единой сети. Мы все страхуем Салтыкова. И не дадим ему сорваться. Жаль, но только землянин, не обременённый нашим опытом, способен на такое. Действуй…»

Леда ощутила, что Леран отключился от внешнего окружения. Мешать ему нельзя, и она прислушалась к тому, что говорил Ян. Говорил, будучи уверен, что она слушает.

– …бестфайры, или их элита, как говорит шеф, осваивают мир по методу Эдисона. Вселенная для них чёрный ящик.

– По чьему методу?

– Томас Эдисон жил в твоей Америке. У него больше тысячи изобретений. Он не занимался теорией, а соединял несоединимое и наблюдал, что получается.

– А по-моему, – раздумчиво сказала Леда, – Мы все живём по методу Эдисона. Сначала делаем, а потом думаем.

Глаза Яна загорелись, он нашёл понимание в нужный ему час.

– Правильно! Не знаю ни одного открытия, которое не ударило бы нам в спину или по башке, как говорит Денис Исидорович.

– Значит, Ян, чёрный ящик стукнет и по башке бестфайров. Надо только подождать, не торопиться.

Сделав оптимистический вывод, Леда со страхом обратила взгляд на Эйбера и Салтыкова, начинающих эксперимент с её миром. С тем миром, где живёт она, очень-очень маленькая.

Объединённое человечество не желало ждать, пока чёрный ящик сам по себе ударит по «башке» бестфайров.

 

 

Денис Салтыков раздвоился. По меньшей мере.

Он твёрдо знал, что пребывает, объективно существует в глубине Гималаев. В «кармане». Рядом с плывущим по реке времени малым шаром-моделью Земли. Действующей моделью…

Так же твёрдо он знал: только что он оказался на этом самом «карманном» шарике. А шарик – и вовсе не шарик, а Большая Земля. Денис Салтыков стоит на выжженном киевском чернозёме. Под ногами прах. Вот он трогает его ногой, поднимается тяжёлое облачко. Трогает и сознаёт: в то же самое время он, Денис Салтыков, находится за тысячи километров от Киева, стоит рядом с фаэтом Эйбером на стерильном гранитном полу. И Эйбер, вместе с Эрлангом и другими на балконе, смотрит сверху на Дениса. И на шарик Земли перед ними, где тот же Салтыков в эту секунду действует сразу в двух ипостасях. Выходило, что в текущий момент Салтыковых во Вселенной три штуки. Или больше.

Головоломка… Кошмар! Стало понятно, почему фаэты наложили запрет на путешествие в ту точку модели земного шара, где, – то есть на Земле-Один, – находится эта самая модель, то есть Земля-Два. Но нельзя ли ту модель, которая существует внутри модели, считать Землёй-Три? О-о-о…

 

 

Эксперимент:

Земля – 1. Пространственный «карман», лаборатория.

По команде Эйбера к Салтыкову подъехала кресло-тележка. На прозрачной плоскости – блестящие микроинструменты с хромированными держателями для пальцев и оптические устройства для глаз. Пси-щлемом послужит сознание Эйбера, включённое в пси-поле фаэтов Земли.

 

Земля – 1. Первичная реальность, Прототип.

Северный ветер мёл серую позёмку. Пепел вихрился и, кружась, обходил Салтыкова. То самое место, где, после дуэли с фаэтом, был схвачен и пленён бестфайр-людоед. Рядом недавно стояли дома. Мимо проходила трамвайная линия. И железо, и камень обратились в прах. Под ногами, в земной коре, копошатся в свежеотрытых норах серые монстры.

 

Земля – 1. Лаборатория.

Оптический увеличитель прижался к глазам. Сейчас Денис увидит самого себя со стороны, с высоты неба. Кисти рук охватили сверхчувствительные перчатки-датчики; руки стали манипуляторами. Оружие «хирурга Земли» – миниатюрные инструменты, видимые только через оптику. Ими он вскроет спёкшийся чернозём и извлечёт из подземного убежища первого бестфайра.

 

Земля – 1. Прототип.

Мобильная пусковая установка. На платформе тягача – баллистическая ракета, нацеленная на Солнце. Она на полдороге к южному горизонту.

Показалось: под ногами шевельнулась почва. Он быстрым шагом отошёл ближе к ракете – её серебристое тело посверкивало в лучах неба. Солнечную траекторию с юга на север пересекал хвост невидимой кометы. Его задача: помочь самому себе не ошибиться в движениях. Вот-вот с неба появятся микрозахваты… И скальпель для вскрытия нор. Его задача: вовремя скорректировать свои действия, творимые за тысячи миль к востоку, и, – одновременно, – где-то там, за пределами атмосферы.

Вот так – он и вблизи операционного кресла-тележки, рядом с шариком-моделью. И в ближнем космосе, откуда потянется к Земле с инструментами расправы.

Какую же путаницу создали фаэты! Сами-то понимают? Какое уж удвоение…

 

Земля -2. Модель первой реальности.

Стен и пола больше нет. Глаза в окулярах нацелены на приближающуюся точку. Всевидящие, всепонимающие очки, связанные с его мыслями…

Жизнь в волшебстве, волшебство в жизни…

Руки в перчатках, инструменты готовы!

 

Земля – 1. Истинная реальность

И – ИЛИ

Земля – 2. Модель Прототипа.

Водитель тягача заглушил двигатели. Командир ракетной установки подбежал к Салтыкову и доложил о готовности. Ракета готова к приёму балласта, то есть схваченного монстра.

Нет, это замечательно! Вот он, рядом, экипаж машины боевой. Экипаж воспринимает планетарного Главкома как абсолютно достоверного человека, из плоти и крови. Узнают, козыряют, докладывают…Денис Салтыков тут не призрак, не привидение. Настоящий! Везде он настоящий… Сколько меня, Салтыкова? И сколько меня станет, ежели задачку усложнить?

Усложнить Денис не успел. Не дождался и небесных скальпеля с щипчиками. Не увидел ни вскрытия нор, ни столба огня, несущего бестфайра к пламени Солнца.

Не успел потому, что с неба упала чёрная тень и дрогнула земля под ногами. Дрогнула так, что закачалась ракета в ухватах, и упал с тягача растерявшийся солдат.

Неужели землетрясение?

 

Территория Прототипа.
Пространственный «карман» – модель истины.

«Опыт прекратить!»

Команда, данная голосом Эрланга, выхватила Дениса из первой и второй реальности разом. Одного Дениса из нескольких, там и там присутствующих.

Неужели тембр голоса сохраняется и при телепатической передаче?

Каково там, под Киевом, командиру установки, потерявшего своего Главнокомандующего?

Или не было множества реальностей, не было раздвоения-разтроения?

Гранитный пол вибрировал. Всё-таки землетрясение? Мощно, если и Гималаи задело. Вместе с «карманом». Где же эпицентр?

На балконе воцарился переполох. Фаэты вместе с Эрлангом спланировали вниз. К модели. Люди наверху немного успокоились и вернулись к своим дисплеям. Все экраны показывали планету, каждый со своей точки. Изображение транслировалось с нескольких дежурных Юниверов, предусмотренных планом эксперимента.

Океаны и моря штормило, гигантские валы заливали прибрежные регионы. Япония теряла последние малые островки. Пробудились вулканы тихоокеанского сейсмопояса. Волна прошла Азию, покатилась по Европе. В городах рушились высотные здания. Катастрофа охватила всё восточное полушарие. Через минуты она достигнет западного.

 

Рик Уоллес и Юлия Данн разом закричали с балкона:

– Эрланг! Это Арни! Работает вторая модель!

Но Эрланг уже сам разобрался.

Усилиями окруживших Землю-Два фаэтов модель отключили от Земли-Один. Вторая реальность перестала существовать.

В ту же секунду каждого из присутствующих пронзил разряд сердечной боли, принёсший приступ горя и тоски. Как будто каждый потерял в эту самую секунду самого дорогого ему человека. Леда расплакалась так, как последний раз плакала после расстрельной ночи в Нью-Прайсе. Когда не пахло на её земле ни фаэтами, ни бестфайрами.

Эрланг скомандовал:

– Ян! Всех с балкона в Комитет. «Карман» дестабилизируется. Помоги Леде… Юлия и Рик – вниз, ко мне.

Внизу появились кресла. Все устроились и Эрланг спросил:

– Юлия, Рик! Кто начнёт?

Пятнадцатилетние вожди земного интеллекта переглянулись и начала Юлия:

– Я… Мы уверены, мы знаем! Это инсайт. Арни создал модель модели. Вторая производная… Поменьше размерами. Он хотел ударить по нам. Сюда. Что-то наподобие тонкой иглы. Не вышло, не попал. Потому что «карман». Но связи Земли-Один и Земли-Два возбудились, накопленное в коре и мантии напряжение разрядилось в слабых зонах. Решение вами принято верное. Но короткий контакт оставил Земле-Три наведённые линии связи с Землёй-Один. Они слабы, но возникшая неустойчивость, в том числе сейсмическая, делает возможным…

– Понятно! – прервал её Эрланг, – Вы молодцы. Дрогнула Шамбала. А такого ещё не бывало. Думаем здесь и сейчас, как нейтрализовать Арни.

Фаэты сидел в молчании, объединённые полем мысли. Салтыков присоединился к «комитетчикам», пытаясь уяснить их разговор. В голове ещё не было ясности, всё плыло и качалось.

– Как узнать, где он?

– Модель у него небольшая, передвигаться легко.

– Ткнуть бы в него той же иглой…

– Может быть, достаточно оборвать связи Земли -Три с Землёй-Один?

– При одном условии. Если не начала работать цепная реакция причин и следствий.

– На шкале времени критическая отметка…

– Игра в будущее чужими костями! Отбор вероятностей…

– Даже если всю Галактику превратить в процессор, – он не решит задачи самостабилизации.

– Но она решается! С момента Большого Взрыва и по сию секунду.

– Арни – под контролем. Под колпаком штаба бестфайров.

– Фаэта нельзя контролировать без его согласия.

– Не исключено, ему поставили микрочип. Как тем женщинам, которые погибли в Беловежской пуще.

Неожиданно для себя Салтыков услышал голос Бортникова, которого до того не видел в лаборатории.

– Предлагаю оставить всё как есть. Арни и его «крыша» шокированы. Задачу они не решили и ждут ответного удара. Боятся, стараются уйти из-под него. Пусть стараются. Пусть меняют дислокацию, переводят Землю-Три в другую точку.

Он обратился к Эрлангу:

– Генеральный координатор! Проблема такова: по колебаниям полей выяснить, откуда и куда перемещают Арни с моделью. Такое возможно?

Эрланг молчал несколько секунд, совещаясь с братьями. И согласился:

– Да будет так! Лучшего выхода мы не видим.

– Как с нашей моделью? – спросила Юлия.

– Уберём с Земли. На новом месте восстановим. Она ещё понадобится…

Денис Салтыков начал более-менее прилично соображать и, донельзя расстроенный неудачей эксперимента, саркастически улыбнулся и громко заявил:

– Что ж! Нам терпеть можно! Потому мы знаем, что у нас есть начальники.

– Денис, ты что, поехал? – озабоченно спросил Эрланг.

– Нет! Я что… Потому как слова не мои. А моего дальнеродственного однофамильного предка. Кроме возраста, у меня с ним ещё одно расхождение: он Щедрин, а я – нет. Не сподобился… А вот зону поисков провокатора и опасной игрушки можно сузить. Можно…

– Каким образом? – заинтересовался Эйбер.

– Вы, мягко выражаясь, наплевали на человеческое знание. И вы же мне его передали во время сеанса той самой аллергической телепатии. Есть малоизвестная формула Дрейка. Формула учитывает среди прочего так называемую Зону лютиков. Только в этой зоне температура биосфер позволяет развиваться жизни. Жизни нашего типа, не бестфайровского. А Зона лютиков в Системе ограничена поясом Венера-Земля-Марс…