Глава 12. История финансов

 

Изучение истории финансов позволяет понять реальное состояние, оценить сегодняшний день и уяснить себе закон движения финансовых отношений. Цель данной главы – рассмотреть наиболее важные рубежи такого движения. Отметим сразу, что рубежи российских финансов и рубежи финансов западных далеко не совпадают.

Становление финансов и зарождение науки о финансах. Первые в мире бухгалтерские и финансовые документы написаны на древнеегипетском папирусе и шумерских глиняных табличках, им не менее 5-6 тыс. лет. Но первую в мире книгу, посвященную финансам, написал древнегреческий мыслитель Ксенофонт (IV век до н.э.). Он рассуждал о доходах Афинской республики. Вслед за Ксенофонтом великий Аристотель уделил вопросам доходов и расходов государства главу в работе “Афинское государственное устройство”.

После крушения Древнего Рима Европа на несколько веков погрузилась в забвение науки и культуры древних, в том числе и в забвение их опыта организации финансовых отношений. Лишь в середине XIII века философ и теолог Фома Аквинский предпринял обоснование права короля собирать налоги со своих подданных. Характерно, что европейская финансовая наука возродилась именно как обоснование способа воспроизводства власти.

Потом пришел черед Италии и итальянских ученых. Флоренция, Генуя, Венеция дали миру образец формирования и развития первых банков и денежных фондов, а Никколо Маккиавелли в своей книге “государь” впервые подошел к финансам как к многостороннему инструменту государственной политики (денежный меч в руках разумного правителя острее и длиннее меча обычного). Именно Маккиавелли мы обязаны представлению о финансах как о способе обеспечения власти.

После английской буржуазной революции XVII века финансы становятся истинно английским предметом. Начинается исторический поворот от “денежного меча в руках правителя” к денежному капиталу в руках собственника. Во второй половине XVII века Томас Гоббс, Джон Локк. Дэвид Юм и Уильям Петти заложили основы того. Что мы сегодня изучаем в теории финансов, теории налогообложения, теории денежного обращения.

Следует особо выделить книгу Петти “Трактат о налогах и сборах”. Знаменательно, что эта книга положила начало как политической экономии, так и теории финансов. Этот первоначальный синкретизм не так уж наивен и примитивен, как может показаться. Теория финансов есть своеобразная “политическая экономия” (мировоззренческая, стержневая наука) по отношению к теории налогообложения, страхового дела, ценных бумаг, бюджета, социального обеспечения. валютных операций и т.д.

Именно в Англии на рубеже XVII- XVIII веков наметилось четкое разграничение государственных и коммерческих финансов, разграничение между воспроизводством власти и собственности. Но разграничение – это вовсе не противопоставление. Власть есть собственность (власть рождает собственность, переходит в нее – так было в древнейшие времена, так есть и сейчас). И наоборот, собственность есть власть (собственность рождает власть, выстилает деньгами дорогу к ней, наконец, просто покупает власть – последнее хорошо знакомо россиянам из опыта последних лет).

Но взаимодействие власти и собственности в каждый исторический период выражено по-своему. Для нас сегодня интересен классический подход к взаимодействию власти и собственности, сформулированный в конце XVIII века Адамом Смитом:

· государство необходимо, поскольку оно охраняет “естественный порядок” от зависти и покушений. “Естественный порядок” у Адама Смита – то, что жизненно. что само способно себя воспроизвести; от искусственного разлада. Государство осуществляет такую защиту, но оно вовсе не создает “естественный порядок”;

· содержание правительства должно быть дешевым для граждан, так как расходы на управление государства не производительны – они ничего не прибавляют к общественному богатству и лишь отнимают от него. Намек Смита вполне прозрачен – излишняя власть только ущемляет собственность и превращается в дорогого нахлебника на шее общества;

· государство не должно нарушать “естественный порядок” – то есть право собственности, конкуренцию, частный интерес. В словах Смита так и сквозит опасение подмены конкуренции монополией. Велик соблазн силой государственной власти, утвердить раз и навсегда направление денежных потоков, подмять под государство основные финансовые ресурсы и царствовать “лежа на боку”. Не будем забывать, что это высказано классиком экономической науки; примеряя классические взгляды и подходы к современности, лишний раз убеждаешься в том. что они вечны;

· государство должно обеспечивать основные принципы налогообложения:

- налоги платят все, сообразно своим доходам (этот принцип направлен против средневекового налогового иммунитета дворян и духовенства, но он в равной мере адресован и всем нынешним сторонникам деления общества на “белую кость” и “черную кость”);

- налог не произволен, а точно определен и известен плательщику заранее (вспоминается отечественный опыт изменения налогов задним числом, изменение ставок налога посреди финансового года);

- налог должен взиматься в удобное для плательщика время, смысл этого принципа – не разори плательщика, не обременяй его налогами прежде, чем он сформирует доходы, достаточные для уплаты налогов. Налоги. которые уплачиваются авансом, представляют собой самое тяжелое бремя для плательщика;

- взимание налогов должно быть дешевым (нельзя паразитировать на сборе налогов, делать бизнес из власти – это подрывает собственность).

Английские финансисты и мыслители заложили основы финансовой системы и науки о финансах. Классика очертила круг фундаментальных вопросов, определила рамки науки, ее предмет, метод и главные задачи.

Зарождение финансовых отношений и науки о финансах в России. Россия и европейская финансовая классика плохо совместимы. Огромные просторы страны, редкость населения, самой природой обусловленная кризисность хозяйствования (то неурожай, то набег кочевников) сформировали очень своеобразный экономический уклад, вызвали к жизни могучий столб власти (это у других народов властная вертикаль, а у нас столб). И обусловленный такой властью столбняк собственности, которая без власти хиреет, расхищается, анархически дичает, а с властью влачит подчиненное – служебное – существование. Власть в России веками не отпускала от себя собственность.

Такому экономическому укладу необходимо сверхцентрализованная финансовая система, в которой казна (государственные финансы) есть все, а частные фонды есть ничто. У Лермонтова есть стихотворение о споре между золотом и булатом: “все мое”, - сказало злато, “все мое”, - сказал булат …” В России булат был всегда прав.

Любопытно, что первые отечественные финансисты-теоретики – либо отчаянные вольнодумцы (Иван Пересветов), либо беглецы из страны (Григорий Котошихин), либо пришельцы (Юрий Крижанич, хорват). Они задали классические темы российской финансовой науки:

· о правильных и неправильных способах обогащения государства (Юрий Крижанич призывал не портить монету, не подменять серебряные и золотые деньги медными, не выдирать нещадно недоимки у налогоплательщиков, не обогащаться от кабаков, поскольку кабацкие деньги разоряют народ, отнимают от народного богатства);

· если народ будет бедным, государство не может быть богатым (вот уже который век российские “власть предержащие люди” не могут понять эту простую истину и упрямо пытаются создать небывалое – богатое государство бедных людей);

· чтобы государственные чиновники служили честно и добросовестно, надо не наращивать их число, а уменьшать и одновременно повысить им жалование; в противном случае армия бедных чиновников ударится во взяточничество. Немецкая принцесса Софья Фредерика, став русской императрицей Екатериной I I, с удивлением обнаружила, что российская казна собирает едва половину тех денежных средств, которые она должна была собирать; остальное расхищалось чиновными людьми.

Переустройство российских финансов на европейский лад. Сам термин финансы в России ввел Семен Десницкий в царствование Екатерины II. И только при Александре I было образовано российское Министерство финансов (1802 г.) и началась трансформация византийско-татарского денежного устройства в правильную систему финансов на европейский лад.

С 1835 г. в Санкт-Петербургском государственном университете начал преподаваться курс финансового права. Но вплоть до 80-х гг. XIX века финансы в России отождествлялись с казной и практически, и теоретически. Только после отмены крепостного права и либеральных реформ Александра II в России утвердилось понимание финансов как способа добывания материальных средств, потребных для выполнения общественных (а не только казенных) целей.

Но либеральные реформы никогда ничего не укрепляют и не стабилизируют. Реформы Александра II вконец расстроили российское денежное обращение и только зарождавшиеся российские коммерческие финансы. Многолетняя инфляция привела к сокращению реального сектора экономики и вызвала к жизни бурный рост финансового сектора. В России шло первоначальное накопление капитала. Пышным цветом расцвело грюндерство (учреждение разнообразных акционерных обществ. Абсолютное большинство, которых были мертворожденными). Деньги обесценивались, дутые курсы акций периодически обваливались. Чем-то эта ситуация напоминает 90-е гг. ХХ века, когда в России повторилось первоначальное накопление капитала.

Расстроенное денежное хозяйство вызвало к жизни финансовую реформу, блестяще проведенную под руководством видного российского финансиста и политика Сергея Юльевича Витте в 90-х гг. ХIХ века. Реформа Витте была направлена на оздоровление всей финансовой системы; значимость этой реформы для сегодняшней России такова, что стоит напомнить ее основные шаги:

· введение протекционистского таможенного тарифа, ограничивавшего импорт потребительских товаров и поощрявшего российский товарный экспорт и ввоз капитала в Россию (1891 г.);

· введение государственной винной монополии как главного источника доходов российского государственного бюджета (начиная с 1894 г. российский бюджет стал крепким в смысле сборов и доходов и одновременно пьяным в смысле источника этих доходов. Винная монополия была палкой о двух концах – с одной стороны, она обеспечивала в денежном отношении воспроизводство власти, а с другой стороны. Нанесла удар по воспроизводству рабочей силы и по социальной сфере России. Последствия этого удара сказались спустя четверть века, в революционную пору);

· всемерное накопление золотого запаса России, частичное изъятие из денежного оборота кредитных билетов, эмиссия которых не была обеспечена золотым запасом;

· введение государственного контроля над железнодорожными тарифами с целью их ограничения и поощрения коммерческих перевозок, рост ввозных пошлин, всемерное поощрение экспорта зерна (даже в неурожайные годы, когда Поволжье голодало, Россия вывозила хлеб; в итоге к началу ХХ века страна стала одним из крупнейших экспортеров зерна и сформировала значительный золотой запас;

· улучшение собираемости налогов, последовательное сокращение задолженности государственной казны перед государственным банком (с 962 млн. рублей в 1881 г. до 621 млн. рублей в 1897 г.);

· выпуск в обращение золотой монеты номиналом в пять рублей и обмен ее на кредитные билеты с дисконтом (за пять рублей золотом – семь рублей сорок копеек кредитными билетами; кстати, отсюда и знаменитый песенный рефрен “семь сорок”);

· проведение фактической девальвации рубля на 50 процентов с последующей нормализацией обмена золотых денег на кредитные билеты (1896-1897 гг.);

· введение золотого обеспечения кредитной денежной эмиссии – по указу 1897 года Государственный Банк России получил право выпуска банкнот, обеспеченных золотом на 50 процентов при объеме выпуска до 600 млн. рублей. Если эмиссия превышала указанный объем, то все превышение должно было обеспечиваться золотом на 100 процентов;

· введение системы безналичных денежных расчетов через территориальные расчетные отделы Государственного Банка России (тем самым Витте заложил основы современного денежного обращения);

· организация счетоводства в системе Государственного Банка, в том числе учет золотого содержания нового российского рубля (7,742 г. золота) и определении условий размена кредитных денег на золото (возвращение к золотому стандарту денежного обращения).

Почему-то принято отождествлять финансовую реформу С.Ю. Витте с ее последним шагом – введением золотого стандарта. Суть реформы в другом – в финансовом оздоровлении экономики. Золотой стандарт лишь венчал собой огромную предварительную работу по улучшению собираемости налогов, обеспечению бездифицитности государственного бюджета, организации государственного бюджета, организации государственного контроля над монопольными тарифами железных дорог, поощрению экспорта зерна, наконец, налаживанию того, что сегодня принято называть нормальным инвестиционным климатом. И если в ХХI веке золотой стандарт стал достоянием истории, то опыт реформы с.Ю. Вите нам еще пригодится.

Финансовая система командного типа. В первые годы после развала ССР все, что было связано с командной (плановой) экономикой, буквально подвергалось анафеме. Советская финансовая система не была исключением. Однако вспомним суждение руководителя Федеральной резервной системы США А. Гринспэна, высказанное еще до распада СССР: в финансовом отношении вы действуете верно. А. Гринспэна трудно упрекнуть в комплиментарном отношении к плановой экономике. Так что же представляла собой реально финансовая система командного типа? В поисках ответа обратимся к истории.

К. Маркс и Ф. Энгельс так определяли комплекс первоначальных мер по социалистическому переустройству общества:

· экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов;

· введение высокого прогрессивного налога на доходы;

· отмена права наследования;

· централизация кредита (то есть национализация банков и введение государственной кредитной монополии);

· установление общественной (читай – государственной) собственности на средства производства;

· планомерная организация общественного производства;

· отмена всех косвенных налогов (классики марксизма видели в них величайшую несправедливость).

Спустя полвека В.И. Ленин пошел гораздо дальше этого комплекса мер. Он сделал вывод об установлении господства финансового капитала и увидел практическую возможность поставить могущество финансового капитала на службу ассоциации трудящихся: “объединенные в союзы рабочие и крестьяне, национализируя банки, вводя чековое обращение, как обязательное по закону для всех богатых людей, отменяя торговую тайну, устанавливая конфискацию имущества за утайку доходов и т.д., могли с чрезвычайной легкостью сделать контроль и действительным, и универсальным, контроль именно за богатыми, контроль именно такой, который вернул бы казне выпускаемые ею бумажные деньги от тех, кто их имеет, от тех, кто их прячет” (Полн. Собр. Соч. Т.34. – С. 189).

В чем суть высказанного вождем революции предложения? Она очень проста – свернуть все коммерческие финансы и передать их государству. Не будет богатых и бедных, не будет спекулянтов и биржевиков, будет лишь один государственный финансовый левиафан. Первое время многим людям простота большевистских решений казалась гениальной. Но на деле эта простота оказалась хуже воровства.

Заманчиво передать под контроль государства все денежные фонды и денежные потоки, сделать государство единственным предпринимателем во всем обществе. Но тогда установится доселе небывалое тождество бюджетных и коммерческих финансов. Государство будет и монопольно собирать налоги, и монопольно зарабатывать деньги.

В 1918 г. такое тождество воплотилось в жизнь. Государственный бюджет стал бюджетом всего народного хозяйства в целом. Единому плану соответствовали единый аппарат управления, единственная система распределения и полное сведение денег к инструменту общественного учета и контроля. Свершилась ленинская мечта о “единой фабрике” под управлением “единой конторы”. Ленинская идея воплотилась в жизнь и одновременно была доведена до абсурда. Абсурд выразился в том, что ради торжества “великой идеи” были последовательно разрушены реальные экономические отношения.

Беда всех революций – финансовая дестабилизация. В 1918 г. дефицит государственного бюджета революционной России составил 83% расходов бюджета, а в 1920 г. – 87%. Введенные вместо обычных денег “совзнаки” стремительно обесценивались, торговля свернулась до уровня натурального обмена, промышленность рухнула, сельское хозяйство откатилось к простому воспроизводству. Красногвардейская атака на капитал не удалась.

В 1921 г. начался переход к новой экономической политике – в “единой фабрике” неохотно, но признали экономическую обособленность отдельных производителей. А значит, признали правомерность отношений купли-продажи, реальность денег (в середине 20-х гг. на смену “совзнаку” пришел обеспеченный золотом червонец). Рядом с глыбой казенных финансов позволили существовать робким росткам коммерческих финансов. Все последующие семь десятилетий советской истории были заполнены борьбой казенного начала с ростками экономической обособленности и частных коммерческих интересов. Соответственно, коммерческие финансы то разворачивались, то сворачивались и подавлялись.

В 1924 г. было оформлено бюджетное устройство СССР. Казна “единой фабрики” отпустила на волю бюджеты союзных республик (первоначально их было только шесть) и местные бюджеты. Налоговая реформа 1930 г. оформила финансовые отношения между бюджетом и социалистическими предприятиями. Наряду с налогом с оборота, поступавшим в бюджет, получила право на существование прибыль; небольшая часть ее пополняла денежные фонды предприятий. Однако налог с оборота абсолютно преобладал над прибылью, что позволяло государству гарантировать себе стабильное поступление казенных доходов вне зависимости от прибыльности или убыточности работы социалистических предприятий.

Все займы в том же 1930 г. были сведены в единообразные “займы пятилетки”. Государство использовало сбережения трудящихся в качестве практически бесплатных и безвозвратных финансовых ресурсов для осуществления индустриализации. Размер годового дохода по вкладам в сберегательные кассы был снижен до 2-3%, это лишний раз продемонстрировало ничтожную финансовую ценность личных денежных сбережений.

Лишь в середине 60-х гг., когда командная экономика столкнулась с серьезными проблемами – упали темпы экономического роста. Дала глубокую трещину броня страха и идеологических заклинаний – “единая контора” решилась на серьезную хозяйственную реформу. Получила общественное признание экономическая обособленность социалистических предприятий. Прибыль предприятий перестала быть объектом финансовой экспроприации; появилось нечто вроде налога на прибыль (плата за фонды); часть прибыли предприятия перечисляли в бюджет в виде рентных платежей, а из свободного остатка прибыли формировали свои собственные фонды экономического стимулирования.

Остаточный принцип распределения прибыли (сначала рассчитайся с государством, а потом думай о своих интересах) так и не был преодолен до крушения командной экономики. Характерно, что в шестидесятые годы государство было вынуждено внести коррективы и в свои отношения к сбережениям трудящихся: государственные займы перестали быть обязательными для участия в них. Но процентная ставка Сберегательного банка осталась на прежнем уровне. Государство опасалось, что личные сбережения могут стать исходным пунктом частной собственности. Поэтому они оценивались крайне низко и использовались в качестве дешевых кредитных ресурсов для осуществления государственных капитальных вложений. Но все, что достается слишком дешево, используется бездарно.

В конце 80-х гг. все попытки продолжить экономические реформы окончились финансовой дестабилизацией и крахом командной экономики. Финансовая система всегда вторична по отношению к реальному сектору экономики. Финансовая дестабилизация конца 80-х – начала 90-х гг. ХХ века лишь отразила потерю несущего стержня командной экономики. Этот стержень представлял собой организацию всего общественного хозяйства по индустриальному принципу – как “единую фабрику” во главе с “единой конторой”. Такая организация оправдывала себя, пока общество решало задачу последовательной индустриализации. Но в последние десятилетия ХХ века наиболее развитые страны мира вышли за пределы индустриальной фазы и вошли в постиндустриальную фазу. Их технологический вызов командная экономика –не могла воспринять; на технологический прорыв США, Западной Европы и Японии она ответила напряжением всех своих сил в целях осуществления неэффективных гигантских индустриальных проектов. “Единая фабрика” во главе с “единой конторой” не смогла эволюционным образом перейти в мир высоких технологий, информационных систем и виртуальных отношений. Она была пронизана индустриализмом и поэтому разрушилась на выходе из индустриальной фазы экономического развития.

Финансовая дестабилизация продолжилась и после краха командной экономики. Она охватила весь переходный период, в течение которого решаются задачи упрочения частной собственности, формирования рыночной среды, институционализации новых функций государства. В рамках этого переходного периода происходит болезненный процесс разделения бюджетных и коммерческих финансов.