Путешествие тела сновидения

 

 

Дон Хуан сказал, что мы с ним едем в Оахаку в последний раз. С предельной ясностью он дал мне понять, что после этого мы уже никогда не встретимся с ним там.

– Может быть, чувства мои еще вернуться в эти места, но сам я, полностью – никогда, – сказал он.

Несколько часов мы с доном Хуаном бродили по городу, он разглядывал такие обыденные и тривиальные вещи, как блеклость стен, далекие очертания гор, узор трещин на асфальте, лица прохожих. Потом мы вышли на площадь и сели на его любимую скамейку. На ней никто не сидел, впрочем, как и всегда, когда дон Хуан этого хотел.

Во время этой длительной прогулки по городу я изо всех сил старался напустить на себя настроение печали и тоски, но у меня ничего не вышло. В предстоящем уходе дона Хуана было что-то праздничное. Он объяснил это неукротимой энергией абсолютной свободы.

– Свобода подобна заразной болезни, – сказал дон Хуан, – а носитель её – безупречный нагуаль. Люди могут этого не оценить – ведь они не желают освобождения. Свобода страшит. Запомни это. Но не нас. Почти всю жизнь я готовился к этому моменту. То же будет и с тобой.

И он несколько раз повторил, что на той ступени, которой я достиг, никакие рациональные предположения не должны вмешиваться в мои действия. Он сказал, что тело сновидения и барьер восприятия суть позиции точки сборки. Знание этого имеет примерно такое же жизненно важное значение для видящих, какое для современного человека имеет умение читать и писать. И то, и другое достигаются многолетней практикой.

– Очень важно для тебя прямо сейчас вспомнить тот раз, когда твоя точка сборки достигла определенной позиции, и она создала тело сновидения, – сказал дон Хуан как-то по-особенному настоятельно.

Потом он улыбнулся и объяснил, что времени осталось очень и очень мало. Вспоминание основного путешествия моего тела сновидения поместит мою точку сборки в позицию разрушения барьера восприятия для того, чтобы собрать другой мир.

– Тело сновидения называют по-разному, – продолжил дон Хуан после длительной паузы. – Лично мне больше всего нравится название «другой». Этот термин принадлежит древним видящим, как и их настрой. Их настрой меня не трогает, а вот что касается термина – тут я вынужден признать – он мне нравится. Другой. Что-то таинственное и запретное. Как и от самих древних видящих, от него веет тьмой и тенями. Толтеки говорили, что другой всегда приходит, окутанный ветром.

В течение всех лет обучения дон Хуан и видящие его партии пытались заставить меня осознать, что человек может одновременно находиться в двух разных местах, что мы можем испытывать нечто вроде раздвоения восприятия.

По мере того как дон Хуан говорил, я начал припоминать нечто столь основательно забытое, что сначала возникло впечатление, будто я только лишь слышал об этом. Постепенно, шаг за шагом я осознал, что вспоминаю свой собственный опыт.

Я находился в двух местах одновременно. Это произошло однажды ночью в горах Северной Мексики. Весь день мы с доном Хуаном собирали растения. Когда мы остановились на ночлег, я буквально валился с ног от усталости, как вдруг с порывом ветра из темноты прямо передо мной возник дон Хенаро, чуть до смерти меня не перепугав.

Сначала у меня возникло подозрение. Я решил, что дон Хенаро все время прятался в кустах, ожидая пока стемнеет, чтобы столь пугающим образом появиться из ниоткуда. Но, глядя на то, как он скачет вокруг, я заметил, что этой ночью он какой-то уж очень странный. Было в нем что-то не то, что-то вполне осязаемое и реальное, но в то же время такое, чего я никак не мог ухватить.

Он шутил и плясал вокруг, производя действия, которые мой рассудок отказывался принимать. Дон Хуан хохотал, как идиот, по поводу моего крайнего замешательства. В подходящий с его точки зрения момент, он сдвинул уровень моего осознания и в течение некоторого времени я видел дона Хуана и дона Хенаро как сгустки света. Хенаро не был тем доном Хенаро из плоти и крови, с которым я общался, находясь в состоянии нормального осознания. Передо мной было его тело сновидения. Я знал это наверняка, так как видел его как светящийся шар, парящий в пространстве. Он не касался земли, как дон Хуан, а как бы готовился к полету, зависнув в воздухе на высоте полуметра от земли. Создавалось впечатление, что он вот-вот умчится прочь.

Вспоминая это событие, я осознал, что той ночью сделал кое-что еще: внезапно у меня возникло знание, что для того, чтобы добиться сдвига точки сборки, мне следует вращать глазами. Своим намерением я мог настроить эманации, позволяющие видеть Хенаро как сгусток света, а мог настроить другие и видеть его как нечто потустороннее, неизвестное, странное.

Глаза странного Хенаро зловеще светились, подобно глазам зверя, рыщущего во тьме. Но они все же оставались при этом глазами. Я не видел их как точки янтарного света.

В ту ночь дон Хуан сказал, что Хенаро собирается помочь моей точке сборки сдвинуться очень глубоко, поэтому мне следует имитировать его движения и вообще повторять все, что он делает. Хенаро отставил зад, а потом с силой двинул тазом вперед. Жест, по моему мнению, получился весьма непристойный. Словно танцуя, Хенаро повторял его снова и снова.

Дон Хуан подтолкнул меня, побуждая следовать примеру Хенаро. Я подчинился, и вот уже мы вдвоем носились вокруг, выполняя этот гротескный жест. Через некоторое время у меня возникло ощущение, что тело мое выполняет его самостоятельно, без участия того, что кажется мне моим истинным «я». Постепенно разделение между моим телом и моим истинным «я» становилось все более и более ярко выраженным. В конце концов, я обнаружил, что смотрю со стороны на дурацкую сцену, в которой два мужика делают друг перед другом похотливые жесты.

Я увлеченно наблюдал за происходящим и вдруг понял, что один из тех двоих – я. И тут же что-то потянуло меня, и я вновь оказался тем самим собой, который синхронно с Хенаро двигал тазом взад-вперед. Почти сразу же я заметил, что еще один человек стоит рядом с доном Хуаном и за нами наблюдает. Его обдувал ветер, я видел, как шевелятся волосы на его голове. Он был обнажен и казался смущенным. Ветер скапливался вокруг него, словно защищая или наоборот, пытаясь унести его прочь.

То, что этот другой человек – тоже я, дошло до меня не сразу. Когда же это, наконец, произошло, я испытал самый сильный в своей жизни шок. Неуловимая физическая сила разделила меня, словно я состоял из волокон. Я снова смотрел на себя. Тот я, на которого я смотрел, скакал вместе с Хенаро и бросал изумленные взгляды на того я, который наблюдал. И в то же время я смотрел на голого человека, который был мной и в изумлении разглядывал меня, занятого выполнением непристойных движений синхронно с Хенаро. Мой шок был настолько силен, что я сбился с ритма движений и упал.