Язык и речь, код и сообщение

Когда утверждают, что данный язык содержит 34 фонемы, то имеют в виду, что говорящий при построении своего выска­зывания постоянно должен делать выбор между 34 единицами второго членения, чтобы образовать означающее, соответству­ющее сообщению, передать которое и является его целью: так, если я хочу сказать c'est une bonne biere, я употребляю в начале слова biere именно /b/, а не /р/, или /t/, или какую-либо иную из фонем, имеющихся во французском языке. Однако когда го­ворят, что высказывание состоит из 34 фонем, то имеют в виду, что это высказывание разложимо на 34 последовательных элемента, каждый из которых может быть идентифицирован в качестве определенной фонемы; однако это вовсе не означает, что все 34 последовательные единицы различаются между собой: высказывание c'est une bonne biere /s et tin bon bier/ «это хорошее пиво» включает 12 фонем в том смысле, что оно состоит из двенад­цати последовательных элементов, каждый из которых можно идентифицировать как ту или иную фонему; но в этом высказы­вании фонема /n/ употреблена дважды, то же относится и к фоне­мам /b/ и /е/, и, таким образом, в целом здесь использованы только девять различных фонем. Сказанное в отношении фонем справед­ливо и в отношении сложных единиц с той лишь разницей, что невозможно установить, сколько монем или сколько слов содер­жится в данном языке: так, в предположении le garcon a pris le verre «мальчик взял стакан» насчитывается шесть последова­тельных монем, но только пять различных.

Необходимо тщательно отличать языковые явления различ­ных уровней, участвующие в высказывании, от языковых явлений, составляющих своего рода инвентарь, имеющийся в распоряжении лица, которое собирается вступить в общение. В задачу лингви­ста не входит ни выяснение того, где сосредоточен у говорящего указанный инвентарь, ни объяснение явлений, способствующих тому, что говорящий производит четкий отбор, отвечающий потребностям общения. Однако лингвист с необходимостью пред­полагает существование некоторой организации психофизиоло­гического порядка/которая в период усвоения ребенком родного языка или позднее, в процессе обучения второму языку, обуслов­ливается сообразное нормами того или иного языка возможностями

членения данных опыта, а также возможностями коммуникации и отбора тех или иных единиц для данного отрезка высказывания. Эта обусловленность, собственно, и представляет собой язык. Язык же находит свое единственное проявление в речи или, если угодно, в речевых актах. Но речь, речевые акты не составляют языка. Традиционное противопоставление языка и речи может быть выражено также и противопоставлением между кодом и сообщением, причем код понимается как организация, на основе которой возможно составление сообщения и путем сравнения с которой всех единиц сообщения распознается смысл послед­него.

Такое различие языка и речи, в целом чрезвычайно полезное, может навести на мысль о том, что речь и язык обладают неза­висимыми организациями, в связи с чем можно, например, предположить существование лингвистики речи наряду с лингви­стикой языка. Однако нетрудно убедиться в том, что речь пред­ставляет собой лишь конкретизацию языковой организации. Только в результате изучения фактов речи, как и существующей реакции слушателей, мы можем изучить язык, Для этого необ­ходимо отвлечься от таких моментов, как тембр голоса говоря­щего, который, будучи фактом речи, не составляет языка, т. е. не относится к тем коллективным навыкам, которые приобре­таются в процессе усвоения языка.

1—19. Каждая единица предполагает отбор

Одни языковые явления обнаруживаются в результате ис­следования данного высказывания, другие же — путем сравне­ния различных высказываний. Как те, так и другие относятся к фактам языка. Возьмем, например, высказывание c'est une bonne biere /s et tin bon bier/ «это хорошее пиво». Предположим, что членение этого высказывания на монемы и фонемы произ­ведено и отражено в транскрипции; далее можно приступить к выявлению фактов языковой структуры и констатировать, в частности, что /bon/ может встречаться после /un/ и перед /bier/, что фонема /г/ может находиться в конце высказывания, а фонема /n/ — в конце монемы и т. д. Все эти моменты составляют часть правил, в соответствии с которыми производится членение данных общественного опыта во французском языке, и эти правила при­надлежат языку. Лингвист в этом случае на основе весьма про­стого исследования распределения единиц в звуковой цепи данного высказывания может выявить целый ряд языковых особенностей. И если мы в состоянии сказать кое-что в отношении комбинаторных возможностей единицы /bon/, то это обусловлено лишь выводом об автономности данного сегмента, отличного от /un/ и /bier/. Предварительно необходимо было констатировать, что /bon/ в данном контексте представляет собой одну из единиц отбор а из некоторого числа допустимых определений; сопоставление с

другими высказываниями, имеющими место во французском языке, показало, что в тех контекстах, где фигурирует /bon/, встре­чаются также /ekselat/ (excellente «отличное»), /movez/ (mauvaise «плохое») и т. п. Отсюда следует, что процесс отбора, результатом-которого явилось устранение возможных в этом же контексте • (т. е. между /un/ и /bier/), но в данном случае нежелательных слов-конкурентов, был до некоторой степени осознанным. Когда слу­шатель говорит, что он понимает по-французски, это, в частности, означает, что он в состоянии на основании своего опыта иденти­фицировать последовательные единицы отбора, произведенного говорящим, что он распознает в звучании /boп/ единицу отбора, отличную от /un/ и /bier/, и что он не исключает, что употребление единицы отбора /bon/ вместо /movez/ оказывает влияние на его-реакцию.

Аналогичные выводы могут быть сделаны также и в отно­шении фонем: мы можем сказать нечто о комбинаторных возмож­ностях /п/, входящего в состав комплекса /bon/, а именно что /n/ интерпретируется как особая различительная единица, отличная от /o/, предшествующего этому /n/ в указанном комплексе. Далее констатируется, что /n/ соответствует особой единице отбора, произведенного говорящим независимо от его сознания, ибо на месте /n/ могло бы стоять /t/ в /bot/, например в слове botte со значением «удар», или же /s/ в /bos/, например в слове bosse «шишка», как и /1/ в /bol/ или /f/ в бессмысленном, хотя и отве­чающем орфоэпическим нормам звучании /bof/.

Не вызывает сомнения, что отбор, производимый говорящим в любое мгновение речи, является мотивированным. Очевидно, характер опыта, накопленного в результате общения, делает более вероятным обращение говорящего к слову /bon/, чем к слову /movez/, и к слову /bier/, чем к слову /limonad/; именно потому, что по смыслу в данном случае подходит звучание /bon/, говорящий избирает конечное /п/, но не /t/, /s/ или /1/. Впрочем, разве может быть немотивированным отбор? Не следует также думать, что при отборе монем проявляется большая «свобода», чем при отборе фонем.

1 — 20. Контрасты и оппозиции

Замечено, что языковые единицы, будь то знаки или фонемы, характеризуются двумя типами отношений: с одной стороны, зафиксированы: отношения, выступающие в так называемом син­тагматическом плане и доступные непосредственному наблюдению; таковы, например, отношения между /bon/ и сосед­ними единицами речевой цепи, а именно /un/ и/ bier/ или между /n/ и соседним /o/ (предшествующим ему в /bon/) и /u/ (в /un/). Когда речь идёт о подобных соотношениях, имеет смысл говорить о контрастах. С другой стороны, существуют определен­ные отношения между единицами, которые способны выступать

в одном и том же контексте, но которые по крайней мере в этом контексте являются взаимоисключающими; такие отношения называются парадигматическими и определяются как оппозиции; так, слова bonne, excellente, mauvaise, способные фигурировать в параллельных контекстах, находятся в оппозиции по отношению друг к другу; то же можно сказать, например, о прилагательных со значением цвета, каждое из которых может находиться между комплексами le livre и... а disparu «книга... исчезла». Отношения оппозиции существуют между /п/, /t/, /s/ и /1/, каждое из которых может находиться в конце звучания после комплекса /bo-/.

£. КУРИЛОВИЧ ЛИНГВИСТИКА И ТЕОРИЯ ЗНАКА¹

Термин «семантика» вопреки своей этимологии обычно при­меняется к науке, которая занимается значениями (смыслом) только языковых форм ². Ф. де Соссюр, который ощущал, необхо­димость в новом термине для названия общей теории знака, предложил термин «семиология» V По отношению к лингвистике и к другим социологическим наукам семиология должна занимать такое же место, какое занимает физика по отношению к естественг ным наукам. Различные теоремы лингвистики должны представ* лять собой результат применения семиологии к конкретному частному случаю знаковой системы — к человеческому языку.

Чтобы обнаружить основной слой, относящийся к общей теории знака, следовало бы сопоставить семантику с другими на­уками, которые занимаются любыми функциями (а не только сим^ волическими). Однако при современном состоянии исследований такие сопоставления оказались бы бесплодными. Даже лингвис­тика, эта наиболее систематичная наука среди социальных наук, еще не имеет, несмотря на усилия К. Вюлера, Ю. Лазициуша, Ломана и других, отчетливой иерархии своих аксиом. С первых же шагов всякой попытке сопоставления препятствуют различия не только в методах, применяемых специальными науками, но и в анализируемом материале —то глобальном и непрерывном, то фрагментарном и дискретном.

Наблюдающийся в последние двадцать лет прогресс в фоно­логии продвинул развитие теории знака вперед. Основная заслуга фонологии в этом отношении состоит в том, что она ввела понятия противопоставления (оппозиции) и корреля­ции. Эти понятия идентичны понятиям, которые уже давно используются в области семантики (морфологии). Заметим только, что термин дер и в а ц и я, обозначающий отношение н е й-

J. Kurylowicz, Linguistique et theorie du signe, «Journal de Psychologies 1949, pp. 170—180. Перевод И. А. Мельчука.

⁸ Именно в этом смысле мы и будем употреблять в данной работе термин «семантика». Он относится одновременно и к лексике, и к грамматике — к мор­фологии в узком смысле слова и к синтаксису.

⁸ Ferdinand de Saussure, Gours de linguistique generate, 1922,

P- 33-

трально-негативное: позитивное, используется в пределах одной оппозиции (например, chateau: chatelet «замок»: «маленький замок») и, таким образом, точно соответствует термину корреляция, употребляемому в фонологии (например, [р] глухое: [b] звонкое).

Другая важная черта, общая для обеих областей — семанти­ческой и звуковой,— отношение между элементами одной и той же структуры (=комплекса), или синтаксис в широком смысле слова. Эта черта сначала не привлекала внимания лингви­стов, что объясняется невниманием к ней фонологии. Однако уже Л. Ельмслев и Ульдалль, которые в своем докладе на лингвистическом конгрессе в Копенгагене (1936) дали общий очерк глоссематики, подчеркнули глубокий параллелизм обеих областей (названных ими «плерематикой» и «кенематикой»), касающийся главным образом структур.

Впрочем, обычно не отмечалось, по крайней мере в явной форме, что общая теория знака, лежащая в основе теории язы­кового знака, не нуждается в том, чтобы выходить за пределы языка. Дело в том, что и звуковая область и семантическая область независимо от связывающего их отношения, составля­ющего самую сущность языка, представляют собой каждая в отдельности знаковую систему и, более того, систему гетеро­генную в отношении формы, содержания и функции знака.

В области звучания имеются элементарные подтипы, форма которых может быть исследована и описана методами, относя­щимися к физике и к физиологии. Функция этих подтипов не является ни в коей мере (и на этом следует настаивать) функцией семантического порядка, т. е. данные подтипы непосредственно не служат символами. Они служат для построения семантических единиц: корней, аффиксов и т. д. Именно эти единицы функцио­нируют в области семантики в качестве отдельных элементов внутри структур с семантической, функцией: слов и более сложных структур (словосочетаний и предложений). Иначе говоря, звуко­вые элементы служат для построения - семантических единиц, которые в свою очередь входят в качестве элементов в семанти­ческие структуры. Между расчленением семантической структуры на семантические единицы (элементы) и звуковым анализом последних лежит пропасть, которая дает возможность осознать, насколько глубоки различия между фонологией и семантикой.

Расстояние, разделяющее их, столь же велико, сколь и то, которое лежит между элементами архитектурного стиля и физико-химическими свойствами материала, использованного для какого-либо сооружения. И если, несмотря на это, звуковые и семанти­ческие системы обладают в области структуры рядом общих особенностей или даже идентичных черт, то приходится признать существование законов, справедливых не для какой-либо одной определенной системы, а вообще для систем, удовлетворяющих некоторым общим условиям.

Чтобы проиллюстрировать эти общие особенности, мы укажем на один закон, который действует в обеих областях,— звуковой и семантической. Этот хорошо известный (из элементарной логики) закон касается содержания и употребления (функции) понятий: чем уже сфера употребления, тем богаче содержание (смысл) понятия; чем шире употребление, тем беднее содержание понятия. Закон этот знаком и лингвистам. Обобщение и специализация зна­чения слова, суффикса и т. д. тесно связаны с расширением и сужением его. употребления. Аналог этого закона существует в звуковой системе; мы пытались проиллюстрировать это в статье «О понятии передвижения согласных».

Еще Н. Трубецкой показал, что так называемое привативное противопоставление фонем (т. е. противопоставление, которое нейтрализуется в известных условиях) создает тесную связь между двумя фонемами, одна из которых — позитивная — вы­ступает только в противопоставлении, а другая, негативно-нейтральная, выступает либо в противопоставлении (не­гативно), либо вне его (нейтрально). Наиболее известный пример — противопоставление [p]: [b], [t]: [d] и т. д., которое во многих языках функционирует как противопоставление глухих звонким. В отличие от [t], [р] и т. д. фонемы [d], [b] и т. д. обладают звонкостью, которая отсутствует у [t], [р| и т. д. Глухость последних воспринимается не как положительное качество, а как отсутствие звонкости: [р] определяется как губной взрывной, а [b] — как звонкий губной взрывной. Содержание, т. е. сумма важнейших характеристик, у [b] богаче, чем у [р]. Это различие отражается в употреблении указанных фонем. Так, в ряде языков (русском, польском, немецком) про­тивопоставление [р]: [b], [t]: [d] и т. д. в конце слова нейтра­лизуется и бывает представлено глухой фонемой. В начале слога это противопоставление, напротив, всегда сохраняется. Следова­тельно, имеются позиции, общие для глухих и звонких, и позиции, где допускаются только глухие. Отсюда следует, что сфера упот­ребления глухих превосходит сферу употребления звонких и что упомянутое отношение между содержанием и употреблением (фун­кцией) имеет место не только в области значений, но и в области звуков. Старая формула, применявшаяся ранее только к поня­тиям или к семантическим единицам, отныне применяется и к другим знакам — к фонемам.

Логический (семантический) закон соотношения между со­держанием и употреблением понятий становится семи о-логическим законом, относящимся к содержанию и упот­реблению знаков. Возникает вопрос, на какие существенные сходства обеих систем опирается этот закон, действующий как в фонологии, так и в семантике (морфологии).

Приведем таблицу, в которой обобщим сказанное выше.

Сводная таблица обеих (изоморфных) систем

Область Форма Содержание Употребление (функция) Структуры Классы

Семантическая Звуковая

Фонема Звуки

Смысл Фонема