Фактор интерпретации и вербальной обратной связи

Наши наблюдения за ходом арт-терапевтической работы с психиатрическими пациентами позволяют заключить, что фактор интерпретации и вербальной обратной связи играет большую роль. Это связано с тем, что тематическая группа, как правило, предполагает сравнительно высокий уровень вербальной активности ее членов. Помимо обязательных для тематических сессий обсуждений, нами нередко устраивались специальные дискуссии, помогавшие определить наиболее значимые для участников вопросы и интересы и оценить систему их отношений. Кроме того, в план работы включались тематические сообщения и выступления пациентов, делившихся своими впечатлениями, и другие виды деятельности, преимущественно вербального характера.

Конечно, нельзя было не считаться с наличием определенных препятствий и ограничений для продуктивного использования различных техник интерпретации

и вербальной обратной связи. Эти препятствия и ограничения были связаны с имеющимися у некоторых больных нарушениями мышления и коммуникативных возможностей, а также со снижением их активности вследствие психического заболевания. Определенное значение имело и то, что большинство больных принимали психотропные препараты, иногда вызывающие сонливость, сухость во рту, нейролепсию, связанные с ней затруднения речевой экспрессии и иные побочные эффекты.

С учетом этого при организации сессий мы старались не перегружать занятия анализом изобразительной продукции, но ограничивались сравнительно краткими комментариями больных к своим работам и обменом впечатлениями от рисунков и хода работы.

Основная задача использования различных видов интерпретации и вербальной обратной связи при работе с психиатрическими пациентами заключалась в том, чтобы получить доступ к их переживаниям и помочь им в осознании своего внутреннего мира и системы отношений. С учетом особенностей используемого подхода это осуществлялось не напрямую, а посредством изобразительной продукции, которая в большинстве случаев служила основным источником материала для последующих обсуждений и интерпретаций.

Учитывая специфику данной группы, мы избегали обсуждения тонких нюансов внутреннего мира больных и воздерживались от применения интерпретаций, характерных для психодинамического подхода. Арт-терапевт также стремился избежать прямого изложения своей интерпретации работ пациентов, поскольку это было чревато вторжением в их весьма хрупкое «Я», усилением зависимости от психотерапевта и навязыванием дискурсивных моделей, которые связаны культурным и профессиональным опытом ведущего. Было очевидно, что многие психиатрические пациенты и без того находятся в слишком сильной зависимости от мнения медицинских работников и используемых ими форм концептуализации психического опыта, что существенно искажает восприятие пациентами своих потребностей и переживаний. Поэтому минимизация вмешательства во внутриличностное пространство больных посредством отказа от прямых интерпретаций их рисунков представлялась наиболее корректной.

В то же время нельзя было не учитывать того, что многие душевнобольные характеризуются повышенной потребностью в получении поддержки со стороны психотерапевта и группы. Поэтому и в ходе общих обсуждений в группе, и при индивидуальном общении с некоторыми пациентами арт-терапевту нередко приходилось прибегать к использованию различных приемов их прямой поддержки в виде похвалы, советов, а также сообщения информации того или иного рода, включая и описание психотерапевтом своих собственных чувств и ассоциаций, связанных с рисунками пациентов и ходом работы. Все это служило укреплению отношений психотерапевта с участниками группы.

Иногда, особенно в тех случаях, когда больные затруднялись говорить в присутствии других членов группы, в качестве одного из вариантов вербальной обратной связи использовались художественные описания изобразительной продукции: мы предлагали больным создать на основе своих рисунков рассказ или попросту записать ряд связанных с ними ассоциаций. Для тех пациентов, кто отличался

выраженными дефензивными тенденциями и развитой способностью к интроспекции, такой вариант работ оказывался довольно продуктивным: он представлялся им более «безопасным», служил укреплению их личных границ, увеличению внутриличностной дистанции и самостоятельности. Кроме того, такой вид работы мог сопровождаться спонтанным осознанием больными различных аспектов своего внутреннего мира и системы отношений.

Иногда ключом к пониманию переживаний больного и основой для последующего продуктивного диалога могло служить название рисунка. Использование техники прояснения помогало подвести пациента к осознанию глубокого содержания изобразительной продукции. При этом чаще всего названия выбирались интуитивно.

Клинический пример. Примером этого может быть рисунок, созданный пациенткой 35 лет, впервые поступившей на лечение в дневной стационар с диагнозом «эндореактивная депрессия». Она замужем и имеет троих детей.

Рисунок выполнен в технике монотипии и назван ею «Подземное озеро капитана Немо». Выбирая название для своего рисунка, пациентка никак не связывала его со своими переживаниями и системой отношений. Когда началось обсуждение рисунка, то женщина рассказала, что состояние депрессии было вызвано, по ее мнению, эмоциональным потрясением — встречей во время летнего отдыха с интересным для нес человеком, сильной влюбленностью и последующим переживанием глубокой вины перед мужем и детьми, а также пересмотром многих привычных ценностей и представлений.

В процессе рассказа пациентку внезапно «осенило», и она заявила, что ее рисунок как раз отражает историю ее встречи с этим человеком и то сложное состояние, которое она в результате этого пережила.

На рисунке видно, что изображенная пациенткой пещера представляет собой замкнутое пространство, окруженное со всех сторон сводами коричневого цвета. Наверху же своды пещеры переливаются всеми цветами радуги, из-за того что в пещеру проникает некий источник света.

Пациентка предположила, что пещера может иметь несколько выходов. Один из них можно найти лишь блуждая по подземному лабиринту, он ведет на поверхность земли — в привычный для пациентки мир. Другой выход связан с погружением в озеро на корабле капитана Немо. При этом место всплытия корабля может быть самым неожиданным.

Таким образом, использование техники прояснения и проработки и осмысление названия рисунка помогли больной прийти к осознанию связи созданных ею образов со своим состоянием и сложившейся жизненной ситуацией. Более того, в результате обсуждения рисунка она также смогла прояснить некоторые причины своего депрессивного состояния и представить перспективы возможного выхода из него, ориентированные на разные жизненные «сценарии».

Один из рисунков, созданных позже пациенткой на тему «Прошлое, настоящее, будущее» (рис. 21), свидетельствует о том, что данный период жизни, связанный с заболеванием, посещением дневного стационара и работой в арт-терапевтической группе, явился временем глубокого осмысления системы своих отношений и цен-

Рис. 21. Прошлое, настоящие, будущее

ностей Прошлое воспринимается пациенткой как относительно счастливое время, связанное с воспитанием детей, когда она, однако, не осознавала смысла своей жизни за пределами материнской роли. Будущее же, хотя и наполненное множе­твом проблем (обозначенных знаками вопроса) и неопределенностью, характеризуется более четким представлением о своих жизненных приоритетах и большим разнообразием интересов и потребностей.

Катамнез этой пациентки свидетельствует об отсутствии у нее в последующем (по крайней мере три года спустя после завершения занятий в арт-терапевтическои группе) каких-либо продолжительных депрессивных эпизодов, которые могли бы служить причиной для возобновления лечения. Уровень психосоциальной адаптации пациентки был достаточно высок. Она продолжала жить с семьей, смогла найти новую, более интересную работу, а круг ее интересов и контактов расширился. В частности, ее стали гораздо больше, чем раньше, интересовать духовные вопросы.