Сага о людях из Лососьей долины 10 страница

Ньяль вошел в дом, а они поехали на Красные Оползни и стали там ждать. Оттуда
они могли увидеть, когда те поедут из Долины. День выдался солнечный и ясный.
Вот Траин со своими людьми едет по песчаному берегу из Долины. Ламби, сын
Сигурда, говорит:
— У Красных Оползней на солнце сверкают щиты. Наверно, там засада.
— Повернем вниз к реке, — говорит Траин, — тогда они направятся нам навстречу,
если у них есть к нам дело:
И они повернули вниз к реке. Скарпхедин сказал:
— Раз они свернули с пути, значит увидели нас. Нам теперь остается только бежать
вниз, им наперерез.
Кари сказал:
— Многие на нашем месте остались бы в засаде, а не пошли бы им навстречу: ведь
их восемь, а нас пятеро.
Они побежали вниз к реке и увидели ниже себя ледовый мост. Они решили
переправиться по нему. Траин и его люди остановились перед этим мостом на льду.
Траин сказал:
— Что этим людям нужно? Их пятеро, а нас — восемь.
Ламби, сын Сигурда, сказал:
— Я думаю, что они не побоялись бы напасть на нас, даже если бы нас было девять.

Траин сбросил с себя плащ и снял шлем.
У Скарпхедина, когда они бежали к реке, лопнул ремень на обуви, и он
остановился.
— Ты что там мешкаешь, Скарпхедин? — спросил Грим.
— Ремень завязываю, — сказал тот.
— Бежим вперед, — сказал Кари, — он нас догонит. И они быстро побежали к
ледовому мосту. Завязав ремень, Скарпхедин вскочил и поднял секиру. Он побежал
прямо к реке, но она была такой глубокой, что ее нигде было не перейти. Лед у
другого берега был толстый и гладкий, как стекло, и Траин со своими людьми стоял
посредине льдины. Скарпхедин перепрыгнул через незамерзшую реку и покатился на
ногах по льду. Лед был очень гладкий, так что он мчался, как птица. Траин только
собрался надеть шлем. Но Скарпхедии подоспел раньше, ударил его по голове
секирой, которая называлась Великанша Битвы, и разрубил ему голову до зубов, так
что они упали на лед. Все это произошло так быстро, что никто его не тронул, и
он стремглав покатился дальше. Тьёрви кинул ему под ноги щит, но он перепрыгнул
через него, устоял на ногах и докатился до берега. Тут к нему подбежал Кари и
остальные.
— Молодец! — говорит Кари.
— Теперь ваш черед, — говорит Скарпхедин. Тогда они кинулись на врагов. Грим и
Хельги высмотрели Храппа и сразу же бросились на него. Храпп хотел было ударить
Грима секирой, но Хельги увидел это и ударил Храппа по руке так, что отсек ее, и
секира упала. Храпп сказал:
— Полезное ты сделал дело, потому что многим людям эта рука принесла вред и
смерть.
— Теперь тебе настал конец, — сказал Грим и пронзил его копьем. Храпп упал и
испустил дух.
Тьёрви пошел на Кари и метнул в него копье, но Кари подпрыгнул, и копье
пролетело у него под ногами. Тогда Кари кинулся на Тьёрви и ударил его мечом в
грудь, так что меч глубоко вошел в тело, и тому сразу же пришел конец. Тогда
Скарпхедип схватил Гуннара, сына Ламби, и Грани, сына Гуннара. и сказал:
— Я поймал двух щенков! Что с ними делать?
— Делай что хочешь, — говорит Хельги, — можешь убить их обоих, если есть
желание.
— Что-то не хочется мне, — говорит Скарпхедин, — и помогать Хёгни, и убивать его
брата.
— Настанет час, — говорит Хельги, — когда ты пожалеешь, что не убил его, потому
что он никогда не будет тебе верен, как и остальные, что сейчас здесь.
Скарпхедин говорит:
— Не боюсь я их.
И они оставили в живых Грани, сына Гуннара, Гуннара сына Ламби, Ламби, сына
Сигурда, и Лодина.
Потом они поехали домой, и Ньяль спросил их, что произошло. Они все подробно
рассказали ему. Ньяль сказал:
— Большое это событие. Но очень может быть, что из-за него погибнет один из моих
сыновей, а то и несколько.
Гуннар, сын Ламби, перевез тело Траина на Каменистую Реку и там его похоронили.
XCIII
Кетиль из Леса был женат на дочери Ньяля Торгерд и был братом Траина. Он
оказался в трудном положении и поехал к Ньялю. Он спросил Ньяля, собирается ли
тот платить виру за убийство Траина. Ньяль ответил:
— Я хочу заплатить так, чтобы все были довольны. И мне хотелось бы, чтобы ты
уговорил своих братьев, которые имеют право на виру, принять ее.
Кетиль сказал, что охотно сделает это, и поехал сначала домой. Вскоре после
этого он пригласил всех своих братьев в Конец Склона. Там он начал их
уговаривать, и Хёгпи помогал ему в этом. Дело кончилось тем, что были выбраны
судьи и назначено место встречи. За убийство Траина была положена вира, и все
получили деньги, как им полагалось по закону. Затем обе стороны обещали
соблюдать мир и подтвердили это клятвами. Ньяль щедро заплатил виру. Некоторое
время все было спокойно.
Однажды Ньяль поехал в Лес, и они проговорили с Кетилем целый день. Вечером
Ньяль вернулся домой, и никто не узнал, о чем они разговаривали. Затем Кетиль
поехал на Каменистую Реку и сказал Торгерд:
— Я очень любил брата моего Траина и хочу доказать это: я предлагаю взять на
воспитание Хёскульда, сына Траина.
— Я согласна, — сказала она, — если только ты сделаешь все, что сможешь, для
этого мальчика, когда он вырастет. Ты отомстишь за него, если его убьют. Ты дашь
ему денег на вено, когда он будет жениться. Поклянись в этом.
Он согласился. И вот Хёскульд переехал к Кетилю и некоторое время жил у него.
XCIV
Однажды Ньяль поехал в Лес. Его приняли хорошо, и он заночевал там. Вечером
Ньяль позвал к себе мальчика Хёскульда, и тот сразу пошел к нему. У Ньяля на
пальце был золотой перстень, и он показал его мальчику. Тот взял перстень,
посмотрел па него и надел себе на палец. Ньяль спросил:
— Хочешь, я подарю тебе этот перстень?
— Хочу, — говорит мальчик.
— Знаешь ли ты, — говорит Ньяль, — кто убил твоего отца?
Мальчик отвечает:
— Я знаю, что его убил Скарпхедин, но незачем нам об этом вспоминать, ведь был
заключен мир и сполна заплачена вира.
— Твой ответ, — говорит Ньяль, — лучше моего вопроса. Ты станешь хорошим
человеком.
— Я рад твоему предсказанию, — говорит Хёскульд, — я ведь знаю, что ты видишь
будущее и никогда не обманываешь.
Ньяль говорит:
— Я хочу предложить тебе: давай я возьму тебя на воспитание.
Хёскульд сказал, что примет от Ньяля все, что тот ему предложит.
Дело кончилось тем, что Хёскульд переехал к Ньялю, своему новому приемному отцу.
Ньяль заботился о том, чтобы с мальчиком не случилось ничего худого, и очень его
любил. Сыновья Ньяля всегда водили его за руку и старались доставить ему
радость.
Пришло время, и Хёскульд вырос. Он был высок ростом и силен, очень хорош собой,
и у него были красивые волосы. Он был приветлив, щедр, сдержан, прекрасно владел
оружием, всегда хорошо говорил о людях, и все его очень любили. Сыновья Ньяля и
Хёскульд никогда не расставались.
XCV
Жил человек по имени Флоси. Его отцом был Торд Годи Фрейра, сын Эцура, внук
Асбьёрна, правнук Бьёрна Бычья Кость. Матерью Флоси была Ингунн, дочь Торира с
Осинового Холма, внучка Хамунда Адская Кожа, правнучка Хьёра, праправнучка
Хальва, который предводительствовал своими витязями, прапраправнучка Хьёрлейва
Женолюба. Матерью Торира была Игнунн, дочь Хельги Тощего, который занял землю на
Островном Фьорде. Флоси был женат на Стейнвёр, дочери Халля с Побережья. Она
была рождена вне брака. Ее матерью была Сёльвёр, дочь Херьольва Белого.
Флоси жил на Свиной Горе и был очень знатным человеком. Он был высок ростом,
силен и честолюбив. Его брата звали Старкад. Он был сводным братом Флоси.
Матерью Старкада была Траслаут, дочь Торстейна Воробья и внучка Гейрлейва, а
матерью Траслауг была Унн, дочь Эйвинда Окуня, первопоселенца, и сестра Модольва
Мудрого. У Флоси были братья Торгейр, Стейн, Кольбейн и Эгиль. Дочь Старкада,
брата Флоси, звали Хильдигунн. Она была очень красива собой, и работа у нее
спорилась. Она была такой искусницей в рукоделии, что мало кто из женщин мог
сравниться с ней. Она была крута нравом и, когда нужно, очень храбра.
XCVI
Жил человек по имени Халль, а по прозвищу Халль с Побережья. Он был сыном
Торстейна и внуком Бёдвара. Мать Халля Тордис была дочерью Эцура, внучкой
Хродлауга, правнучкой ярла Рёгнвальда из Мери, праправнучкой Эйстейна Гремушки.
Халль был женат на Йорейд, дочери Тидранди Мудрого, внучке Кетиля Грома,
правнучке Торира Глухаря из Верадаля. Братьями Йорейд были Кетиль Гром из Залива
Ньёрда и Торвальд, отец Хельги, одного из сыновей Дроплауг. Сестру Йорейд звали
Халлькатла, она была матерью Торкеля, сына Гейтира, и Тидранди. У Халля был брат
Торстейн, по прозвищу Пузатый. Он был отцом Коля, которого потом Кари убил в
Уэльсе. Сыновьями Халля с Побережья были Торстейн, Эгиль, Торвард, Льот и
Тидранди, про которого рассказывают, что его погубили дисы.
Жил человек по имени Торир, а по прозвищу Торир из Хольта. Его сыновьями были
Торгейр Ущельный Гейр, Торлейв Ворон и Торгрим Большой.
XCVII
Теперь надо рассказать о том, что Ньяль сказал однажды Хёскульду:
— Хотелось бы мне женить тебя, сынок.
Тот сказал, что это ему по душе, попросил Ньяля взяться за сватовство и спросил,
где он думает искать ему невесту. Ньяль ответил:
— У Старкада, сына Торда Годи Фрейра, есть дочь Хильдигунн. Это лучшая из всех
невест, которых я знаю.
Хёскульд сказал:
— Решай, отец. Я поступлю так, как ты хочешь.
— На ней мы и остановимся, — сказал Ньяль. Вскоре после этого Ньяль пригласил
поехать с ним сыновей Сигфуса, всех своих сыновей и Кари, сына Сёльмунда. Они
поехали на восток, на Свиную Гору, и там их хорошо приняли. На следующий день
Ньяль и Флоси начали разговор. Они поговорили о том и о сем, а потом Ньяль
сказал:
— Привело меня сюда одно дело: мы приехали сватать твою племянницу Хильдигунн.
— Кому? — спросил Флоси.
— Хёскульду, сыну Траина, моему воспитаннику, — сказал Ньяль.
— Хорошая мысль, — сказал Флоси, — хотя и велика опасность, что между вашим и
его родом разгорится вражда. А что ты можешь сказать о Хёскульде?
— О нем я могу сказать только хорошее, — сказал Ньяль. — А еще я дам столько
денег, сколько вы сочтете нужным, если примете наше сватовство.
— Позовем ее, — предложил Флоси, — и узнаем, нравится ли ей жених.
Ее позвали, и она пришла. Флоси сказал ей, что к ней сватаются. Она сказала, что
у нее большие помыслы, и прибавила:
— Я не знаю, как мне быть, ведь мне придется иметь дело с такими важными людьми,
а у этого человека нет годорда. А ты мне говорил, что ты не выдашь меня замуж за
человека без годорда.
— Достаточно и того, — сказал Флоси, — что ты не хочешь выходить за него замуж.
Тогда я не буду пускаться с ними в разговоры и откажу им.
— Я не говорю, — сказал она, — что не выйду замуж за Хёскульда, если ему добудут
годорд. Но иначе я не соглашусь.
Ньяль сказал:
— Тогда я прошу, чтобы мне дали три года сроку.
Флоси согласился:
— Я ставлю еще одно условие, — сказала Хильдигунн. — Если брак состоится, то мы
будем жить здесь, на востоке.
Ньяль сказал, что пусть это решает Хёскульд. А Хёскульд сказал, что он верит
многим, но никому он не верит так, как своему воспитателю. И они поехали домой,
на запад.
Ньяль начал искать для Хёскульда годорд, но никто не хотел отдавать свой.
Наступает лето, а затем и время альтинга. В это лето на тинге было много
распрей. Многие по привычке ездили к Ньялю, но он давал такие советы, от которых
нечего было ждать толку, и все иски и защиты оказались неправильными. И пошли
большие раздоры оттого, что тяжбы не были решены, и люди разъехались с тинга по
домам, не помирившись.
Приходит время следующего тинга. Ньяль поехал на тинг, и сначала тинг шел
спокойно, пока Ньяль не сказал, что пора объявить о своих делах. Многие сказали,
что от этого будет мало толку, потому что никто не может добиться решения своего
дела, хотя ответчики и вызваны на тинг.
— Лучше мы попытаемся, — сказали они, — решить наши тяжбы копьем и мечом.
— Так нельзя, — сказал Ньяль. — Ничего хорошего не получится, если в стране не
будут соблюдаться законы. Но вы правы в своих жалобах, и это дело наше, людей,
которые знают законы и исправляют их, и следует найти выход. По-моему, было бы
хорошо нам, знатным людям, собраться и поговорить.
И они пошли в судилище. Ньяль сказал:
— Я обращаюсь к тебе, Скафти, сын Тородда, и к другим знатным людям! Мне
думается, что сложилось безвыходное положение, когда дело разбирается в суде
четверти и запутывается так, что его невозможно ни кончить, ни продолжать
разбирать дальше. По-моему, было бы хорошо, если бы у нас был пятый суд, где бы
разбирались дела, которые не смог решить суд четверти.
— Кого ж ты предложишь, — спросил Скафти, — в этот пятый суд? Ведь из прежних
годордов образуются суды четвертей, по три дюжины судей в каждой четверти.
— По-моему, хорошим выходом было бы учредить новые годорды: из каждой четверти
выбрать людей, которые больше всего подходят для того, чтобы быть годи, и
позволить всем, кто хочет, войти к ним в годорд.
— Нам этот совет правится, — говорит Скафти, — но какие же дела должны
разбираться в этом суде?
— Здесь должны разбираться дела, — отвечает Ньяль, — о всяких непорядках на
тинге, дела о лжесвидетельствах и неверных показаниях. Кроме того, здесь будут
разбираться те нерешенные дела, по которым судьи в судах четвертей не смогли
прийти к согласию. Все они будут направляться в пятый суд. Пятый суд станет
также разбирать дела о тех, кто давал или брал взятки. На этом суде должны будут
даваться самые сильные клятвы, и каждую клятву должны будут подкреплять двое,
которые будут своею честью отвечать за верность клятвы. Также, если одна сторона
ведет дело правильно, а другая неправильно, то дело должно решаться в пользу
тех, кто действет правильно. Дела должны разбираться здесь, как и в судах
четвертей, с той только разницей, что когда назначены четыре дюжины судей в
пятый суд, то истец должен отвести из числа судей шестерых, а ответчик — еще
шестерых. Если же ответчик не пожелает никого отвести, то истец должен отвести
всю дюжину. Если же истец этого не сделает, то весь суд будет неправильным,
потому что судить должны три дюжины судей.
После этого Скафти, сын Тородда, ввел закон о пятом суде и все остальное, что
было сказано. Потом люди пошли к Скале Закона. Были учреждены новые годорды. Вот
какие новые годорды были учреждены в северной четверти: годорд людей с Песков на
Среднем Фьорде и годорд людей с Лиственного Кряжа на Островном Фьорде.
Тогда Ньяль попросил внимания и сказал:
— Многим известно, что произошло между моими сыновьями и людьми с Каменистой
Реки. Люди знают, что мои сыновья убили Траина, сына Сигфуса. Но мы все же
помирились, и я взял на воспитание Хёскульда. Я посватал его, а чтобы жениться,
ему надо быть годи. Но никто не хочет отдавать свой годорд. Я хочу попросить
вас, чтобы вы разрешили мне учредить новый годорд на Белом Мысу для Хёскульда.
Все согласились на это. После этого он учредил новый годорд для Хёскульда, и с
тех пор того стали называть Хёскульд, годи Белого Мыса.
Затем люди стали разъезжаться с тинга по домам.
Ньяль пробыл дома недолго и вскоре вместе с сыновьями поехал на восток, на
Свиную Гору. Он попросил Флоси отдать племянницу, и тот сказал, что сдержит свое
обещание. Хильдигунн посватали за Хёскульда и договорились о свадьбе. На этом
дело было кончено, и они поехали домой.
Потом они снова поехали, на этот раз на свадьбу. После празднества Флоси выделил
Хильдигунн ее долю и выдал ей все сполна.
Хёскульд с Хильдигунн поехали на Бергторов Пригорок и пробыли там год.
Хильдигунн и Бергтора ладили хорошо. А следующей весной Ньяль купил землю в
Оссабёре и дал ее Хёскульду. Хёскульд переехал туда, и Ньяль набрал ему людей.
Они все жили так дружно, что никто из них ничего не решал, не посоветовавшись с
другими. Хёскульд прожил долго в Оссабёре. Они заботились о чести друг друга, и
сыновья Ньяля всегда ездили с ним. Их дружба была такой тесной, что каждую осень
они приглашали друг друга к себе в гости и подносили друг другу богатые подарки.

Так прошло немало времени.

XCVIII
Жил человек по имени Лютинг. Его двор назывался Самов Двор. Он был женат на
Стейнвёр, дочери Сигфуса, сестре Траина, Лютинг был высок ростом, силен, богат и
крут нравом.
Однажды случилось, что у Лютинга на Самовом Дворе были гости: он пригласил к
себе Хёскульда и сыновей Сигфуса, и они все приехали. Еще там были Грани, сын
Гуннара, Гуннар, сын Ламби, и Ламби, сын Сигурда.
У Хёскульда, сына Ньяля, и его матери был двор Холм, и он всегда ездил туда с
Бергторова Пригорка через Самов Двор. У Хёскульда был сын по имени Амунди. Он
родился слепым, но был высок ростом и силен. У Лютинга было два брата. Одного
звали Халльстейн, другого — Халльгрим. Они всегда и везде затевали ссоры и
постоянно жили у своего брата, потому что никто больше не мог с ними ладить.
Однажды Лютинг был на дворе, но время от времени заходил в дом. Только он вошел
у дом, как следом со двора вошла женщина. Она сказала:
— Жаль, что вы не видели, как сейчас через двор проехала одна важная птица.
— О какой это важной птице, — спросил Лютинг, — ты говоришь?
— Хёскульд, сын Ньяля, проехал через двор, — сказала она. Лютинг сказал:
— Он часто проезжает через наш двор, и мне это не очень нравится. Поезжай-ка,
Хёскульд, со мной, если хочешь отомстить за своего отца и убить Хёскульда, сына
Ньяля.
— Не хочу я этого, — сказал Хёскульд, годи Белого Мыса, — я отплатил бы тогда
Ньялю, моему воспитателю, черной неблагодарностью. Пусть твое приглашение
принесет тебе несчастье!
Он выскочил из-за стола, велел подвести своих лошадей и поехал домой.
Тогда Лютинг сказал Грани, сыну Гуннара:
— Ты был при том, как убили Траина, и помнишь убийство, и ты также, Гуннар, сын
Ламби, и ты, Ламби, сын Сигурда. Я предлагаю, чтобы мы сегодня же вечером напали
на него и убили.
— Нет, — сказал Грани, — я не пойду против сыновей Ньяля и не нарушу договора,
который был заключен при посредничестве достойных людей.
То же самое сказали и сыновья Сигфуса, и все другие, и они решили уехать. Когда
они уехали, Лютинг сказал:
— Все знают, что я не получил никакой виры за своего шурина Траина. И я не
примирюсь с тем, что он не отомщен.
Он велел обоим своим братьям и трем работникам поехать с ним. Они пустились по
дороге, по которой должен был ехать Хёскульд, и стали поджидать его в засаде, к
северу от двора, в одной лощине. Они ждали до вечера. Наконец Хёскульд подъехал
к ним. Они выскочили с оружием в руках и набросились на него. Хёскульд защищался
так смело, что им никак было не одолеть его. Он ранил Лютинга в руку и убил
двоих из его людей, но в конце концов его убили. Они нанесли Хёскульду
шестнадцать ран, но голову ему не отрубили. Затем они поехали в леса, к востоку
от Кривой Реки, и спрятались там.
В этот же вечер пастух Хродню нашел Хёскульда мертвым, поехал домой и сказал
Хродню об убийстве ее сына. Она сказала:
— Не может быть, что его нет в живых. Разве голова отрублена?
— Нет, — сказал он.
— Поверю лишь, если сама увижу, — сказала она, — приведи мою лошадь и повозку.
Он так и сделал и собрал все, что было нужно в дорогу, и затем они поехали туда,
где лежал Хёскульд. Она осмотрела его раны и сказала:
— Я так и думала: он еще жив, а Ньяль может лечить раны и потяжелее этих.
Они взяли тело, положили его на повозку и поехали к Бергторову Пригорку. Там они
внесли Хёскульда в овчарню и посадили, прислонив к стене. Затем оба пошли к дому
и постучали в дверь. На стук вышел работник, и Хродню прошла мимо него прямо в
каморку, где спал Ньяль. Она спросила, не спит ли он. Он сказал, что спал, но
сейчас проснулся, и спросил:
— Зачем ты пришла так рано?
Хродню сказала:
— Вставай с постели, оставь мою соперницу и выйди на двор. Пусть выйдет и она, и
твои сыновья.
Они встали и вышли из дома. Скарпхедин сказал:
— Возьмем с собой оружие.
Ньяль ничего на это не сказал, и они вернулись в дом и вышли с оружием. Хродню
шла впереди и привела их к овчарне. Она вошла внутрь и попросила их пройти за
ней. Она подняла светильник и сказала:
— Вот твой сын Хёскульд, Ньяль! Он весь изранен, и ему нужна помощь.
Ньяль сказал:
— Признаки смерти вижу я на его лице, а не признаки жизни. Почему ты не закрыла
ему ноздри?
— Я хотела, чтобы это сделал Скарпхедин(14), — сказала она. Скарпхедин подошел к
Хёскульду и закрыл ему ноздри. Затем он спросил отца:
— Кто, по-твоему, убил его?
Ньяль ответил:
— Наверно, его убили Лютинг из Самова Двора и его братья.
Хродню сказала:
— Я поручаю тебе, Скарпхедин, отомстить за брата, и я жду, что хотя он и не
рожден в браке, ты поступишь как должно и отдашь этому все силы.
Бергтора сказала:
— Странные вы люди! Убиваете людей, когда у вас на то нет причин, а сейчас
будете жевать жвачку, пока дело так ничем и не кончится: ведь эта весть сейчас
же дойдет до Хёскульда, годи Белого Мыса, он предложит вам виру и помириться, и
вам придется согласиться. Если вы вообще хотите действовать, то действуйте
сейчас же.
Скарпхедин сказал:
— Вот и мать подстрекает нас законным подстрекательством(15).
И они выбежали из овчарни. Хродню пошла домой с Ньялем и осталась там на ночь.
XCIX
Теперь надо рассказать о Скарпхедине и его братьях. Они направились к Кривой
Реке. Скарпхедин сказал:
— Постоим и послушаем. Затем он сказал:
— Тише! Я слышу там, у реки, голоса. Кого вы берете на себя — Лютинга или двух
его братьев?
Они сказали, что предпочитают взять на себя одного Лютинга.
— Для нас он всего важнее, — сказал Скарпхедин. — Плохо будет, если он уйдет от
нас. И думаю, он скорее всего не уйдет, если я возьму его на себя.
— Когда подберемся к нему поближе, постараемся прицелиться так, чтоб ему не уйти
от нас, — сказал Хельги.
Затем они пошли туда, где Скарпхедин слышал человеческие голоса, и увидели, что
у ручья стоят Лютинг и его братья. Скарпхедин перепрыгивает на другой берег,
покрытый галькой. Там стоит Халльгрим с братьями. Скарпхедип ударяет мечом
Халльгрима по бедру так, что сразу же отсекает ногу, а другой рукой хватает
Халлькеля. Лютинг хочет ударить Скарпхедина копьем, но тут подоспел Хельги и
подставил щит, и копье застряло в нем. Лютинг поднял камень и кинул его в
Скарпхедина, так что тот отпустил Халлькеля. Халлькель хочет взбежать на склон,
покрытый галькой, но при этом падает на колени. Скарпхедин кидает в него секиру
и разрубает ему спину. Лютинг пускается наутек, но Грим и Хельги бросаются
следом и оба наносят ему раны. Лютинг кидается от них в реку, добирается до
своих лошадей и скачет в Оссабёр.
Хёскульд был дома и сразу же вышел к нему. Лютинг рассказал ему, что случилось.
— От тебя можно было этого ожидать, — говорит Хёскульд. — Безрассудный ты
совершил поступок. Правильно говорится, что недолго радуется рука удару. Не
знаю, уцелеешь ли ты.
— Верно, — говорит Лютинг, — я едва спасся, я все же хочу, чтобы ты помирил меня
с Ньялем и его сыновьями и чтобы я сохранил свое добро.
— Пусть будет по-твоему, — говорит Хёскульд. Затем Хёскульд велел оседлать
своего коня и поехал на Бергторов Пригорок с пятью спутниками. Сыновья Ньяля уже
вернулись и легли спать. Хёскульд разыскал Ньяля, и они начали разговор.
Хёскульд сказал Ньялю:
— Я приехал сюда просить за моего родича Лютинга, Он совершил тяжкое
преступление против вас: нарушил мир и убил твоего сына.
Ньяль сказал:
— По-моему, Лютинг уже поплатился за это смертью своих братьев. Если я и веду
разговоры о мире, то только из дружбы к тебе. И ставлю условием мира, чтобы за
убийство братьев Лютинга вира не платилась. Лютинг не получит также виры за свои
раны, но заплатит полную виру за Хёскульда.
Хёскульд сказал:
— Я бы хотел, чтобы ты один рассудил это дело.
Ньяль ответил:
— Быть по-твоему.
— Может, ты хочешь, чтобы при этом были твои сыновья? — спросил Хёскульд. Ньяль
ответил:
— Это нас к миру не приблизит. Но мир, который я заключу, они будут соблюдать.
Тогда Хёскульд сказал:
— Так и порешим, а ты обещай Лютингу, что твои сыновья не будут мстить ему.
— Хорошо, — сказал Ньяль. — Я хочу, чтобы он заплатил две сотни серебра за
убийство Хёскульда. Жить он может оставаться на Самовом Дворе, но я думаю, что
ему было бы лучше продать свою землю и уехать. Ни я, ни мои сыновья мира не
нарушим, но может статься, что найдется в этих местах кто-нибудь другой, кого
ему следует остерегаться. Если же тебе кажется, будто я изгоняю его из этих
мест, то пусть он остается здесь, но тогда ему грозит большая опасность.
Хёскульд уехал домой. Сыновья Ньяля проснулись и спросили отца, кто это
приезжал, а он ответил им, что это был Хёскульд, его воспитанник.
— Он, верно, просил за Лютинга, — сказал Скарпхедин.
— Да, — сказал Ньяль.
— Это плохо, — сказал Грим.
— Хёскульд не просил бы за него, — сказал Ньяль, — если б ты его убил, как
собирался.
— Не будем упрекать отца, — сказал Скарпхедии. Теперь надо сказать о том, что
этот мир между ними не был нарушен.
С
В Норвегии произошла смена правителей: ярла Хакона не стало, и его место занял
Олав, сын Трюггви. А конец ярлу Хакону пришел оттого, что раб Карк перерезал ему
горло в Римуле, в Гаулардале.
В то же время пришла весть о том, что в Норвегии сменилась вера. Народ оставил
старую веру, и конунг крестил западные страны — Шетландские, Оркнейские и
Фарерские острова.
Многие говорили в присутствии Ньяля, что оставить старую веру — это большое
святотатство. Ньяль сказал тогда:
— Мне представляется, что новая вера гораздо лучше, и благо тому, кто обратится
к ней. И если люди, которые учат этой вере, приедут сюда, то я горячо поддержу
их.
Он часто ходил один, сторонясь людей, и что-то бормотал про себя.
В ту же самую осень на востоке страны, в том месте Медведицына Фьорда, что
зовется Заливом Гаути, пристал корабль. Хозяина корабля звали Тангбрандом. Он
был сыном графа Вильбальдуса из Саксонии. Тангбрапд был послан в Исландию
конунгом Олавом, сыном Трюггви, чтобы проповедовать новую веру. Его сопровождал
исландец по имени Гудлейв. Он был сыном Ари, внуком Мара, правнуком Атли,
праправнуком Ульва Косого. А Ульв Косой был сыном Хёгни Белого, внуком Отрюгга,
правнуком Облауда, праправнуком Хьёрлейва Женолюба, конунга Хёрдалаида. Гудлейв
убил на своем веку немало народу, был бесстрашен и решителен.
На Медведицыном Мысу жили два брата. Одного из них звали Торлейвом, а другого
Кетилем. Их отцом был Хольмстейн, сын Эцура из Широкой Долины. Они созвали народ
и запретили людям торговать с пришельцами. Об этом узнал Халль с Побережья. Он
жил у Купальной Реки, на Лебедином Фьорде. С тремя десятками своих людей он
поехал к кораблю, сразу разыскал Тангбранда и спросил его:
— Что, плохо торгуете? Тот согласился.
— Вот зачем я к тебе приехал, — говорит Халль. — Я хочу вас всех пригласить к
себе и постараться наладить ваш торг. Тангбранд поблагодарил и отправился с ним.
Однажды осенью Тангбранд рано утром вышел во двор, велел расставить палатку и
стал петь в палатке обедню, притом очень торжественно, потому что был великий
праздник. Халль спросил Тангбранда:
— В честь кого сегодня праздник?
— Ангела Михаила, — отвечает тот.
— Каков он, этот ангел? — спрашивает Халль.
— Очень хорош, — отвечает Тангбрапд. — Он взвешивает все, что ты делаешь хорошо.

Халль говорит:
— Я бы хотел иметь его своим другом.
— Это возможно, — отвечает Тангбранд. — Обратись сегодня к нему и к Богу.
— Но я бы хотел поставить условием, — говорит Халль, — чтобы ты пообещал мне от
его имени, что он станет тогда моим ангелом-хранителем.
— Обещаю, — говорит Тангбранд.
Тогда Халль крестился со всеми своими домочадцами.
CI
Следующей весной Тангбранд отправился проповедовать христианство, и Халль поехал
вместе с ним. Они добрались через Лагунную Пустошь до Столбовых Гор. Там в то
время стоял двор Торкеля. Он больше всех поносил веру и вызвал Тангбранда па
поединок. Тангбранд вместо щита взял в бой распятие, и бой кончился тем, что
Тангбранд победил, убив Торкеля.
Оттуда они отправились в Роговый Фьорд и остановились в Городищенской Гавани, к
западу от Точильных Песков. Там стоял двор Хильдира Старого. У него был сын
Глум, который потом ездил поджигать двор Ньяля вместе с Флоси. Хильдир принял
новую веру вместе со всеми своими домочадцами. Оттуда они отправились в Горные
Дворы и остановились у Телячьей Горы. Там стоял двор Коля, сына Торстейна,
родича Халля. Он принял новую веру со всеми домочадцами. Оттуда они отправились
к реке Широкой. Там стоял двор Эпура, сына Хроальда, родича Халля. Он принял
неполное крещение. Оттуда они отправились на Свиную Гору, и Флоси принял
неполное крещение и пообещал поддержать их на тинге. Оттуда они отправились на
запад, в Лесные Дворы, и остановились в Церковном Дворе. Там стоял двор Сурта,
сына Асбьёрна, внука Торстейна, правнука Кетиля Глупого. Сурт и все эти его
предки были христианами. После этого они из Лесных Дворов отправились на Склон
Мыса. Тут весть об их поезде разнеслась повсюду,
Жил человек по имени Хедин Колдун. Его двор стоял в Старухиной Долине. Язычники
заплатили ему за то, чтобы он убил Тангбранда и перебил его спутников. Он
отправился на Орлиную Пустошь и совершил там большое жертвоприношение. Когда
Тангбранд поехал с востока, то под его конем разверзлась земля(16), но он успел
соскочить с коня и прыгнуть на край пропасти. Земля поглотила коня со всем, что
на нем было, и больше его не видели. Тут Тангбранд возблагодарил Бога.
Гудлейв искал Хедина Колдуна и нашел его на Орлиной Пустоши. Он преследовал его
до Старухиной Долины, и когда приблизился к нему, метнул в него копье и пронзил
насквозь.
CII
Оттуда они отправились в Проливные Острова и собрали там народ. Они стали
проповедовать новую веру, и Ингьяльд, сын Торкеля Навозного Жука, принял
крещение. Оттуда они отправились на Речной Склон и стали проповедовать там новую
веру. Против новой веры больше всех были Ветрлиди Скальд и его сын Ари, и
поэтому они убили Ветрлиди. Об этом сложена такая виса:
«Ветрлиди Скальд на юге
Жало брани направил
Прямо в ограду духа
Улля зуба кольчуги.
Но Гудлейв, воин удалый,
Ударом поверг Ветрлиди,
Молотом смерти разбил
Наковальню земли шелома(17)».
Оттуда Тангбранд отправился на Бергторов Пригорок. Ньяль со всеми домочадцами
принял новую веру, но Мёрд и Вальгард очень ей противились.
Оттуда они поехали на запад, через реку, в Ястребиную Долину и крестили там
Халля. Ему было тогда три года. Оттуда они отправились на Гримов Мыс. Там
Торвальд Хворый собрал против него народ и послал сказать Ульву, сыну Угги,
чтобы тот напал на Тангбранда и убил его. При этом он сказал вису:
Один сорочки Эндиля(18)
С просьбою шлет такою
К Ульву, сыну Угги, —
Другом он был мне верным,
Пусть поскорее с обрыва
Сбросит того, кто богов,
Как трус презренный, порочит,
Я же второго сброшу.
Ульв, сын Угги, сказал в ответ другую вису:
Просишь немало, пловец
Пролива влаги Вальгаллы,
Но клеть моего языка(19)
Не клюнет на эту наживку.
Меня не поймает на удочку
Седок скакуна океана,
Я живо заметил ловушку,
В коварных твоих уговорах.
— И я не собираюсь, — прибавил он, — загребать для него жар своими руками. Как
бы ему не подавиться своим языком.
После этого посланный отправился обратно к Торвальду Хворому и передал ему слова
Ульва. У Торвальда собралось много народа, и он предложил устроить засаду против
Тангбранда и Гудлейва на Пустоши Синих Лесов. Тангбранд и Гудлейв выехали из
Ястребиной Долины. Навстречу им попался всадник, который спросил, кто здесь
Гудлейв, и когда тот назвался, сказал:
— Благодари своего брата Торгильса с Дымных Холмов за весть, которую я передам
тебе: они устроили против тебя много засад, и Торвальд Хворый ждет тебя со
своими людьми у Конского Ручья на Гримовом Мысу.
— Мы все равно поедем к нему, — сказал Гудлейв. И они повернули вниз, к Конскому
Ручью. Торвальд был уже на другом берегу ручья. Гудлейв сказал Тангбранду:
— Вот он — Торвальд. Вперед, на него!
Тангбранд метнул в Торвальда копье, и оно пронзило его насквозь, а Гудлейв
ударил его мечом по плечу и отрубил руку, так что Торвальду тут же пришел конец.