Заключение новые партнеры родителей

Возможно, название этой книги «Между травмой и надеждой» зародило у некоторых читателей надежду, что я могу предложить один единственный путь, ведущий к исполнению ожиданий (как минимум одного из родителей), связанных с разводом, или путь, как избежать опасностей долгосрочных последствий развода. Думаю, что в какой-то степени я все же ответил на эти вопросы. Но проблема заключается в том, что ответы эти не могут быть однозначными, во всяком случае я иногда использую «если» или «но», относящиеся к условиям, которые невозможно предусмотреть, изменить или оценить заинтересованным читателем или читательницей.

В основе проблемы находится, с одной стороны, комплексность человеческой души и, с другой — само «происшествие развода». Каждый «акт» этого происшествия имеет собственную драматургию. Во всяком случае невозможно понять, что, как и почему происходит в каждом отдельном случае, если не знать, что было раньше. Также в какой бы то ни было момент драмы почти невозможно предсказать, как закончится пьеса. Потому что действие пишут сами исполнители. Важно, насколько велика их власть над теми событиями, которые происходят, и ответственность за них. Но все же свобода исполнителей ограничена: прошлым течением событий, которое невозможно стереть; определенными правилами (одна из психологических закономерностей), по которым возможность вариаций весьма ограниченна; другими исполнителями ролей, которые между тем преследуют также и другие цели; и, в-четвертых, своим собственным подсознанием. Только тот, кто понимает свою зависимость, имеет шансы достичь своих целей хотя бы частично. Из соображений социальной и психической зависимости я отказываюсь от того, чтобы закончить эту книгу своего рода «обзором» выгодных (или невыгодных) мероприятий, интервенций или тому подобного. Такие сопоставления несут в себе нечто вроде рецепта. Рецепт же можно прописать только тогда, когда есть возможность проконтролировать все имеющиеся факторы, участвующие в изменении процессов. Но перед нами не тот случай. И к 1бы желал, чтобы мне удалось при помощи как раз многих «если» и «но» донести до читателя хотя бы часть комплексной динамики этих процессов. Если же я все-таки должен ответить на вопрос, какие познания, вытекающие из моих обследований и моего личного опыта с детьми развода, матерями и отцами, кажутся мне особенно важными, я, оглянувшись назад, извлек бы четыре пункта и этим закончил бы настоящую книгу.

Во-первых, мать, которая воображает, что она разводом с мужем (для себя и для ребенка) сможет сделать как бы недействительным прошлое, если она в своем непонимании детской души ждет, что развод ничего не будет значить для ребенка, если она предается иллюзии, что отец будет делать то, что она себе представляет или просто растворится в воздухе и ребенок этого вообще не заметит или примет как должное и что она не будет испытывать жажды расплаты за собственные чувства ненависти и любви, не будет испытывать разочарования и страхов и поймет ли она, что в ней самой гораздо больше происходит, чем она хотела бы знать тл в чем ей хотелось бы признаться, — такая мать рано или поздно вынуждена будет осознать, что она превратилась из актера в статиста, что она поплатилась своими созидательными возможностями и что пьеса между тем, возможно, развилась в трагедию. То же самое происходит и с отцом, который стремится отрицать свою зависимость.

Во-вторых, вместо того чтобы давать рецепты, как могут упомянутые родители помешать тому, чтобы пьеса превратилась в трагедию, мне хочется посоветовать формулировку | «между травмой и надеждой» сделать своего рода «внутренним голосом», который постоянно будет напоминать о том, что всегда есть возможность из того, что до сих пор произошло, извлечь максимально хорошее, что всегда есть надежда предпринять что-то, что поможет детям и увеличит их шансы развития, и что с каждым необдуманным шагом — и относящимися к нему иллюзиями — возникает опасность, что и далее эти шансы будут ограничиваться. И еще кое-что должно стать ясным: чем раньше родители подумают о том, что произошло и еще может произойти, тем обнадеживающе будут абсолютные шансы развития ребенка развода. Но во многих случаях без профессиональной помощи сделать это невозможно.

В-третьих, часто повторяющийся вопрос: «Не лучше ли было бы для детей, чтобы родители, несмотря на конфликты, остались вместе или все же им лучше разойтись?» поставлен неправильно и в такой форме на него невозможно ответить. «Разводная драма» ребенка начинается уже задолго до самого развода, так что наблюдаемые реакции развода или ведущие назад, к разводу, долгосрочные последствия в большой степени представляют собой также объединение психических конфликтов и нарушений развития, которое записывается на счет констелляций отношений перед разводом. Иначе говоря, ответ следовало бы начать предложением: «Вначале, в любом случае, должно быть достигнуто примирение». Были случаи, когда мы понимали, что для ребенка было бы куда лучше, если бы родители уже много лет назад разошлись. И наоборот, было бы иллюзией надеяться, что развод ничего, кроме бальзама, не прольет на раны ребенка и он может пережить это событие без единого нарушения. Ликвидации переживаний развода не существует. Историю жизни невозможно зачеркнуть. Но при счастливых обстоятельствах (см. выше) ребенку может быть удастся так одолеть эту историю, что он сохранит свою жизнеспособность и способность быть счастливым.

В-четвертых, с позиции огромного значения для психического облегчения конфликтов и развития ребенка, которое имеет вторая взрослая (и мужская) доверенная персона рядом с матерью, напрашивается заключение, что, если матери удастся вступить в новое партнерство, то ребенку предоставится большой шанс. Действительно, многие результаты наших обследований указывают на то, что в новом счастливом партнерстве родителя, с которым живет ребенок, часто заключается просто огромный шанс для исполнения надежды в том, чтобы открыть ребенку лучшие возможности развития, чем те, которые у него были до сих пор. Создание новой семьи больше, чем любое другое вспомогательное мероприятие, может снова дать ребенку то, что он с такой болью потерял:

* мужчина, которого он сможет любить и быть им любимым, снова находится в его распоряжении;

* снова присутствует объект идентификации (прежде всего для мальчика) и любовный объект (для девочки), с которого ребенок может брать пример и обрести свое сексуальное тождество;

* доступный «третий объект» со всеми столь многозначащими функциями, которые относятся к триангулярной системе отношений;

* модель, которая доказывает, что всегда возможно новое начало и (гетеросексуальные) партнерские отношения могут функционировать. (Это же действительно — с обратными знаками — и для опекающего отца.) Если ребенку и новому партнеру удастся друг друга признать и друг другу понравиться, то с позиции детей такое новое партнерство может быть охарактеризовано только как «удачное». Но это не всегда удается. Недаром Бюлер и Кехеле назвали новый брак, наряду с разводом, одним из самых частых поводов для консультации у детских психиатров. Между тем в действительности слишком велики количество и высота барьеров, которые необходимо преодолеть, чтобы использовать шансы новой семьи. Комплексность вытекающих проблем, дифференцированный анализ их взаимодействия с психическими конфликтами и конфликтами отношений, которые проявляются в ходе развода и после него, выходят за рамки данной книги. Скажу только: создание новой семьи тоже не в состоянии зачеркнуть развода. И это также означает, что новый партнер может занять место, которое отец — в семье — больше не удерживает. Он не имеет права пытаться заменить отца или отношения, которые развились между отцом и ребенком после развода. Как мать, так и ее новый муж должны понимать, что они с их «новым началом» не могут исключить прошлого (матери). Они вынуждены будут и дальше существовать с этим прошлым, которое продолжает жить в виде отношений между ребенком и отцом. Новая семья — это семья минимум с четырьмя членами, что принесет с собой всем — ребенку, отчиму, матери и (отсутствующему) отцу — ощущаемые проблемы и конфликты. Однако только в этом случае могут исполниться надежды, связанные с новым союзом, и не только для ребенка, но и для матери в лице женщины.