Отцы, которые (больше) не показываются

Ошибочное действие господина М. — он никак не мог вспомнить причину последнего отказа матери — представляется теперь в ином свете. Это он сам, подсознательно, желал этого отказа. И ему посчастливилось — он смог это частично почувствовать, что и помогло ему увидеть трудности его отношений к Руди, проистекавшие не только от матери, но и в какой-то мере и от него самого (СНОСКА: По прошествии двух месяцев после начала консультаций ситуация отношений господина М. с Руди, а также и с его бывшей женой, заметно разрядилась. Спустя полгода, когда он приехал за Руди, он пригласил мать на чашку кофе. Через два дня она сама ему позвонила, чтобы впервые спросить, не может ли он в субботу, во внеочередной раз, взять ребенка, потому что ее пригласила подруга. Очевидно, мать в результате расслабления отношений была в состоянии воспользоваться в своих целях продолжающимся отцовством своего бывшего супруга. Все это было результатом маленького, почти незаметного изменения в поведении отца, что сыграло для матери роль освобождения от страха и восстановления нарциссгического равновесия, а также привело к дезагрессивизации отношений).

Господин М. переживал критический период послераз-водного отцовства. Он, еще переполненный чувством боли из-за потери семьи, от которой, очевидно, только поверхностно отвлек себя, вступив в новые отношения в высшей точке нарцисстического кризиса, должен был осознать, что те формы и характер, которые в дальнейшем будет принимать его отцовство, только усилят чувства боли, печали, унижения и неполноценности. Чем меньше удается отцам выйти из этого кризиса отношений с матерью, ребенком и самим собой, тем больше вероятность, что они попытаются побороть эту невыносимую ситуацию путем постепенного или внезапного отхода. Конечно, невозможно представить себе это как сознательное решение, но мотивы отхода все же вступают в конфликт с отцовским чувством ответственности и любви к ребенку. К чему прибегают эти отцы довольно часто, так это к любой возможности, позволяющей перекладывать на «третьего» ответственность за отход. Для этого можно использовать перемены по службе: взятие на себя обязанностей, требующих частых выходных дней, и таким образом нередки отказы в визитах; командировки; изменение места жительства и т.д. Напряженные отношения с матерью также дают повод рационализировать отход отца.

Один из отцов рассказывал мне, что однажды после двух отказов в визитах со стороны матери он на протяжении нескольких недель не звонил. «Зачем мне опять звонить? У нее и так уже готова новая отговорка!» Другой отец постоянно в дни визитов ссорился с матерью. Он прекратил встречаться со своей дочерью, «чтобы избавить ее от этих сцен». Другие же просто «ресигнируют». «Если она (мать) не дает мне больше возможности быть отцом так, как я считаю было бы хорошо для ребенка — и не надо. Теперь ей удалось отнять у меня и ребенка!» Это не означает ничего иного, как то, что в это критическое время мать и отец при всех (внешних) противоречиях интересов тянут за один и тот же конец одного и того же каната: отец хочет (сознательно) видеть своего ребенка, но жалуется на то, что мать мешает ему в этом. Здесь читается тем не менее [подсознательная) потребность в отходе. Мать согласна [сознательно) продолжать отношения отца и ребенка, но при этом жалуется на его эгоизм.и безответственность. В подобном положении тем не менее видно все же [подсознательное) желание держать ребенка только для себя и исключить отца из совместной жизни. Словом, особые желания матери и тенденция отца к ретировке работают вместе, образуя мощную «подсознательную коалицию», против которой другие сознательные мотивы как отца, так и матери не имеют шансов. Хотя у них и присутствует законное желание дать ребенку возможность поддерживать отношения с обоими родителями, но оно остается невыполнимым.

РАЗВЕДЕННЫЙ» РЕБЕНОК

К впечатляющим наблюдениям, создавшимся в ходе нашей работы с разведенными родителями, относится наблюдение о функционализации «педагогической ответственности» через личные желания и страхи родителей. Почти не бывает так, чтобы какая-нибудь мать сказала: «Моя дочь очень страдает из-за развода, и особенно ей плохо после посещений отца, так как она знает, что не сможет видеть его еще долгие недели. Я понимаю, что ей было бы легче, если бы она могла чаще его навещать. Но проблема заключается в том, что я просто не выношу, а порой прихожу в ярость, когда она говорит о нем, при этом я чувствую себя униженной и использованной». Едва ли какой-нибудь отец скажет: «Каждый раз, когда мальчик виснет на мне при прощании, я замечаю, насколько болезненна для него наша разлука, и как он хотел бы, чтобы мы снова были вместе». Гораздо чаще мать приходит к убеждению, что посещения вредят ребенку или что отец просто интерпретирует боль расставания своего сына таким образом, что тому, дескать, у матери не совсем хорошо. Трудность распознания и умение одолеть противоречия между желаниями ребенка и своими собственными (или также между своими противоречивыми взглядами на педагогическую сторону проблемы и собственными эгоистическими побуждениями) стоят в одном ряду с отрицанием боли, которую родители неизбежно причиняют детям, если они разводятся. Недаром я начал настоящую книгу с размышлений именно о драматическом воздействии развода. Чувство вины, вызванное столь противоречивыми интересами, часто настолько невыносимо, что многим родителям не остается ничего более как либо зачеркнуть правомерность мотивов ребенка («Я имею право на свои собственные потребности!»), либо же маскировать под интересы ребенка собственные потребности («Я делаю это только в интересах ребенка!»). В случае спора привлекаются адвокаты, эксперты и судьи, которые подтверждают объективную действительность «педагогической идеологии» (рациональности) одного из родителей в ущерб другому. В результате большинство (непосредственных и опосредованных) реакций ребенка на развод рассматривается не как главная проблема, которая должна беспокоить обоих родителей и заставить их что-то предпринимать совместно, а, наоборот, реакции детей часто используются при обоюдном конфликте в личных интересах — идет ли речь о продолжении супружеских конфликтов, которые невозможно было отрегулировать ни юридическими методами, ни разъездом, или же об особых конфликтах, которые влечет за собой, или обнажает развод (ср. гл.9). Таким образом, ребенок, страдающий ночным недержанием мочи, документирует, вот, мол, «что причинил ему отец», агрессивный ребенок доказывает «дурное влияние отца» или «настраивание его против матерью», спокойный и послушный говорит о том, «как ему хорошо живется со мной (одной)» и т.д.