Упустит ни удобной минуты, ни благоприятного случая. Это характер отнюдь

Не в духе Людовика XI. А с другой стороны, я вижу, что он руководится отнюдь

Не возвышенными правилами. Для меня это что-то непонятное... Может быть, он

внушил себе все эти правила, чтобы не давать воли своим чувствам?

В одном можно не сомневаться: он не выносит презрения, и этим-то я и

Держу его.

У него нет преклонения перед знатностью, по правде сказать, нет

Никакого врожденного уважения к нам. В этом его недостаток. Но семинарская

Душонка может чувствовать себя неудовлетворенной только от отсутствия денег

и жизненных благ. У него совсем другое: он ни за что в мире не позволит,

чтобы его презирали".

Прижатый к стене письмом дочери, г-н де Ла-Моль понимал, что надо на

что-то решиться. Так вот, прежде всего надо выяснить самое главное: "Не

Объясняется ли дерзость Жюльена, побудившая его ухаживать за моей дочерью,

Тем, что он знал, что я люблю ее больше всего на свете и что у меня сто

тысяч экю ренты?

Матильда уверяет меня в противном... Нет, дорогой господин Жюльен, я

Хочу, чтобы у меня на этот счет не было ни малейшего сомнения.

Что это: настоящая любовь, неудержимая и внезапная? Или низкое

домогательство, желание подняться повыше, создать себе блестящее положение?

Матильда весьма прозорлива, она сразу почувствовала, что это соображение

может погубить его в моих глазах, отсюда, разумеется, и это признание: она,

Видите ли, полюбила его первая.

Девушка с таким гордым характером - и поверить, что она забылась до

того, чтобы делать ему откровенные авансы? Пожимать ему руку вечером в саду,

- какой ужас! Будто у нее не было сотни иных, менее непристойных способов

дать ему понять, что она его отличает?

Кто оправдывается, тот сам себя выдает; я не верю Матильде..." В этот

Вечер рассуждения маркиза были много более решительны и последовательны, чем

обычно. Однако привычка взяла свое: он решил выиграть еще немного времени и

Написать дочери, ибо у них теперь завязалась переписка из одной комнаты

Особняка в другую. Г-н де Ла-Моль не решался спорить с Матильдой и

Переубеждать ее. Он боялся, как бы это не кончилось внезапной уступкой с его

Стороны.

Письмо:

"Остерегайтесь совершить еще новые глупости; вот Вам патент гусарского

Поручика на имя шевалье Жюльена Сореля де Ла-Верне. Вы видите, чего я только

Не делаю для него. Не спорьте со мной, не спрашивайте меня. Пусть изволит в

Течение двадцати четырех часов явиться в Страсбург, где стоит его полк. Вот

вексельное письмо моему банкиру; повиноваться беспрекословно".

Любовь и радость Матильды были безграничны, она решила воспользоваться

победой и написала тотчас же:

"Господин де Ла-Верне бросился бы к Вашим ногам, не помня себя от

Благодарности, если бы он только знал, что Вы для него делаете. Но при всем

Своем великодушии отец мой забывает обо мне - честь Вашей дочери под

Угрозой. Малейшая нескромность может запятнать ее навеки, и тогда уж и

Двадцать тысяч экю ренты не смоют этого позора. Я пошлю патент господину де

Ла-Верне только в том случае, если Вы мне дадите слово, что в течение

Следующего месяца моя свадьба состоится публично в Вилькье. Вскоре после

Этого срока, который умоляю Вас не пропустить. Ваша дочь не сможет

Появляться на людях иначе, как под именем госпожи де Ла-Верне. Как я

Благодарна Вам, милый папа, что Вы избавили меня от этого имени - Сорель...

", и так далее, и так далее.

Ответ оказался неожиданным.

"Повинуйтесь, или я беру все назад. Трепещите, юная сумасбродка. Сам я

Еще не имею представления, что такое Ваш Жюльен, а Вы и того меньше. Пусть

Отправляется в Страсбург и ведет себя как следует. Я сообщу о моем решении

через две недели".

Этот решительный ответ весьма удивил Матильду. "Я не знаю, что такое

Ваш Жюльена - эти слова захватили ее воображение, и ей тут же стали