Банковых билетов, которые ему только что принес с биржи его агент.

- Надеюсь, господин маркиз, что я не преступлю пределов моего

Глубочайшего уважения к вам, если попрошу у вас позволения сказать слово.

- Говорите, друг мой.

- Я покорнейше прошу господина маркиза позволить мне отказаться от

Этого дара. Он предназначается отнюдь не человеку в черном костюме и

Совершенно испортит ту непринужденность обращения, которая столь милостиво

Разрешается человеку в синем фраке.

Жюльен весьма почтительно поклонился и, не взглянув на маркиза, вышел

Из комнаты.

Этот поступок показался маркизу забавным. Вечером он рассказал о нем

Аббату Пирару.

- Я должен вам, наконец, кое в чем признаться, мой дорогой аббат. Мне

Известно происхождение Жюльена, и я разрешаю вам не держать в тайне то, что

Я вам доверил.

"Его поведение сегодня утром было поистине благородно, - думал маркиз.

- Так вот я и дам ему благородное происхождение".

Прошло еще некоторое время, и маркиз, наконец, стал выходить.

- Поезжайте, поживите месяца два в Лондоне, - сказал он Жюльену. -

Нарочные и прочие курьеры будут привозить вам мою корреспонденцию с моими

пометками. Вы будете составлять ответы и отсылать мне их, вкладывая каждое

Письмо в ответное. Я подсчитал, что запоздание составит не более пяти дней.

Сидя в почтовой карете по дороге в Кале, Жюльен от всей души изумлялся

Пустяковым поручениям, ради которых его посылали в эту якобы деловую

Поездку.

Не будем говорить, с каким чувством ненависти и чуть ли не ужаса ступил

Он на английскую землю. Его безумная страсть к Наполеону известна читателю.

В каждом офицере он видел сэра Хедсона Лоу, в каждом сановнике - лорда

Бетхерста, того самого, что учинял все эти гнусности на Святой Елене и

Получил в награду за это министерский портфель на десять лет.

В Лондоне он, наконец, постиг, что значит истинно светское фатовство.

Он познакомился с молодыми русскими сановниками, которые посвятили его в эти

Тонкости.

- Вы, дорогой Сорель, предопределены самой судьбой, - говорили они ему.

- Вас сама природа наделила этим холодным лицом, - то, что называется за

Тридевять земель от переживаемых вами чувств, - то есть именно тем, что мы

Так стараемся изобразить.

- Вы не понимаете своего века, - говорил ему князь Коразов. - Делайте

Всегда обратное тому, что от вас ожидают. Это, по чести сказать,

Единственный закон нашего времени. Не будьте ни глупцом, ни притворщиком,

Ибо тогда от вас будут ждать либо глупостей, либо притворства, и заповедь

Будет нарушена.

Жюльен покрыл себя истинной славой в гостиной герцога де Фиц-Фока,

Который пригласил его к обеду, равно как и князя Коразова. Обеда дожидались

Целый час. Среди двадцати человек приглашенных Жюльен держал себя так, что

Молодые секретари лондонских посольств вспоминают об этом и до сих пор.

Выражение его лица было поистине бесподобно.

Ему хотелось во что бы то ни стало, несмотря на шуточки своих

Приятелей-денди, повидать знаменитого Филиппа Вена, единственного философа,

Которого имела Англия после Локка. Он нашел его в тюрьме за решеткой,

отбывающим седьмой год своего заключения. "Аристократия в этой стране не

Склоняв шутить, - подумал Жюльен. - Мало того, что Вена упрятали в тюрьму,

его еще опозорили, втоптали в грязь и прочее".

Вен был в отличном настроении: ярость аристократов потешала его. "Вот

единственный веселый человек, которого я видел в Англии", - сказал себе

Жюльен, выходя из тюрьмы.

"Нет для тиранов идеи полезнее, чем идея бога!" - сказал ему Вен.

Мы не будем излагать его философскую систему, ибо это система циника.

Когда Жюльен вернулся из Англии, г-н де Ла-Моль спросил его:

- Чем вы можете меня порадовать, какие приятные впечатления вывезли вы

из Англии?

Жюльен молчал.

- Ну, приятные или неприятные, но хоть какие-нибудь впечатления вы

вывезли оттуда? - нетерпеливо повторил маркиз.

- Primo, - сказал Жюльен, - самый рассудительный англичанин становится

на час в день умалишенным: к нему является демон самоубийства, который и

Есть бог этой страны.