Или трое выделялись подлинными дарованиями, среди них - некий Шазель; но

Жюльен держался от них в стороне, так же как и они от него.

Остальные из трехсот двадцати одного семинариста были просто темные

Невежды, вряд ли способные толком объяснить, что означают эти латинские

Слова, которые они зубрят с утра до вечера. Почти все это были простые

Деревенские парни, которым казалось, что зарабатывать себе на хлеб,

Затвердив несколько слов по-латыни, куда легче, чем копаться в земле. На

Основании этих наблюдений Жюльен с первых же дней решил, что он очень быстро

добьется успеха. "На всякой работе нужны люди с головой, потому что надо же

Делать дело, - рассуждал он сам с собой. - У Наполеона я был бы сержантом; а

среди этих будущих попов я буду старшим викарием".

"Все эти несчастные парни, - думал он, - выросли на черной работе и до

Того, как попали сюда, жили на простокваше и на черном хлебе. Там у себя, в

Своих лачугах, они видят говядину раз пять-шесть в году. Подобно римским

Воинам, для которых война была временем отдыха, эти темные крестьяне

совершенно очарованы сладостной семинарской жизнью".

В их хмурых взорах Жюльену никогда не удавалось прочесть ничего, кроме

Чувства удовлетворенной физической потребности после обеда и предвкушения

Физического удовольствия перед едой. Вот каковы были люди, среди которых ему

Надлежало выделиться. Однако Жюльен не знал одного, - и никто не собирался

его в это посвящать, - а именно: что быть первым по различным предметам,

Как, например, по догматике, истории церкви и прочее и прочее, словом, по

Всему, что проходят в семинарии, считалось в их глазах просто-напросто

Грехом гордыни. Со времени Вольтера, со времени введения двухпалатной

Системы, которая, в сущности, есть не что иное, как недоверие и личное

Суждение, и которая прививает умам народным гнусную привычку не доверять,

Французская церковь поняла, что истинные ее враги - это книги.

Смиренномудрие - превыше всего в ее глазах. Преуспеяние в науках, и даже в

Священных науках, кажется ей подозрительным, и не без основания. Ибо кто

Сможет помешать просвещенному человеку перейти на сторону врага, как это

сделали Сийес или Грегуар? Церковь трепещет и цепляется за папу, как за свой

Единственный якорь спасения. Только папа может пресечь личные суждения да

При помощи благочестивой пышности своих придворных церемоний произвести

Некоторое впечатление на пресыщенный и растленный ум светских людей.

Жюльен, наполовину угадывая эти многообразные истины, которые

Старательно опровергаются всем, что произносится в семинарии, постепенно

Впадал в глубокое уныние. Он много занимался и быстро овладевал всяческими

Знаниями, весьма полезными для служителя церкви, в высшей степени лживыми,

На его взгляд, и не внушавшими ему ни малейшего интереса. Он полагал, что

Больше ему, собственно, нечего делать.

"Неужели же все на свете забыли обо мне? - думал он. Он не знал, что

Г-н Пирар получил и сжег немало писем с дижонским штемпелем, в которых,

Несмотря на благопристойный стиль, угадывалась самая неудержимая страсть и

Чувствовалось, что страшные муки раскаяния гнетут и преследуют эту любовь.

"Тем лучше, - думал аббат Пирар, - по крайней мере этот юноша любил все-таки

верующую женщину".

Однажды аббат Пирар вскрыл письмо, которое можно было прочесть только

наполовину, так оно все расплылось от слез: это было прощание с Жюльеном

навек. "Наконец-то, - было написано в письме, - господь даровал мне милость

И заставил меня возненавидеть не того, кто был причиной моего греха, ибо он

Всегда останется для меня самым дорогим, что есть на свете, а самый грех

Мой. Жертва принесена, друг мой. И, как видите, это стоило мне немалых слез.

Забота о спасении тех, кому я принадлежу, тех, кого вы так любили, одержала