Апреля 1996. года 5944 метров

 

Есть люди, для которых недосягаемое имеет особенную привлекательность. Обычно они не являются знатоками: их амбиции и фантазии достаточно сильны для того, чтобы отбросить в сторону все сомнения, которые бывают у большинства осторожных людей. Решимость и вера – их главное оружие. В лучшем случае таких людей считают эксцентричными натурами, в худшем – сумасшедшими.

Эверест пленил многих людей подобного толка. Опыт альпинизма у них или вовсе отсутствовал, или был чрезвычайно мал – несомненно, ни один из них не имел того опыта, при наличии которого восхождение на Эверест становится разумной целью. Всех их объединяли три общие черты: вера, огромная решимость и выносливость.

Уолт Ансуорт «Эверест»

 

С возрастом у меня появились амбиции и решимость, без которых я был бы во сто крат счастливее. Я много думал, и у меня развилась дальнозоркость мечтателя, потому что зачаровывали меня всегда именно отдаленные вершины, именно к ним тянулась моя душа. Я не был уверен, что вершин можно достичь одним лишь упорством, но метил я высоко, и каждая неудача только прибавляла мне решимости сделать явью хотя бы одну, но главную мечту моей жизни.

Эрл Денман «На Эверест в одиночку»

 

Весной 1996 года склоны Эвереста не испытывали недостатка в мечтателях; подготовка многих из тех, что пришли штурмовать его вершину, была такой же слабой, как моя, а то и слабее. Когда пришло время каждому из нас оценить оценить собственные возможности и сопоставить их с теми сложными и грозными задачами, которые ставит перед нами высочайшая гора в мире, то порой казалось, что половина населения базового лагеря глубоко заблуждалась. Хотя, пожалуй, это не было неожиданностью. Эверест всегда, как магнит, притягивал к себе чудаков, искателей славы, безнадежных романтиков и других людей, оторванных от реальности.

В марте 1947 года нищий канадский инженер Эрл Денман прибыл в Дарджилинг и объявил о своем намерении подняться на Эверест, несмотря на незначительный альпинистский опыт и отсутствие официального разрешения на посещение Тибета. Каким-то образом ему удалось уговорить двух шерпов его сопровождать, это были Энг Дэва и Тенцинг Норгей.

Семнадцати лет отроду, Тенцинг – тот самый шерп, который позднее совершит первое восхождение на Эверест вместе Хилари, – в 1933 году иммигрировал в Дарджилинг из Непала в надежде наняться в экспедицию, отправляющуюся на вершину весной 1933 года и возглавляемую замечательным британским альпинистом Эриком Шиптоном. Ретивый молодой шерп в тот раз не попал в экспедицию, но остался в Индии и в 1935 году был нанят Шиптоном в британскую экспедицию на Эверест. К 1947 году, когда Тенцинг согласился идти с Денманом, он уже три раза побывал на великой горе. Позднее он признавался, что понимал насколько безрассудными были планы Денмана, но сам он тоже был не в силах сопротивляться притяжению Эвереста:

 

Все остальное ничего не значило по сравнению с этим. Во-первых, была вероятность, что мы просто не попадем в Тибет. Во-вторых, если все-таки попадем, нас скорее всего поймают, и у всех нас, как у проводников, так и у Денмана, будут серьезные неприятности. В-третьих, я ни минуты не сомневался в том, что даже если мы дойдем до горы, то такой отряд, как наш, будет не в состоянии подняться на вершину. В-четвертых, попытка будет в высей степени опасной. В-пятых, у Денмана не было денег ни для того, чтобы хорошо нам заплатить, ни для того, чтобы гарантировать выплату приличной суммы родственникам, находящимся на нашем иждивении, в случае, если с нами что-то случится. И так далее, и так далее. Любой человек в здравом уме сказал бы «нет». Но я не мог сказать «нет». Моя душа требовала идти, и притяжение Эвереста было для меня сильнее, чем любая другая сила на земле. Мы с Дэва пару минут поговорили и приняли решение. «Хорошо, – сказал я Денману, – Мы попробуем».

 

Пока эта маленькая экспедиция шествовала через Тибет в направлении Эвереста, оба шерпа прониклись к канадцу большой любовью и уважением. Несмотря на его неопытность, они восхищались его смелостью и физической силой. А Денман, к его чести, в конце концов признал свою несостоятельность, когда они прибыли на склоны Эвереста и столкнулись с реальностью. Истерзанный сильным ураганом на высоте 6700 метров, Денман признал поражение, и трое мужчин повернули обратно и благополучно возвратились в Дарджилинг ровно через пять недель после своего ухода.

Меланхоличный идеалист англичанин Морис Уилсон не был столь удачлив, когда предпринял подобную безрассудную попытку восхождения тринадцатью годами раньше Денмана. Побуждаемый ошибочным желанием помочь своим собратьям, Уилсон пришел к заключению, что восхождение на Эверест будет прекрасным способом пропаганды его убеждения в том, что бесчисленные болезни человечества могут быть излечены путем сочетания поста и веры во всемогущество Бога. Он задумал план полета на Тибет на маленьком аэроплане с приземлением на склонах Эвереста, чтобы оттуда отправиться к вершине. Тот факт, что он абсолютно ничего не знал ни об альпинизме, ни о полетах, не казался ему серьезным препятствием.

Уилсон купил аэроплан с матерчатыми крыльями типа «цыганской ночной бабочки», окрестил его «Изворотливый»^[26] и освоил азы пилотирования. Затем он провел пять недель утомительного путешествия по скромным горам Сноудонии^[27] и в английском округе Лейк-Дистрикт^[28], чтобы изучить все, что, по его представлениям, необходимо знать об альпинизме. После этого, в мае 1933 года, он взлетел на своем крошечном аэроплане и взял курс на Эверест через Каир, Тегеран и Индию.

К этому времени затея Уилсона уже получила значительную огласку в прессе. Он летел в Пертабпор в Индии, но, не получив разрешения от непальского правительства на перелет над Непалом, продал аэроплан за пятьсот фунтов и добирался по земле до Дарджилинга, где узнал, что ему отказано в разрешении на посещение Тибета. Но и это его не остановило: в марте 1934 года он нанял троих шерпов, переоделся буддистским монахом и, игнорируя королевские власти, тайно прошел 300 миль через леса Сиккима и засушливое Тибетское плато. 14 апреля он был у подножия Эвереста. Поднявшись по скалистым ледяным осыпям ледника Восточный Ронгбук, Уилсон вначале значительно продвинулся вперед, но, по незнанию тонкостей перехода по леднику, неоднократно сбивался с пути, что изнурило его и вывело из равновесия. Но Уилсон не сдавался.

К середине мая он достиг вершины ледника Восточный Ронгбук, расположенной на высоте 6400 метров, где поживился кое-какими припасами со склада продовольствия и оборудования, припрятанного неудачной экспедицией Эрика Шиптона 1933 года. Отсюда Уилсон начал подъем по склону, ведущему наверх к Северной седловине, и дошел до отметки 6920 метров, но вертикальный ледяной обрыв оказался для него слишком сложным препятствием, и он был вынужден повернуть назад, к месту тайных складов Шиптона. Но и это его не сломило. 28 мая Уилсон написал в дневнике: «Это будет последняя попытка и, думаю, успешная», – и снова отправился на гору.

Через год, когда Шиптон вернулся на Эверест, его экспедиция прошла мимо замерзшего тела Уилсона, лежащего в снегу у подножия Северной седловины. «Посовещавшись, мы решили похоронить его в трещине, – написал Чарльз Уоррен, один из альпинистов, нашедших труп. – В тот момент мы все сняли шапки, и я думаю, каждый был расстроен похоронами. Я считал, что воспитал в себе невосприимчивость к зрелищу смерти, но так или иначе, в тех обстоятельствах, да и поскольку, в конце концов, Уилсон делал то же дело, что и мы, его трагедия все-таки задела нас за живое».

 

В наши дни все растущее количество на склонах Эвереста современных Уилсонов и Денманов – малокомпетентных мечтателей вроде некоторых членов моей «когорты» – вызывает резкую критику. Но вопрос о том, кто может претендовать на восхождение на Эверест, а кто нет, является более сложным, чем может показаться на первый взгляд. Тот факт, что альпинист уплатил большую сумму за участие в экспедиции, сопровождаемой проводниками, сам по себе отнюдь не означает, что этот альпинист непригоден для восхождения на гору. Правда, весной 1996 года на Эвересте было по крайней мере две коммерческие экспедиции, включая «Ветеранов Гималаев», которые намеренно ограничивали численность групп ужесточением требований.

Когда 13 апреля я ожидал в первом лагере, на вершине ледопада, моих товарищей по команде, двое альпинистов из команды Скотта Фишера «Горное безумие» лихо прошествовали мимо на удивление быстрым шагом. Один из них был Клев Шенинг, тридцативосьмилетний строитель-подрядчик из Сиэтла, бывший член американской сборной команды лыжников, который хотя и был исключительно сильным, но имел совсем небольшой предварительный опыт пребывания на больших высотах. Однако с ним был его дядя, Пит Шенинг, живая легенда Гималаев.

Одетый в полинялый, заношенный гортекс, Пит, которому два месяца назад исполнилось шестьдесят девять, был сухощавым, несколько неуклюжим и сутуловатым мужчиной, который вернулся в район высоких Гималаев после долгого перерыва. В 1958 году он вошел в историю как главное действующее лицо первого восхождения на Хидден-Пик, 8068-метровую вершину в Каракорумских горах в Пакистане. Тогда американские альпинисты впервые взошли на гору, на которую до них никто не поднимался. Однако еще больше Пит прославился своим героическим участием в неудачной экспедиции на вершину К-2 в том же 1953 году, когда Хиллари и Тенцинг достигли вершины Эвереста.

Высоко на К-2 экспедиция из восьми человек, готовая штурмовать вершину, была прижата к горе свирепым ураганом, и тогда у члена команды Арта Джилки под воздействием большой высоты развился острый тромбофлебит – опасная для жизни закупорка вен кровяным тромбом. Понимая, что им следует немедленно спустить Джилки вниз, чтобы была хоть какая-то надежда его спасти, Шенинг и остальные, невзирая на яростный ветер, начали спускать его по крутому гребню Абруцци. На высоте 7620 метров альпинист Джорж Белл соскользнул и потянул за собой еще четверых товарищей. Мгновенно среагировав, Шенинг намотал веревку себе на плечи и зацепил ее за ледоруб, умудрившись тем самым держать одной рукой Джилки и одновременно удерживать пятерых соскользнувших альпинистов, и при этом сумел сам удержаться на горе. Один из самых невероятных подвигов, вошедших в анналы альпинизма, он навсегда останется в памяти под простым названием «Билей»^[29].

А теперь Пита Шенинга вели на Эверест Фишер и два его проводника – Нил Бейдлман и Анатолий Букреев. Когда я спросил Бейдлмана, сильного альпиниста из Колорадо, каково быть проводником такого важного клиента, как Шенинг, он, усмехнувшись, быстро поправил меня: «Люди вроде меня не могут „вести“ Пита Шенинга. Просто я считаю для себя большой честью быть с ним в одной команде». Шенинг записался в группу Фишера «Горное безумие» не потому, что нуждался в проводниках к вершине, а потому, что хотел избежать огромных хлопот по выбиванию разрешения на восхождение, организации обеспечения кислородом, провизией, поддержкой шерпов и тому подобное.

Через несколько минут после того, как Пит и Клев Шенинги проследовали мимо меня вверх по дороге к их первому лагерю, появилась Шарлотта Фокс, член их команды. Статная и энергичная, тридцативосьмилетняя Фокс работала в лыжном патруле в небольшом городке Аспин, штат Колорадо; она поднялась уже на два восьмитысячника: Гашербрум II в Пакистане (8035 метров) и соседнюю с Эверестом 8153-метровую вершину Чо-Ойю. Чуть позже я встретил члена коммерческой экспедиции Мэла Даффа, а также двадцативосьмилетнего финна по имени Вейкка Густафсон, который прежде уже совершал восхождения в Гималаях, включая Эверест, Дхаулагири, Макалу и Лхоцзе.

Для сравнения, ни один клиент из команды Холла никогда не поднимался на вершину какого-либо из восьмитысячников. Если кого-то, подобного Питу Шенингу, сравнить со звездой высшей лиги бейсбола, то мои товарищи по команде, и я в том числе, выглядели рядом с ним как сборище приятных, скромных провинциальных софтболистов^[30], купивших себе места в высшей лиге. Да, наверху ледопада Холл назвал нас «хорошей, сильной группой». Возможно, мы и на самом деле были сильными, если сравнивать нас с группой клиентов, которых Холл водил на гору в прошлом году. Тем не менее, мне было совершенно ясно, что никто в нашей группе даже и не помышлял о том, чтобы подняться на Эверест без сопровождения Холла, его проводников и его шерпов.

С другой стороны, наша группа была компетентнее многих других команд на горе. Так, в коммерческой экспедиции, которую вел один англичанин, не имевший выдающихся достижений в Гималаях, было несколько альпинистов с весьма сомнительными способностями. Но наименее квалифицированными людьми на Эвересте были отнюдь не клиенты, сопровождаемые проводниками, а члены традиционных некоммерческих экспедиций. Когда я, возвращаясь в базовый лагерь, шел по нижней части ледопада, то догнал двух неторопливых альпинистов в странной одежде и со странным оборудованием. И почти сразу стало очевидно, что они не слишком хорошо осведомлены о назначении стандартных инструментов и о технике восхождений по леднику. У альпиниста, который шел вторым, то и дело застревали кошки, и он постоянно спотыкался. Ожидая, пока они перейдут через зияющую трещину по двум соединенным между собой расшатанным трапам, я был шокирован, когда увидел, что они переходят трещину вместе, почти впритык друг к другу, – это было очень опасно. При неловкой попытке завязать разговор с другой стороны трещины, я выяснил, что это были члены экспедиции из Тайваня.

Молва о тайваньцах опережала по дороге на Эверест их самих. Весной 1995 года эта же команда путешествовала на Аляску, чтобы подняться на гору Мак-Кинли для подготовки к восхождению на Эверест в 1996 году. Девять альпинистов достигли вершины, но семерых из них при спуске застал ураган, они заблудились и провели ночь под открытым небом на высоте 5900 метров. Это было причиной дорогостоящей и рискованной операции по их спасению, организованной службой Национального заповедника.

Откликнувшись на просьбу служащих заповедника, Алекс Лоу и Конрад Энкер, два наиболее квалифицированных альпиниста Соединенных Штатов, прервали свое восхождение и двинулись наверх с высоты 4390 метров, чтобы спасти тайваньских альпинистов, которые к тому времени уже дышали на ладан. С огромными трудностями, рискуя жизнью, Лоу и Энкер спустили беспомощных тайваньцев с высоты 5900 метров на высоту 5240 метров, откуда уже можно было эвакуировать их на вертолете. Пятерых членов команды Тайваня (двоих с серьезным обморожением и одного уже мертвого) забрал с Мак-Кинли вертолет. «Погиб только один парень, – говорит Энкер. – Но если бы мы с Алексом прибыли были чуть позже, то погибли бы и те двое. Мы приметили тайваньскую группу еще раньше, потому что они выглядели очень некомпетентными. То, что они попали в беду, не было большой неожиданностью».

Руководитель экспедиции Го Минг-Хо – общительный внештатный фотограф, который взял себе прозвище «Макалу», по названию изумительной гималайской вершины, – обессилевший и обмороженный, был доставлен вниз двумя аляскинскими проводниками. «Когда аляскинцы спустили Макалу, – рассказывает Энкер, – он каждому, кто проходил мимо, кричал: „Победа! Победа! Мы покорили вершину!“ – как будто никакого бедствия и не случилось. Да, этот пижон Макалу еще тот чудак». Когда тайваньцы, оставшиеся в живых после трагедии на Мак-Кинли, явились на южные склоны Эвереста в 1996 году, Макалу-Го снова был их руководителем.

Присутствие тайваньцев на Эвересте вызвало серьезную озабоченность большинства других экспедиций, опасавшихся, что тайваньцы снова будут терпеть бедствие, вынуждая участников других экспедиций сниматься с маршрута и идти им на помощь, не только рискуя жизнью, но и рискуя потерять возможность самим достичь вершины. Но тайваньцы были не единственной группой, которая производила впечатление вопиюще неквалифицированной. Был, например, двадцатипятилетний норвежский альпинист Петтер Неби (он расположился в соседней палатке с нашей), который объявил о своем намерении совершить сольное восхождение на Юго-западную стену^[31] – один из наиболее опасных пиков с высокими требованиями к технике восхождения, – невзирая на то, что его гималайский опыт ограничивался двумя восхождениями на соседнюю вершину под названием Айленд-Пик – выступ высотой 6180 метров на второстепенном гребне Лхоцзе, не требующий никакой техники, кроме энергичной ходьбы.

А еще были южноафриканцы. Проспонсированная главной газетой Йоханнесбурга «Sunday Times», их команда была национальной гордостью страны и перед отправлением получила персональное благословение президента Нельсона Манделы. Это первая экспедиция из Южно-Африканской Республики, которой было дано разрешение на подъем на Эверест; она состояла из представителей разных рас и имела целью впервые привести на вершину чернокожего человека. Возглавлял эту экспедицию тридцатидевятилетний Иэн Вудал, словоохотливый, похожий на мышку мужчина, который с нескрываемым удовольствием рассказывал истории о своих бравых подвигах в бытность его военным командиром в тылу врага во время затяжного жестокого конфликта Южно-Африканской Республики с Анголой в 1980-е годы.

Вудал привлек к участию троих сильнейших южно-африканских альпинистов, чтобы сформировать ядро команды; это Энди де Клерк, Энди Хэкленд и Эдмунд Фебруэри. Имидж двухрасовой команды был особенно важен для Фебруэри, тихого сорокалетнего чернокожего палеоэколога и альпиниста с мировым именем. «Мои родители назвали меня в честь сэра Эдмунда Хиллари, – рассказывал он. – Подняться на Эверест с малых лет было моей тайной мечтой. Но гораздо важнее было то, что в этой экспедиции я увидел яркий символ молодой нации, стремящейся объединиться и двинуться по пути демократии, чтобы вырваться из пут прошлого. Я рос с ярмом апартеида на шее и поэтому резко отрицательно настроен ко всем его проявлениям. Но теперь мы новая нация. Я твердо верю в тот путь, который избрала моя страна. Показать, что мы, южноафриканцы, и черные, и белые, можем вместе подняться на вершину Эвереста, будет поистине великим делом».

Эта экспедиция сплотила всю нацию. «Вудал предложил проект как нельзя вовремя, – говорит Клерк. – Покончив с апартеидом, южноафриканцы получили наконец возможность ездить туда, куда хотят, и наши спортивные команды могут теперь участвовать в состязаниях по всему миру. Команда Южно-Африканской Республики только что выиграла Кубок мира по регби. Это вызвало общенациональную эйфорию, огромный всплеск национальной гордости. Поэтому, когда Вудал выступил с предложением организовать Южно-Африканскую экспедицию на Эверест, все отнеслись к этому благосклонно, и он смог без лишних вопросов собрать большие деньги – несколько сотен тысяч в пересчете на американские доллары».

В свою мужскую команду, состоящую, помимо него самого, из трех южноафриканцев и британского альпиниста-фотографа Брюса Херрода, Вудал захотел включить одну женщину, поэтому перед отъездом из Южной Африки он пригласил шесть кандидаток в физически изнурительное, но технически несложное восхождение на 5895-метровую вершину Килиманджаро. По окончании двухнедельного испытания Вудал объявил, что в финал вышли двое: белокожая двадцатишестилетняя Кэти О’Доуд, преподавательница журналистики, с ограниченным альпинистским опытом, дочь директора крупнейшей в Южно-Африканской Республике англо-американской компании; и двадцатипятилетняя Дешун Дизел, чернокожая учительница физики из захолустного городка, не имевшая никакого альпинистского опыта вообще. Вудал сказал, что обе женщины будут сопровождать команду в базовый лагерь, а после оценки их характеристик во время перехода он выберет одну из них для продолжения подъема на Эверест.

1 апреля, на второй день моего пути в базовый лагерь, я был немало удивлен, столкнувшись на тропе под Намче-Базаром с Фебруэри, Хэклендом и де Клерком, сошедшими с маршрута и возвращавшимися в Катманду. Мой друг де Клерк объяснил мне, что три южноафриканских альпиниста и их штатный врач Шарлотта Нобл отказались от участия в экспедиции, не дойдя даже до подножия горы. «Вудал оказался редким дерьмом, – объяснил де Клерк. – Не руководитель, а полный кретин. К тому же ему нельзя доверять – никогда не разберешь, брешет он или говорит правду. Мы не хотим вверять наши жизни такой сволочи. Так что мы уходим».

Вудал уверял де Клерка и других, что он исходил Гималаи вдоль и поперек, включая подъемы выше 7900 метров. На самом же деле весь гималайский опыт восхождений Вудала состоял из его участия в качестве платного клиента в двух неудавшихся экспедициях, возглавляемых Мэлом Даффом: в 1989 году Вудалу не удалось достичь вершины скромного Айленд-Пика, а в 1990, при подъеме на Аннапурну, он был вынужден сойти с маршрута на высоте 6500 метров, откуда до вершины оставалась еще добрая вертикальная миля.

Вдобавок, перед отъездом на Эверест Вудал хвастал на экспедиционном сайте в Интернете своей замечательной военной карьерой, в которой дослужился до высокого чина британской армии и «командовал элитной Горной разведчастью широкого диапазона действий, проходившей длительную подготовку в Гималаях». Корреспонденту «Sunday Times» он заявил, что был также инструктором Королевской военной академии в английском городе Сэндхерст. Как потом выяснилось, в британской армии никогда не было никакой Горной разведчасти широкого диапазона действий и Вудал никогда не служил никаким инструктором в Сэндхерсте. Не говоря уже о том, что он никогда не сражался в тылу противника в Анголе. Согласно сведениям, полученным от представителя британской армии, Вудал был там служащим казначейства.

Кроме того, Вудал представил ложные сведения о том, кого он внес в список для получения разрешения^[32] на восхождение на Эверест, выдаваемого непальским министерством по туризму. Сначала он говорил, что в списке были и Кэти О’Доуд, и Дешун Дизел и что окончательное решение о том, кто из них войдет в команду, будет принято в базовом лагере. После того как де Клерк покинул экспедицию, он обнаружил, что в означенный список были включены Кэти О’Доуд, шестидесятидевятилетний отец Вудала и француз Тьери Ренар (заплативший Вудалу 35 тысяч долларов за возможность присоединиться к южноафриканской экспедиции), а Дешун Дизел – единственная участница из темнокожих, оставшаяся в команде после ухода Эда Фебруэри, – в списке не значилась. Это позволило де Клерку предположить, что Вудал вовсе не собирался допускать Дизел к подъему на Эверест.

Ко всему вышесказанному надо также добавить, что перед отъездом из Южно-Африканской Республики Вудал пригрозил де Клерку (который был женат на американке и имел двойное гражданство), что, если тот не согласится использовать для въезда в Непал южноафриканский паспорт, он не разрешит ему участвовать в экспедиции. «Он поднял по этому поводу страшную шумиху, – вспоминает де Клерк, – потому что мы были первой южноафриканской экспедицией на Эверест и все такое прочее. Но как выяснилось, у самого Вудала вообще не было южноафриканского паспорта. Он даже не был гражданином Южно-Африканской Республики – на самом деле он британец, – а в Непал въехал по своему британскому паспорту».

Многочисленные обманы Вудала обернулись международным скандалом, попавшим на первые полосы газет всего Британского Содружества Когда враждебно настроенная пресса повернулась к нему спиной, обуреваемый манией величия Вудал изобразил холодное безразличие к критике и приложил все силы для того, чтобы изолировать свою команду от других экспедиций. Кроме того, он отстранил от участия в экспедиции репортера «Sunday Times» Кена Вернона и фотографа Ричарда Шори, хотя, по условиям подписанного им контракта в ответ на полученную от газеты финансовую поддержку, этим двум журналистам было «позволено сопровождать экспедицию на всем ее протяжении», а отказ соблюдать это соглашение «повлечет за собой разрыв контракта».

Редактор газеты «Sunday Times» Кен Оуэн с женой находился в это время на полпути к базовому лагерю – он специально взял отпуск, чтобы быть поближе к южноафриканской экспедиции, а сопровождала их подруга Вудала, молодая француженка Александрина Годен. В Фериче Оуэн узнал, что Вудал дал от ворот поворот его репортеру и фотографу. Ошеломленный, он послал руководителю экспедиции записку, в которой говорилось, что газета не намерена отстранять Вернона и Шори от этого задания и что журналистам приказано вновь присоединиться к экспедиции. Когда Вудал получил это сообщение, он пришел в ярость и поспешил из базового лагеря в Фериче, чтобы встретиться с Оуэном.

Как рассказывал Оуэн, во время последовавшей очной ставки он спросил Вудала напрямик, значилось ли имя Дизел в разрешении на восхождение. «Не суйся не в свое дело», – ответил Вудал.

Когда Оуэн высказал предположение, что Дизел использовали только «как символ темнокожей женщины для придания команде ложного статуса южноафриканской», Вудал пригрозил ему, что убьет его вместе с женой. В какой-то момент разъяренный руководитель экспедиции заявил: «Я отрежу твою дерьмовую голову и засуну тебе в задницу».

Вскоре после этого журналист Кен Вернон прибыл в базовый лагерь южноафриканцев и, как оказалось, только для того, чтобы услышать от «мрачной госпожи О’Доуд, что он не будет принят в лагере»; об этом инциденте журналист сначала сообщил по спутниковому факсу Роба Холла. Позднее Вернон напишет в «Sunday Times»:

 

Я сказал О’Доуд, что она не имеет права не пускать меня в лагерь, поскольку моя газета за это заплатила. Когда я продолжал настаивать, она заявила, что действует по «инструкции» мистера Вудала. Шори, дескать, уже выбросили из лагеря, и я последую за ним, поскольку буду здесь лишен крова и пищи. Ноги у меня еще дрожали после перехода, и, прежде чем решить, бороться мне с этим указом или уходить, я попросил чашку чая. «Еще чего!» – был ее ответ. Госпожа О’Доуд подошла к руководителю шерпов Энгу Дорджу и отчетливо произнесла: «Это Кен Вернон, один из тех, о ком мы тебе говорили. Не смейте оказывать ему никакой помощи». Энг Дордж – золотой мужик с самообладанием горца, и мы уже разделили с ним несколько стаканов чанга, местного крепкого пива. Я взглянул на него и спросил: «Даже ни одной чашки чая?» К его чести и в лучших традициях шерповского гостеприимства, он посмотрел на госпожу О’Доуд и бросил: «Дерьмо», потом схватил меня за руку, притащил в палатку-столовую и подал кружку горячего чая и тарелку с бисквитами.

 

После описанного Оуэном его «леденящего кровь обмена мнениями» с Bудалом в Фериче редактор «убедился… что атмосфера в экспедиции далеко не нормальная и что жизнь представителей „Sunday Times“ Кена Вернона и Ричарда Шори в опасности». Поэтому Оуэн приказал Вернону и Шори вернуться в Южно-Африканскую Республику, и газета опубликовала сообщение, в котором объявила, что она отменила свою спонсорскую поддержку экспедиции. Но поскольку Вудал уже получил деньги от газеты, то этот акт был чисто символическим и почти не повлиял на его действия на горе. Разумеется, Вудал отказался оставить руководство экспедицией, или пойти на какой бы то ни было компромисс даже после того, как получил депешу от президента Манделы, призывающего к примирению, поскольку вопрос касался национальных интересов. Вудал упрямо настаивал на том, что подъем на Эверест будет продолжаться в соответствии с планом и под его непременном руководством.

Вернувшись в Кейптаун после того, как экспедиция была сорвана, Фебруэри так описывал свое разочарование: «Возможно, я был наивен, – говорил он срывающимся от волнения голосом. – Но я вырос под гнетом апартеида и ненавидел его. Подъем на Эверест вместе с Эндрю и другими стал бы прекрасным символом того, что старые методы ушли в прошлое. Вудала не интересовало рождение новой Южной Африки. Он украл мечты целой нации и использовал их в своих собственных эгоистических целях. Решение отказаться от участия в экспедиции было тяжелейшим решением в моей жизни».

После ухода Фебруэри, Хэкленда и де Клерка в команде не осталось ни одного более или менее опытного альпиниста (не считая француза Ренара, который присоединился к экспедиции просто для того, чтобы попасть в список на разрешение, и поднимался независимо от других со своими собственными шерпами), и, как минимум, двое из них, по словам де Клерка, «не знали даже, как надеваются кошки».

Альпинист-одиночка из Норвегии, тайваньцы и, особенно, южноафриканцы часто служили темой разговоров в палатке-столовой Холла. «При таком количестве неопытных альпинистов на горе, – нахмурившись, сказал Роб в один из апрельских вечеров, – пожалуй, вряд ли можно быть уверенным, что в этот сезон не случится ничего плохого».