Дальнейшее освоение Сибири на протяжении XVIII в.

• Динамика русского населения Сибири XVIII в.
• Роль государственной власти в организации переселений
• Сибирская ссылка
• Хозяйственный облик сибирского крестьянства
• Социально-правовой статус крестьянского населения Сибири
• Промышленное развитие края, заведение горнозаводских предприятий
• Предпринимательская деятельность казны

Динамика русского населения Сибири XVIII в.
В характере заселения Сибири с начала XVIII в. произошли существенные изменения. Прежде всего, надо отметить снижение роли переселенцев из Европейской России и возрастание доли естественного прироста сибирского населения. Численность последнего возросла с 500 тыс. в начале века до 1,2 млн в конце, и почти три четверти из этого прироста были достигнуты именно за счет русского населения. Кстати сказать, величина естественного прироста населения Сибири оказывалась в полтора-два раза больше, нежели в других регионах страны. Правда, удельный вес его в составе населения России по-прежнему оставался крайне низким: в районе 3 %. Поэтому рабочих рук, как и ранее, не хватало, и правительство было весьма заинтересовано в миграциях населения (особенно крестьянского) как из Центральной России за Урал, так и внутри самой Сибири.
С истреблением пушного зверя в таежных районах и постоянным продвижением русских границ на юг под прикрытием укрепленных линий и армейских гарнизонов центр тяжести колонизации все более смещается с севера на юг, в районы Прииртышья и Приобья, Алтая, Прибайкалья и Забайкалья. Лежавшие в степях богатые и плодородные земли привлекали к себе внимание крестьян. Еще в 20-е гг., спасаясь от преследований властей, в Сибирь бежали тысячи раскольников-старообрядцев, часть потомков которых позднее заселила Алтай. Существенные масштабы приобрело бегство в Сибирь крепостных крестьян из центра страны. В Иркутской провинции в 1744 г., например, почти половину от общего числа переселившихся сюда составляли беглые, не имевшие никаких документов и предпочитавшие называться "не помнящими родства". Правительство же, заинтересованное в снабжении продовольствием многочисленных воинских частей, охранявших границу, не предпринимало даже попыток остановить этот поток или возвращать беглых обратно, ограничившись лишь налаживанием учета для обложения их подушной податью и другими налогами и повинностями.
Здесь кроется одна из своеобразных черт сибирской истории XVIII в. Мероприятия, проведенные в царствование Петра I (перепись населения и первая ревизия, введение паспортов, законодательно закреплявших контроль государства за передвижением каждого из своих подданных, и т. д.) сделали свободное перемещение населения внутри страны делом очень трудным, практически невозможным - для любой отлучки с постоянного места жительства требовалось получать специальные разрешения. В первые десятилетия империи, когда вся страна, казалось, превратилась в одну огромную казарму, это было особенно заметно. Но даже на этом фоне по-прежнему шел процесс вольнонародной колонизации, с которым государство вынуждено было смириться и старалось только взять его под свой контроль, преследуя собственные цели - расширение доходов казны, продовольственное обеспечение войск и укрепление предприятий горнозаводской промышленности, во множестве возникших на сибирских землях (Колывано-Воскресенский район, Алтай и др.) как раз в XVIII в. На практике, впрочем, такая политика привела к организации в широких масштабах принудительного переселения в Сибирь путем административного перевода крестьян, а также ссылки преступников на поселение или на каторгу.

Роль государственной власти в организации переселений.
Первое из подобного рода мероприятий было проведено в середине века на Алтае. После того, как созданные здесь в свое время династией промышленников Демидовых предприятия перешли в собственность "Кабинета е.и.в.", перед правительством встала задача заселения новых владений. Для этого решено было собрать и отправить на Алтай всех самовольных переселенцев, выявленных в Сибири при проведении второй ревизии. Пунктами сбора для них были назначены Тобольск, Тара и Иркутск, откуда этих вынужденных переселенцев отправляли под конвоем военных в Барнаул. Места для поселений администрация нередко выбирала неудачные, а поскольку считалось необходимым организовывать здесь крупные поселения в 20-30 дворов, то крестьянам приходилось заводить свое хозяйство в неблагоприятных условиях. На помощь со стороны властей надеяться не приходилось, поэтому переселенцы зачастую самовольно расселялись по индивидуальным заимкам и одиночным дворам, впоследствии выраставшим в небольшие деревни. Положение несколько улучшилось после прокладки знаменитого Сибирского (Московско-Иркутского) тракта, связавшего районы Южной Сибири с европейской частью страны и усилившего приток сюда колонистов. А в 1760 г. последовал сенатский указ, одобренный императрицей Елизаветой, по которому помещикам предоставлялось право "за предерзостные поступки" отправлять своих крестьян в Сибирь в зачет рекрутов.
Сибирский губернатор Ф. И. Соймонов направлял всех сосланных по этому указу крестьян на поселение в Каинский, Омский, Курганский, Ишимский округа, Барабинскую степь. Их зачисляли в категорию посельщиков, предоставляя материальную и денежную помощь для обзаведения хозяйством, а также освобождение от уплаты всех податей на три года. Правда, контроль за ними осуществляла не гражданская, а военная администрация, что неизбежно влекло за собой произвол в отношении крестьян. Тем не менее, если посельщику за три года удавалось обзавестись хозяйством, то его зачисляли в сословие государственных крестьян, вызволяя, таким образом, из крепостного состояния. Так репрессивная по своей сути государственная политика могла оборачиваться и в пользу тех, против кого она изначально была направлена. За 20 с небольшим лет в Сибирь были переведены подобным способом ок. 60 тыс. поселенцев. Правда, полностью решить вопрос о продовольственном снабжении пограничных войск так и не удалось, что единодушно признавали как сменивший Соймонова сибирский губернатор Д. И. Чичерин, так и командующий сибирскими укрепленными линиями генерал-поручик Шпрингер. Впрочем, появление на юге Западной Сибири нескольких тысяч новых хозяйств следует, наверное, признать успешным результатом с точки зрения колонизации этих земель.

Сибирская ссылка.
Наконец, еще одним интересным феноменом сибирской истории XVIII в. стало появление здесь первых политических ссыльных. Институт сибирской ссылки оформился еще в XVII в., а ближе к концу этого столетия приобрел уже массовый характер. Однако тогда людей ссылали сюда преимущественно "в службу" или "в пашню". С начала XVIII в. все больше набирает обороты ссылка на каторгу (т. е. на принудительные работы), прежде всего, в Нерчинск, на тамошние горные заводы и рудники. Появились здесь и группы политических ссыльных, особенно многочисленные в эпоху дворцовых переворотов второй четверти столетия, когда в Сибирь угодили проигравшие в борьбе за власть вельможи, чиновники и офицеры. Так, опальный соратник Петра Великого светлейший князь А. Д. Меншиков, сосланный в 1727 г., стал первым политическим узником в Березове. Прожил он здесь два года, но смерть дочери Марии, в свое время обрученной с императором Петром II, подорвала твердость его духа, и осенью 1729 г. князь скончался.
Меншикова в Березове сменили кн. Долгорукие, сосланные сюда после прихода к власти императрицы Анны. Сам воевода И. Бобровский, несмотря на строгие запреты из Петербурга, охотно бывал у ссыльных и дружил с ними. Так же вел себя и начальник караула капитан Михалевский, за что они впоследствии и поплатились лишением чинов и ссылкой в Оренбург. Правда, сменивший Михалевского секунд-майор Петров продолжал политику своего предшественника, и тоже поплатился за это в 1738 г., когда казнили почти всех еще остававшихся в живых представителей фамилии Долгоруких. А в 40-х гг. коротал свои дни в Березове бывший канцлер А. И. Остерман, которому императрица Елизавета ссылкой заменила смертную казнь. И в дальнейшем Сибирь неоднократно становилась местом ссылки людей, чем-то не угодивших властям - достаточно назвать А. Н. Радищева, в 1790 г. отправленного в Илимск, откуда его вызволил только император Павел I.
Так продолжалось заселение и освоение Сибири на протяжении XVIII в. Несмотря на резко возросшую роль государственной власти, и во времена империи сохранялись некоторые проявления частной инициативы, и продолжалось свободное переселение, которому власти не препятствовали в том случае, когда оно отвечало их интересам.

Хозяйственный облик сибирского крестьянства.
На протяжении XVIII столетия численность крестьянства возросла со 100 до 300 с лишним тыс. душ м. п., а его доля в составе сибирского населения увеличилась с 60 до 82 %. Правда, почти три четверти крестьян, как и прежде, жили в Западной Сибири, Восточная же оставалась слабо заселенной. Сибирское крестьянство подразделялось на несколько категорий: государственные, монастырские, приписные. В ходе петровской податной реформы 20-х гг. в рамках сословия Ф. И. Соймонов были объединены бывшие черносошные крестьяне и другие лица, занимавшиеся сельским хозяйством: осевшие в деревне потомки служилых людей, отставные солдаты, гулящие люди и др. С каждой души мужского пола взимался единый государственный налог - подушная подать, установленная сначала Петром I в размере 70 коп. в год, но затем непрерывно возраставшая в результате инфляции. Кроме того, государственные крестьяне должны были платить казне и за право пользования землями (40 коп. в год, что соответствовало оброку у помещичьих крестьян), ведь их верховным собственником продолжало оставаться государство.
До середины XVIII в. сохранялось старое деление на пашенных и оброчных крестьян, обрабатывавших десятинную пашню или выплачивавших натуральные и денежные налоги соответственно. Правда, после введения подушной подати исчезла жесткая зависимость размеров налоговых выплат от площади земель, обрабатывавшихся крестьянами в свою пользу, а десятинная пашня заменяется оброком. Санкции центрального правительства на это не поступало, так что назначенный сибирским губернатором в середине века Ф. И. Соймонов обнаружил, что провинциальные воеводы по своей воле меняют характер повинностей для крестьян на подведомственных им территориях. В 1743 г. по всей Исетской провинции, например, десятина была отменена, а вместо нее введен хлебный оброк. Попытка же губернатора Соймонова навести порядок в этой сфере и вернуть обработку казенной пашни в прежних объемах (к этому времени на десятине работало всего лишь ок. 10 % сельского населения) натолкнулась на столь единодушное сопротивление сибирского крестьянства, что в итоге правительство сочло за благо вообще отменить обработку десятинной пашни для территории всей Сибирской губернии. Вместо этого на всех крестьян возлагались выплаты денежного оброка, "сверх настоящего семигривенного подушного сбора, с каждой души по рублю", как говорилось в сенатском указе 1762 г. Правда, уже к 1768 г. сумма оброка возросла до 2 руб., а к 1783 г. и до 3. Так что нельзя сказать, чтобы данная мера явилась убыточной для казны, хотя вести хозяйство крестьянам стало все же легче.
Кроме подушного сбора и оброка, сибирские крестьяне платили также земские и мирские сборы. Земские сборы шли на содержание уездной полиции, почты, казенных зданий, учебных заведений и т. д., словом - на инфраструктуру и местные государственные органы. Мирские сборы требовались для выплаты жалования старостам и писарям, на канцелярские расходы и т. д. Органы местного самоуправления должны были содержаться населением за свой счет. Наконец, нельзя забывать и о некоторых повинностях, распространявшихся на все российское крестьянство в XVIII в., среди которых надо отметить, конечно же, рекрутские наборы (ежегодно с каждой тысячи крестьян 20-30-летнего возраста в армию забирали по 5-7 чел.), а также различные натуральные повинности: строительство и содержание дорог, перевозка почты и казенных грузов, строительство и поддержание в порядке помещений под те или иные учреждения. Одним словом, нажим самодержавного государства на крестьян в период империи резко усилился, и в этом отношении XVIII в. никак не может сравниться с предыдущим столетием, когда мирские организации реально противостояли вмешательству администрации в жизнь сибирской деревни.

Социально-правовой статус крестьянского населения Сибири.
Подобную же эволюцию претерпели и земельные права крестьян. До середины столетия еще сохранялся унаследованный от XVII в. порядок, когда крестьяне распоряжались своими земельными угодьями фактически как их полноправные собственники, хотя все земли официально принадлежали государству, а местные власти молчаливо соглашались с этой практикой, заботясь лишь о том, чтобы все жители были охвачены тяглом. Однако по мере того, как правительство втягивалось в разрешение вопросов регулирования колонизационных потоков, его внимание привлекла и эта сторона дела. Сенатским указом 1746 г. запрещалось производить индивидуальный отвод земли лицам, не относящимся к потомственному дворянству. Межевые инструкции 1754 и 1766 г. вводили вместо этого новый порядок, когда земля должна была отводиться "не каждому порознь, но вообще всем одной слободы, села или деревни". Распределением же отведенных земель между своими членами должна была заниматься крестьянская община.
Казалось бы, эта мера должна была пойти на пользу крестьянам, однако любые формы распоряжения землей отныне запрещались категорически, а в 1775 г. были признаны потерявшими силу все ранее существовавшие документы, оформлявшие права на владение землями. Так что несмотря на продолжавшееся расширение обрабатываемых площадей в целом и возрастание среднего надела пашни на душу населения, вызванные отменой казенной десятины, не за горами было уже то время, когда внутри крестьянских общин Сибири начались первые переделы земли - ведь после проведения Генерального межевания и закрепления каждого надела за определенным владельцем, получить новые земли законным путем стало практически невозможно. Впрочем, государственная власть не имела ни сил, ни средств, чтобы настоять на неукоснительном соблюдении всех этих ограничений, так что сибирские крестьяне и в XIX в. продолжали самовольные захваты пустующих земель, а свои участки нередко сдавали в аренду или продавали.
Сибирские крестьяне были гораздо зажиточнее своих собратьев в европейской части страны. Отчасти это объяснялось заметными выгодами, которые крестьяне в Сибири получали от хлебной торговли, даже несмотря на введенные при Екатерине II законодательные ограничения в этой сфере. Важнейшим потребителем хлеба, производимого на сибирских землях, были воинские части, расквартированные вдоль южной границы. Большую часть продовольствия, необходимого для их снабжения, казна закупала у населения по системе подрядов с помощью скупщиков. Их же усилиями пополнялись и казенные хлебные магазины. Кроме того, еще одним потребителем хлеба были горные заводы и поселки при них, также снабжавшиеся частью из казенных запасов, частью путем свободных закупок. Наконец, велась торговля с калмыками и казахами, пригонявшими сибирским крестьянам скот в обмен на хлеб. Впрочем, сумевших хорошо разбогатеть на торговле продуктами собственного производства среди крестьян было немного, главным образом потому, что состоятельные крестьяне предпочитали переходить в мещанство (так стали называть при Екатерине большую часть горожан) или купечество, вкладывая заработанные средства не в сельское хозяйство, а в промыслы, торговлю и ростовщичество. В северных же районах (например, в Березове и Сургуте) ведущую роль продолжали играть именно промыслы - охота и рыбная ловля, дававшие хоть и небольшой, но стабильный доход и возможность прокормить себя там, где природные условия не позволяли заниматься земледелием.
Своеобразной оказалась судьба монастырских крестьян - другой категории сибирского крестьянства. Численность их в XVIII в. была невелика, однако положение их было значительно хуже, чем у государственных крестьян. В отличие от казны, сибирские монастыри упорно цеплялись за требования отработок и натуральный оброк в размере пятой части урожая - так называемый "пятый сноп". Поэтому обычным явлением стали побеги монастырских крестьян и многочисленные жалобы светским властям с просьбами регламентировать исполняемые ими повинности. В 1762 г. правительство Петра III предприняло попытку секуляризации (т. е. конфискации в распоряжение государства) земельных владений церкви, которую, однако, до конца довести не успели. Согласно проекту, монастырское и церковное имущество передавалось в ведение Коллегии экономии, а для крестьян, ранее находившихся под юрисдикцией церкви, вводился единый рублевый оброк с ревизской души взамен всех остальных повинностей. После переворота, приведшего к власти Екатерину II, эта идея поначалу была отброшена, но потом, убедившись, какую выгоду извлечет из этого казна, императрица санкционировала в 1764 г. секуляризацию церковных земель, не встретив практически никакого сопротивления со стороны духовенства, еще со времен Петра I попавшего в полную зависимость от имперского государства. Бывшие монастырские крестьяне, войдя в сословие государственных крестьян, сохранили название экономических и числились по отдельным рубрикам в ходе каждой последующей ревизии народонаселения.

Промышленное развитие края, заведение горнозаводских предприятий.
Взявшийся за развитие металлургической и горной промышленности на Урале А. Демидов вскоре перенес свою деятельность и на территорию Сибири, воспользовавшись сведениями о богатых залежах меди и других руд в Томском и Кузнецком уездах. В 1726 г. Демидов добился у правительства разрешения на добычу медной руды и строительство там заводов. И уже в 1729 г. вступил в действие Колыванский медеплавильный завод, а в 1744 г. был пущен и Барнаульский завод. Добившись в 1736 г. запрета всем остальным предпринимателям вести работы там, где находились его рудники, Демидов получил в свое "ведомство Колывано-Воскресенского завода" огромную территорию: почти 400 верст с севера на юг, более 200 верст с запада на восток. На этой территории разрабатывались не меньше десятка рудников.
Указ 1726 г. о строительстве заводов на Алтае также разрешал Демидову нанимать вольных работников "с паспортами", т. е. легальных переселенцев, однако таких людей здесь было очень мало, так что демидовские приказчики просто нанимали беспаспортных беглых крестьян. В следующем году Берг-коллегии пришлось узаконить эту практику, разрешив селить при алтайских заводах "пришлых, кои живут в лесах… и шатающихся по селам… людей, и крестьян, кои в подушный оклад не написаны". В итоге через 20 лет выяснилось, что больше половины заводских работников относятся к категории "людей пришлых и не знающих родства". Поступали они сюда по вольному найму, однако при проведении второй ревизии специальным правительственным указом прикреплялись к предприятиям. Да и сам Демидов был заинтересован в том, чтобы не терять работников. В 1727 г. он добился от Берг-коллегии приписания к заводам 400-500 дворов крестьян Кузнецкого уезда, а в 1736 г. ему разрешили оставлять на своих заводах беглых крестьян, обучившихся мастерству, хоть и с обязательством платить за них подушную и оброчную подать. В результате к середине 40-х гг. Демидов успел приписать 4 тыс. ревизских душ крестьян Кузнецкого уезда. Так и появилась в Сибири категория приписных крестьян, как формально именовали государственных крестьян, "на время" приписанных к промышленным предприятиям.
Эти люди сохраняли свои личные и гражданские права, платя те же подати, что и государственные крестьяне, однако все виды отработок для них заменялись только одним - работой на заводах и в рудниках. Это кардинальным образом меняло их положение и образ жизни, поскольку крестьяне полностью отрывались от своего хозяйства, уезжая к местам отработок, где попадали под надзор заводского начальства, естественно, стремившегося не допустить их ухода отсюда в дальнейшем. Правда, заводские отработки зачитывались крестьянам вместо подушной подати, но поскольку ежегодно на них уходило несколько месяцев, то нередки были случаи разорения маломощных крестьян, лишенных возможности нормально вести свое хозяйство. Заработать лишние деньги на этих работах было практически невозможно, а сами работы были достаточно тяжелыми: перевозка руд, угля и камня, рубка леса, плавка породы в горнах и т. д. Поэтому крестьяне, хоть сколько-нибудь располагавшие деньгами, всегда стремились отправлять на заводы нанятых вместо себя бедных односельчан. Фактически приписные крестьяне превратились в одну из категорий крепостных.
Правда, положение самого Демидова не всегда было прочным. Еще в середине 30-х гг. назначенный главным начальником горных заводов Урала и Сибири В. Н. Татищев установил, что Демидов захватил в свои руки месторождения, содержащие не только медь, но и золото с серебром. Поскольку добыча драгоценных металлов была государственной монополией, Татищев поставил вопрос об отобрании заводов в казну. Демидов, заручившись поддержкой всесильного герцога Бирона, отстоял свои предприятия, а в начале 40-х гг. даже развернул нелегальную выплавку серебра на Алтае. Однако уже в 1744 г. императрице Елизавете поступил донос на Демидова с приложенными образцами руд, содержавших серебро и золото. Демидов постарался выйти из-под удара, поднеся императрице слиток серебра в 27 фунтов весу, и попросил у нее "милостивого указа" о выводе его заводов из-под юрисдикции всех центральных и местных властей для прямого подчинения "Кабинету е.и.в.". Указ этот действительно был издан, но с одной важной оговоркой - Кабинет императрицы становился верховным собственником всех предприятий и брал в свои руки все дела управления ими. Алтайские заводы и рудники были у Демидова отобраны, а в 1747 г. эта конфискация была законодательно оформлена. Отныне весь Колывано-Воскресенский округ находился в ведении "Кабинета е.и.в." - органа, управлявшего имуществом российских императоров.

Предпринимательская деятельность казны.
Непосредственное управление на Алтае осуществляла Канцелярия горного начальства, которой принадлежало монопольное право на использование всех богатств края и на привлечение приписных крестьян к заводским работам. При заводах существовала контора земского суда, но она ведала только такими делами, как, например, хищение и порча казенного имущества. В остальном приписные крестьяне были подведомственны гражданским органам - воеводским канцеляриям. В хозяйственные дела приписных крестьян заводская администрация, в отличие от помещиков, не вмешивалась. Кроме того, приписные крестьяне признавались субъектами гражданского и публичного права, сохраняя, например, право на принесение присяги. Однако нормы государственного законодательства соблюдались горным начальством весьма относительно, и хватало случаев, когда крестьян обязывали выполнять те виды работ, которые не были предусмотрены как в указах Петра I, так и в последующие десятилетия.
В 1779 г., находясь под впечатлением от восстания Пугачева, Екатерина II издает специальный манифест, направленный на упорядочение заводских отработок приписных крестьян. В частности, запрещалось использовать крестьян на каких-либо иных работах, кроме рубки леса и перевозок руды, сами отработки должны были продолжаться не более месяца (при этом, правда, не учитывалось время поездки к месту работы и обратно), а за их выполнение крестьянам стали выплачивать деньги, но взамен с них стали взимать подушную подать и обязали поставлять на заводы продовольствие по фиксированным ценам. Поэтому теперь крестьяне несли заводские повинности не вместо подушного оклада, а сверх него. Наконец, раскладка норм выработки стала производиться не по числу трудоспособных в каждой общине, а по всем ревизским душам, т. е. приходилось отрабатывать за детей, умерших, взятых в рекруты и т. д.
Однако кабинетские предприятия в Сибири обслуживались трудом не столько приписных крестьян, от которых трудно было требовать соответствующей квалификации при выполнении специальных работ, сколько так называемых мастеровых, т. е. рабочих. В 1761 г. выходит указ о том, чтобы набираемые из приписных крестьян рекруты автоматически зачислялись в категорию заводских работников, проходили обучение и приступали к работе на предприятии. Точно так же записывались в мастеровые и дети "работных людей". Конечно, за свой труд они получали хлебный паек и фиксированную заработную плату в денежном исчислении, но покинуть свои заводы не могли до самой смерти, будучи "навечно" прикрепленными к ним. Фактически это была та же солдатская служба, только не ограниченная никакими сроками, ибо даже тех, кто страдал от старости или от болезней, лишь переводили на более легкие работы, но не освобождали. Уже в 70-е гг. XVIII в. на Алтае числилось 5,5 тыс. мастеровых. Поскольку эти люди становились, в сущности, профессиональными рабочими и никогда уже не возвращались к хлебопашеству, то понятно, что крестьянские общины стремились отправлять на заводы по рекрутскому набору бедняков или тех, кто не способны были вести собственное хозяйство.
Таким образом, переход Колывано-Воскресенских рудников и заводов в собственность Кабинета привел к довольно ощутимому ухудшению условий жизни и работы связанного с ними населения. Дефицит рабочей силы и стремление к немедленному получению прибылей (вплоть до начала XIX в. на каждый затраченный рубль в кабинетском хозяйстве приходилось 4-5 руб. дохода ежегодно!) породили неведомый в странах Западной Европы феномен развития промышленности на основе подневольного труда. Будучи довольно эффективным на начальном этапе (хорошая техническая оснащенность и очень дешевая рабочая сила), он в дальнейшем не выдержал испытания временем. Уже в первой половине XIX в. сибирские производства безнадежно устаревают с технологической точки зрения, а кабинетскому хозяйству начинают приносить убытки вместо прибылей.