Знаете ли вы? Одомашнивание мозга

Самым первым данным об одомашнивании животных насчитывается более 10 тысяч лет. Именно тогда человек и собака впервые были захоронены вместе. Точно неизвестно, началось ли одомашнивание путем постепенного отбора наиболее подходящих потомков ‑ например, через подкармливание волков, которые меньше всего боялись огня, ‑ или с помощью селекции пойманных животных. Один эксперимент, проведенный в XX веке русским генетиком Дмитрием Беляевым, показал, что проводимый с определенной целью отбор способен дать очень быстрые изменения в поведении. В этом эксперименте лис отбирали по принципу сообразительности, причем в дальнейшем разведении участвовали только самые дружелюбные животные. В результате тридцати поколений таких животных Беляев получил колонию лис настолько дружелюбных, что лисята соревновались между собой за внимание человека.

Одомашнивание часто сопровождает целый ряд физических признаков. Уже Чарлз Дарвин заметил, что у одомашненных животных обычно бывают висячие уши, волнистая или кудрявая шерсть, а хвосты короче, чем у их диких собратьев. Эти черты, повторяющиеся время от времени у животных различных видов, показывают, что направленный на послушание отбор вызывает одновременное появление целого ряда связанных с этим признаков. Один из заметных признаков одомашнивания – сокращение размера мозга. У одомашненных свиней и кур структуры переднего мозга занимают площадь на одну десятую часть меньше, чем у их диких родственников. Механизм, ответственный за многие из этих изменений, – это тенденция к сохранению детских черт у взрослых животных. Иначе говоря, разведение, направленное на одомашнивание, может основываться на отборе животных с замедленным развитием.

Многие исследования личности и мозга фокусируются на дофамине и серотонине, двух нейромедиаторах, вырабатываемых клетками среднего мозга и играющих важную роль в регулировании активности нервной системы. Эти медиаторы выбрасываются нервными окончаниями разных областей мозга и удаляются переносчиками дофамина и серотонина, молекулярными насосами, которые всасывают их обратно в клетки для дальнейшего использования или уничтожения.

Деятельность этих нейромедиаторов может повлиять на особенности личности как человека, так и животных. Например, исследования однояйцевых человеческих близнецов показали, что около половины всех черт, связанных с тревожностью, передаются по наследству. Некоторые из этих различий могут быть связаны с разницей в действии серотонина. Специально выведенные мыши с отсутствием конкретного типа рецептора серотонина проявляют гораздо меньше тревожности в конфликтных ситуациях, чем их нормальные сородичи. У людей исследования наследственно передающихся черт личности дают основания предположить, что тревожные черты могут быть связаны с недостатком специфического белка, ответственного за обратное поглощение серотонина. Влияние этого белка составляет немногим менее одной десятой части от общей наследуемой черты тревожности. Как у людей, так и у мышей на отношения между обратным поглощением серотонина и настроением можно оказать определенное воздействие. Прозак избавляет от тревожности и депрессии, подавляя активность поглощающего серотонин белка.

Другой пример личностной черты, привлекающей особое внимание исследователей, – склонность искать новый опыт. Как можно предположить, эта тенденция находится в обратной зависимости от желания избежать опасности. Как поиск новизны, так и стремление избежать опасности связаны с определенным типом рецепторов дофамина не только у людей, но и у чистопородных лошадей.

По генетическим особенностям, таким как активность дофамина и серотонина, можно лишь немного предсказать черты личности. Однако исследования все равно представляют большой интерес, поскольку они направлены на потенциальную возможность узнать, как все‑таки определяются черты нашей личности – и через гены, и через влияние окружающей среды. Кроме того, если личность и ее настроение – это черный ящик с дюжиной кнопок, то наша способность их идентифицировать и включать при необходимости не потребует больше принятия лекарственных препаратов вроде прозака.

В то же время слабость имеющихся у нас ассоциаций заставляет задаться вопросом: как особенности личности могут так осязаемо наследоваться, тогда как отдельные гены личности столь сложно идентифицировать? Исследования показывают, что врожденные аспекты личности полигенны, т.е. создаются в результате деятельности многих генов, возможно – сотен. Поэтому даже в лучших случаях генетические черты – скажем, конкретный тип рецептора – могут внести лишь крохотный вклад в разницу между особенностями отдельных индивидуумов.

С точки зрения эволюции полигенная природа личности может быть хорошим вариантом. Сексуальная репродукция смешивает гены обоих родителей непредсказуемым образом, что позволяет снова и снова кидать кости, получая в результате самые разные личностные черты, поколение за поколением.

Равномерное распределение вариантов темперамента у животных и людей приводит нас к вопросу о том, что наше восприятие нормы и аномалии может меняться в зависимости от времени и местной культуры. Кто‑то, кого считают безнадежно больным навязчивым неврозом в Папуа – Новой Гвинее, может быть безобидным коллекционером часов в Швейцарии. Даже экстремальные индивидуальности, возможно, будут способны помочь нашему виду выжить во времена великой нужды. Лучших воинов армии Чингисхана в настоящее время заперли бы в психушке как жаждущих крови психопатов. Так что когда вы в следующий раз столкнетесь с человеком с диагнозом синдрома дефицита внимания, просто подумайте о том, какой бы из него получился отличный охотник‑собиратель.