Период передышки 1223—1237 годов

На Руси период между двумя татарскими нашествиями был во многом схож с первыми двадцатью тремя годами XIII столетия. Вряд ли его можно назвать эпохой роста или процветания и уж, конечно, не временем мирного объединения. Правда, счаст­ливое исключение составил северо-восток Руси, где годы, последо­вавшие за смертью Всеволода III, не были омрачены бесконечными стычками: Владимир, Ростов, Ярославль, Юрьев Польский не были вовлечены в междоусобные войны. Киев оставался в руках князя из рода Ростиславичей, Владимира "Рюриковича, с того момента, когда он в 1223 году сел на этот престол вместо своего дяди, и до 1235 года. Рязань, правда, тоже не страдала ни от междоусобных войн, ни от" внешних нападений Новгород же оставался яблоком раздора между княжескими родами; местные боярские группиров­ки продолжали бороться за власть. Большая часть этого периода была отмечена распрями между братом великого князя Юрия Яро­славом из Северного Переславля и новоявленным победителем из возрожденного Чернигова Михаилом Всеволодовичем. В резуль­тате за несколько лет, предшествовавшие второму татарскому на­шествию, многие князья и большинство южных княжеств: Киев­ское, Черниговское и, особенно, Галицкая земля — были вовлечены в жестокую непрекращающуюся междоусобную борьбу, которая ослабила их политически и сделала два из них, Черниговское и Киевское, легкой добычей для любого захватчика.

Источники ставят перед нами новые проблемы по сравнению с

107 *

предыдущим периодом. Две основные летописи, из Суздальской земли и Новгорода, как обычно, несут на себе отпечаток узкой ограниченности и отражают либо интересы князей Владимира и Ростова, либо местный новгородский подход. Правда, в них есть фрагменты, как и в более поздних летописях, выражающие инте­ресы других центров: Северного Переславля, например (местная летопись которого доведена до 1214 года), и иногда Чернигова и Киева Но не сохранилось и следа от летописания Рязани, Смоленска и Южного Переяславля этого периода. Для изучения их истории мы можем только положиться на случайные и косвенные замечания летописцев Суздальской земли и Новгорода того времени, но при этом должны тщательно оценивать каждое сообщение, учитывая политические интересы летописца. Описывая события на юго-западе Руси, Ипатьевская летопись рисует нам большей частью несвязную и тенденциозную картину борьбы за власть между рус­скими, венграми и поляками и постепенного возвышения двух ге­роев летописца, Даниила и Василька Романовичей, и их полного утверждения в Волынской и Галицкой землях.

Суздальская земля в 1223—1237 годах явно демонстрировала значительно большую политическую сплоченность, чем любое другое из княжеств. Возможно, это связано с тем фактом, что она не принимала участия в событиях 1223 года, не понесла потерь в живой силе, не лишилась своих князей и не испытывала значитель­ного внешнего военного давления — единственным противником суздальцев была мордва, населявшая территорию между Волгой и низовьями Оки к востоку от Мурома и Рязани, против которой Юрий время от времени предпринимал небольшие карательные по­ходы ³⁴. Не исключено, что своей стабильностью Суздальская зем­ля обязана мудрой политике или счастливой звезде своего великого князя — Юрий крепко держался в седле в течение всего этого периода. Никто, за исключением, может быть, в какой-то момент его брата Ярослава, не оспаривал его первенства. Три племянника Юрия на севере, Василько Ростовский, Всеволод Ярославский и Владимир Угличский, не причиняли ему беспокойств и без коле­баний подчинялись его воле. Они ходили с Юрием или его братом Ярославом в походы ³⁵, вступали в династические браки, задуман­ные для расширения политического влияния великого князя ³⁶, а однажды один из них принял правление в отдаленном княжестве ³⁷. И с братьями у Юрия почти не было проблем. О самом младшем, Иване, мы знаем только, что он участвовал в 1226 году в походе против мордвы со своим старшим братом Святославом. Послед­ний княжил в своей вотчине в Юрьеве Польском в течение всего этого периода, исключая год или около того, проведенный в Южном Переяславле, куда его послал Юрий в 1228 году ³⁹. Только однажды покой Юрия был потревожен — это произошло в 1229 году из-за его брата Ярослава, который, «усумнеся [в намерениях] брата своего Юргия слушая некыих льсти», привлек на свою сторону трех князей из Ростова с целью «противитися» Юрию. Посколь­ку единственные сведения об этом внутреннем конфликте мы нахо-

дим в личной летописи Юрия, то невозможно выяснить, что послужило причиной этого или какие формы приняло «сопротивление» Так или иначе, вскоре ссора была улажена. Юрий созвал в Суздале совет («снем»), на котором Ярослав и три его племянника «целоваша крест» в знак преданности Юрию, признавая его «отцом собе и господином» ⁴⁰,— т. е. произнесли те же слова, с какими в 1203 году Роман Волынский и Галицкий обратился к Всеволоду III. Связи Юрия с Новгородом относятся к первым годам рассматриваемого нами периода. Они упоминаются только в Новгородской летописи (личная летопись Юрия, Лаврентьевская, об этом мол­чит), но эти сообщения имеют столь обтекаемую форму, что можно только гадать, что же на самом деле происходило и каковы при­чины этих событий. Напомним, что зимой 1222/23 года восьми­летний сын Юрия Всеволод, посланный княжить в Новгород в 1221 году, «побежа в ноць утаивъся, из Новагорода, с всемь дво­ром своимь». Всеволода заменил его опытный брат Ярослав, кото­рый (вероятно, в результате ссоры с местными властями) также покинул город в конце 1223 года. Снова был послан Всеволод, и снова он бежал «в ноць, утаивъся, с всем дворомь своимь» ⁴¹. На этот раз Юрий предпринял более серьезные шаги по отношению к непокорному городу. Он соединился со своим сыном в Торжке; с ним пришли его брат Ярослав, его племянник Василько из Ростова и его шурин Михаил Всеволодович из Чернигова ⁴². Юрий, Василько и Михаил явились каждый с дружиной, что позволило им вести переговоры с позиции силы. Юрий потребовал выдачи ряда новго­родских бояр — тех, по-видимому, кто действовал против Всево­лода и Ярослава. Новгородцы отказались, заявив, что они готовы «умрети за святую Софию (Новгородский собор) о посаднице о Иванце о Дмитровици». В результате был достигнут компромисс. Никто из бояр выдан не был, а новгородцы согласились запла­тить дань и принять к себе князем Михаила ⁴³. С тех пор Юрий перестал иметь какие-либо дела с Новгородом. В последовавшие девять лет борьба за этот город разворачивалась между Яросла­вом из Северного Переславля и Михаилом Черниговским. Юрий, если судить по его летописи, больше не стремился посадить своего сына в Новгород.

Отношения Юрия с князьями Южной Руси были мирными. Его дружественные связи с Ольговичами из Чернигова восходят к договору 1210 года между его отцом Всеволодом III и черни­говским князем Всеволодом Чермным и к женитьбе Юрия на дочери Всеволода Чермного в 1211 году (см. прим. 42). С тех пор ничто не нарушало этот союз с родом его жены, более того, он укреплялся не только дальнейшими династическими браками ⁴⁴, но также воен­ным и дипломатическим выступлением Юрия на стороне своего шурина ⁴⁵. Ни в летописи Юрия, ни в какой другой мы не находим сообщений о каких-либо враждебных действиях, совершенных Юрием против Михаила ^4б или Михаилом по отношению к Юрию. Насколько можно видеть, отношения Юрия с Ростиславичами были такими же дружественными, как и с Ольговичами. Действи-

тельно, до начала междоусобной войны в 1235 году Ростиславичи почти не проявляли враждебности по отношению к кому-либо из русских князей и не пытались расширять свои территориальные владения. В течение всего этого периода единственный акт агрессии со стороны одного из Ростиславичей был совершен внутри самого этого рода — в 1232 году Святослав Мстиславич силой взял Смо­ленск, изгнав оттуда князя, наследовавшего в 1230 году Мстиславу Давидовичу ^4Т. Ростиславичи, по-видимому, мирно передали Юж­ный Переяславль Юрию, когда он в 1227 году послал туда кня­жить своего племянника Всеволода Константиновича ⁴⁸. Три года спустя женитьба сына Юрия на дочери Владимира укрепила друж­бу между ними⁴⁹. При необходимости Ростиславичи проводили совместные военные действия против внешних врагов ⁵⁰. Киевский князь Владимир дважды по разным поводам посылал митрополита Кирилла с миротворческой миссией: первый раз в 1226 году, чтобы помочь Юрию уладить ссору и заключить перемирие между Михаилом Черниговским и курским князем Олегом (см. прим. 45), а второй раз — в 1230 году, чтобы попытаться предотвратить войну между Михаилом и Ярославом ⁵ⁱ. Дружественные отношения су­ществовали даже между Владимиром и Михаилом: в 1228 году, например, Владимир пошел вместе с Михаилом в поход против Даниила из Волынской земли. Этот поход завершился заключением мира между всеми тремя князьями ⁵². Только однажды воз­никла опасность конфликта, когда в 1231 году Михаил, попытки которого удержаться в Новгороде были пресечены Ярославом, соби­рался пойти на Киев. Владимир обратился к Даниилу за помощью: «Идеть на мя Михаил, а помози ми, брате». Даниил выступил миро­творцем, и войны не было ⁵³. В том же году в Киеве состоялся гран­диозный совет, на который прибыли три представителя от Рости­славичей и три — от Ольговичей. На этом совете, вероятно, мир Даниила был утвержден ⁵⁴.

Истинной причиной межкняжеских раздоров в период между татарскими нашествиями снова был Новгород. Но ситуация уже несколько изменилась. Снова боярские группировки разделились между двумя претендентами на княжение в Новгороде, на этот раз между князем Северного Переславля Ярославом и Михаилом Черниговским. Но, несмотря на внутренние противоречия между группировками, можно проследить признаки согласованных усилий бояр по ограничению княжеской власти и усилению влияния новгородских ставленников, таких, как посадник и тысяцкий. Новгородцы, конечно, не могли (и знали, что не могли) обойтись без князя, поскольку именно он обеспечивал Новгороду защиту от много­численных врагов с запада: немцев, шведов, литовцев, чуди (эстон­цев) и еми (финнов). По непонятным нам причинам Новгород был не способен самостоятельно собрать достаточно сильное войско для отражения нападений на его границы, не говоря уже об ответ­ном вторжении на вражескую территорию. Именно в этот период нападения с запада участились: за десять лет — с 1224 по 1234 год — на Новгород совершались многократные набеги (некоторые из них

П

глубоко проникали на новгородскую территорию), организовывались и ответные походы русских. Князь и его дружина были ос­новной ударной силой новгородской обороны, и чем больше князю приходилось сражаться, тем менее привлекательным становился Новгород для княжения. Фискальные, сеньориальные и торговые доходы (о которых, к сожалению, мы не знаем никаких подроб­ностей) сохраняли, конечно, свою притягательную силу, но тяжесть оборонительных функций, возлагавшихся на князя, и растущее сопротивление бояр заставляли претендентов на княжение приза­думаться. Итак, складывается такая картина: князь предпочитает жить в своей вотчине, оставляя вместо себя сына в качестве сим­волического правителя, и возвращается в Новгород только тогда, когда военное положение настоятельно требует его присутствия. В то же время мы видим, что бояре требуют от князя выполнения его военных обязанностей: в 1230 году, например, сыну Михаила Ростиславу было предложено покинуть территорию Новгорода, по­скольку Михаил, находившийся в далеком Чернигове, не смог выпол­нить своих обязательств. «Како отець твои,— было заявлено Рости­славу,— рекл был въсести на коне на воину с Вьздвижения [14 сен­тября] и крест целовал (т. е. поклялся сделать это), а се уже Микулин день [19 декабря]... Пойди прочь, а мы собе [другого] князя промыслим» ⁵⁵.

Начиная с 1224 года, когда Юрий заставил Новгород принять Михаила, и до 1233 года, когда Ярослав окончательно распра­вился со сторонниками Михаила в Новгороде, «Ярославль двор» (княжескую усадьбу в Новгороде) занимали не менее чем пять разных князей — Михаил и его сын Ростислав, Ярослав и два его сына, Федор и Александр. Это шараханье между двумя семьями можно в значительной степени объяснить открытой враждой между Ярославом и Михаилом в течение большей части интересующего нас периода. В 1229 году, например, Михаил, ставший во второй раз князем в Новгороде и почти сразу же отбывший в Чернигов, оставив вместо себя княжить своего сына, потребовал от Ярослава освободить входившую в новгородскую территорию область Волока Ламского. Это требование было категорически отвергнуто ⁵⁶. А в 1231 году Ярослав, снова восстановленный в Новгороде, пошел со своей и новгородской дружинами на города Серенск и Мосальск в северной части Черниговского княжества ⁵⁷.

Но основная причина постоянной смены князей в этом городе заключалась в противоречиях между новгородскими боярами, в соперничестве двух группировок. С одной стороны, были бояре, ведомые сначала Иванком Дмитриевичем, принявшим должность посадника в 1219 году, а затем Степаном Твердиславичем, сыном старого просуздальски настроенного посадника Твердислава. Эта группа твердо поддерживала Ярослава и его сыновей. Им противостояли Внезд Водовик, ставший посадником вместо Иванка Дмит­риевича, когда последний в 1229 году бежал к Ярославу, его братья Михаил и Даньслав, его сын Глеб и Борис Негочевич, ставший тысяцким в 1229 году,— это были основные сторонники Михаила.

Их противоборство (летописцы использовали слово распри) вы-

ливались в городские восстания (мятежи), последнее и самое серьезное из которых прямо привело к замене сына Михаила Ярославом. История этого мятежа, подробно описанная в Новгородской Пер­вой летописи, прекрасно показывает связь с феодальной распрей Ярослава и Ольговичей. В 1229 году после участившихся волне­ний в Новгороде, последовавших за неудавшейся попыткой Яросла­ва призвать новгородцев и псковитян идти с ним в поход против Риги, Михаил был приглашен на княжение. Он прибыл весной в 1229 году, и вскоре должность посадника перешла в другие руки: от Иванка Дмитриевича, который немедля бежал к Ярославу, к Внезду Водовику ⁵⁸. Поздним летом 1230 года, однако, сразу же после очередного прибытия в Новгород, Михаил, как он это обычно делал, отправился в Чернигов ⁵⁹ и оставил вместо себя «править», если так можно выразиться, своего пятилетнего сына Ростислава. Боярская оппозиция созвала вече против Водовика и его привер­женцев. Те в свою очередь не замедлили выступить против сторон­ников Ярослава. Город был охвачен волнениями, начались грабежи; один из сторонников Ярослава бежал из города и укрылся у Яросла­ва, двое были убиты. К тому же ранние морозы погубили урожай, и на Новгород обрушился жестокий голод. К концу года Рости­слав и Водовик бежали в Торжок, к чему их вынудило неспокойное положение в Новгороде. Вскоре вспыхнули волнения. На этот раз грабили дома сторонников Водовика. Результат можно было пред­видеть: Водовик и тысяцкий Борис Негочевич поскакали из Торжка в Чернигов. В конце года новгородцы предложили Ростиславу отправляться восвояси, а Ярослав снова стал князем в Новгороде. Михаил и его сын больше никогда не получали княжения в этом городе. Правда, два года спустя бывший тысяцкий Борис Негочевич и те из его последователей, кто еще оставался жив в Чернигове (Водовик умер там в 1231 году), предприняли попытку вернуться в Новгород и подготовить почву для еще одного вокняжения Михаила. Но это было безнадежное дело. Сторонники Михаила, ведомые сначала трубецким князьком из рода Ольговичей, который, правда, оставил их на полдороге, осознав, что он сбил их с истинного пути, все-таки смогли закрепиться в Пскове. Псковичи были готовы поддержать их, но, когда Ярослав стал оказывать давление на Псков, мешая подвозу продовольствия в город, они отступились. Борис и его люди еле унесли ноги. Они бежали через границу в Медвежью Голову и в следующем, 1233 году с помощью немцев захватили Изборск к юго-западу от Пскова, но были вынуждены сдаться и их отправили под стражей в Переславль

Это был конец борьбы за Новгород между Ярославом и Михаилом. С тех пор, а на самом деле начиная еще с 1230 года, никогда не вставал вопрос о том, кому быть князем в Новгороде. Ольговичи больше не имели поддержки в городе. Ярослав и его наслед­ники были защитниками новгородских границ до конца XIII века.

Если пытаться понять причины успеха Ярослава, то он объясняется, во-первых, его изобретательностью и военным искусством, а во-вторых — что, может быть, не менее важно,— тем, что его вот­чина в Переславле была расположена близко к Новгороду и его

112

самая западная застава Тверь находилась как раз через границу от Торжка, тогда как столица Михаила Чернигов была почти так же удалена от Новгорода, как Киев.

В 1235 году неустойчивый мир в Южной Руси был взорван вновь разразившейся междоусобной войной. «Не хотя исперва оканьныи, всепагубныи дьявол,— сообщает новгородский летописец по­током клишированных фраз, обычно используемых перед описанием междоусобных кризисов,— роду человеческому добра, въздвиже крамолу межи русьскыми князи, да быша человеци не жили мирно: о томь бо ся злыи радуеть кровопролитию крестьянску» ⁶². В сле­дующие пять лет, с 1235 по 1240 год, Киев переходил из рук в руки не менее семи раз: три раза его держали Ростиславичи, дважды — Ольговичи, по одному разу Ярослав из Северного Переславля и Даниил Галицкий. Князья со своими дружинами блуждали по раз­личным областям Киевского и Черниговского княжеств, Галицкой земли, сражаясь друг с другом, заключая и разрывая союзы. Никто, по-видимому, не был способен удерживать столицу дольше, чем в течение нескольких месяцев. Сложные маневры, битвы, союзы, обещания, предательства, обманы — обо всем этом сообщается крайне путано в единственных двух источниках, упоминающих о том, что похоже на распад Южной Руси,— в Новгородской Первой и в Ипатьевской летописях. Первая из них лаконично и бесстрастно описывает события 1235 и 1236 годов; вторая летопись приводит более длинный, но бессвязный рассказ о событиях, разыгравшихся на просторах от Киева до Галицкой земли, однако дает явно неправильную датировку, однажды даже ошибочно перемещая собы-тия из описания одного эпизода в сообщение о совершенно ином ⁶³. Причем все это излагается с позиций галицкого князя Даниила, который, воспользовавшись борьбой между Романовичами, венграми, поляками и поддерживавшими венгров боярами, начал, наконец, укреплять свою власть в Галицкой земле. Уравновешенный летописец Суздальской земли (Лаврентьевская летопись) не упоминает о столкновениях на юге и даже сообщает, что в 1235 году «мирно бысть». Киевское и Черниговское княжества, Галицкая земля, наверное, казались ему другой страной.

Из нагромождения разрозненных сведений, встречающихся в Новгородской и Ипатьевской летописях, можно, однако, выделить определенную логическую последовательность событий, которая ясно покажет раздробленность политической жизни на юге Руси и поможет объяснить ослабление южнорусских князей в конце 30-х годов XIII века.

Знамением будущих несчастий явилось обращение в 1234 или в начале 1235 года киевского князя Владимира Рюриковича к Даниилу Галицкому за военной помощью, как он это делал тремя годами раньше. Причиной обращения Владимира были агрессивные действия черниговского князя Михаила, которого на этот раз под­держивал его двоюродный брат Изяслав Владимирович⁶⁴. Два Ольговича, которые, очевидно, осаждали в это время Киев, отступили при виде дружины Даниила. Владимир и Даниил перехва-

 

тили инициативу и пошли против Ольговичей походом на Чернигов, что для разных князей имело разные последствия: Изяслав «бежал», согласно новгородской летописи, к половцам, а факти­чески отправился в степь с целью собрать подкрепление; Михаилу каким-то образом удалось победить Даниила в схватке, и послед­ний едва спасся. Владимир Рюрикович, однако, вышел из сражения в целости и сохранности и вернулся в Киев.

Но война была далеко не окончена. Изяслав вскоре снова появился с половецким отрядом, и вместе с Михаилом они еще раз угрожали Киеву. Решающая битва состоялась в Торческе, к югу от Киева, и завершилась победой Ольговичей. Владимир был взят в плен половцами, а Даниил вернулся в Галич, чтобы снова быть обманутым, на этот раз провенгерски настроенными боярами, хитростью заставившими его бежать из страны. После победы Михаил посадил своего двоюродного брата Изяслава на киевский престол ⁶⁵. Собственные планы Михаила были более серьезными — он хотел завоевать Галицкую землю. Во второй половине 1235 года это ему, в конце концов, удалось. Поляки, занявшие Галич после бегства Даниила, сдали столицу, а Михаил и его сын Ростислав вошли в нее, почти не встретив сопротивления ^б6.

Изяслав недолго прокняжил в Киеве, так как Владимир, по-видимому, выбил его оттуда после того, как выкупился из поло­вецкого плена. Но и он в свою очередь был выбит Ярославом в 1236 году. Новгородская летопись повествует, как Ярослав, оставив своего сына Александра в Новгороде, взял с собой «новгородци вятших» и сотню людей из Торжка и «седе в Кыеве на столе» ⁶⁷. И это княжение не было долгим. По причинам, о которых лето­писец не сообщает («не мога его держати») ⁶⁸, Ярослав оставил Киев и вернулся в Суздальскую землю. На этот раз Киев занял Михаил, а своего сына Ростислава он оставил княжить в Галиче. Это был, однако, опрометчивый шаг, и, пока Ростислав был в по­ходе против литовцев (1238 год), Даниил без труда захватил свою прежнюю столицу ⁶⁹. Что касается Киева, то он был взят ещё дважды, и оба раза на короткое время,— Ростиславом Мстиславичем из Смоленска (в конце 1239 или в начале 1240 года) и Даниилом — перед тем, как окончательно пасть под натиском татар в 1240 году.

Возникает вопрос, что побудило смоленских, черниговских и галицких князей к такому неистовому и, по всей видимости, бессмысленному соперничеству. Жадность? Стремление превзойти своих предшественников и достичь власти над всем югом Руси? Или же -это было просто тщеславное желание занять престол в городе, все еще считавшемся матерью городов русских? Какова бы ни была причина, результаты налицо: к 1239—1240 годам, времени последнего нападения татар на Русь, даже уже к 1237 году Ольговичи и Ростиславичи истощили свои военные ресурсы. Даже Даниилу, оказавшемуся самым сильным и правившему в эти годы Галицкой землей и Киевским княжеством, необходимо было время, чтобы восполнить потери в людях и имуществе. Южные князья стали

неспособны ни к совместным действиям, как раньше, ни к созданию прочного союза против внешнего врага.

В то время, когда князья юга Руси были безнадежно ослаблены, северяне, как было показано выше, пребывали в безмятежном спокойствии. Действительно, записи в Суздальской летописи отра­жают, в основном, семейные события (рождения, свадьбы) и явле­ния в области искусства и архитектуры (украшение и строитель­ство церквей), что говорит об определенной степени политического равновесия и отсутствии серьезных стычек между князьями. К 1233 го­ду борьба за Новгород закончилась, и город надежно находился в руках Ярослава и его сына Александра.

Но при всей видимой стабильности северные князья жили в состоянии лишь иллюзорной безопасности. За исключением Ярослава Всеволодовича, они были фактически изолированы от юга Руси. Власть Юрия была ограничена Суздальской землей. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем великий князь владимирский смог добиться уважения и признания своей власти в Киевском, Черниговском и Смоленском княжествах и в Волын­ской и Галицкой землях. А в то время его авторитета было еще недостаточно, чтобы заставить повиноваться враждующих южно­русских князей.

Но самым губительным для Русской земли было то, что все князья, как северные, так и южные, по-видимому, блаженно пре­небрегали военной угрозой с востока, судя по всему, полагая, что —это всего лишь еще одно кочевое племя вроде печенегов тети половцев, посланное Богом, чтобы покарать их за грехи.