Глава 98. Сдерживать призраков. 2 страница

Даже с тревожной мыслью о возможных религиозных осложнениях, которые были еще свежи в памяти, она испытала сильную, острую боль от тоски по Роджеру. Он писал, что старейшине МакКорклу пришлось задержаться, но он прибудет в Эдинтон в течение недели. Возможно, еще неделя потребуется, прежде чем проведут пресвитерианскую сессию, и тогда он приедет в Ривер Ран за ней и Джемми.

Он был так счастлив от мысли о своем рукоположении. И раз уж его посвятили в духовный сан, не могли же они его этого лишить, даже окажись он еретиком, имея в женах католичку?

Если придется, поменяет ли она веру ради Роджера, ради того, в чем он так нуждается и кем хочет быть? Эта мысль заставила ее почувствовать себя опустошенной, и для успокоения она обняла Джемми. Его кожа была влажной и, до сих пор, по-младенчески нежной, но она ощущала твердость его выпирающих косточек, суливших, что в один прекрасный день, его габариты будут соответствовать мощи его отца и деда.

"Его отец" - это была маленькая, пылкая мысль, что усмирила все ее тревоги, и даже успокоила боль из-за отсутствия Роджера.

Волосы Джемми давно отросли, но она поцеловала то место за левым ухом, где скрывалась метка, заставляя сына извиваться и хихикать от ее дыхания, щекочущего шею.

Она отправила его вниз, отнести испачканную краской рубашку Матильде-прачке, чтоб та посмотрела, что можно с ней сделать, а сама вернулась опять к растиранию.

Минеральный запах малахита в ступке казался странно неправильным. Она подняла ее и понюхала, хотя понимала, что делать так просто смешно. Измельченный камень не может испортиться. Наверное, смесь скипидара и табачного дыма из трубки мистера Бьюкенена повлияла на ее обоняние. Покачав головой, она аккуратно соскребла мягкий зеленый порошок в бутылочку, чтобы позже смешивать его с ореховым маслом или использовать с яичной темперой. (Яичная темпера - одна из старейших красок, применяемых в живописи, состоит из пигмента, воды и яичного желтка, прим.пер.)

Она оценивающе взглянула на ряд коробочек и мешочков. Некоторые из них достались ей от тети Джокасты, другие, благодаря любезности лорда Джона, специально были присланы из Лондона. Осмотрев бутылочки и сушильные лотки, с собственноручно намолотыми пигментами, она обдумывала, что еще может понадобиться.

Сегодня днем она будет делать лишь предварительные эскизы. Заказом был портрет престарелой матери мистера Форбса. Но, чтобы закончить работу до приезда Роджера, у нее была только неделя, или две. Она не могла терять...

Внезапно, волна головокружения заставила ее сесть, и черные мушки замелькали у нее перед глазами. Глубоко дыша, она опустила голову между колен. Это не помогло. Воздух был едкий от терпентинового масла и насыщенный запахами вонючих животных, содержащихся в конюшне, внизу.

Она подняла голову и ухватилась за край стола. Внутренности, казалось, превратились в жидкую субстанцию, которая, как вода в миске, колебалась от ее движений, болтаясь из желудка к горлу и обратно, оставляя горький привкус желчи в носоглотке.

- О, Боже!

Жидкость из живота устремилась к горлу, и она едва успела схватить со стола тазик для умывания и выплеснуть воду на пол, прежде чем ее желудок вывернуло наизнанку, в неистовом порыве опустошения.

Очень осторожно, опустив тазик, она присела, тяжело дыша, разглядывая пятно на полу. В тоже время, мир внутри нее сместился со своей оси и установился под новым, тревожным углом.

- Поздравляю, Роджер, - произнесла она вслух, слабым, дрожащим голосом в спертом, влажном воздухе, - я думаю, ты скоро станешь папой. Снова.

 

----

 

Какое-то время она сидела неподвижно, внимательно исследуя ощущения своего тела, отыскивая подтверждения. С Джемми у нее не было тошноты, но она помнила странно изменившиеся свойства своих чувств. Это необычное состояние называется синестезия, когда зрение, обоняние, вкус, а иногда, даже, и слух временами таинственно приобретают свойства друг друга.

Это отступило также быстро, как и нахлынуло. Острый запах табака мистера Бьюкенена стал гораздо сильнее, но сейчас это был сладкий дымок скрученных листьев, а не то пестрое зелено-коричневое нечто, извивающееся в пазухах носа, и громко стучащее в мозгах, словно град по жестяной крыше.

Она была так сконцентрирована на своих телесных ощущениях и на том, что они могут, или не могут означать, что и не обратила внимание на голоса в соседней комнате. Там находилась скромная берлога Дункана, где он держал бухгалтерские книги и счета поместья, и еще, подумала она, где он прятался, когда величие дома становилось для него невыносимым.

В данный момент, мистер Бьюкенен находился там вместе с Дунканом, и то, что начиналось как добродушная монотонная беседа, теперь выказывало признаки напряжения. Брианна поднялась, с облегчением чувствуя только едва заметную, остаточную липкую влажность, и взяла тазик. У нее имелись естественные человеческие склонности к подслушиванию, но в последнее время она осторожничала, не желая слышать ничего, кроме того, что было необходимо.

Дункан и ее тетя Джокаста были ярыми лоялистами и ничего из того, что она могла сказать в виде тактичного призыва или логической аргументации, не поколебало бы их. Она нечаянно подслушала уже более чем одну частную беседу Дункана с местными тори. Это заставляло ее сердце замирать, в мрачном предчувствии, прекрасно осознавая то, что станет итогом нынешних событий.

Здесь, в предгорье, в самом сердце местности Кейп-Фир, большинство порядочных граждан являлись лоялистами, убежденными в том, что насилие, происходящее на севере, было чрезмерно раздутой шумихой, которая могла оказаться излишней, а если и не так, то это их совсем не касалось. Тут, на месте, им больше всего требовалась крепкая рука, чтобы держать в узде ошалелых вигов, прежде чем их эксцессы спровоцируют разрушительный ответный удар. Знание, что именно такому разрушительному ответному удару подвергнутся люди, которые ей нравились, или которых она даже любила, ощущалось для нее как «отрава», как ее отец это называл, холодное чувство гнетущего ужаса, леденящее кровь.

- Когда же? - голос Бьюкенена раздался четче, и звучал раздраженно, когда она открыла дверь. - Они не будут ждать, Дункан. Мне нужны деньги на неделе, до среды, или Данклин продаст оружие в другом месте, ты же знаешь, что сейчас это рынок продавца. Ради золота он подождет, но не долго!

- Да, я это отлично знаю, Соуни, - Брианна подумала, что голос Дункана звучал нетерпеливо и встревожено. - Это будет сделано, если получится.

- ЕСЛИ? - воскликнул Бьюкенен. - Что еще за «если»? До сих пор было «О, да, Соуни», «Нет проблем», «Будь уверен, Соуни», «Скажи Данклину, все путем», «О, конечно, Соуни»...

- Я сказал, Александр, что если получится, то будет сделано! - голос Дункана был тихий, но внезапно в нем появилась стальная нотка, которую она никогда раньше не слышала.

Бьюкенен проговорил что-то грубое на гэльском, и внезапно дверь комнаты Дункана распахнулась, и он сам выскочил в столь великом гневе, что едва заметил ее, одарив мимоходом, не более чем резким кивком. Что было, как ей подумалось, довольно уместно, учитывая то, что она стояла с тазиком, полным рвоты.

Прежде, чем она смогла шелохнуться, чтобы избавиться от него, вышел Дункан. Он выглядел разгоряченным, сердитым и чрезвычайно обеспокоенным. Однако, заметил ее.

- Как ты поживаешь, девочка? - спросил он, приглядываясь. - Ты что-то немного зеленая. Съела что-то не то?

- Думаю, да. Но сейчас, все хорошо! - сказала она, поспешно поворачиваясь, чтобы отнести тазик обратно в комнату, позади нее. Поставив его на пол, она закрыла дверь, - ты э-э-э... в порядке, Дункан?

Мгновение, он стоял в нерешительности, но все, что его беспокоило, было слишком угнетающим, чтоб сдерживаться. Он огляделся, но в это время дня ни одного из рабов здесь не было. Тем не менее, он склонился поближе и понизил голос.

- Ты, случайно... не видела ничего странного, a nighean (девочка - гэльск. прим.пер.)?

- Насколько странного?

Он потер костяшкой пальца под своими свисающими усами и еще раз оглянулся.

- Возле склепа Гектора Камерона, например? - спросил он, и голос едва ли был громче шепота.

Ее диафрагма, все еще болезненная от рвоты, резко сократилась от этого вопроса и она положила себе руку на живот.

- Значит, да? - Дункан насторожился.

- Не я, - проговорила она и рассказала о Джемми, Ангелине и предполагаемом призраке.

- Я подумала, возможно, это был мистер Бьюкенен? - закончила она, кивая в сторону лестницы, на которой Александр Бьюкенен исчез.

- А это мысль, - пробормотал Дункан, потирая седой висок. - Но, нет... конечно, нет. Он не стал бы, но это мысль.

Брианна подумала что он стал выглядеть хоть и немного, но чуть более обнадеженным.

- Дункан, можешь сказать мне, что случилось?

Он глубоко вздохнул, качая головой. Не в отказе, а в недоумении. Но его плечи снова ссутулились, и он сдался.

- Золото, - сказал он просто, - оно исчезло.

 

----

 

Семь тысяч фунтов в золотых слитках были значительной суммой, во всех смыслах. Она понятия не имела сколько это весило, но гроб Джокасты, что скромно стоял в семейном мавзолее, возле гроба Гектора Камерона, был набит под завязку.

- Что ты имеешь в виду под «исчезло»? - выпалила она, - Все целиком?

Дункан схватил ее руку, черты его лица исказились в порыве утихомирить ее.

- Да, все целиком, - сказал он, снова оглядываясь. - Ради Бога, девочка, говори потише!

- Когда это произошло? Или скорее, - исправилась она, - когда ты обнаружил пропажу?

- Прошлой ночью, - он обернулся еще раз и дернул подбородком в сторону своего кабинета. - Зайди, девочка, я расскажу тебе об этом.

Волнение Дункана немного утихло, пока он ей рассказывал. С виду, он немного успокоился, к тому моменту, как закончил.

Семь тысяч фунтов - это все что осталось от первоначальных десяти тысяч, которые, в свою очередь, являлись третью от тридцати тысяч, посланных слишком поздно, но все-таки посланных, Луи Французским, в поддержку обреченного покушения Чарльза Стюарта на троны Англии и Шотландии.

- Гектор был осторожен, да? - объяснял Дункан, - он жил, как богатый человек, но всегда в рамках тех средств, что местечко, вроде этого, - он взмахнул своей единственной рукой, указывая на усадьбу и земли Ривер Рана, - может обеспечить. Он потратил тысячу фонтов на приобретение земли и постройку дома, затем, со временем, еще тысячу - на рабов, скот и тому подобное. И тысячу фунтов он положил к банкирам, Джо сказала, что ему была невыносима мысль, что все эти деньги лежат, не зарабатывая ни процента, - он одарил ее легкой кривой улыбкой, - хотя он был слишком умен, чтобы не привлекать внимание, вложив все сразу. Я полагаю, что он планировал, быть может, вкладывать остальное понемногу, время от времени, но умер прежде, чем сделал это.

Джокаста осталась очень богатой вдовой, но еще более осторожной, чем ее муж, в привлечении чрезмерного внимания. И поэтому, золото лежало, невредимое в своем тайнике, за исключением одного слитка, который был постепенно сведен на нет и растрачен при помощи Улисса. "Который исчез", - вспомнила она с беспокойством. Кто-то знал, что здесь было золото.

Вероятно, кто бы ни заприметил этот слиток, догадался, что есть еще. И выжидал спокойно и терпеливо, пока не нашел.

Но сейчас...

- Ты слышала о генерале МакДональде?

В последнее время, в разговорах, она часто слышала это имя. Он был шотландским генералом, наверное, в отставке, предположила она. Останавливаясь то тут, то там, он гостил у различных уважаемых семей. Тем не менее, о его намерении, она ничего не знала.

- Он хочет поднять людей, три-четыре тысячи горцев, чтобы отправиться на побережье. Губернатор запросил помощь, и корабли с войском на подходе. Таким образом, люди генерала сойдут через долину Кейп-Фир, - он изобразил изящный парящий жест своей рукой, - встретятся с губернатором и его войсками, зажмут в клещи мятежную милицию, вот и готово.

- И ты хотел дать им золото... или нет, - поправила она себя, - ты хотел дать им оружие и порох.

Он кивнул и пожевал усы, выглядя несчастным.

- Человек по имени Данклин, Александр знает его. Лорд Данмор собирает огромный запас оружия и пороха в штате Вирджиния, а Данклин - один из его лейтенантов, который готов уступить некоторое количество этого запаса в обмен на золото.

- Которое в данный момент исчезло, - она глубоко вздохнула, чувствуя как пот скатывается между грудей, еще сильнее увлажняя ее рубашку.

- Которое в данный момент исчезло, - согласился он мрачно. - И мне по-прежнему интересно, на счет этого призрака малыша Джемми, да?

В самом деле - призрак. У кого-то получилось проникнуть в такое многолюдное место, как Ривер Ран, переместить успешно золото, весом несколько сотен фунтов, и остаться при этом, полностью незамеченным...

Звук шагов на лестнице заставил Дункана вскинуть голову в сторону двери, но это был лишь Джош, один из чернокожих конюхов, со шляпой в руке.

- Лучше нам отправляться, мисс Бри, - сказал он, почтительно кланяясь. - Если вы желаете хороший свет.

Для ее рисунков, он имел в виду. Это было подходящее время для поездки в Кросс Крик, в дом адвоката Форбса - солнце стремительно поднималось к полудню.

Она посмотрела на свои измазанные зеленые пальцы и вспомнила про растрепанные волосы, неряшливо свисающие из импровизированного пучка. Ей следует сперва немного привести себя в порядок.

- Иди, девочка, - Дункан махнул ей на дверь. Его худое лицо все еще хранило следы беспокойства, но немного просветлело от представившейся возможности поделиться этим.

Она нежно поцеловала его в лоб и пошла вниз, вслед за Джошем. Бри волновалась, и не только из-за пропавшего золота и бродячих призраков. На самом деле, из-за генерала МакДональда. Ибо, если он намеревался набрать воинов среди горцев, одним из естественных путей для него, было обратиться к ее отцу.

Как Роджер, когда-то раньше заметил: «Джейми способен пройти по канату между вигами и тори лучше, чем любой человек, которого я знаю, но когда настанет критический момент... ему придется прыгнуть.»

"Время для прыжка настало в Мекленбурге. А у критического момента было имя - МакДональд", - подумала она.

 

Глава 101. ПОЕЗДКА К ПОБЕРЕЖЬЮ

 

Полагая, что будет разумно на некоторое время исчезнуть из своих привычных мест обитания, Нейл Форбс отправился в Эдентон, под предлогом сопровождения своей престарелой матушки во время визита к ее, еще более престарелой, сестре. Он наслаждался долгой поездкой, несмотря на жалобы его матери по поводу облаков пыли, которые поднимались из-под колес другой кареты, ехавшей впереди.

 

Ему очень не хотелось жертвовать своей возможностью держать ту карету в поле зрения – небольшой, хорошо подвешенный на рессорах экипаж, чьи окна были закрыты и занавешены плотными шторами. Но Нейл Форбс всегда был преданным сыном, и на следующей почтовой станции он пошел поговорить с кучером. Другая карета услужливо откатилась назад и последовала за ними на удобном расстоянии.

 

- На что это ты смотришь, Нейл? – требовательно поинтересовалась его мать, поднимая взгляд от любимой гранатовой броши, которую она пристегивала. – Вот уже третий раз ты выглядываешь из этого окна.

 

- Да так, ни на что, мам, - ответил он, глубоко вздохнув. – Всего лишь, любуюсь отличным деньком. Какая чудесная погода, не так ли?

 

Миссис Форбс чихнула, но, послушно поправив на носу очки, наклонилась, чтобы выглянуть из окна.

 

- Ну, что ж, да, довольно ясно, - признала она с сомнением. – Только жарко и настолько влажно, что твою рубашку можно выжимать.

 

- Не беспокойся, a lennan, - сказал он, похлопывая ее по одетому в черное плечу. – Ты даже и не заметишь, как мы окажемся в Эдентоне. Там будет прохладнее. Как говорят, нет ничего лучше, чем морской бриз, чтобы разрумянить твои щечки.

 

 

Глава 101. НОЧНОЕ БДЕНИЕ.

 

Эдентон.

 

Дом преподобного МакМиллана стоял возле воды. Настоящее благословение в жаркую и влажную погоду. Вечером прибрежный бриз уносил прочь все – и жару, и москитов, и дым очага. Сидя после ужина на большом крыльце, мужчины курили свои трубки и с наслаждением отдыхали.

 

Наслаждение Роджера было приправлено ощущением вины от того, что жена преподобного МакМиллана и три его дочери сновали туда-сюда, мыли посуду, убирали со стола, подметали полы, варили для завтрашнего супа оставшиеся от ужина ветчинные косточки с чечевицей, укладывали спать детей и, в целом, работали до потери пульса в душных и знойных комнатах. Дома, он бы чувствовал себя обязанным помочь с подобной работой, или имел бы дело с недовольством Брианны. Здесь же, подобное предложение было бы встречено недоверчиво, с отвисшими челюстями, и последовавшим глубоким подозрением. Вместо этого, занятый приятным мужским разговором, он мирно сидел, обдуваемый прохладным вечерним ветерком, наблюдал за рыбачьими лодками, которые, направляясь к берегу, входили в пролив, и потягивал нечто, слегка напоминающее кофе.

 

Он подумал, что, иногда, можно было бы высказаться и в пользу того, как распределены семейные обязанности между мужчинами и женщинами в восемнадцатом столетии.

 

Они обсуждали новости с юга: бегство губернатора Мартина из Нью-Берна, сожженный форт Джонстон. Политический климат Эдентона был решительно повстанческий, провиггский, и компания была по преимуществу духовенством – преподобный доктор МакКоркл, его секретарь Уоррен Ли, преподобный Джей МакМиллан, преподобный Патрик Дуган и, помимо самого Роджера, еще четыре «соискателя», ожидающие своего посвящения, – но все же, под поверхностью внешней сердечности разговора, проносились подводные течения политических разногласий.

 

Сам Роджер говорил мало: он не хотел обидеть гостеприимство МакМиллана, поддерживая любые споры, и что-то внутри него стремилось к тишине и покою, в ожидании завтрашнего дня.

 

Затем, однако, разговор принял другое направление, и он обнаружил, что слушает сосредоточенно и внимательно. Два месяца назад в Филадельфии собирался Континентальный Конгресс, который поручил генералу Вашингтону командование Континентальной армией. Уоррен Ли был в то время в Филадельфии и живо описывал всей компании битву при Бридс-Хилл, в которой он тоже участвовал.

 

- Генерал Патнэм привез к узкому перешейку Чарльстонского полуострова повозки, груженные мусором, сучьями и хворостом… вы сказали, что знали об этом, сэр? – вежливо спросил он, поворачиваясь к Роджеру. – Так вот, полковник Прескотт, он уже находился там, с двумя полками милиции из Массачусетса и еще, частями другого полка из Коннектикута… может, всего около тысячи человек, и, Боже мой, какая же из этих лагерей доносилась вонь!

 

Его мягкий южный говор – Ли был из Вирджинии – звучал с легким оттенком удовольствия, но он исчез, когда Ли продолжил.

 

- Генерал Уорд отдал приказ укрепить этот самый холм, Банкер-Хилл он называется, из-за старого редута на его вершине (Bunker – блиндаж, подземное укрытие, - англ., прим.пер.). Но полковник Прескотт, он поднялся на холм, и его не слишком заботило то, как там все выглядело, он и мистер Гридли, инженер. Они оставили там подразделение и отправились на Бридс-Хилл, поскольку, они, наверное, подумали, что так будет лучше для дела - быть ближе к гавани.

 

- Так вот, все это было ночью, заметьте. Я был вместе с одним из Массачусетских боевых расчетов, и мы совершили изрядный марш-бросок, затем провели ночь напролет, от полночи до рассвета, копая окопы и возводя шестифутовые стены по периметру.

 

- Когда наступил рассвет, мы притаились внизу, за нашими укреплениями, и, знаете, как раз вовремя, потому что в гавани появился британский корабль – «Живчик», так, говорят, он назывался – и открыл огонь в ту самую минуту, как взошло солнце. Было так красиво, потому что над водой все еще был туман, и вспышки пушечных залпов освещали его красным цветом. Хотя, вреда они не причинили: большая часть ядер падала недалеко, прямо в гавани… я видел, правда, как в одну из китобойных лодок попало ядро и разнесло ее в щепки. Команда, они повыскакивали наружу, как блохи, когда «Живчик» начал палить. Оттуда, где я был, я очень хорошо видел, как они скакали вверх и вниз по доку, грозя своими кулаками… потом «Живчик» выпустил еще один бортовой залп, и они все попадали на землю, или побежали, как кролики.

 

Почти стемнело, и молодое лицо Ли было едва различимым в полумраке, но веселье в его голосе передалось легкой вибрацией смеха, пробежавшей среди других мужчин.

 

- Небольшая батарея на вершине Коппс-Хилл еще немного постреляла, и один или два других корабля тоже сделали парочку выстрелов, но когда им стало очевидно, что это бесполезно, они прекратили. Потом, к нам наверху присоединились еще несколько парней из Нью-Гэмпшира, и это весьма обнадежило. Но генерал Патнэм, он послал порядочное количество людей обратно, работать на строительстве укреплений на Банкере, и люди из Нью-Гэмпшира, пригнувшись, спустились вниз слева, где у них не было никакого прикрытия, кроме редкой изгороди из жердей, заполненной скошенной травой. И, скажу я вам, джентльмены, глядя на них, туда, вниз, я был рад-радешенек, что перед нами было четыре фута надежных земляных укреплений.

 

Британские войска очень самоуверенно расположились вдоль реки Чарльз, прямо под полуденным солнцем, с военными кораблями позади них и батареями пушек на берегу, которые обеспечивали прикрывающий огонь.

 

- Мы не стреляли в ответ, конечно. У нас и пушек-то не было, - сказал Ли, и было слышно, как он пожимает плечом.

 

Роджер, напряженно слушавший, не мог не задать вопрос, который его интересовал.

 

- А правда, что полковник Старк сказал: «Не стреляйте, пока вы не увидите белки их глаз!»?

 

Ли сдержанно кашлянул.

 

- Что ж, сэр. Не могу сказать наверняка, что никто этого не говорил, но сам я этого не слышал. Помню, я услышал, как один полковник выкрикнул: «Каждый сукин сын, впустую потративший свой порох до того, как ублюдки будут достаточно близко, чтобы их можно было убить, получит свой мушкет засунутым прямо в задницу, прикладом вперед!».

 

Все собравшиеся расхохотались. Миссис МакМиллан, которая вышла на улицу, чтобы предложить гостям угощение, поинтересовалась, что же их так развеселило, и они все резко замолчали, очень внимательно слушая дальнейший рассказ Ли.

 

- Ну что ж, итак, они пришли, и, скажу я вам, это устрашающее зрелище. Их было несколько полков. И каждый – в униформе определенного цвета: фузилеры, гренадеры и королевские морские пехотинцы, и приличное множество легкой пехоты. Все надвигались на берег, как полчища муравьев, и такие же злые.

 

- Я не буду делать вид, что сам я - большой храбрец, джентльмены, но я скажу, что парни, которые стояли рядом со мной, имели мужество. Мы дали им подойти, и первая шеренга была не более, чем в десяти футах от нас, когда наш одновременный залп рассек их строй.

 

- Сплотив ряды, они опять пошли на нас, и мы снова их разбросали… как кегли. И офицеры, - там их было впечатляюще много: они скакали верхом на лошадях, понимаете? Я… я подстрелил одного такого. Он упал головой вниз, но не выпал из седла… и лошадь унесла его прочь. Он переваливался в седле, его голова болталась. Но он не упал.

 

Голос Ли несколько поблек, и Роджер увидел, как плотная фигура преподобного доктора МакКоркла, наклонилась, касаясь плеча своего секретаря.

 

- Они сомкнули ряды и атаковали в третий раз. И… большая часть из нас были плохо вооружены. Англичане поднялись на земляные валы и прошли через те изгороди. С байонетами, прикрепленными к ружьям.

 

Роджер сидел на ступенях крыльца, а Ли был над ним, несколькими футами выше, но он слышал, как молодой человек сглотнул.

 

- Мы отступили. Так они это называют. Мы побежали, да, именно это мы и сделали. Они тоже.

 

Он снова сглотнул.

 

- Байонет… такой ужасный звук, когда он входит в человека. Просто… ужасный. Я не могу сказать, какой точно, и мне не описать его правильно. Но я слышал этот звук. И не раз. Слишком много байонетов прошло сквозь тело в тот день… сталь протыкает, пронизывает, а потом выдирается из плоти, и, бьющихся, как рыбы на земле, людей оставляют умирать.

 

Роджер видел, и, даже, держал в руках байонеты восемнадцатого века, и часто. Семнадцатидюймовое трехгранное лезвие, тяжелое и безжалостное, с желобком для стекания крови с одной стороны. Внезапно, он подумал о грубом рубце, что тянулся вверх по бедру Джейми Фрейзера, и поднялся на ноги. Пробормотав короткие извинения, он покинул крыльцо и пошел вдоль берега, остановившись только на минуту, чтобы снять свои ботинки и чулки.

 

Начался отлив, песок и галька были влажными и холодными под его босыми ногами. Ветерок слабо шелестел в пальмовых листьях позади него, и стайка пеликанов летела вдоль берега, темная, против последних отблесков света. Он вошел прямо в прибой, маленькие журчащие волны, что тянули его за пятки, вымывали песок из-под его ступней, заставляя его покачнуться, чтобы сохранить равновесие.

 

Далеко на воде залива Албемарл (Залив на восточном побережье США, отделенный от Атлантического океана цепью низких песчаных дюн Внешних отмелей. – прим.пер) он мог видеть огни: рыбачьи лодки с маленькими огоньками, прикрепленными к песочным ящикам на борту, чтобы рыбаки могли зажигать факелы, которые перевешивали через борт. Казалось, что огни летели по воздуху, качаясь взад и вперед, их отражения в воде медленно мигали, зажигаясь и угасая, как светлячки.

 

Начали появляться звезды. Он стоял, глядя вверх, и пытался освободить свой ум, свое сердце, открыть себя для любви к Богу.

 

Завтра он станет священником. «Ты еси священник вовеки», - цитируя из Библии, говорится на церемонии посвящения, следуя чину Мельхиседека. («Ты священник навек по чину Мелхиседека» - (Пс.109.4) – прим. Пер.)

 

- Ты боишься? – спросила его Брианна, когда он рассказал ей.

 

- Ага, - произнес он тихо, вслух.

 

Он стоял, пока отлив не удалился от него, затем пошел за ним вослед, заходя в воду, желая ритмичного прикосновения волн.

 

- Ты все равно это сделаешь?

 

- Ага, - сказал он еще тише. Он не имел понятия, с чем он соглашается, но произнес это все равно. Издалека, с пляжа позади него, ветер, время от времени, доносил обрывки смеха, несколько слов с крыльца преподобного МакМиллана. Значит, они ушли от темы войны и смерти.

 

Кто-нибудь из них, когда-нибудь, убивал человека? Ли, возможно. Преподобный доктор МакКоркл? Он слегка хмыкнул при этой мысли, но не отбросил ее. Он повернулся и прошел немного дальше, пока не остались только звуки волн и ветра.

 

Исследование своей души. Немного криво улыбнувшись, он подумал, что это было именно то, чем обычно занимались оруженосцы. В ночь перед тем, как стать рыцарем, молодой человек должен был, молясь, выстоять ночное бдение в церкви или часовне, неся стражу в темные часы ночи, освещенные только сиянием жертвенной лампады.

 

Интересно, о чем? О чистоте ума, единстве цели. Храбрости? Или, возможно, о прощении?

 

Он не хотел убивать Рэндалла Лиллингтона, и это был почти несчастный случай, который не являлся самозащитой. Но он охотился, когда это случилось, он специально охотился за Стивеном Боннетом, хладнокровно намереваясь его убить. И Харли Бобл: он все еще почти мог видеть блеск глаз охотника за ворами, чувствовал эхо удара, расколовшего человеческий череп, отдающегося в кости его собственной руки. Да, он делал это намеренно. Мог остановиться. Но не остановился.

 

Завтра он поклянется перед Богом, что он верит в доктрину предопределения, что ему предназначено было сделать то, что он сделал. Возможно.

 

«Может быть, я не верю в это так сильно», - подумал он, с закравшимся сомнением. – «Но, может, и верю. Боже… О, извини», - он извинился мысленно, – «Смогу ли я быть хорошим священником, имея сомнения? Я думаю, что у всех они есть, но если у меня их слишком много… вероятно, Тебе лучше дать мне знать сейчас, пока еще не поздно».

 

Его ноги онемели, небо сияло славой звезд, густо усеявших бархат ночного неба. Он услышал хруст гальки от шагов, и море, которое шуршало рядом.

 

Это был Уоррен Ли – высокий и долговязый в свете звезд, секретарь преподобного доктора МакКоркла, бывший милиционер.

 

- Подумал, надо бы немного глотнуть воздуха, - сказал Ли, его голос был едва различим в шуме моря.

 

- Да, что ж, его тут много, и он бесплатный, - сказал Роджер, насколько мог, душевно. Ли коротко хохотнул в ответ, но, к счастью, видимо, был не расположен к разговору.

 

Они постояли немного, глядя на рыбачьи лодки. Потом, не сговариваясь, повернулись, чтобы идти обратно. Дом был темным, крыльцо опустело. Все же, единственная свечка горела в окне, освещая для них путь домой.