Глава четвертая 3 страница

Практическая политическая программа иллиризма в 30—40-х годах выражалась в формуле: «Боже храни венгерскую конститу­цию, хорватское королевство и иллирскую народность!» ¹⁵. В усло­виях режима Меттерниха иллиры были заинтересованы в сохране­нии феодальной государственной организации Венгрии и расшире­нии прав Хорватии-Славонии и вместе с тем отстаивали тезис о национальном единстве южных славян, важный по заключенной в нем, до времени скрытой, политической тенденции. Наряду с идеей славянской этноязыковой общности тезис об иллирском общенацио­нальном единстве вдохновлял деятелей хорватского национального движения б их борьбе против планов мадьяризации Хорватии, за всестороннее развитие национальной культуры, расширение и упро­чение хорватской государственности

В этом отношении возведение родного'языка в ранг официаль­ного стало бы важной вехой. Но консервативное дворянство, под­держивавшее мероприятия иллиризма в области культуры, про­хладно относилось к идее устранения латыни из официальной сфе­ры, поскольку все еще видело в господстве латинского языка усло­вие сохранения своих привилегий и орудие борьбы с венгерскими претензиями. Да и сам хорватский язык еще был недостаточно распространен в общественной жизни и быту дворянства и форми­рующейся буржуазии: «в обществе» предпочитали говорить по-не­мецки. Лишь в 1847 г., когда глубочайший кризис старого строя засвидетельствовал неизбежность коренных социальных реформ, сабор провозгласил родной язык официальным.

Что касается хорватской «конституции» или «исторического пра­ва», то уже в 30-х годах их стали трактовать не в старом смысле муниципальных прав (как до 1830 г.), но как право на самостоя­тельность Триединого королевства в его отношениях с Венгрией в рамках Австрийской империи. Эти теоретические принципы попы­тались воплотить в жизнь. Уже в 1830 г. хорватский сабор выступил с требованием расширения прав Хорватии-Славонии; Драшкович в 1832 г. писал о самостоятельном, независимом от Венгрии прави­тельстве Хорватии; то же требование он отстаивал в государствен­ном собрании в 1836 г. Либеральное течение иллиризма подхватило эти требования. В 1839 г. в иллирском журнале указывалось, что «политическая независимость — первое и самое большое благо каж­дого народа»¹⁶. Речь шла о восстановлении особого наместниче- ского совета для Хорватии-Славонии (такой совет существовал одно время при императрице Марии-Терезии). При этом иллиры желали сохранить в какой-то форме государственно-политическое объединение с Венгрией, но на основе равноправия сторон. Требо­вание равноправия Хорватии с Венгрией сохранилось как один из важнейших принципов хорватского национального движения вплоть до 1918 г.

Программа национального движения включала требование вос­соединения Далмации и Военной границы. Это подвело бы более прочный фундамент под принцип равноправия Триединого коро­левства с Венгрией. В национально-территориальной части про­граммы между консервативным дворянством и либералами име­лось согласие.

Стремясь получить поддержку австрийского двора, иллиры во внецензурном издании «Бранислав» (печатался в Белграде в 1844—1845 гг.) сформулировали программу, главными пунктами которой были: собственное, независимое от венгерского, наместни­чество и реформа сабора (имелось в виду удаление из него дворян-однодворцев, поддерживавших провенгерскую группировку),— это рассматривалось как гарантия «национальности и муниципально-сти» Хорватии и «условие дальнейшего развития нашей политиче­ской жизни» ¹⁷. Программа иллиризма была поддержана сабором в 1845 г.¹⁸

Во взглядах на политический строй хорватского государства ли­бералов многое отделяло от консерваторов. Поэтому в условиях меттерниховского режима соответствующие прогрессивные требо­вания были сформулированы в осторожной форме лишь в статьях и брошюрах, подчас — только в рукописных проектах. В 40-х годах либеральные круги — постепенно и только накануне революции — более определенно формулировали принципы буржуазной'государ­ственности: распространение политических прав на недворянекие слои, превращение сабора во внесословный представительный и подлинно законодательный орган (в 1844 г. еще осторожно писа­лось о «чистке» сабора «от всего устарелого»), безусловное приме­нение национального языка в качестве официального, гласность, отмена цензуры,— все это в условиях ликвидации феодальных отно­шений путем выкупа крестьянских повинностей. Преобразования предполагалось провести мирным путем с согласия династии ¹⁹.

После революции в Вене, на собрании дворянско-буржуазных деятелей в Загребе 25 марта 1848 г. было провозглашено стремле­ние хорватов сохранить «целостность габсбургской монархии и вен­герского государства» и вместе с тем стать «прочной опорой круп­ных достижений» революции. Собрание потребовало воссоединения Военной границы и Далмации с Хорватией-Славонией, равноправия граждан в деле налогообложения и перед судом, освобождения крестьян от феодальных повинностей, учреждения ответственного перед сабором хорватского правительства (включая собственное министерство финансов), превращения сабора в бессословное пред­ставительство, гарантии политических свобод, предоставления всех гражданских прав граничарам и т. д.²⁰ Это была либеральная про­грамма развития национальной государственности в рамках кон­ституционной Австрийской империи. Требование присоединить Во­енную границу имело особое значение, поскольку по площади она ненамного уступала гражданским Хорватии и Славонии и, кроме того,.вклиниваясь между ними (район Бьеловара), затрудняла их экономическое и политическое сплочение.

Ситуация в империи в начале революции во многом определи* лась нарастанием борьбы Венгрии за фактическую независимость. В марте 1848 г. император был вынужден санкционировать образо­вание венгерского конституционного министерства, ответственного перед венгерским парламентом. Поэтому консервативные придвор­ные круги в Вене, считавшие хорватскую программу от 25 марта «чрезмерной», полагали, что она все же «весьма хорошая вещь» как «демонстрация против Венгрии»²¹.

Политическая линия хорватских либеральных и части консер­вативных кругов заключалась не только в сохранении, но и в пре­образовании Австрийской империи в федеративное государство на этнической основе, что; по их представлениям, могло привести к политическому преобладанию славян. В этом были заинтересованы как иллирское дворянство, так и купечество. Реформа должна была осуществиться путем соглашения с австрийским либеральным пра­вительством и парламентом, а также с династией. Орудием давле­ния на правящие круги монархии иллиры считали формировавшую­ся в Хорватии армию, в основном состоявшую из граничар. Но пред­назначалась эта армия прежде всего для борьбы против Венгрии, стремившейся к независимости и вместе с тем отказывавшейся при­знать право Хорватии*на самостоятельность и власть вновь назна­ченного бана Йосипа Елачича. До поры до времени бан, верно слу­живший Габсбургам, выступал с лозунгами национального движе­ния и на него возлагали надежды как хорватские либералы-феде­ралисты, так и австрийская контрреволюция. В этом временном и иллюзорном «сближении» интересов хорватского национального движения и австрийского двора, преследовавших в конечном счете разные цели, заключался трагизм ситуации. Маневры габсбургской реакции были также облегчены отказом венгерских властей при­знать национальные права других народов королевства, в том чис­ле сербов, добивавшихся автономии Воеводины. (Аналогично это­му австронемецкие революционеры отказывались признать права славянских народов Австрии). На своей скупщине в мае 1848 г. сербы предложили Хорватии государственное объединение. Это предложение было принято сабором, собравшимся 5 июня.

Сабор, подтвердив намерение «сохранить целостность Австрий­ской монархии», связал его со стремлением «обеспечить свободу своего народа в определенных политических границах, соединить воедино его раздробленные члены» и «в дальнейшем остаться в дру­жеском союзе с венгерским простым народом». В связи с этим са­бор просил императора-короля: 1). Признать, что «Триединое королевство — государство свободное и от Венгрии независимое»; утвердить создание «государственного совета» Триединого королев­ства— правительства, ответственного перед сабором (в его веде­нии «по древнему праву и обычаю», в частности, находились бы местные воинские формирования); 2). Создать центральное прави­тельство для ведения общеимперских дел, а именно — финансовых, торговых, военных. При этом правительстве Триединое королев­ство представлял бы государственный советник, ответственный пе­ред сабором; 3). Государственный совет Триединого королевства ведал бы также Военной границей, за исключением чисто военных дел; 4). Официальным языком Триединого королевства «во всей общественной жизни, без всякого исключения», был бы народный, на нем бы составлялись и документы центральных властей, относя­щиеся к Триединому королевству; 5). Учредить центральное прави­тельство, ответственное перед имперским парламентом; 6). Воссо­единить Далмацию с Хорватией-Славонией, создать их «тесный союз» с остальными южнославянскими областями австрийской мо­нархии— Сербской Воеводиной, словенскими территориями — Юж­ной Штирией, Словенской Каринтией, Крайной, Горицей; 7). Со­хранить дружеский союз с «народами Венгрии», способ осуществле­ния которого «народ Триединого королевства» определит позднее, когда монарх исполнит его пожелания и станут ясными отношения Венгрии со «всей Австрией». Наконец, было решено послать деле­гацию в австрийский рейхстаг. Этим сабор хотел показать, что Три­единое королевство серьезно намерено составить «тесный союз со всей австрийской монархией»²².

Таким образом, сабор стремился создать южнославянскую го­сударственно-политическую единицу в составе Австрийской импе­рии. Политическая структура этой единицы определена не была, но в общей форме говорилось о равноправии ее частей. Новому госу­дарственному образованию намечалось обеспечить значительные суверенные права: в этом отношении знаменателен пункт об ответ­ственном перед сабором государственном советнике с правом ви­зирования решений центральной власти. Это значит, что, признавая целостность империи как единого экономического организма, хор­ватское дворянство и буржуазия стремились обеспечить себе серь­езное влияние на политику империи. «Главное наше намерение — быть свободным народом в свободном Австрийском царстве»,— го­ворилось в манифесте сабора. Сабор ссылался на «дух новейшего времени», признающий «право народов, в соответствии с которым всякий народ как целое имеет право на свободу и полное равенство с остальными народами»²³.

Все это коренным образом расходилось с конечными целями габсбургской контрреволюции. Последняя, как и повсюду во время революции 1848—1849 гг., была вынуждена терпеть устремления (и даже власть) либералов, пока революция находилась на подъ­еме, но подавив революцию, реакция заставила замолчать и либе­ралов. В Хорватии либералы поддерживали политику Елачича вплоть до похода против Венгрии в сентябре 1848 г. и подавления октябрьского восстания в Вене; лишь позднее началось разочаро- вание, которое сменилось негодованием в связи с провозглашением в монархии реакционной централистской конституции в марте 1849 г. В те дни Ф. Энгельс писал: славян «заманивали обещаниями создать «славянскую Австрию», их использовали для того, чтобы одержать победу в Италии и Венгрии, а в благодарность их вновь отбрасывают назад, под гнет старого меттерниховского палочного режима»²⁴. «Хорваты,— отмечал Энгельс,— уже видели себя в меч­тах независимыми от Венгрии, как вдруг из Пешта* присылается на имя хорватского земельного правительства рескрипт, требую­щий подчинения, и вдобавок написанный на венгерском языке, без перевода на хорватский!!... Хорваты в бешенстве...»²⁵.

Действительно славяне стали понимать, что «единая, сильная, великая Австрия» возможна только как централизованное абсолю­тистское государство. Весной и летом 1849 г. либеральные деятели среди хорватов и воеводинских сербов безрезультатно пытались до­говориться с венгерским правительством о совместной борьбе и союзе против австрийского абсолютизма при условии признания Венгрией равноправия Хорватии в составе «земель венгерской ко­роны»²⁶ и автономии Воеводины. В 1848 г. создание югославянской федеральной единицы и, следовательно, признание национально-по­литического равноправия югославян в Австрийской монархии рас­сматривалось лидерами хорватского национального движения как этап на пути к свободе южных славян Османской империи. Деяте­ли иллиризма мечтали добиться этого путем подавления венгерской революции, а затем австро-турецкой войны. Объединение австрий­ских южных славян укрепило бы их позиции в габсбургской монар­хии. Правда, радикальные деятели иллиризма (Л. Гай, И. Филипо-вич) смотрели дальше, мечтали о независимом южнославянском государстве²⁷.

Уже в апреле 1848 г. хорват-иллир Л. Вукотинович, ссылаясь на единоязычность южных славян, призывал к объединению Хорва­тии, Славонии, Далмации, сербских районов юга Венгерского ко­ролевства, Черногории, Сербского княжества, Боснии, Герцегови­ны, словенских земель и Болгарии. Английский наблюдатель сооб­щал о стремлении в Хорватии к созданию «Иллирского королев­ства», при этом отмечая, что одни сторонники этой идеи пришли к ней из опасения развала империи, тогда как некоторые искренно стремились к ее осуществлению. По сведениям резидента сербского правительства в Хорватии, Л. Гай, якобы имевший много последо­вателей, видел «средоточие этого государства» в Сербии. Хорват-иллир А. Т. Брлич в апреле 1848 г. был убежден в том, что «Австрия должна распасться». Свою уверенность в полном соответствии с про­грессивным тогда «национальным принципом» он строил на том, что «основа будущей европейской политики должна состоять в сле­дующем: каждый народ —особое государство, каждый в своем доме —хозяин, каждый свободен»; таким народом Брлич считал «иллиров», т. е. южных славян в целом.

Авторы подобных идей, как в Хорватии, так и в Воеводине, со­знавая политическую слабость и неподготовленность южных сла­вян к обрушившимсй на них событиям, искали внешнеполитической поддержки — у России, Франции, выражали надежды и на Англию. Не без влияния представителей польской эмиграции в Хорватии и Воеводине был сформулирован один из вариантов объединения юж­ных славян — создание государства под сюзеренитетом Османской империи.

Весной 1848 г. агитация в пользу подготовки государственного объединения южных славян под главенством Сербии распространя­лась из Белграда. Агент сербского правительства М. Бан с целью выяснения обстановки и собирания сил объехал южнославянские области Австрийской империи, посетил Черногорию. Черногорцы выразили готовность принять энергичное участие в вооруженной борьбе.

Более распространенной в Хорватии, однако, была идея объеди­нения южных славян Австрийской империи, а затем с помощью этой новой Австрии — освобождение Боснии и Герцеговины и, воз­можно, в конечном счете, достижение независимости. При этом ра­дикальные (антигабсбургские) хорватские и сербские круги, под­держивавшие между собой контакт,— Л. Гай в Хорватии, И. Гара-шанин в Сербии — в ситуации весны и лета 1848 г. не видели иного пути осуществления своих планов, кроме борьбы с Венгрией, т. е. с венгерскими претензиями на сохранение государственной целост­ности королевства, включая его югославянские территории, а в по­следующем — борьбы с Турцией.

В этом заключался трагизм их положения: политика Венгрии в конечном счете была направлена на развал австрийской монархии, без чего объединение и независимость южных славян не могли быть достигнуты. Но дворянско-буржуазная и либеральная Венгрия одновременно являлась противником национального освобождения народов королевства. Тем не менее существенно, что весной и ле­том 1848 г. имели место практические, хотя и весьма скромные шаги с целью государственного объединения южных славян. От­странение Гая от политического руководства в Хорватии в июне 1848 г. не было случайным — его деятельность представлялась опасной для прогабсбургских кругов, возглавлявшихся местными консерваторами.

Определившийся летом 1848 г. перелом в развитии событий в Европе и в самой Австрии в пользу императорской контрреволю­ции, «поворот» двора к «поддержке» хорватов, туманные обещания в федералистском духе, раздаваемые славянам австрийскими вла­стями,— все это летом 1848 г. закрепило либеральную австросла-вистскую тенденцию в Хорватии, надежды на успех готовившегося похода войск Елачича против революционной Венгрии. Все брлее четко вырисовывался план действий в такой последовательности: разгром Венгрии, боровшейся за независимость от Габсбургов, фе- дерализация габсбургской монархии на началах широкой автоно­мии народов и, наконец, освобождение южнославянских областей на Балканах путем войны будущего австрийского «союза свобод­ных народов» с Османской империей.

Помещики и буржуазия Хорватии были заинтересованы в со­хранении империи, и идеи независимости не получили здесь значи­тельного распространения. Уже во время хорвато-венгерского вооруженного конфликта 1848 г. появилось сочинение серба из Хорватской Военной границы, чиновника граничарской администра­ции О. Утешеновича-Острожинского, в котором в наиболее яркой и последовательной форме выразились национально-политические стремления южных славян Австрийской империи и вместе с тем их ограниченность интересами хорватской и сербской буржуазии, хорватского дворянства и граничарского офицерства. Это — «Про­грамма конституционного устройства Австрии на основе националь­ного равноправия»²⁸. Автор считал, что задача революции — пол­ностью ликвидировать прежнее устройство государства, основанное на феодальных «исторических правах», привилегиях одних, раз­дробленности и неравноправии других народов. Право на свободу принадлежит народам «уже по самим законам природы», но, по Утешеновичу, слабые народы габсбургской монархии заинтересо­ваны в сохранении существующего государственного комплекса, в превращении империи в союз народов, в «политическую конфеде­рацию». И далее следует характерное обоснование этого предло­жения: «Какой-либо народ часто может иметь в, государственном комплексе с другим народом больше практической и истинной пользы, чем в отграничении и изоляции своей расы, так как в госу­дарственной жизни следует часто принимать во внимание политиче­ские учреждения, основанные на международных интересах и мате­риальных факторах. Политический сепаратизм быстро привел бы их к материальной гибели». Итак, «материальные интересы» иму­щих слоев, связанные с государственно-политическим комплексом австрийской монархии, определяли позицию Утешеновича.

Предложение Утешеновича заключалось в превращении импе­рии в конституционную монархию. Двор, внешняя политика, ар­мия, финансы и торговля находились бы в ведении центральной законодательной власти — «национального конгресса», все прочее— в компетенции представительных собраний национальных феде­ральных единиц (государств). Федеральный конгресс составляется из делегаций, посылаемых этими собраниями. В правительство конфедерации (или федерации) входят особые «национальные ми­нистры», представляющие интересы федеральных государств и от­ветственные как перед конгрессом, так и перед собранием своей страны. Власти этих федеральных единиц в своих автономных де­лах полностью самостоятельны; гарантируется невмешательство центрального правительства в эти дела (сфера суда, просвещения и т. д.). Утешенович назвал следующие федеральные государства, из которых должен был состоять союз: немецкое, чешско-словац­кое, венгерское, южнославянское, польско-украинское, румынское и итальянское. В каждом из них (поскольку абсолютное разграни­чение по этническому принципу было невозможно) меньшинству должны были быть гарантированы национальные права.

Для истории 1848 гг. существенна сама идея объединения юж­ных славян, но метод ее осуществления был нереальным. Федера­лизация монархии в ходе борьбы против революционных нацио­нальных движений немцев, венгров, итальянцев за независимость была прекраснодушной фантазией, сыгравшей реакционную роль. Несмотря на неудачу австро-федералистской программы, сходные идеи выдвигались и позднее.

В 1848—1849 гг. власть в Хорватии-Славонии осуществлял бан-ский совет, практически ведавший всеми делами страны, включая экономику, финансы и военное дело. После поражения революции новый монарх — Франц Иосиф — распустил банский совет. Уже в ходе борьбы против венгерской революции в Хорватии-Славонии утвердилась власть австрийского генералитета, а бан Елачич ис­полнял волю габсбургских правящих кругов. Хорватия и Славония были отделены от Венгрии и управлялись непосредственно из Вены. Однако хорватскому национальному движению не только не удалось воссоединить Далмацию и Военную границу с Хорватией-Славонией, но и автономия последних была ликвидирована; с 1854 г. в управлении здесь применялся немецкий язык. По некото­рым данным, во второй половине 50-х годов императорская власть стремилась превратить юг монархии в плацдарм против неспокой­ной Венгрии, а вместе с тем — в базу для продвижения на Балка­ны. Правительство намеревалось до конца вытравить историческую самобытность Хорватии-Славонии, отменив должность бана и под- -чинив эту страну вместе с Далмацией и Военной границей власти военного генерал-губернатора. «Австрийское правительство, таким образом, сделает решающий шаг в направлении административной централизации и денационализации» Хорватии,— сообщал об этих планах русский дипломат в 1858 г.²⁹

С этими проектами Габсбургам пришлось расстаться после во­енного поражения 1859 г. Периоды общегосударственного кризиса 1859—1866 гг. и стабилизации монархии (1867—1871 гг.) совпали ' по времени с крайне напряженной международной ситуацией, вой­нами и оживлением освободительных движений в Европе. Кроме того, в 60-х годах на дипломатической арене активно выступали Франция и Россия. Все эти факторы воздействовали на развитие внутренней обстановки в Австрийской империи. Указанная ситуа­ция стимулировала выработку в Хорватии новых планов борьбы за национальную и южнославянскую государственность.

Основной национально-буржуазной группировкой в Хорватии-Славонии в 60 — начале 70-х годов являлись «народняки» — Нацио­нально-либеральная партия, идеологами которой являлись епископ Й. Ю. Штросмайер и известный ученый-историк Ф. Рачкий. Эта партия, представлявшая интересы либеральной буржуазии и объ­единявшая большую часть национальной светской интеллигенции и католического духовенства, развивала в новых условиях идеи сплочений южных славян, продолжая и преобразовывая принципы иллиризма (часть ее членов в прошлом являлась деятелями илли­ризма). В начале 60-х годов партия народняков вернулась к про­грамме федерализации Австрийской империи с тем, чтобы славян­ские народы могли оказывать решающее влияние на всю ее поли­тику. Но прежнего доверия к политике Габсбургов уже не было. Тяжкий гнет — экономический, налоговый и политический — исхо­дил теперь от Австрии — австронемецкого капитала, аристократии, военщины и бюрократии, в 50-х годах он дополнялся политикой германизации. Лидеры же венгерского национального движения (Ф. Деак, не говоря уже об эмигрантах) изъявляли готовность при­знать автономию Хорватии и Славонии, признавали их население «политическим народом» и т. д. По этим причинам основным про­тивником Хорватии народняки считали австрийский абсолютизм и централизм и в борьбе против него искали равноправного союза с Венгрией с целью перестройки империи. Класс же помещиков в пе­риод перестройки экономики на буржуазной основе видел путь к обеспечению своих интересов в присоединении к Венгрии, дворян­ство которой оставило свои планы отделения от Австрии. Полуфео­дальное хорватское дворянство уже не думало о широких перспек­тивах и удовлетворялось сохранением узкой автономии в составе Венгрии*. Таким образом, между позициями дворянства и буржуа­зии в 60-х годах имелись серьезные различия.

В развитии политической программы народняков в 60 — начале 70-х годов выделяются два этапа, рубежом между которыми стало лето 1866 г. До этого народняки, сочувствуя усилиям Сербии в деле упрочения своих внешнеполитических позиций и поддерживая их, все же на первый план выдвигали борьбу за федерализацию Авст­рийской империи со всеми последствиями этого преобразования, как они надеялись, выгодными для Хорватии и для последующего освобождения всех южных славян. Народняки были готовы содей­ствовать продвижению федерализованной империи на Балканы,, прежде всего в Боснию и Герцеговину. В 1860 г. Рачкий, надеясь на федерализацию габсбургской монархии, утверждал: «Мы, юго-славяне Австрийской империи, должны решить славную задачу, касающуюся не только нас, но и наших засавских братьев»³⁰ (по Саве проходила австро-турецкая граница). Такие идеи не могли встретить сочувствия в радикальной среде сербского национального движения, рассматривавшей Сербию и Черногорию в качестве опло­та объединительной борьбы.

Вместе с тем надо учитывать и другое направление мыслей на­родняков: приобретение Хорватией статуса равноправной феде­ральной единицы рассматривалось их лидерами как этап в борьбе за независимое южнославянское государство. Именно поэтому Й. Ю. Штросмайер писал в письме Ф. Рачкому 31 августа 1861 г.: «Нам надо [...], по возможности, оторваться и от швабов (нем­цев.— Ред.), и от венгров»³¹, т. е. получить больше возможности распоряжаться своей судьбой. Этой задаче во многом и была под­чинена повседневная политическая деятельность народняков.

В 1861 г. сабор согласился на равноправные переговоры Хорва­тии с Венгрией о восстановлении государственно-политической свя­зи между ними, оговорив, что автономия Хорватии-Славонии в об­ластях администрации, суда, просвещения и церкви не может быть предметом переговоров, т. е. в любом случае должна соблюдаться. Таков был минимум автономии, который отстаивали либеральные и консервативные группы народняков, сотрудничавшие с режимом и представлявшие главным образом чиновников, небольшую часть богатого купечества и высшую католическую церковную иерархию. Эти группы в 1863—1865 гг. составляли Самостоятельную партию (И. Мажуранич, И/Кукулевич, архиепископ Ю. Хаулик и др.). От­стаивая этот минимум, «самосталцы» рассчитывали, что стремясь в своей борьбе против венгерской оппозиции опереться на южных славян, правящие круги присоединят к Хорватии Далмацию и, воз­можно, проведут реформу в духе федерализма, точнее — автономии отдельных частей или провинций. Надежды на этот курс открыл так называемый Октябрьский диплом 1860 г. Самосталцы пропове­довали, что «прочное сохранение Австрии» — единственный залог политического развития хорватов ³².

После роспуска сабора 1861 г. австрийское правительство созда­ло в своем составе особый «хорватский отдел» (дикастерий), а за­тем Хорвато-Славонскую придворную канцелярию, временно под­твердив таким образом особое, независимое от венгерской админи­страции положение Хорватии и Славонии в составе империи. В Хорвато-Славонской канцелярии служили чиновниками хорваты и сербы, по политической ориентации — самосталцы, однако реаль­но они были вынуждены осуществлять политику, продиктованную Веной.

Указанный выше минимум автономных прав не удовлетворял основное ядро либеральной группировки — народняков. В интере­сах национальной буржуазии они требовали автономии в сфере фи­нансов и экономики. Такой федерализм уже угрожал единству габсбургской монархии, что поняли чиновники режима. Так, М. Ожегович писал Штросмайеру в 1862 г., что федерализм, кото­рого требуют народняки, невозможен; ни одно государство не мо­жет существовать без общих финансов; народняки фактически стремятся к конфедерации (51:аа1епЬипс1), а не федерации (Випйез-з1аа1); надо, утверждал он, исходить не из своих узких интересов, а интересов монархии в целом: «Если погибнет монархия, погибнем и мы»³³.

Действительно, мечтой народняков было объединенное незави­симое государство южных славян, хотя они полагали, что осуще­ствить эту мечту будет возможно даже в том случае, если все южно­славянские страны на длительное время попадут под власть Авст- рии. В 1868 г. уже в условиях австро-венгерского дуализма один из лидеров народняков адвокат М. Мразович считал вероятным, что южнославянский этнос габсбургской монархии, «более передовой по сравнению со своими братьями в Турции, привлечет к себе род­ственные элементы. Пусть сначала все они окажутся в подчинен­ном положении, но в конечном счете эта ситуация, при упрочившем­ся национальном единстве (южных славян.— Ред.), должна разре­шиться национальной и государственной самостоятельностью»³⁴. Из этого видно, что народняки не считали чем-то трагическим сосредоточение южных славян в пределах Австрийской империи и смотрели на их будущее — даже в этом, нежелательном случае — с оптимизмом. Эта точка зрения была неприемлема для всех ради­кальных кругов — как сербских, так и хорватских.

В начале 60-х годов выдвигались конкретные проекты устрой­ства Австрийской империи на федеративной основе. Таков проект М. Хрвата, исходившего из «исторического» и «естественного» прин­ципов. Австрийский союз, по его мнению, мог бы состоять из: 1) об­ластей хорватской короны вместе с Воеводиной; 2) словенских об­ластей; 3) областей чешской короны; 4) польских коронных обла­стей (сюда включались Галиция, Волынь, Буковина); 5) Венгрии с Трансильванией; 6) австронемецких областей³⁵. Автор, отказав­шись от последовательного проведения этнического принципа, иг­норировал интересы ряда народов.

В июле 1866 г., после поражения австрийской армии при Садове (Кёниггрец), совещание чешских, польских и хорватских предста­вителей в Вене приняло проект, составленный чешским буржуаз­ным лидером Ф. Л. Ригером. Он предусматривал разделение импе­рии на группы областей уже исключительно на основе «государст­венного права» — Галиция, чешские земли, австро-немецкие земли (вместе со Словенией), Венгрия и, наконец, Хорватия, которой, однако, предстояло договориться с Венгрией о степени ее автоно­мии в рамках «земель короны Св. Стефана»³⁶. Автор стремился сде­лать свой проект по возможности приемлемым для консервативных сил. Народы, не обладавшие государственным правом, не видели в этом проекте никаких перспектив. Это были народы, не имевшие национального класса крупных землевладельцев и собственной крупной банковско-промышленной буржуазии.