О справедливости и несправедливости

подобное, а бедные, нуждающиеся семьи оставались совершенно никому не нужными. Я не берусь судить, была ли действительная нужда во всех этих построй­ках, но просто говорю о том, что я видел множество обездоленных. Ну вот тогда я и стал тайком брать собранные на пожертвования деньги. Я брал не все, а сколько было необходимо. На ворованные деньги поку­пал продукты, разные [необходимые] вещи и оставлял это под дверями бедняков. Сразу после этого, не же­лая, чтобы по подозрению в краже схватили ни в чем не повинного человека, я приходил в полицию и гово­рил: «Я украл деньги из церкви и их потратил». Боль­ше не говорил ничего. Меня били, называли «шпаной» и «вором», но я молчал. Потом сажали в тюрьму. Так продолжалось несколько лет. В нашем городе тридцать тысяч жителей, все они про меня слышали и иначе, как «шпаной» и «вором», не величали. А я молчал и испы­тывал радость. Как-то я просидел в тюрьме целых три года. Иногда меня сажали по одному лишь подозрению в краже — без вины с моей стороны, и когда задержи­вали настоящего преступника, меня отпускали. А если виновного в преступлении, которое я не совершал, не находили, я отсиживал в тюрьме весь полагавшийся этому вору срок. Поэтому, отец мой, я и сказал тебе, что большую часть своей жизни провел в тюрьмах».

Со вниманием выслушав его рассказ, я сказал: «Вот что, парень. Хоть все, что ты мне рассказал, и кажется, на первый взгляд, хорошим, но на самом деле ничего хо­рошего в этом нет. Больше так не делай. Я тебе кое-что посоветую. Послушаешься моего совета?» — «Послуша­юсь, отец», — ответил он. «Из своего родного города те­бе нужно уехать,— сказал я. — Поезжай туда, где тебя не знают, — в город такой-то. Я позабочусь о том, чтобы ты сошелся там с добрыми людьми. Начинай работать и по силе помогай обездоленным, делясь с ними послед-

 

О том, как принимать несправедливость

ним куском хлеба, потому что это имеет большую цену [чем то, что ты делал до сих пор]. Но даже если челове­ку нечего дать нищему и у него болит от этого сердце, то он дает ему, милостыню высшего порядка. Он дает ему милостыню кровью своего сердца. Ведь если человек дает милостыню из того, что имеет, то при этом он ис­пытывает и радость, а вот если ему нечего дать, то он чувствует в сердце боль». Выслушав меня, юноша по­обещал послушаться моего совета и ушел в радостном состоянии духа.

Прошло семь месяцев. Однажды я получил письмо из тюрьмы Коридаллу ². Раскрыв конверт, прочитал сле­дующее: «Отец мой, ты, конечно, удивишься тому, что после стольких полученных от тебя советов и данных те­бе обещаний я пишу тебе опять из тюрьмы. Но знай, что на этот раз я отсиживаю срок, который уже отсидел раньше. Произошла какая-то судебная ошибка. Слава Богу, что среди людей нет справедливости: ведь если бы она существовала, это было бы несправедливостью по от­ношению к людям духовным, которые теряли бы тогда небесную мзду». Прочитав последние слова, я поразился этому молодому человеку, который столь горячо взялся за жизнь духовную и столь глубоко постиг глубочайший смысл жизни вообще. Вор ради Христа! Он имел в себе Христа. Он не мог сдержать себя от радости, которую переживал. Он переживал божественное сумасбродство, праздничное веселие!

— Геронда, эта радость происходила от того, что лю­ди покрывали его позором?

— Эта радость происходила от того, что он терпел несправедливость. Он был мирским человеком — не читал ни Житий Святых, ни сочинений Святых отцов, и, несмотря на то, что его незаслуженно били, сажали в тюрьму, несмотря на то, что в городе его считали

² Одна из центральных греческих тюрем. — Прим. пер.

86 О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

шпаной, негодяем и вором, несмотря на то, что его срамили и стыдили, — несмотря на все это, он не оп­равдывался и ко всему относился настолько духовно! Молодой человек — а заботился не о том, как восста­новить свою репутацию, но о том, как помочь другим. Больших, настоящих ворюг часто не сажают в тюрьму ни разу, а этого горемыку дважды посадили за одну и ту же кражу. А сколько раз его сажали в тюрьму не­винно — пока не был найден настоящий преступник! Однако той радости, которую испытывал он, не испы­тывали даже все жители того города — вместе взятые. Тридцать тысяч их радостей не смогли бы перевесить одной такой радости, как у него.

Вот поэтому я и говорю, что у человека духовного нет скорбей. Когда в человеке умножается любовь и его серд­це опаляется божественным рачением, то скорбь уже не может найти в нем места. Люди причиняют такому че­ловеку боль и страдания, однако их побеждает его вели­кая любовь ко Христу.

Принятие несправедливости — прибыльное дело

— Геронда, бывает, что какая-нибудь сестра возводит на меня напраслину, а я не могу перенести этого [как должно] и охладеваю по отношению к ней

— Погоди немного! Чему учит нас Церковь? Как надо поступать в подобных случаях? И сама ты в ка­ком случае получаешь большую пользу? Хорошо, до­пустим, дело действительно обстоит так, как ты гово­ришь,— то есть ты не виновата. Ну так что же: если с тобой обошлись несправедливо, ты получаешь при­быль. А та сестра, которая, желая себя оправдать, воз­вела на тебя напраслину, впоследствии почувствует уг­рызения совести, будет каяться и относиться к тебе с большей любовью. Таким образом, от того, что с тобой

 

О том, как принимать несправедливость

обошлись несправедливо, происходит не одно добро, а сразу два или три. Тем самым тебе дается благоприят­ная возможность разбогатеть и из цыганки-оборванки стать благородной барышней. Отчего же ты хочешь и дальше цыганить [оставаться побирушкой], когда Бог дает тебе возможность разбогатеть и делиться своим богатством с другими?

— А мой помысл настаивает на том, чтобы я спро­сила сестру, каким образом она истолковала мое поведе­ние и возвела на меня напраслину…

— Ну конечно, разве тангалашка может вытерпеть, видя, что у тебя есть кое-какие [духовные] сбережения? Он вынуждает тебя оправдываться, чтобы таким образом ты изгнала из себя Христа.

— Геронда, но все же я бы хотела, чтобы мне хоть иногда прощали мои погрешности,

— Хочешь, чтобы тебя оправдывали? Хорошо, допус­тим, тебя оправдывают. Ты от этого получаешь духовную прибыль или же терпишь духовный убыток?

— Терплю убыток.

— А вот если бы у тебя был магазин, то что бы ты хотела — получать прибыль или терпеть убытки?

— Получать прибыль.

— Ну так вот: если мы не хотим потерпеть
убытка в вещах материальных, суетных, то насколько
больше мы должны стараться не потерпеть убытка в
духовном отношении! Люди мирские преследуют мате­риальную выгоду и не упускают ее — так разве пра­вильно будет людям духовным пренебречь духовной
выгодой? Но люди мирские — еще куда ни шло: раз­базаривая свои деньги, они расточают лишь свое мате­риальное состояние, тогда как мы, если не терпим по
отношению к себе несправедливости, пускаем на ветер
свое духовное, небесное состояние. Все это состояние
мы растрачиваем здесь — на земле. Так зачем же мы

 

88 О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

будем менять небесное на земное? А кроме того, не­счастные мирские люди пребывают в духовном неведе­нии, тогда как нам небезызвестен [духовный] смысл [нашей жизни]. Мы становились монахами для того, чтобы стяжать небесное, а получается, что, направив­шись к одной цели, мы движемся совсем к другой. Ес­ли мирского человека ранят, изобьют или просто не­праведно изгонят, то для него это очень горько. Одна­ко мы [монахи] должны сами стремиться ко всему этому, мы должны терпеть все это ради любви ко Христу. Мы должны стремиться к тому, чтобы принять бесчестие, презрение, оскорбления — поскольку они приносят прибыль нашей душе. Семейный человек стремится себя оправдать, потому что имеет житей­ские попечения. Ведь он думает о том, как будут жить он сам и его несчастные дети, если он, к примеру, по­теряет репутацию или обанкротится. Поэтому у людей мирских есть смягчающие вину обстоятельства, тогда как у нас таких обстоятельств нет.

Когда с нами поступают несправедливо, то, прини­мая эту несправедливость, мы, в сущности, принимаем благодеяние. К примеру, меня оклеветали и неправед­но заключили в тюрьму. Ну так что же? Во-первых, поскольку никакого преступления я не совершал, моя совесть спокойна. А во-вторых, меня ждет небесная мзда. Разве можно оказать мне большее благодеяние? Я не ропщу, но славословлю Бога: «Как благодарить Те­бя, Боже мой, за то, что я не совершал этого преступ­ления? Ведь если бы я его действительно совершил, то не мог бы вынести угрызений совести». Для тех, кто думает так, тюрьма становится Раем. Или другой при­мер: кто-то меня несправедливо ударил. «Слава Тебе, Господи! — говорю я. — Может быть, таким образом я искуплю какой-то из моих грехов, ведь когда-то и я поднял руку на своего ближнего». Или же меня

О том, как принимать несправедливость

несправедливо обругали и я благодарю: «Слава Тебе, Господи! Я приемлю это ради Твоей любви, по которой Ты претерпел ради меня заушения и оскорбления».

Вклад в небесную сокровищницу

— Геронда, я расстраиваюсь, что у других не склады­вается хорошего мнения обо мне.

— Как хорошо, что ты мне об этом сказала! Начи­ная с сегодняшнего дня я буду молиться о том, чтобы у других никогда не было о тебе хорошего мнения, поскольку хорошее мнение других, детонька моя, тебе не на пользу. Бог, промышляя о нас, попускает людям поступать с нами несправедливо, оскорблять нас для того, чтобы мы искупили этим какие-то из наших гре­хов или же отложили некоторый [духовный] капитал для будущей жизни. Но я не могу понять: какой духов­ной жизни вы хотите? Вы еще не поняли, в чем заклю­чается ваша духовная выгода, вы хотите потратить весь свой [духовный] капитал уже здесь — а для Неба не ос­тавляете ничего. Почему ты понимаешь все подобным образом? Какие книги ты читаешь? «Эвергетинос» ³ чи­таешь? Разве там не написано, как ты должна посту­пать? А Евангелие читаешь? Смотри — чтобы читала каждый день.

— Геронда, а я, делая какое-то доброе дело, огорча­юсь, если оно не получает у других признания.

— Послушай, но какого признания ты хочешь: от Христа или же от людей? Разве ты можешь получить от чего-либо пользу большую, чем признание Христа? И что

³ «Эвергетинос» — систематизированный сборник аскетических поучений святых отцов, составленный около XI века основателем и игуменом константинопольского монастыря «Эвергетис» Павлом и впервые изданный в конце XVIII в. преподобным Никодимом Свя-тогорцем.

90 О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

за польза в том, что люди будут обращать на тебя вни­мание? Если люди будут признавать сделанное тобой добро уже сейчас, то потом, в жизни вечной, ты услы­шишь: «Восприял еси благая твоя…» ⁴Нам следует радо­ваться тому, что другие не признают наших трудов и ос­тавляют нас без [человеческого] воздаяния, поскольку Бог учтет эти [по-человечески неоплаченные] труды и воздаст нам за них вечной платой. Поскольку существует боже­ственное воздаяние, будем стараться сделать какой-ни­будь — пусть и малый — вклад в Божию «сберегатель­ную кассу». Несправедливость по отношению к себе мы должны принимать как великое благословение, посколь­ку за счет несправедливости на наш [духовный банков­ский] счет перечисляется определенная сумма — в небес­ное благословение.

— Геронда, а если человек [благодушно] принимает несправедливость по отношению к себе, но не потому, что думает о грядущем Суде, а просто оттого, что считает, что так лучше, то он ведет себя правильно?

— Ну, а разве мысль о том, что так лучше, не приве­дет его в конце концов к мысли о грядущем Суде? Только пусть он остерегается вести себя так ради того, чтобы быть «просто хорошим человеком», потому что так поступают европейцы. Надо думать о том, что ты— образ Божий и тебе во всем следует быть похожим на своего Творца. Ес­ли человека побуждает к действию именно эта мысль, то он движется в верном направлении. В противном случае он подвергается опасности впасть в гуманизм⁶ европейцев.

⁴ Лк. 16, 25. Говоря о европейцах, Старец не уничижает народы Западной Европы, но желает предохранить нас от господствующего в этих странах духа рационализма.

⁶Гуманизм — культурное движение, в центре которого стоит са­моуправляемый — то есть оторванный от Бога и Церкви — человек; получило свое развитие на Западе в послесредневековую эпоху.

 

О том, как принимать несправедливость

Святое притворство

— Геронда, сколько на Святой Горе отшельников? ⁷

— Не знаю. Говорят, что семь⁸. В последние годы найти тихое, безмолвное место для подвижничества стало очень нелегко. Поэтому, пока на Святой Горе еще существовали особножительные монастыри⁹, неко­торые из отцов находили иной способ подвижничест­ва. К примеру, поначалу подвизаясь где-то еще, они в какой-то момент говорили: «Нет, здесь мне как-то не по душе. Пойду-ка лучше поработаю в каком-нибудь, особножительном монастыре и скоплю деньжат». Ок­ружающие верили, что это действительно так. Подвиж­ник переходил в особножительный монастырь, работал там три-четыре месяца и затем требовал большой при­бавки к жалованью. А когда в такой прибавке ему от­казывали, он говорил: «Ну нет, так работать мне невы­годно. Я ухожу». Он брал с собой немного сухарей,

⁷ Однажды в 1950 г., когда Старец Паисий впервые пришел на
Святую Афонскую Гору и искал тропинку, которая вела из Кавсокали-
вии в Скит Святой Анны, он встретил отшельника, лицо которого из­лучало свет. «На вид ему было лет семьдесят, и по одеянию его можно
было заключить, что он не имел никаких связей с людьми. По всему
было видно, что передо мной стоял святой». Когда Старец Паисий
спросил пустынника, где он живет, тот ответил: «Здесь» — и указал на
вершину Святой Горы. Позже опытные старцы подтвердили отцу Паи-
сию, что на вершине Афона живут в безвестности двенадцать отшель­ников. См. Старец Паисий. Отцы-святогорцы и святогорские истории.
Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2001. С 45-47.

⁸ Произнесено в ноябре 1988 г.

⁹ Особножительный (своекоштный) монастырь — противополож­ность общежительному (киновии). Обитель, не имеющая игумена и
управляющаяся эпитропами. Насельники особножительных монасты­рей следуют личному распорядку монашеской жизни, не имеют общей
трапезы и получают от монастыря денежное вознаграждение за несе­ние послушаний. Последний особножительный монастырь Святой
Афонской Горы был преобразован в общежительный в 1992 г.

92 О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

уходил из монастыря, скрывался в какой-нибудь пеще­ре и предавался подвигам. А у оставшихся в обители создавалось впечатление, что он нашел работу где-то еще. Когда насельников этой обители спрашивали: «Ну как, был у вас отец такой-то?», они отвечали: «Да, был, но какой же он привередник! Пришел сюда, чтобы скопить денег. Требовал себе прибавки! Подумать толь­ко: монах и требует прибавки! Что же это за монах та­кой?» А подвижник, таким образом, получал двойную пользу — и от своего подвижничества, и от их обвине­ний. Да и от воров тоже: ведь воры, прослышав, что у него водятся деньги, шли к нему в пещеру, били его, но ничего не находили.

— Геронда, но если сестра скрывает себя, то как я смогу подражать ее добродетели?

— Что же она, по-твоему, совсем глупая, чтобы се­бя не скрывать? Больший подвиг святые совершали не для того, чтобы приобрести добродетель, но для того, чтобы ее скрыть. Знаете, что делали юродивые ради Христа? Сперва они избегали лицемерия мира сего и вступали в область евангельской истины. Но этого им тоже было мало, и они шли дальше — к святому лице­мерию ради Христовой любви. После их уже не зани­мало ни то, что с ними делали, ни то, что о них гово­рили. Однако для этого требуется великое смирение. И посмотрите: если человеку мирскому сказать что-ни­будь неприятное, он обижается; если не похвалить его за что-то, он расстраивается, тогда как Христа ради юродивые радовались тому, что люди имели о них ис­порченный помысл.

В прежние времена были монахи, которые притво­рялись даже бесноватыми, желая скрыть свою добро­детель и испортить у других добрый помысл о себе. Живя в Филофеевском монастыре¹⁰ в ту пору, когда он

¹⁰ В 1956-1958 гг.

 

О том, как принимать несправедливость

был особножительным, я застал там одного монаха, ко­торый прежде подвизался в пустыне Виглы¹¹. Поняв, что тамошние отцы догадываются о его аскетических подви­гах и духовном преуспеянии, он взял благословение у своего духовника и ушел оттуда. «Ну вот еще! — сказал он, уходя. — Я этими заплесневевшими сухарями сыт по горло. Пойду в какой-нибудь своекоштный монастырь: там и мяса поем, и поживу по-человечески! Дурак я что ли, здесь оставаться?» Так он перешел в Филофеевскую обитель и притворился бесноватым. Его духовные братья¹², услышав, что он сделался «одержимым», стали говорить между собой: «Жаль беднягу — он стал одер­жимым. Ну а что же: ведь этого и следовало ожидать. От­сюда сбежал: заплесневелые сухари, видите ли, надоели! Перешел в своекоштный монастырь — мяса ему захоте­лось покушать!» А что же «одержимый»? А вот что: он прожил в Филофее более двадцати пяти лет и все эти го­ды не готовил себе пищи и не ложился спать. Борясь со сном, он целыми ночами бродил с фонариком по монас­тырским коридорам. Приходя в крайнее утомление, подвижник останавливался и ненадолго прислонялся к стене, но, только лишь сон начинал его одолевать, он вскакивал и шепотом начинал произносить Иисусову мо­литву. «Господи, Иисусе Христе...» Потом он продолжал молиться умно — не вслух, однако иногда молитва не­вольно срывалась с его уст и ее было слышно другим. Встречаясь с другими монахами, подвижник просил: «Молись, молись, чтобы из меня вышел бес». Как-то раз один юный пятнадцатилетний монашек сказал мне о нем: «Да ну его, этого бесноватого». — «Не говори так, — заметил я ему.— Этот человек стяжал немалую добро-

¹¹ Вигла — пустынная местность в юго-восточной части Афонско­го полуострова.

¹² Духовные братья – монахи, получившие монашеский постриг от одного и того же Старца.

94 О СПРАВЕДЛИВОСТИ И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

детель и бесноватым только притворяется». Впоследствии этот юный монах относился к подвижнику с благогове­нием. А когда подвижник умер, его нашли держащим в руках лист бумаги со списком монастырской братии. Против имени каждого монаха [добрый притворщик] написал какое-то прозвище. Он сделал это для того, что­бы и после кончины испортить другим тот — пусть са­мый малый — добрый помысл, который они, возможно, могли иметь о нем. Потом его останки стали благоухать. Видишь как: он хотел утаиться, но Благодать Божия вы­дала его другим.

Поэтому нам не следует делать о человеке выводов на основании видимого — коль скоро мы не в состоянии различить, что он скрывает в себе.