А. Влияние общения на развитие ПА у младенцев

Первая работа была выполнена нами около пятнадцати лет назад.

Для опытов были отобраны 8 детей первого полугодия жизни, воспитывавшихся в доме ребенка. Они составили экспериментальную группу (ЭГ). С каждым из них было проведено по 30 занятий; продолжительность всего цикла составила два месяца. Каждое занятие длилось 8 минут и включало эмоционально–словесные воздействия взрослого (улыбку, поглаживание, ласковый разговор), вызывавшие бурную радость детей. До начала занятий, после 15–го и после 30–го занятий проводилась группа проб на выявление ПА детей. Показатели ЭГ сопоставлялись с показателями 20 детей из контрольных групп (КГ) того же возраста (два или четыре месяца к началу занятий), воспитывавшихся в том же закрытом детском учреждении (дом ребенка). Занятия общением с детьми контрольной группы не проводились.

Сопоставление первого и второго замеров выявило определенные различия между детьми в пользу ЭГ. Сравнение первого и третьего замеров позволило установить статистически значимую разницу между группами по 38 % показателей, или по 66 параметрам. Оказалось, что:

1) у детей ЭГ была больше длительность занятий с игрушками и число эмоциональных проявлений;

2) они выполняли больше ориентировочных действий;

3) продолжительнее обследовали предмет с использованием руки и глаза;

4) скорее освобождались от импульсивных движений;

5) быстрее овладевали целенаправленными движениями;

6) дети ЭГ чаще, чем в КГ, исследовали предмет, используя для этого в комплексе руки, глаза и рот;

7) у них было меньше слабых и больше сильных проявлений радости, чем у детей КГ.

Результаты исследования свидетельствуют о том, что общение со взрослыми способствует появлению и интенсификации познавательных эмоций детей, а последние, как мы отмечали в начале статьи, могут служить признаком углубления познавательной потребности ребенка и ее удовлетворения в ходе ознакомления с окружающим миром. В ЭГ быстрее совершенствовалась также операционально–техническая сторона познавательной деятельности, благодаря чему входящие в состав этой группы дети получали более разнообразные и богатые впечатления, а те, в свою очередь, доставляли им более полное удовлетворение.

Сопоставление поведения детей ЭГ на занятиях общением и в ходе познавательной деятельности позволило заметить два пути, по которым контакты со взрослым могли влиять на ПА детей. Первый путь – это неспецифическое активизирующее действие общения на тонус ребенка, распространявшееся также и на его несоциальное поведение и длившееся долгое время после ухода взрослого. Сравнение улыбки, смеха, общего двигательного оживления младенцев из ЭГ в ситуации общения со взрослым и в ситуации обследования предметов показало сходство этих экспрессий. Вторым путем был перенос приемов ориентировочно–исследовательской деятельности из ситуации общения в ситуацию ознакомления с предметами. Лицо взрослого выступало как тот первый объект, в связи с которым младенцы научались фиксировать и рассматривать детали, зрительно прослеживать движения, сочетать в акте одновременного восприятия вид лица, фигуры и звучание голоса человека, выполнять многие другие познавательные операции. Открытые в общении приемы переносились затем на объекты, отличные от человека.

Но особенно наше внимание привлек еще один важнейший путь влияния общения на ПА. Его можно обозначить как первоначальный толчок, получаемый младенцем от взрослого и выводящий младенца из дремоты, свойственной новорожденным, погруженности во внутренние ощущения. При тяжелом дефиците общения дети вплоть до трех лет остаются как бы «функционально интровертированными», и переключить их на внешний мир можно, лишь вызвав сначала интерес ко взрослому человеку [21]. Поэтому–то, вероятно, в наших опытах влияние общения оказалось особенно наглядным у младших испытуемых, которым к началу опытов было всего два месяца, и они нуждались в том, чтобы взрослый их «экстравертировал».

Большое исследование с детьми первого года жизни провела под нашим руководством С. Ю. Мещерякова [30]. Полученные ею результаты дают возможность в деталях увидеть разные линии влияния общения со взрослыми на развитие ПА младенцев и подробно проследить особенности его на протяжении первых двенадцати месяцев жизни.

Прежде всего С. Ю. Мещерякова показала, что у всех ее 20 испытуемых интенсивность комплекса оживления (КО) в ситуации восприятия воздействий взрослого примерно в полтора раза превосходила его интенсивность в ситуации восприятия воздействий игрушек. Эта разница была высоко статистически значима (р, 01) и имела одинаковое направление у всех детей. Отмеченное расхождение достигало максимума в период от двух до пяти с половиной месяцев жизни. Полученные факты позволяют утверждать, что ПА детей по своей мотивационной и операционально–технической стороне выше в тех случаях, когда объектом их внимания является человек. И уже отсюда понятно благоприятное влияние общения на повышение ПА. Но в исследовании С. Ю. Мещеряковой имеются факты, еще более прямо подтверждающие такое влияние.

Рассматривая интенсивность комплекса оживления при встрече ребенка с игрушками, исследовательница заметила, что в некоторых обстоятельствах она заметно повышалась. Анализ показал, что увеличение силы комплекса оживления происходило после экспериментов, в которых взрослый вступал в общение с детьми, перемежая экспозицию предметов своими обращениями к ребенку. Тогда С. Ю. Мещерякова специально провела две серии предъявления игрушек, между которыми ребенок общался со взрослым (табл. 2.1, по работе С. Ю. Мещеряковой [30. С. 72]).

Таблица 2.1

Интенсивность компонентов комплекса оживления при виде игрушек до и после общения со взрослым (в условных баллах, в среднем по группе из 10 детей)

* Различия значимы при р < 0,05.

** Различия значимы при р < 0,01.

Автор делает вывод, что «если в эксперименте присутствуют регулярные воздействия взрослого, то при восприятии детьми предметов наблюдается комплекс оживления с более интенсивным сосредоточением и двигательным оживлением, чем в экспериментах с предъявлением одних только предметов» [30. С. 73]. Простое повторение серии экспозиций предметов, без введения общения, не изменяло интенсивности двигательного оживления, а интенсивность сосредоточения обнаружила при этом даже тенденцию к снижению.

С. Ю. Мещерякова установила также количественное и качественное своеобразие комплекса оживления, появляющегося у детей при виде игрушек с изображением человеческого лица. Она наблюдала, что предпочтение к ним развивается у ребенка в первые недели жизни, в ходе контактов со взрослыми людьми, ухаживающими за ним. Человеческое лицо и его изображение вызывали качественно специфическую реакцию, а чуть позднее – и инициативную акцию младенца: его улыбку. При виде предметов дети начинали улыбаться позднее, улыбались реже и обычно при узнавании, а не в случае новизны. Описанные факты говорят против утверждений о прирожденном характере предпочтения детей к стимулам типа человеческого лица [47, 50] и против объяснения их предпочтения ссылкой на повышенную информативность таких стимулов. Опыты С. Ю. Мещеряковой показали, что сложные и динамичные стимулы вызывают повышенное сосредоточение ребенка, сменяющееся затем двигательным оживлением, но не улыбку.

В описанном исследовании была проверена также связь общения и ПА детей в ситуациях иного рода. За основу была взята методика X. Харлоу, работы которого привлекли большое внимание и специалистов, и широкой публики. Основной вариант эксперимента С. Ю. Мещеряковой состоял в том, что младенца приносили в незнакомое помещение или показывали ему необычный объект (заводную игрушку, карнавальную маску). У большинства детей в описанных условиях возникало беспокойство, у некоторых – страх. Через 1–2 минуты в помещении появлялся взрослый, и регистрация продолжалась еще несколько минут, так что исследователь получал возможность сравнить, как вел себя младенец, когда был один и когда рядом с ним был взрослый. Помимо такой «отрицательной» использовалась еще и «положительная» эмоциогенная ситуация: у ребенка вызывали удовольствие, покачивая перед ним ярко раскрашенную неваляшку, издававшую мелодичный звон. Опыты проводились с детьми первого полугодия жизни и с детьми конца первого года. В опытах систематически варьировался еще один фактор: долговременный опыт общения ребенка со взрослым, появлявшимся во второй фазе опыта: в одних случаях это был близкий ребенку человек, любимый им (мать или экспериментатор, специально занимавшийся перед тем с младенцем), а в других случаях – не имевший с ним таких уз привязанности воспитатель или тот же экспериментатор, но не проводивший с малышом занятий общением, а просто посещавший группу. В младшей подгруппе все испытуемые воспитывались в доме ребенка, а в старшей – половина воспитывалась в семье.

Общение детей с матерью и с экспериментатором (после занятий общением) характеризовалось высокой инициативой детей и было окрашено яркими эмоциями. Общение с воспитательницей и экспериментатором, не занимавшимся с детьми, отличалось резко сниженной инициативностью, редкими и слабыми экспрессиями. Таким образом, фактор общения действовал на двух существенно различных уровнях. Как же это сказалось на познавательной активности детей?

Обратимся сначала к младшей группе (26 детей от 1 мес. 12 дн. до 5 мес. 23 дн.). Неваляшка нравилась детям. Они тянулись к ней. При появлении близкого взрослого количество инициативных действий, направленных на игрушку, возросло на 480 %; в присутствии же просто знакомого человека прирост составил всего 10 %. Но главное отличие состояло в том, что в присутствии близкого взрослого у детей наблюдались попытки совместного восприятия взрослого и предмета: дети поворачивались то ко взрослому, то к игрушке; издавали тихие звуки удовольствия, указывали взрослому на игрушку взглядом: пытались увидеть на лице взрослого его впечатление от игрушки и соединить в едином акте восприятия взрослого и предмет. В контрольной группе описанное поведение отсутствовало. Редкие случаи сопоставления экспериментатора и предмета не сопровождались стремлением к сопереживанию и возрастанием познавательных эмоций.

Иначе обстояло дело в отрицательной ситуации. Новый предмет словно завораживал ребенка. Дети не могли отвести от него глаз. Поэтому появление взрослого не облегчало состояния ребенка. Нам не удалось заметить разницы в зависимости от того, кто появился – близкий или просто знакомый человек. Общение не проникало сквозь барьер испуга, изолировавший малыша.

Во вторую, старшую группу вошли 16 детей в возрасте от 10 до 15 мес., из них 8 – из семей и 8 – из дома ребенка. В положительной ситуации дети внимательно следили за неваляшкой, трогали ее, пытались играть. Появление матери вызывало существенные изменения в поведении детей из семьи: у них на 250 % возросло количество манипулятивных действий, почти в 17 раз увеличились радостные переживания. В доме ребенка приход воспитательницы лишь снижал напряженность и едва увеличивал количество эмоций и инициативных действий. Дети, воспитывающиеся в семье, подключали мать к игре, к своим переживаниям, «которые и обнаружили–то только в ее присутствии» [30. С. 118]. В доме ребенка дети обычно не проявляли инициативу в общении с воспитательницей. Они ждали ее активности, причем вне связи с игрушкой.

Но в этом возрасте влияние общения четко обнаружилось и в отрицательной ситуации. В отсутствии матери дети выражали тревогу, страх, беспокоились, звали на помощь. Появление матери радикально меняло поведение детей – успокаивало, а потом стимулировало познавательный интерес и исследовательскую активность. Воспитанники дома ребенка в отсутствии взрослого не выражали явно своего беспокойства. Появление же воспитательницы не вносило значительных изменений в поведение ребенка: отрицательные эмоции ослаблялись, но не сменялись положительным отношением к объекту, познавательная деятельность в его отношении не стимулировалась. Автор отмечает еще одно очень значительное различие: дети, воспитывающиеся в семье, в состоянии тревоги адресовались к «субъектным» качествам матери: ища ее любви, сочувствия, защиты, они поворачивались к ней лицом и всем телом, прижимались, обнимали, лепетали, глядели ей в глаза. Воспитанники дома ребенка адресовались к «объектным» качествам сестры–воспитательницы: они фиксировали ее лицо неподвижным взглядом, старались использовать ее как средство отвлечения от пугающего объекта.

Мы полагаем, что исследования на младенцах свидетельствуют в пользу гипотезы о влиянии общения на познавательную активность детей. Они показывают, что взрослый становится тем первым и главным объектом, в отношении которого у ребенка пробуждается познавательная деятельность. В сфере общения уровень ПА весь первый год оказывается выше, чем при действии любых других объектов. Общение повышает общий уровень функционирования познавательной деятельности, оптимизирует ее развитие и мотивационно, и операционально–технически. В опытах С. Ю. Мещеряковой с детьми второго полугодия первого года жизни несложно наблюдать работу уже давно постулированного механизма снижения порогов ориентировочно–исследовательского рефлекса под влиянием вызванного общением чувства защищенности. В экспериментах обнаружился и еще один механизм – усиление ориентировочно–исследовательского поведения под влиянием вызванной общением радости от сопереживания взрослого.