Проблемная лекция. 5 страница

Единственно возможное для этой ситуации, хотя и абсурдное предположение, исходя из роли Президиума Верховного Суда РФ как надзорной инстанции может заключаться в том, что Президиум с подачи Председателя или заместителя Председателя Верховного Суда РФ должен рассмотреть жалобу или представление в порядке надзора. Однако такое преобразование кассационных жалобы, представления законом не предусмотрено, Председателю Верховного Суда РФ и его заместителям право принесения надзорных представлений (ст. 401.2, к который отсылает читателя ч. 1 ст. 412.1), им принадлежавшее по ранее действовавшему УПК РСФСР (ст. 371), не предоставлено.

Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет (народная мудрость), поэтому все предположения на тему, что же имел в виду автор анализируемого закона (бедный правоприменитель), лишены смысла. Однако совершенно очевидно, что эта неясность текста нового закона в значительной мере обусловлена тем, что автор законопроекта рассматривает кассацию и надзор как систему судебных инстанций, обеспечивающих пересмотр судебных актов, вступивших в законную силу. Но в таком случае нужно ли разделение этих инстанций на кассационную и надзорную и обусловлено ли этим двойное правовое регулирование одних и тех же по сути общественных отношений? Вопрос этот неизбежно будет возникать при попытке проанализировать установленные гл. 47.1 и 48.1 правила производства в кассационной и надзорной инстанциях.

2. Кассационный порядок рассмотрения уголовного дела Законом N 433-ФЗ создан по образцу и подобию ныне действующего надзорного производства: жалоба, представление рассматриваются в два этапа: судьей, который, действуя единолично, вправе отказать в удовлетворении жалобы и не передать жалобу, представление суду, правомочному пересматривать приговор, и собственно судом кассационной (бывшей надзорной) инстанции. При этом в лице кассации мы имеем худший, чем сегодня, вариант пересмотра вступившего в законную силу решения. Поясним почему.

Сегодня в каждой из трех пока еще действующих надзорных инстанций есть возможность преодолеть единоличное решение об отказе в удовлетворении жалобы, представления путем обращения к председателю суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда, Председателю Верховного Суда РФ и его заместителю, которые могут не согласиться с таким решением судьи, отменить его, возбудить надзорное производство и направить жалобу или представление вместе с уголовным делом, если оно было истребовано, на рассмотрение соответствующего суда надзорной инстанции (ч. 4 ст. 406). Применительно к новому кассационному порядку пересмотра вступившего в законную силу приговора такое право дано только Председателю Верховного Суда РФ и его заместителю, которые вправе не согласиться только с решением об отказе в удовлетворении кассационной жалобы, принятым судьей Верховного Суда (ч. 3 ст. 401.8). Председатель суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда таким полномочием не наделен. Не вправе отменить необоснованное решение судьи суда субъекта Федерации об отказе в удовлетворении кассационной жалобы, представления также и Председатель Верховного Суда РФ, его заместитель. Почему судья суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда пользуется большим доверием законодателя, чем судья Верховного Суда РФ? Нет ни ответа, ни мало-мальски обоснованного предположения.

Постановления судьи суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда не названы и среди решений, на которые может быть подана кассационная жалоба во вторую из двух кассационных инстанций - Судебную или Военную коллегию Верховного Суда РФ. В эту кассационную инстанцию могут быть обжалованы только те из вышеназванных решений, которые были предметом рассмотрения президиума суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда, приговоры и иные итоговые решения этого суда, а также постановления президиума суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда (п. п. 2, 5 ч. 2 ст. 401.3). Более того, закон не предусматривает возможности обжалования этих решений и в порядке надзора (ст. 412.1). Таким образом, единолично принятое решение об отказе судьи суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда в удовлетворении кассационной жалобы на приговор и постановление мирового судьи, приговор, определение и постановление районного суда, а также на промежуточные решения суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда является окончательным.

При таких условиях кассационной инстанцией для всех приговоров и постановлений мировых судей, приговоров, постановлений и определений районных судов, рассматривающих львиную долю всех уголовных дел, а также для промежуточных постановлений и определений суда субъекта Федерации фактически может оказаться судья суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда, который единолично и, что особенно важно, бесконтрольно принимает решение об отсутствии оснований для пересмотра приговора, определения, постановления. Решение о наличии таких оснований принимается судом кассационной инстанции коллегиально. Какая логика может быть усмотрена в том, что если в удовлетворении кассационной жалобы было отказано судом кассационной инстанции (президиумом суда субъекта Федерации), вступивший в законную силу приговор может быть обжалован еще раз, а если судьей, то не может? Постановление суда кассационной инстанции (президиума суда субъекта Федерации) об отказе в удовлетворении жалобы может быть обжаловано в вышестоящий кассационный суд, а постановление судьи - нет. Право на обжалование вступившего в законную силу приговора есть, а права на рассмотрение уголовного дела судом кассационной инстанции или как минимум на обращение к председателю соответствующего суда - нет. При этом, если о направлении уголовного дела на рассмотрение суда кассационной инстанции, по мнению авторов закона, следует уведомить заинтересованных лиц (ст. 401.12), то об отказе в удовлетворении кассационных жалобы, представления подавшее жалобу или представление лицо даже не извещается. Если такой порядок кто-то считает достаточной гарантией права на пересмотр вступившего в законную силу приговора, определения или постановления, пусть приведет аргументы. Если же это незапланированный результат некачественной работы мифического "законодателя", пусть объяснится.

3. Количество созданных новым законом инстанций, предназначенных для пересмотра судебных решений, вступивших в законную силу, не обеспечивает равных возможностей для участников уголовного судопроизводства для их обжалования. Определенная часть судебных актов, вступивших в законную силу, не считая те, о которых только что шла речь, не может быть обжалована в кассационном порядке, если хотя бы один из участников уголовного процесса обращался с апелляционной жалобой или представлением. В частности, это касается приговора, определения, постановления суда субъекта Федерации, окружного (флотского) военного суда, если они были обжалованы в апелляционном порядке, поскольку апелляционная инстанция (Судебная и Военная коллегии Верховного Суда РФ) для действующего в первой инстанции суда области, округа etc является и кассационной. Такой приговор может быть обжалован только в порядке надзора, да и то не всегда, о чем будет сказано дальше.

С другой стороны, приговор мирового судьи, районного суда, вступивший в законную силу, может быть обжалован в кассационном порядке, но пересмотру в порядке надзора не подлежит (ч. 3 ст. 412.1).

Здесь, как и в других рассмотренных ситуациях, понять логику законодателя без дополнительных пояснений не так-то просто. Предположим, что законодатель исходит из того, что право на обжалование вступившего в законную силу судебного акта достаточно обеспечено предоставлением участникам уголовного судопроизводства одной из судебных инстанций - кассационной либо надзорной. С учетом возможности апелляционного обжалования всех решений суда первой инстанции, не вступивших в законную силу, а также отсутствия различий в процедурах кассационного и надзорного производства, эту логику еще можно понять: каждому гарантировано право на пересмотр приговора и другого решения в двух судебных инстанциях - один раз до вступления и один раз после вступления его в законную силу. Однако в эту логику с трудом укладывается предусмотренная ст. 401.3 возможность повторного кассационного обжалования приговора и постановления мирового судьи, приговора, постановления и определения районного суда, а также промежуточного решения суда субъекта Федерации, если они, естественно, как в законе сказано, были предметом рассмотрения в первой (т.е. нижней) кассационной инстанции. После рассмотрения кассационной жалобы на эти решения президиумом суда субъекта Федерации на них можно подать кассацию в Судебную коллегию Верховного Суда РФ. Аналогичным образом можно дважды подавать кассацию на решения гарнизонного военного суда и промежуточные решения окружного (флотского) военного суда - сначала в президиум окружного (флотского) военного суда, потом - в Военную коллегию Верховного Суда Российской Федерации.

Причем по абсолютно непонятным причинам решения военных судов, обжалуемые по вступлении в законную силу в один и тот же президиум окружного (флотского) военного суда, разбиты в ч. 2 ст. 401.3 на два пункта (п. 3 и п. 4), тогда как аналогичные решения гражданских судов, для которых также предусмотрена общая кассационная инстанция, перечислены в одном пункте (п. 1). Почему?

Таким образом, по мнению законодателя, если мы его правильно понимаем, право на однократный пересмотр вступившего в законную силу судебного акта в одних случаях считается недостаточным, а в других оказывается призрачным. И чем выше в судебной системе стоит суд, рассматривающий уголовное дело в первой инстанции, тем меньше возможностей для исправления ошибки. Напрашивается вывод: правило о подсудности уголовных дел о наиболее тяжких преступлениях суду второго звена ограничивает права обвиняемых (осужденных) на пересмотр приговоров в сравнении с правами иных лиц, уголовные дела в отношении которых подсудны мировым судьям и районным судам. Впрочем, если вспомнить, что судья суда второй инстанции вправе вмиг пресечь все попытки пересмотреть вступивший в законную силу приговор, то осужденным районными судами и мировыми судьями не стоит завидовать.

Но еще в более плачевном состоянии оказались лица, осужденные, а тем паче оправданные судами субъектов Федерации, окружными (флотскими) военными судами. Если приговор такого суда был обжалован в апелляционном порядке и Судебная, Военная коллегии Верховного Суда РФ вынесли новый (апелляционный) приговор, причем ухудшивший положение осужденного (п. 3 ч. 1 ст. 389.20) или даже признавший оправданного в первой инстанции виновным (п. 6 ч. 1 ст. 389.20), этот (апелляционный) приговор становится окончательным, поскольку дальнейшему обжалованию он не подлежит. Являясь апелляционной инстанцией для приговора, вынесенного судом субъекта Федерации, окружным (флотским) военным судом (п. 4 ч. 2 ст. 389.3), Судебная, Военная коллегии Верховного Суда РФ уже не могут выступить в качестве кассационной инстанции, а ст. 412.1 среди судебных актов, подлежащих обжалованию в порядке надзора, называет только вынесенные в апелляционном порядке определения Судебной и Военной коллегий Верховного Суда РФ.

Рассуждая логически, мы можем смоделировать ситуацию, при которой осужденный лишается права на пересмотр обвинительного приговора, несмотря на то что это право ему гарантировано Конституцией. Такая ситуация возникает, когда судом субъекта Федерации при рассмотрении уголовного дела в первой инстанции вынесен оправдательный приговор или постановление о прекращении уголовного дела, а Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ по представлению прокурора или жалобе потерпевшего эти приговор или определение отменила и вынесла обвинительный апелляционный приговор, который тут же вступил в законную силу. Осужденный Судебной коллегией Верховного Суда РФ обжаловать этот апелляционный приговор, судя по Закону N 433-ФЗ, не вправе.

Возможно ли, что авторы закона просто упустили из вида, что термин "определение" не охватывает приговор и кассационное определение (п. 23 ст. 5 в новой же редакции), или забыли о праве апелляционного суда постановить новый приговор?

Думается, что это вполне возможно, учитывая множество разного рода редакционных ляпов. В частности, это относится и к п. 4 ч. 3 ст. 412.1, где решения Судебной и Военной коллегий, вынесенные ими в кассационном порядке, названы просто определениями, хотя, согласно п. 23 ст. 5, они теперь имеют собственное название - "кассационные определения". Однако в целом рассматриваемые положения нового закона иначе как дискриминационными и неконституционными не назовешь.

3. Основания отмены и изменения приговора, вступившего в законную силу, одинаковые для суда кассационной и надзорной инстанций (ст. 412.9 и ч. 1 ст. 401.15), тоже сформулированы не очень ясно для правоприменителя.

Судя по ч. 1 ст. 401.15 и ч. 1 ст. 412.9 УПК РФ, такими основаниями являются существенные нарушения уголовного и/или уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела. Такая формула, естественно, вызывает недоумение и вопросы. В частности: применимы ли к производству в кассационной и надзорной инстанциях основания отмены или изменения приговора, содержащиеся в ст. ст. 389.17 и 389.18, предусмотренные для апелляционного порядка?

Мысль о том, что в ст. ст. 401.15 и 412.9, возможно, подразумеваются какие-то иные нарушения, вытекает уже из самой формулы: существенные нарушения уголовного и/или уголовно-процессуального закона. Статья 389.15 формулирует основания отмены приговора иначе: существенные нарушения уголовно-процессуального закона (п. 2) и неправильное применение уголовного закона (п. 3).

Что такое неправильное применение уголовного закона, объясняет ст. 389.18, а вот что следует понимать под существенным нарушением уголовного закона? Разве не очевидно, что нарушение уголовного закона, во всяком случае Особенной части Уголовного кодекса, - это преступление? Понимание этого демонстрирует законодатель в ч. 1 ст. 412.12, где содержится иное, более грамотное выражение: "При рассмотрении уголовного дела в порядке надзора Президиум Верховного Суда Российской Федерации проверяет правильность применения норм уголовного и уголовно-процессуального законов нижестоящими судами, рассматривавшими дело", что косвенным образом свидетельствует о том, что основания отмены судебного решения в порядке надзора следует искать в ст. ст. 389.17 и 389.18. В таком случае почему бы не сказать об этом прямо, сделав в ст. ст. 401.15 и 412.9 соответствующие ссылки на ст. 389.17, подобно тому, как это сделано в действующих правилах апелляционного и надзорного производства (ч. 1 ст. 409 и ч. 1 ст. 369 отсылают правоприменителя к ст. ст. 379 - 383, дающим перечень и раскрывающим содержание оснований пересмотра приговора)?

В то же время в качестве оснований для отмены приговора в апелляционном порядке предусмотрены существенные нарушения уголовно-процессуального закона, которые повлияли или могли повлиять на вынесение законного и обоснованного решения (ч. 1 ст. 389.17), а для отмены приговора в кассационном и надзорном порядке - существенные нарушения уголовного и уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела (ч. 1 ст. 401.15, ч. 1 ст. 412.9). Резонный вопрос: есть ли разница между ними? Если такая разница есть, то в чем она, а если такой разницы нет, то зачем понапрасну смущать правоприменителя?

Следующий вопрос рождает ст. 401.6: в качестве специального основания отмены приговора по мотивам, ухудшающим положение осужденного, оправданного, эта норма называет "нарушения закона, искажающие саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия". Исходя из содержащейся в ч. 2 ст. 412.9 ссылки на ст. 401.6 это основание применяется и в надзоре. Но о каких нарушениях и о нарушениях какого закона идет речь? По каким критериям суд кассационной и надзорной инстанций будет определять, исказили ли нарушения суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия? Можно ли на суд возлагать решение почти философского вопроса о сути правосудия и смысле судебного решения как акте правосудия?

Сложность ответа на этот непростой вопрос в свое время отразился на времени, которое понадобилось законодателю для исполнения Постановления Конституционного Суда РФ от 11 мая 2005 г., которым, как известно, был преодолен запрет поворота к худшему после вступления приговора в законную силу. Изменения в ст. 405 УПК РФ, содержавшую ранее такой категорический и не допускавший исключений запрет, были внесены только 14 марта 2009 г., т.е. спустя почти 4 года. В результате эта статья была дополнена частью второй, которая позволяла суду надзорной инстанции отменять оправдательные приговоры, постановления или определения суда о прекращении уголовного дела, а также обвинительные приговоры по основаниям, влекущим ухудшение положение осужденного, если в ходе судебного разбирательства были допущены фундаментальные нарушения уголовно-процессуального закона, повлиявшие на законность приговора, постановления, определения суда. И хотя понятие фундаментального нарушения тоже было не очень ясно, законодатель все-таки хотя бы старался объяснить, что это такое нарушение уголовно-процессуального закона, которое повлекло за собой постановление приговора незаконным составом суда, вынесение вердикта незаконным составом присяжных заседателей, лишило участников процесса возможности осуществления гарантированного им права на справедливое судебное разбирательство на основе состязательности и равноправия сторон либо существенно ограничило эти права, что, в свою очередь, повлияло на законность приговора (ч. 3 ст. 405). Отказавшись от этой формулы, законодатель, однако, не смог предложить лучшего варианта. Новая формулировка, не дающая ответа на вопрос о том, какие нарушения искажают суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия, требует как минимум дополнительных разъяснений, как максимум - конкретизации.

4. Есть и другие требующие разъяснений вопросы.

- Правильно ли ограничивать возможность исправления такой ошибки, как осуждение невиновного установленным в ст. ст. 401.6 и 412.2 сроком? Один год со дня вступления приговора в законную силу всегда служил предельным сроком для отмены оправдательного приговора или отмены обвинительного приговора в целях ухудшения положения осужденного. Но срок для восстановления справедливости, реабилитации незаконно осужденного - нонсенс.

- Как понимать статью 401.16, согласно которой "суд кассационной инстанции не связан доводами кассационных жалобы или представления и вправе проверить производство по уголовному делу в полном объеме", если пределы кассации ограничены законностью приговора? Полный объем оказывается не таким уж полным.

- Что означает право Президиума Верховного Суда Российской Федерации при рассмотрении уголовного дела в порядке надзора в интересах законности выйти за пределы доводов надзорных жалобы, представления и рассмотреть уголовное дело в полном объеме, в том числе в отношении лиц, которые не обжаловали судебные решения в порядке надзора (ст. 412.12)?

- Случайно ли в нормах новой гл. 48.1 отсутствует оговорка, содержащаяся в ч. 5 ст. 401.16: "В случае, когда по уголовному делу осуждено или оправдано несколько лиц, суд не вправе отменить приговор, определение или постановление в отношении тех оправданных или осужденных, в отношении которых кассационные жалоба или представление не принесены, если отмена приговора, определения или постановления ухудшает их положение"?

- Значит ли это, что надзорная инстанция вправе пересматривать приговор и за пределами представления прокурора по мотивам, ухудшающим положение осужденного, оправданного, лица, в отношении которого прекращено уголовное дело (о котором в процитированной ч. 5 ст. 401.16 почему-то не сказано), даже если об этом не ставился вопрос в надзорном представлении?

- Действительно ли законодатель предусматривает возможность поворота к худшему по инициативе самого суда, т.е. отмену принципа состязательности?

Ответ на эти вопросы, на наш взгляд, может быть только отрицательным, следовательно, если это так, вопросы порождены нечеткостью правового регулирования. Во избежание ненужных (и опасных) вопросов в отношении прав надзорной инстанции следовало бы, во-первых, переместить правила о пределах возможного поворота к худшему, содержащиеся в ч. 2 ст. 412.9 (основания отмены или изменения судебных решений в порядке надзора), в ст. 412.12 (пределы прав Президиума Верховного Суда РФ), во-вторых, дополнить ст. 412.12 частью второй следующего содержания: "Президиум Верховного Суда РФ не вправе отменить приговор, определение, постановление в отношении осужденных, оправданных, лиц, в отношении которых прекращено уголовное преследование, в отношении которых кассационные жалоба или представление не принесены, если отмена приговора, определения или постановления ухудшает их положение". Соответственно, части вторую и третью этой статьи считать частями третьей и четвертой.

5. Но, пожалуй, наиболее важный вопрос касается закрепляемого новым законом права судов кассационной и надзорной инстанций после отмены приговора, вступившего в законную силу, возвратить уголовное дело прокурору, если при рассмотрении дел в кассационном (ч. 3 ст. 401.15) и надзорном порядке (п. 6 ч. 1 ст. 412.11) будут выявлены обстоятельства, указанные в ч. 1 ст. 237 УПК РФ.

При этом по совершенно непонятным и нелогичным с позиций элементарного здравого смысла причинам в п. 6 ч. 1 ст. 412.11 ссылка дана не на ст. 237, как в ч. 3 ст. 401.15, а на ч. 3 ст. 389.22, которая, в свою очередь, отсылает к ч. 1 ст. 237. Отсутствие единого стиля при регулировании одинаковых правоотношений - характерная черта нашего процессуального законодательства, но зачем нужна такая двойная ссылка, понять невозможно.

Согласно ч. 1 ст. 237 уголовное дело возвращается прокурору судом по его собственной инициативе или по ходатайству стороны, если:

1) обвинительное заключение или обвинительный акт составлены с нарушением требований УПК, что исключает возможность постановления судом приговора или вынесения иного, основанного на них решения;

2) копия обвинительного заключения или обвинительного акта не была вручена обвиняемому;

3) есть необходимость вынесения обвинительного заключения или обвинительного акта по делу, направленному в суд с постановлением о применении принудительных мер медицинского характера;

4) имеются предусмотренные законом основания для соединения уголовных дел;

5) обвиняемому не были разъяснены права, предусмотренные ч. 5 ст. 217 УПК РФ.

Институт возвращения уголовного дела прокурору, судя по перечисленным основаниям для такого решения, призван служить способом своевременного устранения ошибок предварительного расследования, препятствующих эффективному судебному разбирательству. Соответственно, основания для возвращения уголовного дела прокурору должны быть выявлены в стадии подготовки дела к судебному заседанию, в крайнем случае в подготовительной части судебного разбирательства. Если суд не выявил нарушений закона, допущенных органами предварительного расследования, в двух судебных стадиях и вынес приговор и уж тем более если приговор вступил в законную силу, возвращение уголовного дела прокурору означает возложение на обвиняемого ответственности не только за нарушения, допущенные органами расследования, но и за судебные упущения, а точнее, судейскую недобросовестность. Поэтому решение о возвращении уголовного дела прокурору является нарушением права обвиняемого на защиту и состязательности уголовного судопроизводства.

Собственно говоря, дефекты уголовно-процессуальной деятельности, указанные в п. п. 2 и 5, "неожиданно" выявленные после вынесения приговора, могут быть исправлены судом без возвращения дела прокурору. Наличие оснований для соединения уголовных дел (п. 4) и вовсе не является непреодолимым препятствием к продолжению уголовного судопроизводства. В ст. 153 УПК оно сформулировано не как обязанность, а как право органа предварительного расследования, т.е. не является императивным предписанием, невыполнение которого следует рассматривать как процессуальное нарушение. Действительная необходимость возвращения дела прокурору может быть обусловлена лишь двумя основаниями: наличием оснований для составления обвинительного заключения (акта) по делу, направленному в суд с постановлением о применении принудительной меры медицинского характера (п. 3), а равно нарушениями норм УПК при составлении обвинительного заключения или обвинительного акта (п. 1), но для выявления этих оснований не требуется доводить уголовное дело до вынесения приговора или вступления его в законную силу.

Ни для кого не секрет, что п. 1 ч. 1 ст. 237, которому с легкой руки Верховного Суда РФ в практике дано расширительное толкование, используется как способ продолжения обвинительной деятельности, фактически для проведения дополнительного расследования. Упразднение института дополнительного расследования - механизма, дающего стороне обвинения неоправданные значительные преимущества, убедительно обоснованное Конституционным Судом РФ, закономерно вытекало из назначения и принципов уголовного судопроизводства, закрепленных новым УПК, однако практиками, в том числе судьями, значительной частью ученых такое кардинальное решение было встречено с заметным неодобрением. Так, по данным П.К. Барабанова, 55,8% судей считают необходимым восстановить институт дополнительного расследования, причем среди судей, имеющих стаж работы свыше 20 лет, этот процент значительно выше (79%). Среди прокурорских работников число сторонников дополнительного расследования составило только 20%, однако подозревать их в большей приверженности состязательности не приходится: 75% прокурорских работников (и примерно половина судей) полагают возможным разрешить изменять обвинение в худшую для подсудимого сторону непосредственно в суде <46>. Схожие данные приводят и другие исследователи.

--------------------------------

<46> См.: Барабанов П.К. Изменение обвинения на стадии судебного разбирательства с ухудшением положения обвиняемого // Уголовный процесс. 2009. N 3. С. 15.

 

Последовали многочисленные обращения в Конституционный Суд РФ за разъяснениями ст. 237 УПК. 8 декабря 2003 г. Конституционный Суд РФ подтвердил ранее высказанную им позицию. Признав право суда как по собственной инициативе, так и по ходатайству стороны возвратить прокурору уголовное дело, в досудебном производстве по которому допущены существенные нарушения уголовно-процессуального закона, не устранимые в судебном заседании, а в связи с этим и возможность совершения необходимых для устранения этих нарушений следственных и иных процессуальных действий, Конституционный Суд РФ сопроводил его запретом на восполнение по возвращенному прокурору делу по причине его неполноты произведенного дознания или предварительного следствия <47>. Такую же рекомендацию высказал Пленум Верховного Суда РФ <48>, придав, однако, п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК тот смысл, который ставит под сомнение тезис об упразднении института дополнительного расследования: нарушением требований УПК при составлении обвинительного заключения или обвинительного акта, исключающим возможность постановления приговора, было предложено считать существенные нарушения уголовно-процессуального закона, совершенные дознавателем, следователем или прокурором в досудебном производстве, ибо они всегда свидетельствуют о несоответствии закону обвинительного заключения (обвинительного акта). К таким нарушениям, препятствующим рассмотрению дела судом, бесспорно, должны быть отнесены нарушение права обвиняемого на защиту и права потерпевшего на доступ к правосудию. 11 января 2007 г. Верховный Суд РФ принял Постановление N 1 "О практике применения судами норм гл. 48 УПК, регламентирующих производство в надзорной инстанции", которым расширил закрепленный ст. 408 УПК перечень решений суда надзорной инстанции: "В целях устранения нарушений закона, допущенных в ходе досудебного производства и повлекших лишение или стеснение гарантированных законом прав участников уголовного судопроизводства, исключающих возможность постановления законного, обоснованного и справедливого приговора, если это не связано с восполнением неполноты произведенного следствия или дознания, суд надзорной инстанции по ходатайству стороны или по своей инициативе, руководствуясь положениями п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК, вправе отменить состоявшиеся судебные решения и возвратить уголовное дело соответствующему прокурору" (п. 15 Постановления) <49>.

--------------------------------

<47> Постановление КС РФ от 8 декабря 2003 г. N 18-П "По делу о проверке конституционности положений ст. ст. 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239, 246, 254, 271, 378, 405 и 408, а также глав 35 и 39 УПК в связи с запросами судов общей юрисдикции и жалобами граждан" // Вестник КС. 2004. N 1.

<48> Постановление Пленума ВС РФ от 5 марта 2004 года N 1 "О применении судами норм УПК" // Бюллетень ВС РФ. 2004. N 5.

<49> Позднее то же самое указал ВС РФ в Постановлении от 23 декабря 2008 года N 28 "О применении норм Уголовно-процессуального кодекса РФ, регулирующих производство в судах апелляционной и кассационной инстанций" // Бюллетень ВС РФ. 2009. N 1.

 

В то же время из ст. 237 были исключены те правила, которые препятствовали восполнению неполноты предварительного расследования: снято ограничение срока устранения процессуальных нарушений, отменен запрет на проведение следственных действий. Поэтому появление в нормах новых глав 45.1, 47.1, 48.1 указания на возможность применения ст. 237 после вынесения приговора и даже после вступления его в законную силу, означает официальную легализацию дополнительного расследования. В ближайшем будущем следует ждать очередного изменения ст. 237 либо очередного решения Конституционного Суда РФ, который разъяснит, что изменение обвинения по возвращенному прокурору уголовному делу в худшую для обвиняемого сторону не противоречит конституционным принципам уголовного судопроизводства. Впрочем, возможно, сначала такую позицию выскажет Верховный Суд РФ. Ничем иным объяснить содержание ч. 3 ст. 389.22, ч. 3 ст. 401.14 и п. 6 ч. 1 ст. 412.11 невозможно.