Глава третья. В комнату она вернулась вместе с красивой женщиной лет тридцати, в которой я узнал Настю

 

В комнату она вернулась вместе с красивой женщиной лет тридцати, в которой я узнал Настю. Как я и предполагал, она очень похожа была на ту юную девочку с фотографии. Те же черты лица, те же глаза, те же пухлые, четко очерченные губки. Только брови не столь уже пышные – выщипанные они, тонкие, хотя и густые. И черты лица уже оформившиеся, зрелые и слегка подточенные временем. Одета она была просто – джинсы, футболка, но выглядела при этом очень стильно. Потому что ухожена «от» и «до», а точней, от педикюра на пальцах до шелкового лоска темных волос…

Она действительно была красивой. А то, что не замужем, так есть такое понятие, как венчик безбрачия. Был у нее муж, но счастье продолжалось недолго, если судить по возрасту ее ребенка. Двадцать девять лет ей, а сыну десять, значит, родила она в девятнадцать. А мужа к этому времени уже не было, ведь он разбился еще до его рождения.

– Мама, кто это? – недоуменно спросила Настя.

Она рассматривала меня с интересом. Не хочу хвалиться, но мужчина я видный, женщинам нравлюсь, и эта на меня запала. Проблемы у нее с мужиками, потому и засматривается она на них с надеждой на взаимность. Но все‑таки возмущение в ней сейчас пересиливало женский ко мне интерес.

– Как это кто? – удивленно протянула Варвара Степановна. – Игорь!

– Это не Игорь!

– Как это не Игорь? Игорь я!

На самом деле звали меня Константином, но признаваться в этом значило навлечь на себя еще больший гнев. А так меня зовут Игорь. А то, что не тот Федот, так это уже не ко мне вопрос. Меня назвали Игорем, позвали в дом, я принял предложение – где здесь моя вина?

– Игорь, – растерянно кивнула старушка.

– Это не тот Игорь, – встряхнула головой Настя.

– А какой вам нужен?

Улыбка у меня широкая, белозубая, и, как показывал опыт, ею хорошо удавалось сглаживать возникающие неловкости. Но Настя еще больше нахмурилась. Да и Варвара Степановна смотрела на меня строго.

– У Насти жениха Игорем зовут, – сердито сказала она.

– Это не мой жених.

– Так я и не настаиваю, – пожал я плечами.

– Он про Альберта спрашивал, – вспомнила и обличительно ткнула в меня пальцем Варвара Степановна.

– Про какого Альберта? – заметно растерялась Настя.

Я ждал, что старушка сейчас проговорится. Такой, мол, и такой Альберт. Но, увы, мои надежды не оправдались. Во всяком случае, сейчас.

– Не знаю.

– Вот про этого!

Я протянул Насте фотографию пропавшего парня.

– Узнаете?

Отклика пришлось ждать долго, минуты две. В течение этого времени я наблюдал борьбу «за» и «против», выраженную в мимике ее лица.

– Вы кто такой? – наконец спросила она.

– Частный детектив, – не стал обманывать я. – Ищу Альберта. Он пропал четыре года назад…

– И что, его до сих пор не нашли? – изобразила удивление Настя.

– Вы его знаете?

– Ну, конечно, знаю… Мы с ним встречались… А я обязана отвечать на ваши вопросы?

– А вы думаете, что нет?

– Насколько я понимаю, никаких санкций у вас нет?

– А какие санкции вам нужны? На ваш арест? Думаете, надо?

– Ничего я не думаю…

Механическим, едва ли осмысленным движением Настя поставила свою сумку на стул, устало, если не сказать, обессиленно села за стол. Сумка у нее большая. Я хоть и не претендую на звание «английского ученого», но все‑таки кое‑какими жизненными наблюдениями располагаю. Вот, например, я заметил, что чем больше у женщины ее дамская сумка, тем больше в ее жизни проблем. Чем эта сумка меньше, тем счастливей женщина. И Настя лишь подтвердила это мое наблюдение. Если она, конечно, действительно не очень счастлива.

Так это или нет, но мне уже хотелось ее осчастливить. На одну‑две ночки… Да, такая вот моя сущность. Мне бы на деле сосредоточиться, а у меня мысли вразнобой пошли от женской привлекательности… Не очень приятно осознавать этот факт, но ведь человек – часть живой природы…

– Удостоверение хотя бы покажите.

Она посмотрела на меня устало, но с явным желанием взбодриться, взвинтить темп нашего разговора, наброситься на меня и, по возможности, разорвать на части – в переносном, разумеется, смысле. А вдруг в буквальном?

– Вы хотите со мной познакомиться? – попытался я отделаться шуткой.

– Нет, я хочу знать, кто вы такой. Вдруг вы какой‑то проходимец, я вызову милицию.

Для большей убедительности Настя потянулась к своей сумочке, достала оттуда мобильный телефон – розовый, со стразами.

– Ну, хорошо.

Я достал удостоверение частного детектива, предъявил ей.

– Плотников Константин Алексеевич… – прочитала она. И с осуждением глянула на меня. – А говорили, что Игорем зовут.

– Брата моего Игорем зовут, – на ходу сочинил я. – Мама нас часто путала, его Костей называла, меня Игорем…

– Врать где научились? – раскусила меня Настя.

– Ну, с кем, как говорится, поведешься… Работа у меня такая, часто приходится иметь дело с врунами. Так они вроде нормальные люди, но им же выкручиваться нужно, вот и врут напропалую… Я не говорю, что врут все без исключения, но случается.

Я так выразительно посмотрел на Настю, что она приняла все на свой счет. Именно на это я и рассчитывал.

– Я не вру… Я действительно знаю Альберта.

– Это я и хотел от вас услышать.

– Услышали?

– Что, пора и честь знать?

– Ну, если вы такой догадливый…

– Я Альберта ищу, если вы Анастасия Андреевна, этого не поняли. Я должен его найти и вернуть родителям.

– Я почему‑то думала, что он давно уже нашелся. И мне кажется, что это действительно так, – сказала она, с напряжением глядя мне в глаза. Напряжение это было вызвано желанием удержать взгляд, чтобы не вильнул он в сторону, не выдал фальшь и лукавство.

– Тогда почему я здесь?

– Это меня и удивляет.

– Я знаю, вы встречались с ним в Кирове.

– Да, я с ним встречалась.

– И на работу к брату вы его устроили?

– Ну, я сказала, что есть вакансия, он согласился…

– Это при том, что у его родителей своя фабрика.

– А это уже не ко мне. Это к нему. Я же не виновата, что он своих родителей терпеть не может.

– Да, вы в этом не виноваты… В сентябре две тысячи шестого года вашего брата уволили.

– Я бы сказала, он сам уволился.

Я мог бы с этим не согласиться. Дело в том, что Ремезов приворовывал, мне даже поведали схему, по которой он действовал. Зарегистрировал фирму, отгружал ей товар по заниженной за счет скидок цене, а дальше товар уходил по реальной стоимости. Разница, разумеется, шла Ремезову в карман. А руководила этой фирмой его сестра, она‑то и сбывала строительные материалы. Владельцы завода вывели Эдуарда Андреевича на чистую воду, но, чтобы не порочить репутацию своей фирмы, спустили это дело на тормозах. Просто уволили Ремезова, на этом все и закончилось. Но говорить об этом Насте я не стал. Зачем толочь в ступе и без того мутную водицу?

– Это неважно. Важно, что ваш брат уехал, а вместе с ним уехали, Настя, и вы. И вы, и Альберт с вами…

– Да, он уехал вместе со мной.

– Где он сейчас? – подошел я к главному вопросу.

Но, как и ожидал, услышал короткое «Не знаю». Оказывается, Настя решила с ним расстаться и выставила его за дверь.

– Я попросила Эдика, и он отвез Альберта домой.

– В Киров?

– Да, в Киров… Он собирался строить завод, ему нужно было снять деньги в банке…

– Где он собирался строить завод?

– А это уже вас не касается, – грубо отрезала Настя.

– А это что, тайна?

– Надеюсь, вам знакомо такое понятие, как коммерческая тайна? – продолжала дерзить она.

– Да, но эту тайну придется открыть. Думаю, компетентные органы этим займутся, – в отместку пригрозил я.

– Это еще почему?

– Ну, во‑первых, откуда деньги на свой завод? А во‑вторых, куда подевался Альберт? Что, если ваш брат, Настя, не отвез его в Киров? Что, если он… ну, например, заставил его строить завод?

Я был далек от такой мысли, но мне нужно было растормошить Настю, заставить ее оправдываться. Чем выше поднимется вода в тихом омуте, тем легче разглядеть чертей на его дне.

– Строить завод? Кто, Альберт? Я вас умоляю! Да таких белоручек свет не видывал! – с пренебрежением к своему бывшему парню засмеялась Настя.

– Ну, вчера белоручка, а сегодня раб. Рабский труд у нас вне закона, но инциденты случаются. И будут случаться. Потому что раб – это такая же древняя профессия, как вор и проститутка. Пока есть спрос на рабский труд, на краденое и на женское тело, эти явления не искоренить, – уверенным тоном выдал я.

– Вы философ? – не без ехидства усмехнулась она.

– Нет. Просто я сталкивался со всем этим. Сам, как раб на галерах, вкалываю, воров ищу, все такое.

– А все такое – это спрос на женское тело? – попыталась уколоть меня Настя.

Чем выдала свои тайные мысли. Если, конечно, она действительно хотела, чтобы ее тело пользовалось спросом – и ни у кого‑то там, а у меня. Так это или нет, но хотелось на это надеяться.

Чем отличается пессимист от оптимиста? Один считает, что стакан наполовину пуст, а другой – полон? Может быть. Но есть и другая версия. Пессимист считает, что все женщины – шлюхи, а оптимист на это надеется…

– Вы хотите об этом поговорить? – парировал я.

А тело у нее хорошее. Грудь большая, тазовая кость широкая, а талия хоть и не самая тонкая, но изгибы волнующие, манящие. Ноги не очень длинные, слегка кривоватые, зато задние опции выше всяких похвал… Ну, почему я такой ненасытный, а?.. Нет, я, конечно, не стыжусь своих внутренних и внешних побуждений – что естественно, то не всегда безобразно. И все‑таки вопросы порой возникают.

– Только не сейчас.

– А когда?

– Ну, если это вам так интересно… – с насмешливым кокетством повела она бровью.

– Интересно. Но по‑настоящему мне интересно, куда делся Альберт. Насколько я понял, он работал на строительстве вашего завода?

– Вы издеваетесь? – возмутилась Настя. – Не строил он завод!

– Не знаю, не знаю.

– Да и завод уже построен.

– Знаете, как строился Петербург? На костях крестьян. Петербург построился, а крестьяне в земле остались лежать. Вдруг и Альберт загнулся на строительстве. Он же белоручка, его надолго не хватит…

– Зато тебя хватает! – в резком тоне перешла на «ты» Настя. – Хватает на то, чтобы пороть чушь без остановки… Завод строили специалисты, по технологии быстровозводимых модульных конструкций. Не было там никаких рабов…

– Не верю.

– А кого это волнует, веришь ты или нет?

– Думаю, это волнует уголовный розыск.

– Это угроза?

– Нет, это реальная перспектива…

– Хорошо, давай поедем на завод, и ты сам во всем убедишься.

– Меня ваш завод не интересует. Мне интересно знать, куда делся Альберт.

– Я же сказала, Эдик отвез его в Киров.

– Сомневаюсь…

– Но все так и было.

– Надо было сдать его на руки родителям.

– Он что, ему нянька? – ехидно фыркнула Настя.

– На самом деле не смешно. Ты же знала, что у него конфликт с родителями, и твой брат это знал. Вы должны были понимать, что домой он не пойдет. А значит, если вы его взяли, то должны были вернуть под расписку. Но расписки не было. Значит, вы его не возвращали. Похитили, но не возвратили…

– Кого мы похитили? – От возмущения Настя открыла рот.

– Это вопрос не ко мне. Это вопрос к прокуратуре. Если я не найду Альберта, придется подключать прокуратуру, милицию, пусть они разбираются, что да как…

На какой‑то момент Настя зависла в раздумье. Перезагрузка длилась недолго.

– А если не было здесь Альберта?

– Но ты же сказала, что был…

– А кто докажет, что был?

– Будем работать со свидетелями. Начнем с твоей мамы… Кстати, почему она не хотела признаваться, что знает Альберта?.. Варвара Степановна, почему вы не признались? – глянул я на притихшую старушку, которая сидела на краешке дивана, обеими руками держась за подлокотник, и растерянно смотрела на меня.

– Не трогай мою маму! – сквозь зубы угрожающим тоном проговорила Настя.

– И все‑таки?

– Я сейчас вызову милицию!

– Да? Я как раз сейчас туда собирался ехать.

– Давай езжай!

– И все‑таки, где Альберт?

– Ты случайно не от осла произошел? Почему ты такой упертый? Тебе же сказали, что Эдик Альберта в Киров отвез. Там и оставил. А почему он домой не пошел, это вопрос к Альберту!

– А могу я с Эдиком поговорить?

– С каким Эдиком? – Настя пренебрежительно скривила губы. – Для тебя он Эдуард Андреевич!

– Ну, хорошо! Я могу поговорить с Эдуардом Андреевичем?

– Я же тебе все сказала, что ты еще хочешь знать?

– Я отсюда не уеду, пока не поговорю с твоим братом.

– Хорошо, я договорюсь с ним о встрече.

– Ты его секретарша?

– Нет, я его заместитель… Оставь номер своего телефона, я позвоню, скажу, где, когда.

Я исполнил Настину просьбу, в обмен хотел узнать номер ее телефона, но получил отказ. Настаивать я не стал и собрался уходить.

– Эдуард Андреевич сегодня на объекте, – немного смягчилась она. – Сегодня ты с ним по‑любому не встретишься. Ты где остановишься, в гостинице?

– Ну, гость я не желанный, на постой проситься не буду, – насмешливо сказал я.

– Гостиница у нас не очень: тараканов много. Если хочешь, можешь остаться у мамы. Мама, примешь гостя?

– Ну, я не знаю, – пожала плечами Варвара Степановна. – Как скажешь, дочка.

– А как же Игорь? – вспомнил я. – Придет к тебе жених, а тут я. Непорядок.

– Игорь сюда не ходит. У меня свой дом, – высокомерно сказала Настя.

Похоже, она гордилась своим собственным домом. Только вот Игорь ее, кажется, не очень устраивал, потому и взгрустнулось вдруг. Ей бы чего‑нибудь поинтересней, повесомей. Но, как говорится, на безрыбье и рак за радость…

– Жаль.

– Что жаль? – Настя продолжала хмуриться, но в ее вопросе прозвучало кокетство.

– Жаль, что Игорь к тебе ходит. А то бы я к тебе на постой напросился.

– Игорь у меня мужик суровый, – с гордостью за своего жениха, но с жалостью к себе сказала она.

– А то бы ты меня на постой пустила?

Иногда я сам поражался своей наглости, что ж говорить об окружающих. Надо отдать должное Насте – она не возмутилась.

– Давай проваливай, – сквозь ироничный прищур глянула на меня Настя. – Завтра позвоню, скажу, когда и где.

Я мог бы поступить как истинный джентльмен, уйти не попрощавшись. Но воспитание не позволяло так грубо обойтись с женщиной.

Варвара Степановна проводила меня сердитым взглядом. Женщина она добрая, но ведь я, как ни крути, вступил в конфликт с ее дочерью, да и с ней самой повздорил, еще и обманул ее. И ее собака с лаем набросилась на меня. Видимо, ей передалось настроение хозяйки, потому высветилась в ее собачьем сознании команда «Фас!».

Был у меня в детстве случай, шел я себе спокойно через двор, а тут вдруг маленькая собачка сзади тихонько подбежала и цапнула меня за лодыжку. С тех пор собак я не люблю. А враждебное к ним отношение закрепил случай из моей оперской практики. Брали мы наркопритон, перепрыгнул я через забор, и на меня с лаем бросилась кавказская овчарка, разумеется, без намордника. В горло собиралась мне вцепиться, хорошо, я успел подставить руку, а еще пистолет наготове держал. В глаз я псу тогда выстрелил, он сдох почти сразу, но руку мне прокусить успел. Шрам никогда уже не пройдет, разве что только вместе со мной в земле истлеет. Когда‑нибудь. Хорошо, если в далеком будущем…

В общем, не жаловал я собак. Поэтому приготовился пнуть двортерьера ногой, как я это умел. Но вовремя заметил, что на меня из окна смотрит Настя. Совсем рядом она была, только руку протяни, если, конечно, через стекло она пройдет, как сквозь пустоту.

Настя провожала меня взглядом. Хоть и поругались мы, но интерес к моей персоне остался. Да и я на нее запал. Она просто хотела посмотреть на меня, но тут вдруг собака, и Насте, видимо, интересно знать, как я себя поведу – достойно или нет. Ударить пса ногой – вариант самозащиты, но вряд ли Настя оценит это должным образом. Поэтому я выбрал психологическую атаку.

Знал я одного товарища, который всерьез предполагал, что против собак хорошо действует так называемый прием Маугли. Надо встать перед псом в агрессивную позу и заорать на него: «Мы одной крови! Ты и я!» К счастью, к этому приему я никогда не прибегал. Зато как‑то пришлось испытать на себе другой способ. Полное презрение к собаке и агрессивное побуждение во взгляде и телодвижениях. И сейчас я смотрел на пса как на какое‑то ничтожество, но при этом приготовился ударить его ногой. То ли сработал этот прием, то ли двортерьер и не думал меня кусать, так или иначе, он присмирел, беззлобно ткнулся носом в мою ногу. Только тогда я перевел взгляд на Настю, задорно улыбнулся ей и подмигнул. Она отпрянула от окна, как будто я голышом купался в бане, а она подглядывала за мной.

Собака лизнула мою штанину. Я прошел мимо, а она осталась на месте. Оглянувшись, я увидел, как она стоит на трех ногах и метит мой остывающий след. Ну вот, хоть как‑то, но отомстила.

За калиткой на обочине дороги чуть под наклоном стоял серебристый внедорожник «Лексус» с обтекаемыми формами. Новая машина, дорогая, и нетрудно догадаться, кому она принадлежит.

Не знаю, продолжала наблюдать за мной Настя или нет, но я мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Хорошо, что я отогнал свой кемпер подальше от дома. Не надо ей знать, что у меня своя гостиница на колесах, это раз. Да и не хотел я, чтобы она видела, как я сажусь за руль своей развалюхи.

Впрочем, за руль я сразу садиться не стал. Надо бы провернуть на всякий случай одну работку.

Ваня сидел на нижней ступеньке, поставив ноги на землю. В руке – банка пива, в глазах – застывшая озадаченность. Он смотрел на зеленеющее за камышом озеро, тупо думая о чем‑то своем.

– Может, пропустишь меня? – спросил я.

– Да, конечно.

Он поднялся на автопилоте, сдал в сторону. Только тогда до него дошло, что я уже вернулся.

– Ты уже все?

– Не думаю… Ну как водичка? – спросил я и шлепнул севшего на шею комара.

Летающего зверья в этих краях с избытком, особенно у воды, а Ивану хоть бы хны, сидит себе на открытом воздухе, комарье в салон запускает. Ладно, от этой напасти спасет фумигатор, а как Ване быть? Его же с ног до головы наверняка искусали. Сейчас он под пивной анестезией, а ведь скоро чесаться начнет. Мазь обезболивающая пока еще есть, но ведь она не всегда помогает.

– Я не купался, – вздохнул он.

– Почему? Комаров испугался?

– Да нет, раков. Ты же сказал, что там раки большие.

– И что? – насмешливо сощурил я глаза.

– Большие раки – больно кусаются.

– Кто тебе такое сказал?

– Ты сказал.

– Не говорил я такого.

– Ну, не сказал, но дал понять. Раки, говоришь, большие. А если большие, значит, больно кусают. Я же не дурак, я все понял.

Я приложил кулак к губам, чтобы не прыснуть со смеху. Ума палата у парня. И я даже знал, какой номер у этой палаты.

– Кто ж говорит, что ты дурак, Иванушка? Плюнь любому в морду, кто скажет, что ты дурак. Я разрешаю.

– Я лучше дам в морду, – сказал он, подозрительно скосив на меня глаза.

– А что, думаешь, кто‑то скажет?.. Тебя комары еще не сожрали? Давай в машину, мотор заводи, фумигатор включай.

В этот кемпер я вложил свои честно заработанные деньги, и еще Зина мне помогла. Она у меня в этом плане хорошая, на вопрос «Где деньги, Зин?» отзывается легко и, как правило, с пользой для меня. Кикбоксингом она больше не занимается, но у нее свой фитнес‑центр, где, помимо всего прочего, имелся боксерский зал, где она тренировала будущих чемпионок. Дела у нее шли неплохо, да и я, в общем‑то, вносил свою лепту в семейный бюджет. В общем, кемпер нас не разорил.

Я владел этим автобусом, на меня он записан, и, хотя Ваня был родным братом софинансирующей этот проект стороны, на мою «улитку» он прав не имел. Да и не было у меня желания брать его с собой в ЭТУ поездку, равно как и в другие. Но раз уж вышеупомянутая сторона навязала его мне, то пусть он живет здесь на птичьих правах. Иван мог пользоваться здесь всем, но в мою спальню, что занимала заднюю часть кузова, заходить не смел. И брать оттуда ничего нельзя. А там очень много чего интересного. Я же детектив, шпионские девайсы для меня что плуг для хлебопашца.

В спальне у меня два сейфа – один для ружья, другой для тех самых штучек, для прослушек и наблюдений. Я набрал код на одном замке, открыл железную дверцу, достал коробочку с радиомаячками на магнитных присосках, передал один Ване – кое‑чему я его научил.

Я показал ему на «Лексус» и велел установить маячок.

– А что, есть зацепка? – с важным видом спросил он.

– Есть.

– А что конкретно?

– Потом расскажу. Давай действуй.

Чутье не обмануло меня. Неспроста я приехал сюда. Что бы ни говорила Настя, а она знала, куда подевался Альберт. Она баба такая, что сразу послала бы меня на хутор, но голова у нее хорошо варит, потому и рассказала мне про Альберта. Поняла, что мать проболталась, поэтому решила отделаться от меня полуправдой. А правда состояла в том, что Альберт не уехал в Некрасов с ней. Здесь он остался. А то, что Эдуард Андреевич отвез его в Киров, – ложь. Правда, умноженная на ложь, это и есть та самая полуправда. Только я не глупый осел, чтобы мне можно было скормить такую лапшу. Зря Настя меня так назвала. Хотя в ее словах имелся смысл. Я действительно упертый, и так просто меня с места не сдвинешь.

Но не хотелось мне делиться своими соображениями с Ваней. Все равно ведь ничего не поймет.

Иван справился со своей задачей. Он не стал цеплять «клопа» под задний бампер, потому что он мог быть изготовлен из пластика, а к полимерам, как известно, магнит не притягивается. Он остановился перед машиной, нагнулся, будто для того, чтобы перешнуровать кроссовку, деловито огляделся и ловко просунул маячок под правое заднее крыло. Бесконтактная мойка – вещь опасная: мощная водяная струя запросто может выбить «клопа» из его гнезда, но Иван установил маячок в недоступное место. Установил и, никем не замеченный, двинулся дальше. Остановился, развернулся и пришел обратно. В салон кемпера он заходил страшно довольный своей работой.

А я тем временем приготовил лазерный звукосниматель, направил его на стекло «Лексуса». Этот прибор, не в пример своим предшественникам, снимал звук с любых стекол, даже с лобовых окон автомобиля, к тому же для его работы не требовалось наносить на стекла специальную метку. Вот если окно защитить специальным экраном, тогда невидимый лазерный луч не сможет уловить вибрацию, но вряд ли на машине у Насти стоит такая защита.

Я предполагал, что Настя позвонит своему брату сразу же, как только сядет за руль. Но нет, она с ходу завела двигатель и сразу же стронула машину с места. И так быстро помчалась вдаль по тряской дороге, что преследовать ее смысла не было. Но ее перемещения можно было видеть на экране монитора, наблюдая за яркой точкой, движущейся по карте города.

– Может, расскажешь, что было? – спросил Иван.

– Не сейчас, – кивнул я, усаживаясь за руль.

Надо было ехать к дому, где жила Настя. Надо было брать его под наблюдение.

А своими соображениями с Иваном я поделюсь. Не сейчас, чуть позже, когда будет время, но расскажу ему все. Только разговаривать буду не столько с ним, сколько с самим собой. В размышлениях вслух порой рождаются гениальные идеи…