Сокрушительная сила горечи и обиды

Лет двадцать назад ко мне обратилась изящная миловидная женщина средних лет, которую звали Луис. Ее беспокоили умеренные боли в суставах пальцев — проявления артрита. Тогда я мало разбирался во взаимосвязи эмоций, питания, образа жизни и болезней. Я назначил ей обычную терапию — противовоспалительные препараты — и отправил лечиться.

Вначале состояние Луис несколько улучшилось, но вскоре боли опять вернулись, суставы опухли, в пальцах появилось ощущение жара. Анализы показали, что у нее развивается ревматоидный артрит. Тогда я направил Луис к ревматологу.

Во время первого осмотра я расспросил свою пациентку о ее жизни. Оказалось, что она проходила через очень болезненный развод. Муж бросил Луис ради женщины вдвое моложе. Он был человек состоятельный, и Луис привыкла к жизни в роскошном особняке и шикарному автомобилю. После развода она осталась почти без гроша. Ей пришлось переехать в крохотную квартирку и купить подержанную машину. Денег, которые муж выплачивал ей по предварительному судебному решению, едва хватало, чтобы свести концы с концами. А слушаниям по делу о разделе имущества не было видно конца.

Когда Луис упомянула имя бывшего мужа, ее лицо перекосилось от злости. От приятного выражения не осталось и следа. Она говорила о том, как ненавидит мужа, едва не шипя от ярости. Хоть бы он сдох! Ее глаза сузились, взгляд стал испепеляющим. Когда Луис поведала мне, что не желает ему легкой смерти, по лицу ее блуждала жутковатая улыбка. Пусть он умрет в мучениях! Пусть на своей шкуре испытает те страдания, что пережила она. Пусть ему будет еще хуже, чем ей! Я впервые видел такую злобу и обиду. Казалось, сама атмосфера в кабинете стала мертвящей, и после ухода Луис меня несколько раз бросало в дрожь.

Да, у этой женщины были все причины для гнева и ненависти. Но разрушительные чувства порождаются не самими событиями, а отношением к ним человека. У Луис был выбор. Она могла выбрать, с каким настроем принять крах семьи и как относиться к бывшему мужу.

Ревматолог лечил артрит, но я по–прежнему оставался терапевтом Луис. Несмотря на многочисленные лекарства, состояние пациентки неуклонно ухудшалось. Через несколько лет из миловидной и грациозной женщины она превратилась в согбенное и скрюченное существо. На лице навсегда застыло выражение ненависти, которое я впервые увидел, когда она рассказывала о бывшем муже. Пальцы на руках и ногах сильно деформировались. Шея и спина искривились. Вид у Луис был самый жалкий.

Я понимал, что ненависть и обида полностью поработили эту женщину. Прошли годы, но когда разговор заходил о бывшем муже, она взрывалась от негодования. Луис считала его источником всех своих бед. Она поклялась, что никогда его не простит. По ночам она утешала себя, воображая, как ее бывший муж мучительно погибает в автокатастрофе, заживо сгорая в автомобиле. Единственное, что ее поддерживало — это мысли о том, как муж вместе с новой женой будет гореть в аду.

Я поинтересовался, не думает ли Луис все–таки простить бывшего супруга. Она твердо ответила мне «нет» — свою ненависть она сохранит до могилы.

Меня глубоко поразила эта закоснелость в злобе, и я уже тогда подумал, что горечь, мучающая душу моей пациентки, возможно, находит выход, скрючивая ее тело артритом. Я понимал, что не могу ей помочь. Она не послушала моего совета и не пошла к психотерапевту. Так до конца своих дней она сохранила злость и жажду мести.

Сейчас я полностью убежден, что причиной мучительного заболевания Луис стали именно обида и непрощение. Если бы она решилась простить мужа, то смогла бы избавить себя от боли и страданий, связанных с тяжелой болезнью. В конце концов, ее злость никому не нанесла большего вреда, чем самой Луис — ни бывшему мужу, ни его второй жене. А у Луис пострадали душа и тело.

В настоящее время явной зависимости между конкретными заболеваниями и чувствами обиды, горечи и вины не установлено. Однако эти эмоции очень тесно переплетаются с гневом, тревогой и депрессией. А последние, в свою очередь, прямо связаны с физическими недугами, поскольку провоцируют мощную стрессовую реакцию. Я твердо убежден, что обида и непрощение недалеко отстоят от гнева. Они подобны тлеющим углям, оставшимся от костра ярости и негодования. Я также убежден, что большая часть тревожных и депрессивных расстройств вырастает на почве хронического чувства вины, когда человек не может себя простить.