Назад в Югославию, молоко и печенье

Владимир Ильич (на фоне Манхэттена, изображенного на плакате: «Летайте в США»). Самые большие триумфы я имел в Скала в Милане и Мэдисон Сквэр Гарден. Послушайте, этот их Запад слишком уж переоценивают! Правда, они совершили чудеса в производстве. У них есть их чудесная американская мечта, но нет личного счастья!

Я г о д а (за кадром). А как с этим обстоит дело в твоей стране?

Владимир Ильич. Как же, между личным счастьем и счастьем нашей страны, всего народа нет разницы.

Девушки предлагают своему гостю печенье и молоко.

М и л е н а. Для нас, югославов, есть разница.

Ягода. Мы вряд ли знаем, что такое личное счастье, независимо от народного счастья или счастья всей страны!

Владимир Ильич чинно поднимается со своего места, как будто хочет произнести тост.

Владимир Ильич. Мы русские... мы уважаем ваши попытки найти свой собственный путь. Вы гордый и независимый народ. Но мы уверены, что вы на собственном опыте убедитесь в правильности нашего пути.

За его спиной — картина в стиле поп-арта: голая девушка, играющая на пианино.

М и л е н а. Время покажет, кто ближе к истине.

Крупный план Ильича. Гость что-то заметил. Он не может поверить своим глазам.

Владимир Ильич. Простите меня... Это фотомонтаж, не правда ли?

М и л е н а. Нет, это настоящее. Это фотография, снятая нацистом Хьюго Иегером в 1939 году.

Камера медленно следует за ним и Миленой. Гость снимает фотографию со стены и разглядывает ее. Милена подходит к нему и начинает что-то с энтузиазмом объяснять. Они совершают неторопливые повороты, как будто танцуют медленный вальс. На фотографии снят Гитлер, короткий человек со смешными усами, в окружении белокурых девушек. Фотография очень приятная. Откуда-то возникает музыка, тот же «Путь к сердцу», который звучал во время демонстрации стен тюрьмы Льюисбурга. Очень милая.

Милена. Йегер говорил, что в атмосфере были флюиды. И потом начало происходить что-то чудовищное. Тысячи мужчин и женщин неожиданно начинали дрожать и плакать. Он просто сидел там и смотрел на них.

Владимир Ильич. Простите, но я не понимаю. Почему вы держите эту жуткую фотографию?

Милена (сердито). Посмотри на этих женщин! Этих глупых телок, этих рабынь! Они любят... почести... и подчиняются авторитету! Они придают авторитету первобытную силу секса! Благодаря им эта бесчеловечная, эта животная сила может выглядеть человечной.

В этот момент Ягода, которая ходила кругами за спиной Милены, выскальзывает из своего халата, и мы видим в одном углу кадра то, что в данный момент обсуждают Милена и Владимир. Оба явно чувствуют себя неловко.

Неожиданно врывается музыка цитры, все тот же «Путь к сердцу».

Милена. Своей слепой преданностью, своей иррациональностью женщины поддерживают все идеологические заблуждения на земле!

Зигмунд Фрейд (фотография на стене) созерцает нервную парочку.

Владимир Ильич. Я восхищаюсь твоей страстью, но считаю это необоснованным. В конце концов, мы — коммунисты!

 

Ягода ходит по комнате голая. Выставка: Джеки Кёртис, непонятная личность, но излучающая нечто марлендитриховское. Джеки ест мороженое.

Милена (за кадром). Какие цели стоят перед нашими молодежными организациями? Мы называем себя коммунистами. Почему?.. Что такое коммунизм? «Коммунист» — это латинское слово.

Они поддерживают приятный контакт на разных уровнях. Естественно, увереннее всего они чувствуют себя, когда обсуждают политику. А она представляет собой секс в его самом утонченном виде, как мы все знаем. Глядя в глаза красивому фигуристу, Милена наполняется страстью и нежностью.

Милена. Глаз и ум коммуниста должны быть остры, как скальпель. А каждое его слово отточено, как сабля или конек. А каждое его действие точно, как порез бритвой.

Вы обратили внимание на слово «конек»? Ей придется дорого заплатить за ее слепую веру. Слепая вера, даже если ее объектом является предмет красоты, явно ни к чему. «Потеряйте голову», и вы потеряете вашу голову.

Владимир. «Коммунист» подразумевает «коммунальный». Коммунистическое общество означает, что все — общее! Земля, фабрики, труд... все общее. (Это кусок из речи Ленина «Задачи Союзов молодежи».)

Тем временем голая Ягода предлагает гостю печенье, и в некотором роде собственную грудь. Милена молниеносно протягивает ему стакан молока. Он осушает его и заканчивает свою речь.

Владимир. Вот так. Вот что такое коммунизм!

 

43. «Мама»: очень подходящая вставка

Вторая пациентка. Мама, мама!

Она хватает протянутый большой палец терапевта и сосет его страстно, все ее тело — в состоянии оргазма.

Терапевт. Возьмите его! Хорошо!

Она продолжает сосать. Ее тело плавно колеблется.

 

44. «Троцкий — о, какое неприятно звучащее слово»

М и л е н а (показывая на фотографию Райха на стене). Его имя было В. Р.— Всемирная Революция! Он умер в американской тюрьме, его засадили туда агенты Москвы.

Владимир нервничает.

Владимир. Как ты можешь говорить такие вещи так легко?

М и л е н а. Меня интересует, не были ли это те же самые люди, которые поехали в Мехико и всадили альпеншток в голову Троцкого, товарища по оружию Ленина и Сталина.

Она медленно движется к камере, он идет за ней. Он подходит к ней сзади и закрывает ее рот рукой. Ее свобода речи переходит все границы. Неожиданно она целует его руку.

 

45. «Ужас»: даже еще более подходящая вставка

Теперь мы слышим самый ужасный вопль второй пациентки. Доктор еще больше провоцирует ее, надавливая большими пальцами на ее щеки. Ее руки — в оборонительной позиции, рот широко открыт. Она дает выход своему страху, испуская леденящий душу крик.