Глава 3. Воинствующий материализм. Энгельс

Война Богов. Что мы точно знаем про Богов из тысячелетних наблюдений за их деяниями, так это то, что Боги воюют. Воинственность может считаться их признаком.

Если это так, то Наука, бесспорно, божественна. Вся она воинственна, соответ­ственно, воинственно все, что имеет родовое имя — научный. Научный Идеализм, научный Материализм. Но из всех видов научного материализма самым воинствен­ным, конечно, был тот, которой пролил больше всего крови и стал основой марк­сизма-ленинизма и единственно-научной революционной теории. Сам о себе он го­ворил так:

«Только Маркс и Энгельс— идеологи единственного последовательно революционно­го класса — пролетариата, критически проработав все то ценное, что дала предше­ствующая научная и философская мысль, создали высшую и единственно научную форму материализма— диалектический материализм».

Это сталинский «Краткий философский словарь». Весьма нескромное сочине­ние. Боги вообще не бывают скромными, скромность — это удел людей. Боги же делят миры, а для этого захватывают последователей. Чем больше, тем лучше. И тут уж все средства хороши, лишь бы переманить и удержать. На деле все обстояло так.

«С середины XIX века развитие естествознания приняло характер подлинной рево­люции. Однако оно осложнялось противоречием между диалектической природой нового естественнонаучного материала и метафизическим методом, господствовавшим среди естествоиспытателей» (Предисловие // Энгельс. Диалектика природы, с. IV).

Это пишет безликий автор по имени Институт Марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Идет начало восьмидесятых. Осталось всего несколько лет до нового переворота. Что же здесь сказано?

Во-первых, Наука и Революция — близнецы-братья. Во-вторых, к сере­дине XIX века появляется возможность захватить власть в философском сообществе с помощью совершенно нового материала, который поставляло естествознание и который был неизвестен и еще не осмыслен Метафизикой. Вчера еще было рано, а завтра будет поздно! Нужно воспользоваться момен­том и власть будет наша! Если чувствовать переломные моменты истории, то можно перевернуть весь мир. В такие мгновения и нужно-то немного. Всего лишь:

Глава 3. Воинствующий материализм. Энгельс

«Необходимо было философски обобщить важнейшие достижения есте­ствознания второй трети XIX века и развить диалектико-материалистичес-кое понимание природы.

Так как Маркс был целиком поглощен работой над своим главным трудом — "Капиталом ", то за решение этих новых теоретических задач, выдвинутых всем ходом развития естественных наук, взялся Энгельс» (Там же).

Институт Марксизма-ленинизма скромничает и недоговаривает. Если верить ему, то Энгельс взялся «за решение новых теоретических задач, выд­винутых ходом развития естественных наук», как за создание некой новой философии. Но это совсем не так. Во-первых, это не были теоретические задачи, иначе говоря, это не было созерцанием тех наблюдений, которые добыли новые исследования. Созерцание предполагает рассматривание, в крайнем случае, сравнение рассматриваемого с имевшимися ранее образа­ми и сличение с действительностью. Но созерцание не действенно, создание «революционной теории» тоже может быть созерцанием своего рода, но уже следующим созерцанием, никак не связанным с «пониманием природы».

Все это означает, что исходно Маркс и Энгельс не ставили перед собой «теоретические задачи», они сразу же были революционерами или дельца­ми, которые хотели захватить мир. Игры в «теории» им были нужны только затем, чтобы обрести облик научности и тем самым возглавить не пролета­риат, а учителей и водителей пролетариата — ученых. Решение «теоретичес­ких задач» было, во-первых, основной чертой как раз уничтожаемой ими Метафизики, а во-вторых, что важнее, стало частью «естественнонаучного мировоззрения» — жаргона, бездумно принятого научным обывателем. Дос­таточно сказать, что Энгельс теоретически обосновал Диалектический ма­териализм, как научный обыватель делает допущение: раз есть теоретичес­кое обоснование, значит, это наука. И начинает ее уважать, даже если не принимает.

«Теоретические обоснования» — это первый из инструментов воздей­ствия на умы и общественное мнение, который Марксизм позаимствовал у Науки. Вторым была технология. Как Наука побеждает обывателя? Благами, которые дешевеют за счет технологии. Создать технологию обработки массо­вого сознания — вот какую теоретическую задачу поставил перед собой Марксизм.

Если вы почитаете современные «теоретические обоснования» полит-технологов, то увидите, что все их требования были найдены уже Энгель­сом, а потом мощно опробованы Лениным. Сейчас политтехнологи отрица­ют прежние рекламные подходы и утверждают: в политбизнесе не надо работать мягко, доказательно или исподволь. Люди пойдут, скорее, за нагле­цом, хамом, напористым делягой, лишь бы от него оставалось ощущение силы и было очевидно, что он — победитель, рожденный властвовать.

Чтобы понять, почему Диалектический материализм понимает созна­ние так, как понимает, надо задаться совсем другим вопросом: не почему, а зачем? Диамат совсем не понимал сознания, оно его не интересовало. А интересовало лишь то, что через него можно оказывать воздействие. По-

Основное— Море сознания— Слои философии — Слой 5

этому когда кто-то из марксистов дает более или менее развернутое опреде­ление сознания, чаще всего, это ложь, имеющая цель. К примеру, если дается естественнонаучное определение, то это не определение, а повторе­ние того, что принято в естественных науках, и дается оно затем, чтобы убедить естественников, что диамат — это их партия!

Понять, зачем даются те или иные определения сознания, необходимо, чтобы увидеть, какие искажения наложила революционная борьба и ее зада­чи на марксистское понимание сознания. Поэтому заглянем в «Диалектику природы» Энгельса.

Фридрих Энгельс (1810—1895) был сильным политиком, но, похоже, лодырем и никудышным философом. «Диалектика природы», дрлгие годы выдававшаяся за шедевр философской мысли, писалась с 1873 года и до самой его смерти. При этом она не только не была окончена, но так и оста­лась в виде «четырех связок» довольно бессвязных черновиков, составивших книжонку менее 300 страниц, включающих планы предисловия к «Анти-Дюрингу» и неумную газетную статью о медиумах.

Строго в соответствии с Контовским методом зомбирования сознания, Энгельс решает несколько задач, которые последовательно должны были подготовить податливые умы к революционной деятельности. Задачи эти не решаются у Энгельса последовательно, они как бы разбросаны по его стать­ям и заметкам. Вероятно, избранная им последовательность подачи матери­ала была бы более действенной, чем у Конта или «вульгарных» материалис­тов. Сейчас это уже не проверить. Поэтому я покажу примеры всех приемов обработки сознания в той последовательности, в какой они даны у Конта.

Сначала — разрушить опору прежнего мировоззрения, попросту гово­ря, обгадить то, во что верили люди. Поскольку, несмотря на весь треп о ведущей роли пролетариата, речь все-таки шла о вербовке вождей, которые повели бы пролетариат на бой, то и обгаживание идет как разрушение уве­ренности ученых в том, что они знают, как устроен мир, то есть в самих себе. Для этого сначала, во Введении, Энгельс льстит Науке, создавая возвы­шенную картину борьбы* научного Духа за право творить и дарить людям счастье. А потом будет вышибать из-под нее главную опору — Математику, высмеивая ученых за недоумие.

Рассказ о величии Науки начинается с Ренессанса и свободно мчится, то погружаясь вглубь времен до греческих и арабских мыслителей, то задевая современность. И повсюду внедряются, как бы между прочим, ключевые фразы, которые предлагается запомнить, как способ говорить о Науке и ее деятельности. Что-то вроде:

«Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породи­ла титанов по силе мысли, страсти и характеру...» (Энгельс, с. 7).

Война Богов. Речь идет о времени, «подготовившем материализм XVIII века», то есть подготовившем французскую революцию. Революционерам нравилось называть себя титанами. Почему? Титаны воюют с Богами. Богов присвоила себе Церковь. Имя уже используется, значит, возьмем себе имя противников Богов, тем более, что мы

Глава 3. Воинствующий материализм. Энгельс

воюем с Церковью. Да Титаны — это даже покруче, чем Боги! К тому же, их неспра­ведливо обидели. Как и нас с Пролетариатом!

Мысль о революционности Науки понемногу подается так, что становится си­нонимом лучшего. Мы и сейчас знаем, что лучшие достижения в Науке — это рево­люционные достижения. А прививалось это расхожее обывательское мнение так:

«И исследование природы совершалось тогда в обстановке всеобщей рево­люции, будучи насквозь революционно: ведь оно должно было еще завоевать себе право на существование» (Там же, с. 8).

«Революционным актом, которым исследование природы заявило о своей независимости и как бы повторило лютеровское сожжение папской буллы, было издание бессмертного творения, в котором Коперник бросил — хотя и робко и, так сказать, лишь на смертном одре — вызов церковному авторитету в вопро­сах природы. Отсюда начинает свое летоисчисление освобождение естествоз­нания от теологии, хотя выяснение между ними отдельных взаимных претензий затянулось до наших дней» (Там же).

Вот так понемножку, превращая признанных авторитетов Науки в авто­ритетов революции, создается мнение, что настоящий ученый достоин ува­жения и восхищения, только если он революционен. Теперь можно перейти к разрушению и показать, что все остальное — заслуживает осмеяния и забрасывания грязью.

Работа «Естествознание и философия» начинается с публичной граж­данской казни для устрашения инакомыслящих. Прямо с первых строк пла­нируется принести в жертву идеи собственных предшественников по мате­риализму. Бей своих, чтобы запугать остальных.

«Бюхнер. Возникновение направления. Разрешение немецкой философии в материализм. Контроль над наукой устранен. Внезапно хлынувший поток плос­ко-материалистического популяризаторства, материализм которого должен был возместить недостаток научности» (Энгельс, с. 173).

Теперь все знают: недостаточно быть материалистом. Это не защитит от позора. Нужна научность. Ученый всегда в значительной мере шарлатан. Пло­хой ученый — потому что не знает науки. А хороший — потому что занима­ется только своим делом и становится односторонним. В силу этого ученый всегда уязвим и готов сам впустить в свою крепость того, кто быстро поду­чит его неуязвимости. Поэтому Энгельс начинает разрушать уверенность уче­ных в себе, разрушая их уверенность в том, что они верно ведут свои рассуж­дения, то есть в их философской подготовленности. Начинает с самых самоуверенных всезнаек — математиков, заодно выбивая у остальных веру в то, что математика дает им прочное основание:

«До конца прошлого столетия и даже до 1870 года естествоиспытатели более или менее обходились при помощи старой метафизики, ибо действитель­ная наука еще не выходила за пределы механики, земной и космической.

Однако известное замешательство вызвала уже высшая математика, ко­торая рассматривает вечную истину низшей математики как преодоленную точку зрения, часто утверждает нечто противоположное ей и выставляет

Основное — Море сознания — Слои философии— Слой 5

положения, кажущиеся представителю низшей математики просто бессмысли­цей. Здесь затвердевшие категории расплавились, математика вступила в та­кую область, где даже столь простые отношения абстрактного количества, дурная бесконечность, приняли совершенно диалектический вид, и заставили ма­тематиков стихийно и против их воли стать диалектиками.

Нет ничего комичнее, чем жалкие уловки, увертки и вынужденные приемы, к которым прибегают математики, чтобы разрешить это противоречие, прими­рить между собой высшую и низшую математику, уяснить себе, что то, что у них получилось в виде неоспоримого результата, не представляет собой чистой бессмыслицы, — и вообще рационально объяснить исходный пункт, метод и ре­зультаты математики бесконечного» (Там же, с. 174).

Если вспомнить, что перед этим были обгажены представители плоско­го материализма, то ясно видно, что в сознание ученых внедряется мысль о выборе: либо оставаться жалкими представителями низшей математики, либо подыматься до высшей, но для этого надо осваивать диалектическое мышле­ние. Где его осваивать? В новой философии — Диалектическом материализме!

Вроде бы очевидно, но эта тупая скотина — научный обыватель — не хочет отрывать задницу от насиженного места. Его надо гнать к лучшей жиз­ни поганой метлой:

«Несмотря на это, естествоиспытатели в своей массе все еще крепко при­держиваются старых метафизических категорий и оказываются беспомощны­ми, когда требуется рационально объяснить и привести между собой в связь эти новейшие факты, которые, так сказать, удостоверяют диалектику в природе...

Освобожденная от мистицизма диалектика становится абсолютной не­обходимостью для естествознания, покинувшего ту область, где достаточны были неподвижные категории, представляющие собой как бы низшую матема­тику логики, ее применение в условиях домашнего обихода.

Философия мстит за себя задним числом естествознанию за то, что после­днее покинуло ее» (Там же, с. 174—175).

Ясно видно, что под философией здесь понимается уже не вся филосо­фия, а новая Философия — Диамат, но используется старое имя, потому что любому естественнику льстит, если его посчитают еще и немножко фи­лософом.

«Естествоиспытатели воображают, что они освобождаются от филосо­фии, когда игнорируют или бранят ее. Но так как они без мышления не могут двинуться ни на шаг, для мышления же необходимы логические категории, а эти категории они некритически заимствуют либо из обыденного общего сознания так называемых образованных людей, над которыми господствуют остатки давно умерших философских систем, либо из крох прослушанных в обязательном порядке университетских курсов по философии (которые представляют собой не только отрывочные взгляды, но и мешанину из воззрений людей, принадлежа­щих к самым различным и по большей части к самым скверным школам), либо из некритического и несистематического чтения всякого рода философских произ­ведений, — то в итоге они все-таки оказываются в подчинении у философии,но,

Глава 3. Воинствующий материализм. Энгельс

к сожалению, по большей части самой скверной, и те, кто больше всех ругает философию, являются рабами как раз наихудших вульгаризированных остатков наихудших философских учений.

Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия» (Там же, с. 179).

Надо признать — Энгельс тут совершенно прав и очень точно нащупал слабину в защите естественников. Философией-то они все равно пользуются в своих рассуждениях, даже когда говорят, шевеля пальцами: мы люди кон­кретные, без философий... Все верно, только зачем? Затем, чтобы научить ученых думать и исследовать? Или чтобы научить их думать как надо?

Как бы там ни было, но первые два приема — мягкий вход в сознание на лести и честолюбии и разрушение веры в себя как опоры мировоззрения — я показал. Теперь следующий прием — поражение образом, для чего исполь­зуется образ мира, называемый естественнонаучной картиной. Этому Эн­гельс уделил внимание с особой любовью, он явно ощущал, какой это важ­ный инструмент обработки сознания, и выписывает его, не щадя сил. Я приведу лишь те куски этого обильного творения, которые связаны с сознанием.

Но прежде, чем привести эти выдержки из «Диалектики природы», я хочу внести ясность. Эта «величественная картина» на деле является пошлой вульгаризацией. Как пишет Институт Марксизма-ленинизма:

«"Диалектика природы "явилась итогом многолетних углубленных занятий Энгельса естественными науками. Первоначально результаты своих исследова­ний Энгельс намеревался изложить в форме полемического произведения, направ­ленного против вульгарного материалиста Л. Бюхнера» (Предисловие // Эн­гельс. Диалектика природы, с. VI).

Сам же Энгельс в предисловии ко второму изданию «Анти-Дюринга» писал гораздо менее осторожно, чем Институт Марксизма-ленинизма:

«Таким образом, задача состояла в том, чтобы вскрыть объективную диа­лектику в природе, а тем самым обосновать необходимость сознательной мате­риалистической диалектики в естествознании, изгнать из него идеализм, мета­физику и агностицизм, а также вульгарный материализм, дать диалектико-материалистическое обобщение важнейших результатов развития естествоз­нания и тем самым обосновать всеобщность основных законов материалисти­ческой диалектики» (Цит. по: Предисловие // Энгельс, с. VII).

Одним словом: терпеть не могу свободной конкуренции. Война, война до полного изгнания! И при этом тот же Институт Марксизма-ленинизма вынужден признать:

«Само собой разумеется, что за прошедшие десятилетия бурного и револю­ционного развития естественных наук отдельные частности "Диалектики при­роды " и, прежде всего, тот фактический материал, на который опирался Эн­гельс, — не могли не устареть. Устарела, например, космогоническая гипотеза Канта-Лапласа, из которой исходил Энгельс» (Там же, с. X).

Основное— Море сознания — Слои философии— Слой 5

Это значит, устарели как раз вся естественнонаучная часть и сам образ мира, которым он стращал читателей. Иными словами, Энгельс со всего маха вляпался в то самое, за что так поносил Бюхнера. И это ставит вопрос: если он такой мудрец, такой философ, что его сочинение от всего этого все равно не портится и не устаревает, то как он мог не предвидеть, что опира­ется на неверные взгляды, иначе говоря, как он мог использовать для воз­действия то, что было неверным уже при его жизни? И почему в его словах нет снисхождения к ошибкам своих собратьев? Политтехнология! Охота за мгновением: вчера еще было рано, завтра будет уже поздно, а победителей не судят! Политический авантюризм.

Ну да ладно! Давайте лучше ужасную сказку на ночь:

«Из вихреобразно вращающихся раскаленных газообразных туманностей,— законы движения которых, быть может, будут открыты нами лишь после того, как наблюдения в течение нескольких столетий дадут нам некое представление о собственном движении звезд, — развились благодаря сжатию и охлаждению бесчисленные солнца и солнечные системы нашего мирового острова, ограничен­ного самыми крайними звездными кольцами Млечного пути...

Лаплас показал подробным и еще непревзойденным до сих пор образом, как из отдельной туманной массы развивается солнечная система...

На образовавшихся таким путем отдельных телах — солнцах, планетах, спутниках — господствует сначала та форма движения материи, которую мы называем теплотой...

Отдельные тела охлаждаются тем быстрее, чем они меньше...

Вместе с прогрессирующим охлаждением начинает все более и более выс­тупать на первый план взаимодействие превращающихся друг в друга физичес­ких форм движения, пока, наконец, не будет достигнут тот пункт, с которого начинает давать себе знать химическое средство...

Время, когда планета приобретает твердую кору и скопления воды на своей поверхности, совпадает с тем временем, начиная с которого ее собственная теплота отступает все более и более на задний план по сравнению с теплотой, получаемой ею от центрального светила...

Наконец, если температура понизилась до того, что — по крайней мере на каком-нибудь значительном участке поверхности — она уже не превышает тех границ, внутри которых является жизнеспособным белок, то, при наличии прочих благоприятных химических предварительных условий, образуется живая прото­плазма...

Прошли, вероятно, тысячелетия, пока создались условия, при которых стал возможен следующий шаг вперед, и из этого бесформенного белка возникла бла­годаря образованию ядра и оболочки первая клетка. Но вместе с этой первой клеткой была дана и основа для формообразования всего органического мира...

А из первых животных развились, главным образом путем дальнейшей диф­ференциации, бесчисленные классы, отряды, семейства, роды и виды животных и, наконец, та форма, в которой достигает своего наиболее полного развития не­рвная система, — а именно позвоночные, и опять-таки, наконец, среди них то позвоночное, в котором природа приходит к осознанию самой себя — человек» (Энгельс, с. 16—17).

Глава 4. Воинствующий Идеализм

Я называю это ужасающей сказкой не потому, что эта картина так уж определенно неверна, а потому, что Энгельс рассказывает ее как то, что должно ужаснуть и поразить, чтобы запасть в наше сознание. Что же касает­ся сознания, то определение, которое дает ему Энгельс чуть ниже, несколь­ко невнятно:

«...вместе с развитием руки шаг за шагом развивались и голова, возникло сознание — сперва условий отдельных практических полезных результатов, а впоследствии, на основе этого, у народов, находившихся в более благоприятном положении — понимание законов природы, обусловливающих эти полезные ре­зультаты» (Там же, с. 18).

Отчетливо видно, что сознание — это работа нервной системы и «голо­вы», то есть мозга. Но при этом «сознание условий» есть осознание. И зна­чит, сознание есть для Энгельса способность к осознаванию. Еще чуть ниже Энгельс дает «философское» определение: «Движение материи— это не одно только грубое механическое движение, не одно только перемещение; это — теплота и свет,электрическое и магнитное напряжение, химическое соединение и разложение, жизнь и, наконец, сознание» (Там же, с. 20).

Я беру слово «философское» в кавычки, потому что это игры в филосо­фичность. Чтобы причислить сознание к материи или видам ее движения, нужно дать определение сознания, а перед нами лишь литературный оборот и попытка создать нашу Материю не слабее ихнего Бога.

Как бы там ни было, но Энгельс, великолепно чувствующий, как воз­действовать на сознание, нигде в «Диалектике природы» не утруждает себя определением сознания. Впрочем, высказывания вроде: «развития мозга и подчиненных ему чувств, все более и более проясняющегося сознания...» — оче­видно, вполне закономерно оказываются тем, что о сознании говорили со­ветские философы и психологи.