Взгляд на социальную регрессию с позиции теории семейных систем

Эта статья — итог длительной систематической работы по сравнению эмоциональных процессов в

семье с эмоциональными процессами в обществе. Впервые я обратился к социальной тематике в 1940-е

годы, а вернулся к ней, когда обнаружил, что изучение семьи — это возможность нового подхода к

проблеме развития человечества. Это послужило импульсом для дальнейших размышлений и позволило

по-новому взглянуть на многие явления. Однако мое исследование было сфокусировано на

шизофрении, и это направление было приоритетным. В отличие от создателей большинства социальных

теорий я старался не делать обобщений, если мне не хватало фактического материала, и намеренно

ограничился частными размышлениями и наблюдениями над процессами, происходящими в

человеческом обществе.

Со временем теоретические принципы изучения семьи стали медленно распространяться и на более

крупные социальные системы. В 1960 г., участвуя в ряде конференций, я был единственным, кто

отмечал, что основной смысл изучения семьи состоит в том, что в результате могут быть созданы новые

теории о человеке и путях его развития. На протяжении 1960-х годов много было сказано о близости

эмоциональных моделей семьи и общества. Это казалось логичным и правильным, но специфические

связующие

факты оставалась незамеченными. Затем я особое внимание уделил треугольникам, которые и в семье, и

в обществе функционируют одинаково. Постепенно термин «система» вытеснил все прежние понятия.

Несмотря на то, что этот термин стал использоваться слишком часто, а зачастую и неправильно,

понятие «система» оказало существенную помощь в расширении нашего кругозора.

Итак, в течение 18 лет я размышлял об обществе и о других, более широких системах, не делая никаких

обобщений. Ситуация изменилась в 1972-1973 гг., когда я получил предложение сделать доклад по

проблеме предсказуемости человеческой реакции на кризис. (Это было связано с конфликтом Агентства

по защите окружающей среды и правительства.) Тогда некоторые мои материалы были впервые

представлены на национальной конференции, посвященной проблемам семейной терапии. Я ожидал

встречи с Натаном Аккерманом, чтобы начать дискуссию по этим проблемам. Зная Ната, я предполагал,

что он не стал бы возражать против того, чтобы эти идеи были высказаны на встрече, посвященной его

памяти1.

ИСТОРИЯ ВОПРОСА

Одна из базовых концептуальный установок, которая повлияла на мои размышления еще в 1940-е годы,

состояла в том, что человек есть развивающаяся, постоянно эволюционирующая форма жизни, что

человек больше имеет черт сходства с низшими, более примитивными формами жизни, чем отличается

от них, что большинство психологических теорий строится на идее об уникальности человека, а не на

его связи с биологическим миром и что инстинкты, которые управляют поведением всех живых

существ, влияют на человеческое поведение значительно сильнее, чем это признают большинство

теоретиков. В течение многих лет я тратил на чтение работ Дарвина, вероятно, даже больше времени,

чем на чтение работ Фрейда,

Натан Аккерман умер непосредственно перед этой встречей. М. Боуэн готовил материалы как раз к этой

несостоявшейся встрече. — Прим. науч. ред.

и уделял больше внимания работе с биологами, этологами и другими учеными, чем с психологами и

социологами. Это отнюдь не означает, что какая-то область знаний имеет преимущество перед другой,

но я старался избежать использования теоретических понятий, которые шли бы в разрез в

представлением о человеке как биологически-инстинктивном животном. Довольно трудно объяснить

это понятие людям, которые являются специалистами в той или иной области естественных наук, но

при этом используют различные подходы к изучению человека.

По-настоящему я начал серьезно размышлять о социальном неблагополучии и общественном регрессе в

1955 г. В то время казалось, что общество стало более нестабильным, более эгоистичным, более

инфантильным, более безответственным и более неуправляемыми, чем в прошлые годы. Как можно

было убедиться в том, что это действительно так? Существовало мнение, что средства массовой

информации фокусировались только на негативных процессах, происходящих в обществе, не замечая

ничего позитивного. Всегда находятся те, кто описывает ситуацию как «хуже не бывает», а также те,

кто предсказывает наступление судного дня буквально на следующей неделе. Я перечитывал

документы столетней давности и был несказанно удивлен, что они довольно точно описывали

теперешнюю социальную и политическую ситуацию. При этом большинство обнародованных фактов

указывало на наличие регрессивных общественных процессов. Огромное количество трудов было

написано о расцвете и падении Римской Империи, а также об увядании, которое предшествовало ее

краху. Существует предположение, что каждая культура проходит достаточно типичный исторический

путь, завершающийся угасанием и исчезновением. Библия содержит упоминания и о порочных,

греховных временах, и о хороших, праведных периодах человеческой истории. Есть множество самых

разных вариантов объяснения причин социальной тревоги. После Второй мировой войны было принято

связывать тревогу с угрозой атомной войны или с опасением, что холодная война вот-вот перерастет в

настоящую. Кто-то ожидал стремительных общественных перемен после Второй

9 Теория

мировой войны, кто-то связывал падение нравов с ростом благосостояния. Мои наблюдения привели

меня к выводу, что изменения социальной адаптации носят циклический характер, что их можно

проследить на протяжении столетий, что многовековая история существования человечества на Земле

скорее позитивна и было бы интересно наблюдать, как общество восстанавливается после регресса.

Размышления заставили меня склониться к гипотезе о том, что имеющаяся в обществе тревога была

связана с послевоенным восстановлением, а также с достижениями научно-технического прогресса и

сопровождающими его переменами.

Проблема состоит в нахождении той точки отсчета, относительно которой можно было бы судить о

наличии или отсутствии общественного регресса. Например, можно собрать статистические данные об

увеличении количества разводов или росте преступности, но какие выводы можно сделать из этого

материала? Клиническая работа с семьями служит доказательством того, что тревога и связанные с ней

симптомы могут сопровождать перемены, которые свидетельствуют о прогрессе. Как можно узнать, чем

отличаются социальные симптомы, которые сопутствуют прогрессу, от тех, которые сопровождают

регресс? Я думаю, что здесь вполне применимы те же методы, которые я использовал при построении

«шкалы дифференциации Я». Необходимо иметь достаточно точный критерий для оценки уровня

функционирования людей, для сравнения людей друг с другом и для оценки перемен, происходящих с

течением времени. Шкала дифференциации Я, разработанная еще в 1960-е годы, использовалась на

протяжении достаточно длительного времени и прошла проверку на большом количестве людей, а

потому ее можно считать вполне точным методом для тех исследователей, которые имеют опыт работы

с этими переменными.

Для того чтобы найти механизм, запускающий общественную регрессию, было выдвинуто, а затем

отвергнуто несколько гипотез, пока я не нашел свидетельство возрастания социальной тревоги во время

одного из самых безопасных периодов человеческой истории. Человеку удалось

преодолеть многие из тех опасностей, которые угрожали его существованию в предыдущие века.

Продолжительность его жизни увеличилась благодаря развитию медицины, доступные ему технологии

быстро развивались, он стал значительно лучше контролировать вредоносные факторы окружающей

среды. Большая часть населения земли стала жить в большем достатке и с большей уверенностью в

завтрашнем дне, чем когда-либо прежде. Из-за недостатка места мы сейчас не сможем рассмотреть и

проанализировать разные гипотезы и их модификации. В 1960-е годы было невозможно обойти тему

вьетнамской войны. Многие видели в ней главную причину социальной напряженности, но

существовало немало доказательств того, что симптом напряженности существовал в обществе еще в

довоенное время. В конце 1960-х была выдвинута гипотеза, которая не только продержалась несколько

лет, но и подкреплялась все новыми доказательствами и результатами исследований. Гипотеза состояла

в следующем: растущее беспокойство людей — это следствие демографического взрыва. Все земли,

пригодные для жизни, уже освоены, природные запасы, необходимые для поддержания жизни, и

месторождения полезных ископаемых истощены. Отсюда возрастающая уверенность, что «космический

корабль Земля» не сможет поддержать человеческую жизнь на том уровне, к которому человечество

уже привыкло. Человек — это «территориальное животное», которое реагирует на ограниченность

пространства так же инстинктивно, как и низшие формы жизни. Он придумывает для себя другие

причины, чтобы объяснить свое поведение, свойственное в равной мере и примитивным животным.

Человек всегда использует «уход из толпы» как способ снижения тревоги и стабилизации своего

состояния. Ограниченность своего мира он ощущает благодаря скоростям, которые предоставляют

современные средства связи, телевидение, а также возможности невероятно быстрого передвижения в

пространстве. Когда животные ограничены замкнутым пространством, а число их возрастает, они

проверяют устойчивость границ, а затем увеличивают свою мобильность, Двигаются взад-вперед по

всей территории и в конце концов начинают жить плотно и скученно, вместо того чтобы распространиться более равномерно по

всей имеющейся территории. Человек за последние 25 лет стал более мобильным, все больше людей

переезжает на новое местожительство, и при этом все больший процент всего народонаселения селится

в огромных мегаполисах.

Еще одно теоретическое положение было важно для меня на этом начальном этапе моих раздумий; оно

касается другой предсказуемой человеческой особенности. Обладая логическим мышлением и

знаниями, человек мог бы уже десятилетия назад понять, что находится в состоянии конфликта с

окружающей его средой. Его эмоциональная реактивность и его причинно-следственное мышление

оказались неспособны дать ему те реальные «знания», которые были ему вполне доступны. Приемами

причинно-следственного мышления он овладел тогда, когда впервые стал искать причинное объяснение

устройства окружающего мира и своего места в этом мире. Мы можем проследить стиль мышления

человека в предыдущие века и с удивлением обнаружим целый спектр злых сил, которые он обвинял в

своих несчастьях, и благожелательных сил, которые он приписывал свои удачи. Именно наука дала

человеку возможность выйти за пределы причинно-следственного мышления. Впервые он использовал

системный подход в астрономии — области, абсолютно удаленной от его обыденной жизни. Потом он

научился системно мыслить в физике, затем — в естественных науках. Не так давно человек усвоил

идею, что системное мышление применимо и к его собственному эмоциональному функционированию.

Но на эмоциональном поле даже самый дисциплинированный системный мыслитель возвращается к

причинно-следственному мышлению и к тому, что поведение построено в большей степени на

эмоциональной реакции, а не на рассудочном мышлении.

2 Это понятие используется в работах Джона Кэлхоуна, который изучал большие популяции крыс,

живущих в ограниченном пространстве. В этих условиях крысы собирались в плотные группы, хотя

пищи и воды хватало всем. — Прим. науч. ред.

Этот феномен играет важную роль в тех действиях, посредством которых человек пытается решить

проблемы в социальной сфере. Есть основания полагать, что политико-законотворческая деятельность в

большей степени подчинена эмоциональной реактивности, чем логическому мышлению, и что большое

количество законодательных инициатив — это «пластыри», которые лишь облегчают симптом, но не

лечат само заболевание. Эмоциональную реактивность общества в отношении социальных проблем

можно сравнить с медленным созреванием эмоционального разрыва в семье. Когда появляется первый

симптом, семья или игнорирует его, или прикладывает усилия для того, чтобы его смягчить, считая при

этом, что проблема уже решена. Далее жизнь идет прежним, привычным курсом, пока не появится

другой, уже более серьезный симптом, за которым последует столь же неуклюжие попытки добиться

облегчения. Этот процесс будет повторяться вплоть до разрушительного финала, который, с точки

зрения участников, окажется весьма неожиданным.