Война и мир. Том первый. Часть третья

Князь Василий решил выдать свою дочь Элен за получившего наследство Пьера Безухова и поправить таким образом свои финансовые дела. Он помог Пьеру устроиться в камер-юнкеры (что равносильно чину статского советника) и настоял на том, чтобы молодой человек вместе с ним отправился в Петербург и остановился в его доме. С каждым днем Пьер все сильнее чувствовал, что отношение к нему окружающих после получения огромного наследства изменилось: все стали с ним необычайно любезны и ласковы.

Не замечая неискренности людей, Пьер наивно верил в то, что все окружающие желают ему добра. Постепенно князь Василий полностью установил контроль как над делами Пьера, так и над ним самим, заставляя подписывать необходимые ему бумаги. Из бывших друзей рядом с Пьером никого не осталось: Долохов был разжалован, Анатоль в армии, князь Андрей за границей, поэтому все свободное время он был вынужден проводить на обедах и вечерах, в обществе князя Василия, его жены и дочери – красавицы Элен.

Анна Павловна Шерер, как и все окружающие, изменила свое отношение к Пьеру. То, что прежде она считала нелепым и неприличным, теперь казалось ей «умным и прелестным». Окружающие, в том числе и Анна Павловна, все настойчивее намекали Пьеру о женитьбе на Элен. Молодой граф, с одной стороны, был испуган, а с другой – польщен, так как Элен считалась первой красавицей в свете. На одном из вечеров Анна Павловна завела с Пьером разговор об Элен, расхваливая ее достоинства. Постепенно Пьер начал смотреть на девушку другими глазами: обратил внимание на ее фигуру, стал задерживать взгляд на ее обнаженных плечах, и чувствовал, как в нем загоралось желание. Но при воспоминаниях о намеках князя Василия и прочих знакомых его внезапно охватывал ужас.

Князь Василий в скором времени должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он собирался взять с собой и сына Анатоля, чтобы заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому и решить вопрос о женитьбе сына на дочери богатого старика. Однако прежде чем отправиться в поездку, князь Василий собирался «поставить точку» в деле о женитьбе Безухова. Он был искренне удивлен тем, что Пьер, который «стольким ему обязан», ведет себя по отношению к Элен немного непорядочно (то есть не делает предложения). Князь Василий надеялся при первом удобном случае закончить это утомительное дело.

Пьер считал, что ему нужно избегать красавицы Элен и собирался уехать, но с ужасом осознавал, что общество уже воспринимает его как жениха Элен, что «никак не может оторваться от нее» и что, в конце концов, «становится обязанным связать с ней свою судьбу». Неожиданно для себя он обнаружил, что у него не хватает решимости разор- вать эти отношения, хотя прежде он все делал решительно.

В день именин Элен у князя Василия ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы...

Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его...

«Так уж все кончено! – думал он. – И как это все сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого, так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» – думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его. То вдруг ему становилось стыдно чего-то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой-то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо», – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось?..

От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться, и некоторые уезжали, не простившись с Элен... Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели... Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье-то чужое место. «Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», – думал Пьер. Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере...

Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно-торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.

– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне все сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца... и она будет тебе хорошая жена... Бог да благословит вас!..

Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки...

Через полтора месяца Пьер был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы-жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.

***

Старый князь Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, в котором тот извещал его, что по пути на ревизию собирается заехать к своему «старинному благодетелю» вместе с сыном Анатолем. Болконский никогда не имел высокого мнения о князе Василии, а последние слухи и намеки маленькой княгини (жены Андрея) только усилили его неприязнь к Курагину. Перед приездом князя Василия Болконский пребывал в плохом настроении. Жена князя Андрея жила в Лысых Горах в постоянном страхе перед старым князем, подсознательно испытывая к нему неприязнь. Николай Андреевич также недолюбливал невестку. Испытывая потребность в общении, княгиня сблизилась с мадемуазель Бурьен, посвящала ее во все свои тайны и обсуждала с ней свекра. Вскоре приехали Курагины. По дороге князь Василий попросил сына быть почтительным со старым Болконским, объяснив, что от этого зависит его будущее.

Княжна Марья была взволнована приездом гостей, зная, что послужило поводом для этого визита. Маленькая княгиня и мадемуазель Бурьен попытались помочь княжне Марье преобразиться, чтобы предстать перед гостями в выгодном свете, но все их попытки оказались безуспешными. Анатоль произвел на Марью ослепительное впечатление. Он вел себя с ней самоуверенно, в своей обычной манере презрительного превосходства, интересовался мадемуазель Бурьен, надеясь, что княжна Марья, когда выйдет за него замуж, возьмет француженку с собой.

Осознавая, что его дочь не красавица, Болконский понимал, что ей вряд ли удастся выйти замуж по любви. Старый князь решил, что выдаст дочь за Анатоля, если он окажется достойным ее.

Знакомство молодых людей состоялось в гостиной. Взглянув на Анатоля, княжна Марья поразилась его красоте. После обеда князь Василий и князь Болконский уединились в кабинете. На предложение Курагина поженить их детей, Болконский ответил, что не намерен удерживать дочь возле себя, но все же ему хотелось бы поближе познакомиться со своим будущим зятем.

Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом...

Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того, он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Бурьен то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.

Весь вечер Анатоль смотрел на княжну Марью, оценивая ее как будущую жену, но под фортепьяно касался ногой ножки мадемуазель Бурьен. Утром князь, возобновив разговор о женитьбе, дал дочери понять, что он не одобряет ее союза с Анатолем, но предоставляет ей право принять решение самой. Болконский предложил дочери подумать в одиночестве, а через час объявить свое решение. Княжна Марья отправилась к себе и, проходя мимо зимнего сада, увидела там Анатоля и Бурьен. Анатоль обнимал девушку за талию и что-то шептал ей на ухо.

Княжна отправилась к отцу и объявила, что не хочет быть женой Анатоля. Несмотря ни на что, она собиралась устроить счастье мадемуазель Бурьен, уверенная в том, что девушка искренне раскаивается в своем поступке.

***

Ростовы, долгое время не имевшие вестей от Николая, наконец, получили письмо. При этом радостном событии присутствовала и Анна Михайловна. Именно она первая получила известие о Николае Ростове и теперь пыталась подготовить мать Николеньки и других его родных к известию. Наташа первая почувствовала, что брат объявился, и принялась расспрашивать Анну Михайловну. Княгиня Друбецкая сообщила, что Николай получил ранение, но уже поправился и теперь произведен в офицеры. Поделившись радостным известием с Соней, влюбленной в Николая, Наташа принялась расспрашивать подругу, будет ли она писать Николаю, любит ли она его, как прежде. Соня серьезно и восторженно призналась Наташе в том, что полюбила ее брата раз и навсегда и никогда не сможет разлюбить. Но если Соня продолжала горячо и страстно любить Николая, то Наташа уже забыла и не хотела думать о своей первой детской влюбленности – Борисе Друбецком.

Всю следующую неделю родные и близкие Николая Ростова, тронутые и восхищенные его успехами в военных действиях, писали и переписывали письма юному герою. Под наблюдением графини и графа собирались нужные вещи и деньги «для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера». С помощью Анны Михайловны, сумевшей наладить себе и своему сыну возможность переписки, все это было благополучно отправлено молодому Ростову.

***

12 ноября кутузовская боевая армия, расположившаяся лагерем около Ольмюнца, готовилась к смотру русского и австрийского императоров. Николай Ростов, входивший в армию, подошедшую из России и на следующий день вступившую на ольмюнское поле, получил известие от Бориса, который со своей частью находился неподалеку. В записке Борис сообщал Николаю, что родные передали ему письма и деньги. Деньги в это время были особенно кстати – Ростову было нужно новое обмундирование.

Борис все время похода шел и квартировал вместе с Бергом, дослужившимся до звания ротного командира. За время похода Борис завел немало полезных и нужных знакомств. Прибегнув к помощи рекомендательного письма от Пьера, он познакомился с Андреем Болконским, который, как надеялся Борис, мог помочь ему получить место в штабе главнокомандующего. Когда Ростов пришел к друзьям детства, Борис и Берг сидели за столом и играли в шахматы. Молодые люди обрадовались встрече и нашли друг в друге «огромные перемены». Борис заметил, что Ростов стал «истинным гусаром», его мундир украшал Георгиевский крест. Борис поведал другу, что они тоже «славный поход сделали»: при их полку ехал цесаревич, поэтому они имели возможность присутствовать на роскошных приемах.

За обедом молодые люди обменивались впечатлениями о военной жизни, Борис и Берг описывали Николаю свои встречи с великим князем. Ростов поведал товарищам, как был ранен – «но не так, как это было на самом деле, а так, как ему бы этого хотелось, как он слышал от других рассказчиков».

В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис... Оглянув комнату, он обратился к Ростову:

– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?

– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.

Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.

– Да! много теперь рассказов про это дело!

– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.

– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.

Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.

– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.

– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.

На следующий день был объявлен смотр войск, в котором должен был принимать участие и Ростов. В то время, когда царь обходил войска, Николай испытал необъяснимое чувство восторга. На другой день после смотра Борис направился в штаб к князю Андрею, надеясь, что он поможет ему получить место адъютанта. Он застал его с каким- то генералом, который стоял перед Андреем на вытяжку и заискивающе разговаривал с ним.

Оставшись наедине с Борисом, Болконский рассказал ему, что скоро адъютантов наберется целый полк, что штаб Кутузова теперь теряет свою значимость и самое важное происходит только у государя, и пообещал пристроить Бориса к своему другу, князю Долгорукову, состоящему в царской свите. Молодые люди отправились к Долгорукову, застав его в момент возвращения с совещания в штабе, где обсуждался вопрос о немедленном наступлении. Наполеон, с целью выиграть время, направил русскому царю письмо. Долгоруков, поглощенный насущными вопросами, оставил просьбы молодого человека, которого привел с собой Болконский, «до следующего раза». На следу- ющий день войска выступили в поход, и до Аустерлицкого сражения Борис был вынужден остаться в своем Измайловском полку.

Спустя несколько дней произошло небольшое сражение, в котором русские, по слухам, одержали победу, но эскадрон Ростова не принимал участия в боевых действиях. Гусары изнывали от вынужденного безделья, Ростов купил «трофейную» французскую лошадь. Мимо провозили пленных, к которым русские солдаты относились хорошо, замечая, что те и сами не очень понимают, что происходит. Неожиданно среди солдат пронесся слух, что в эскадрон прибыл царь. Император прошел вдоль шеренги и на несколько секунд остановил свой взгляд на Ростове. В этот момент молодой юнкер испытал прилив чувств любви и верности к государю. Царь выразил желание лично присутствовать при военных действиях. Когда мимо провезли раненого солдата, Ростов заметил, что на лице государя отразились страдание и боль, и преисполнился еще большей любви к царю.

На следующий день к императору прибыл парламентер с предложением лично встретиться с Наполеоном. Тот отказался, но послал с ответом своего парламентера. Началась «политическая игра с целью выиграть время, и результатом всех сложных человеческих движений стал проигрыш Аустерлицкого сражения».

На военном совете князь Андрей предложил свой план сражения, но уже был одобрен другой план. Вейротер, разработавший план сражения, в «противоположность Кутузову», предпринимал активные действия. Кутузов, прибыв на совет, где Вейротер читал доклад, в самом начале доклада заснул. Многие не одобрили план атаки, но что-либо менять было уже поздно. Болконский хотел выступить на совете, чтобы высказать свое мнение о сражении, но ему не удалось сделать это. Совет оставил тяжелое впечатление в душе Андрея. Кто из полководцев был прав, чей план атаки был лучшим, он так и не понял.

В ночь перед сражением князь Андрей много думал.

Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, все будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать все то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. «А смерть и страдания? – говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним... Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», – подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова.

***

Николай Ростов с тревогой ждал предстоящего сражения в своем полку, вспоминая дом, родных и близких. Ему было жаль, что их полк будет находиться в резерве, и он собирался просить отправить его «в дело», так как это был единственный способ увидеть государя. Раздумья юноши прервал шум, раздавшийся в стане неприятеля. Появившийся Багратион спросил у солдат, что это значит. Ростов вызвался съездить и узнать, в чем дело. Ему удалось выяснить, что на горе находится пикет и что французы не отступили на новые позиции, как предполагала диспозиция австрийского генерала.

Докладывая об этом Багратиону, юнкер попросился «в дело», на что тот предложил ему остаться при нем ординарцем. Крики со стороны неприятеля были вызваны чтением приказа Наполеона солдатам. Император пообещал солдатам, что сам поведет войска в бой и будет находиться во время сражения на поле боя. Наполеон призывал солдат укрепить славу Франции и победить.

На следующий день началось сражение. Французские войска оказались вовсе не там, где ожидалось, от началь- ства не поступало своевременных приказов, продвижение войска затруднял туман. Наполеон с нетерпением ожидал сражения, этот день совпал с годовщиной его коронования. Князь Андрей, находившийся в свите Кутузова, с волнением ждал возможности показать свои способности. Кутузов, видя, что высшее командование действует по бездарной диспозиции, пребывал в плохом настроении.

Царь отдал приказ начинать сражение, и полк апшеронцев отправился на марш, не видя из-за тумана, что проис- ходит впереди. Вместе со свитой Кутузова князь Андрей поднялся на гору и увидел, что неприятель находится в пятистах шагах прямо перед апшеронцами. В эту минуту Болконский понял, что пришел его час, и заявив, что апшеронцев надо остановить, вызвался это сделать. Но было уже поздно: сбившись в кучу, солдаты и офицеры обращались в бегство. В свите Кутузова осталось всего четыре человека. Французы активно атаковали батарею и начали обстреливать Кутузова. Раненый знаменосец упал, выпустив знамя из рук.

...Князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.

– Ребята, вперед! – крикнул он детски-пронзительно.

«Вот оно!» – думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.

– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.

Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер-офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном... Как бы со всего размаха крепкой палкой кто-то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.

«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», – подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками.

На следующий день сражение возобновилось. У Багратиона «дело еще не начиналось». Ростова послали с поручением к Кутузову и к государю, которые предположительно должны были находиться около деревни Праца. По пути Ростов столкнулся с гвардейской пехотой, в которой встретил Бориса и Берга, раненного в руку. Ростов увидел неприятеля там, где меньше всего ожидал его увидеть: в тылу наших войск. Русские солдаты бежали с поля боя. Солдаты обменивались слухами, что Кутузов то ли убит, то ли ранен, что государь бежал и тоже ранен. Николай нашел государя посреди большого поля. Он не решился подъехать к Александру и отправился обратно. К вечеру никто уже не сомневался в том, что сражение было проиграно.

На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.

К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять почувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что-то боли в голове.

Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» – было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»...

Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.

Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарт, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.

– Вот прекрасная смерть, – сказал Наполеон, глядя на Болконского.

Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон...

– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека и свезти на перевязочный пункт!

Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.

Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.