Глава 10. Честь н Достоинство

ется ее собственными усилиями по исполнению норм, предписан­ных честью. В других концепциях достоинство трактуется как ее тественное право человека на уважение своей самости и присуще ему от рождения, а честь, напротив, добывается в ходе жизни путем совершения поступков, вызывающих одобрение социума.

Эти противоречивые интерпретации чести и достоинства имеют исторические корни. Данные понятия наполнялись конкретным содержанием в зависимости от типа личности, присущего той или иной нравственной системе, и от характера связи личности с обще­ственной средой.

Человечество начало свою историю с признания ценности не от­дельной личности, а социальной общности (рода, общины, семьи), благоденствие и нравственный статус которой должны охранять и поддерживать ее члены. Закрепленное в мифологических и риту­альных представлениях деление на «своих» и «чужих» являлось первичным клише для оценки человека. «Чужой» человек в архаи­ческой культуре оценивался заведомо отрицательно, за ним не пред­полагалось никаких достоинств. Принадлежность же к «своим» давала человеку право добиваться высокого статуса в среде сопле­менников. Не равенство, а иерархия считалась основным принци­пом организации человеческого сообщества, потому в древнем мире понятие чести как возвышения в «своей» среде оказывается доми­нирующим.

В античную эпоху, сопровождавшуюся образованием государств, зарождается понятие гражданского достоинства, которое, однако, также не связывается с индивидуальной самобытностью человека. Ценность человека определяется исключительно его принадлежно­стью к государству. Вне Рима, Афин или Спарты личность теряла свое значение. Причем понятие чести относилось только к свобод­ным гражданам. Раб не считался человеком и потому не имел ни человеческого, ни гражданского достоинства.

В оформлении категорий чести и достоинства немалую роль сыг­рал воинский этос. Воины издревле образовывали обособленную социальную группу, статус которой был обусловлен опасностью за­нятий и важностью защиты социального целого. Таким образом, воин естественно претендовал па особую честь среди всех прочих людей и особую личную честь среди воинов. Замкнутость, иерархичность и высокий социальный статус этой группы сделали ее прекрасной питательной средой для формирования чувства чести. Поэтому впо-

следствии везде, где военное сословие занимало в обществе домини­рующее положение, представления о чести были господствующими в нравственном кодексе эпохи.

Героический эпос греков является прекрасным образцом фиксации глав­ных ценностей такого общества. Для героев «Илиады» нет более важ­ной задачи, чем поиск личной славы, добываемой боевыми подвигами. «Нравы предков», составлявшие идеал древнеримской культуры, также включали доблесть и честь в число первейших добродетелей граждани­на. Здесь источником чести является как сама принадлежность к римс­кой общине (в противовес «варварам»), так и личные заслуги человека перед лицом сограждан.

Арабские племена до принятия ислама, как в силу воинственности, так и в силу изолированного положения на Аравийском полуострове, сформировали моральную систему, позволившую исследователям на­звать их «аристократами пустыни». С одной стороны, у них была очень велика значимость принадлежности к клану, покушение на человека расценивалось как покушение на весь клан и вызывало неотвратимую кровную месть. С другой стороны, долгое время не зная государствен­ной власти, арабы были лично свободны, каждый чувствовал себя «кня­зем». Поэтому первенствовать в удальстве среди своих соплеменников было главным мотивом поведения араба.

Подобные акценты присущи и этикету горских народов Кавказа. Исследователи XIX века отмечали, что абхазы, например, по части веж­ливо-предупредительного отношения друг к другу культурны, «как лор­ды». Сдержанность и вежливость в обращении имели целью воспрепят­ствовать взаимным обидам, доводящим до клановой кровной мести. Присущее горским народам убеждение в равенстве «своих» сочеталось с бешеным самолюбием каждого мужчины. Воинственность горских народов естественно делала личную храбрость и склонность к риску важнейшей составляющей чести, а трус презирался как «дважды умер­ший». Надо сказать, что народы Кавказа относительно поздно вошли в эпоху «военной демократии» и пребывали в ней довольно долго в си­лу того, что изолированный характер горских поселений препятствовал централизации государственной власти.

Чеченская война напомнила славянам о старых военизированных представлениях горцев о чести, которые существенно отличаются от наших. То, что с нашей стороны выглядит возмутительной безнравствен­ностью и даже преступлением, в среде самого чеченского народа пони­мается как удальство, верность «своим», подвиги «настоящих мужчин».

Ш ________________ Раздел III. Высшие моральные ценности _____________________

Вместе с тем это столкновение пробудило в противоположной конфлик­тующей стороне аналогичные архаические переживания, стремление доказать «свою» правду, «свою» честь. Косвенным образом привержен­ность этим стереотипам воинского этоса порождает войну. Но если стра­тегия единоборства как средства поддержания чести была приемлема в эпоху, когда война сводилась к личным поединкам едва ли не вруко­пашную, с употреблением холодного оружия, то сейчас, когда война ве­дется зачастую не за счет личной храбрости, а за счет денег и совершен­ства оружия, купленного на эти деньги, такой войной уже нельзя добыть никакой «чести», кроме сомнительной, нельзя защитить ни своего, ни чужого достоинства.

Другим историческим периодом, в котором воинский этос, а вме­сте с ним и понятие чести вышли на передний план в нравственной системе, стало Средневековье. Феодалы-рыцари являлись господ­ствующим классом, для которого представление об особой сослов­ной чести, обладать которой могут только «благородные» люди, было естественным. Предполагалось, что только «благие от рождения» способны исполнять сложные, возвышенные, недоступные просто­людину обязанности: верность господину, верность данному слову, щедрость, соблюдение правил поединка и т.п. Следование сослов­ному кодексу чести способствовало возвышению индивида в гла­зах рыцарского сообщества. Одобрение общественного мнения вы­ражалось в шумной славе и почестях, ради которых по преимуществу и совершались нравственные подвиги рыцаря. Таким образом, честь носила в средние века ярко выраженный сословно-статусный ха­рактер. Личная же честь добывалась путем тщательного следова­ния нравственному образцу в соперничестве с другими членами все того же «своего» аристократического круга, внимание и одобрение которого следовало заслужить.

Культура Средневековья породила также любопытный образ «благо­родного разбойника». В социальном плане он противостоит господству­ющим слоям общества, в нравственном же отношении его поведение диктуется теми же нормами воинского этоса: верность шайке и атаману, личная храбрость, честность по отношению к «своим». Разбойники та­ким образом стремятся показать, что именно они, а не официальные круги обладают подлинной честью. Соперничество Робин Гуда с шери­фом Ноттингема не оставляет сомнений в том, на чьей стороне находит­ся «истинное благородство».