Глава xXXIIi образование суждений и умозаключений

Образование суждений (1 - 4). - Реальность суждений (5 - 6). - Пять видов суждений по логике Милля. Все они основаны на сравнении (7). - Суждения существования (8) и сосуществования (9 - 14). - Суждения, утверждающие последовательность явлений (15). - Суждения причины и суждения по сходству (16). - Суждение есть понятие в процессе своего образования (17)

1. В простом суждении Бенеке совершенно справедливо видит только соединение понятия с единичным представлением. Так, например, говоря: это (то, что я вижу, или то, что видел, а теперь себе представляю) есть дерево; это коршун и т. п., я только соединяю представление с понятием, в которое оно входит; но понятие, в свою очередь, содержится в представлении, так как в каждом единичном дереве находятся все признаки дерева вообще, да кроме того, есть еще особенные признаки, принадлежащие только этой породе деревьев, этому виду, этой семье и, наконец, этой особи *. Эту связь яснее можно, кажется, выразить так: в суждении представление связывается с понятием своими общими признаками, исчерпывающими все содержание понятия, и в то же время отделяется от него своими особенными, ему только принадлежащими признаками. Липа, например, имея все общие признаки дерева, имеет, кроме того, свои особенные признаки. Сознание разом отражает в одном суждении это соединение и различение, а язык выражает их в форме, которую мы называем предложением. Таким образом, и в этой форме рассудочной деятельности мы не находим ничего, что бы превышало средства сознания. И в суждении сознание только сравнивает и различает: соединяет, не сливая, и различает, не разрывая. Для этой деятельности не нужно никакой особенной способности - для нее довольно сознания.

______________________

* Lehrbuch der Psychologie. § 124.

______________________

2. Но если суждение есть сознательное соединение (но не слияние) понятия с особенным представлением или одного понятия с другим понятием, входящим в первое в роли единичного представления (так, например, это * липа; липа - дерево; дерево - растение; растение - организм), то, с другой стороны, всякое понятие, как справедливо заметил Дробиш, есть "дитя суждения", составлено нами посредством соединения нескольких суждений, а иногда такого множества их, что и перечислить трудно; так, например, в понятии человек соединилось так много суждений, что для изложения их, для того, чтобы исчерпать содержание этого понятия, потребовались бы целые тома. Спрашивается, однако, если в суждении предполагается уже понятие, а каждому понятию необходимо предшествует суждение, то что же произошло прежде, понятие или суждение? Таким вопросом задается английский психолог Рид и говорит, что его решить так же невозможно, как и тот знаменитый вопрос: вышло ли первое яйцо из курицы, или первая курица из яйца? - и прибавляет, что "начало каждого суждения так же скрыто от нас, как источники Нила" **.

______________________

* В суждениях, выраженных словами, мы обыкновенно соединяем подчиненное понятие с главным; для особей у нас нет слов, а есть только указательные местоимения, которые, в свою очередь, представляют самое общее в человеческом языке: сказать "вот это дерево" почти то же, что указать не дерево пальцем; но указать пальцем можно одинаково на все.

** Read. P. 322.

______________________

Но мы видели, что сознание и при восприятии первого определенного ощущения уже сравнивает и различает, и вопрос Рида принимает для нас другую форму: как родилось у нас первое определенное ощущение, когда для того, чтобы оно родилось, нужно уже сравнение, а для того, чтобы возможно было сравнение, нужно уже ощущение? Мы уже выше указали на этот вопрос, как и на то, что в психологии нет на него ответа *.

______________________

* См. выше, гл. XXI.

______________________

3. "В суждении, - замечает Бенеке, - особенное представление становится яснее через соединение с понятием, а понятие, в свою очередь, освежается через присоединение к нему особенного представления" *. Заметка эта очень верна, но к ней следует прибавить, что представление наше становится яснее в том только случае, когда мы поняли особенности данного представления, выдвигающие его из понятия и мешающие ему слиться с понятием, от чего, собственно, и происходит суждение. Если же этого нет, то суждение есть не более как словесный акт, ничего не прибавляющий к содержанию рассудка, и может потому иметь значение только грамматического примера. Это уже не суждение, а пустая форма суждения.

______________________

* Lehrbuch der Psychologie. § 44.

______________________

4. В простом суждении особенное представление является подлежащим, а понятие - сказуемым (Иван - человек, лошадь - млекопитающее животное и т. п.). Такое суждение называется простым или аналитическим; но легко видеть, что к тому же роду относятся и те суждения, в которых мы приписываем какой-нибудь признак предмету, только тут особенный признак играет роль особенного представления: например, у коровы раздвоенные копыта. Здесь особый признак или вводится в понятие, еще не готовое, или выводится из него, если понятие уже готово. Простые суждения выражаются и простыми предложениями. Предложение, имеющее смысл, есть только словесная форма суждения, и более ничего; в предложении только выражается в форме языка отношение между двумя явлениями или двумя предметами. Но как ни проста эта мысль, однако же, неясное понимание ее вело ко многим ошибкам.

5. "Мнение, - говорит Джон-Стюарт Милль, - что для логики всего важнее в предложении отношение между двумя идеями, соответствующими подлежащему и сказуемому (вместо отношения между двумя явлениями, которые выражаются этими идеями), кажется мне самою гибельною ошибкою из всех, когда-либо введенных в философию логики, и главною причиною, почему теория этой науки сделала такие незначительные успехи в течение последних двух столетий. Трактаты по логике и по тем отделам философии, которые связаны с логикою, написаны со времени введения этой основной ошибки (cardinal error), хотя и принадлежат часто людям необыкновенных способностей, всегда почти заключают в себе молчаливое признание теории, что изыскание истины состоит в созерцании и обработке наших идей или концепций вещей вместо самих вещей" *. Главная заслуга Милля состоит именно в указании этой гибельной ошибки, и вся его обширная "Логика" есть, собственно говоря, только развитие и доказательство этой простой идеи и указание тех важных ошибок, которые вкрались в мышление человека и науку из идеи противоположной, до пресыщения развитой номиналистами и идеалистами и достигшей в "Логике" Гегеля своего печального апофеоза.

______________________

* Milt's Logic. В. I. Ch. V. § 1. P. 98. На это ошибочное направление мышления указал еще Бэкон.

______________________

6. Заслуга Милля состоит именно в том, что он вновь и энергически выразил эту здравую идею реальности мышления и внес ее в логику, откуда, как можно надеяться, она уже не выйдет более и сделает опять эту науку достойной изучения. Но Милль только угадал течение мысли своего века, уже шевелившейся повсюду в самых разнообразных областях науки и жизни, но шевелившейся еще под покрывалом. Милль только сбросил это покрывало. В области воспитания, которую мы исключительно имеем здесь в виду, идея эта уже давно начала высказываться в форме громких требований. "Les choses! Les choses! - говорит уже Руссо. - Je ne repeterai jamais assez que nous donnons trop de pouvoir aux mots: avec notre education babillarde nous ne faisons que des babillards" *. Песталоцци старался приложить эту идею к практике обучения; за нее же стояли и сражались лучшие германские педагоги; к ней пробиваются и педагоги Англии; а наша педагогика, едва взглянувши на нее, поспешила отворотиться. Но нет сомнения, что история скоро опять поворотит нас лицом к этой своей очередной идее.

______________________

* Emile. P. 189. "Вещей! Вещей! Я никогда не перестану повторять, что мы придаем слишком много значения словам: с нашим болтливым воспитанием мы и делаем только болтунов".

______________________

7. Милль признает пять видов предложений (т. е. суждений, выраженных в форме слова), а именно: одни выражают существование, например: есть душа, есть добродетель и т. п.; другие выражают сосуществование, например: человек смертен; третьи выражают последовательность между явлениями: за зимой следует весна; четвертые выражают причинность: ветер волнует поверхность воды; пятые, наконец, выражают сходство: снег блестит подобно серебру *. Разберем все эти виды предложений или суждений, и мы найдем, что во всех сознание наше делает все одно и то же: находит сходство и различие, или, одним словом, сравнивает.

______________________

* Mill's Logic. В. I. Ch. V. § 5 и 6.

______________________

8. Что мы утверждаем, собственно, в суждениях, только заявляющих существование предмета? На это даст нам ответ Декарт со своим знаменитым: cogito ergo sum - и первая категория гегелевской логики, выводящей идею "бытия и небытия" *; но только мы, смотря на тот же предмет с точки зрения опытной психологии, присоединим к этим двум великим идеям простое чувство своего бытия, которое каждый из нас носит в самом себе. Что утверждают, собственно, такие суждения, каковы; есть Бог, есть душа, есть тело, есть материя, есть сила и т. д.? Самое постановление глагола быть в начале этих предложений показывает уже, что вся сила здесь в этом глаголе и что здесь он уже не связка, а сказуемое, и притом сказуемое, на которое говорящий хочет обратить внимание слушающего. Если мы припомним тот изящный прием, которым Гегель выделяет из понятия бытия (как Фихте-старший из понятия Я) все, что могло бы его определить, тогда мы поймем, что во всех этих утверждениях или суждениях выражается только одно бытие того или другого предмета нашего сознания, и ничего более, кроме бытия, что в них нет никакой определенности, что, словом, это самые отвлеченные суждения, каких только может достигнуть ум человеческий" далее бытия обобщение уже идти не может. Но между тем это не есть какая-нибудь идея, выработанная метафизиками, а чувство, каждому из нас присущее. Заслуга Декарта состоит вовсе не в том, что он сказал: "Я существую ", - это и без Декарта чувствует очень хорошо каждый ребенок. Заслуга же Декарта состоит только в том, что он это неопределенное чувство, живущее в каждом из нас, превратил в мысль: "Я мыслю, следовательно, существую" - и мысль эту положил в основу своей метафизики **. Но каждый из нас, говоря: есть душа, есть материя и т. п., только строит уравнение между декартовским cogito ergo sum и каким-нибудь предметом, т. е. собранием каких-нибудь признаков. Понятие бытия взято нами из чувства своего собственного бытия; но если я говорю, что какой-нибудь предмет существует, то выражаю в этом, собственно, два утверждения, или, лучше сказать, два сравнения: во-первых, что предмет имеет бытие, т. е. то самое, что я в самом себе ощущаю, и во-вторых, что это бытие предмета независимо от моего бытия, точно так же, как мое бытие не зависит от тех предметов, которые я ощущаю. Говоря: есть тело, я, кроме того, что говорю, что оно есть, утверждаю также, что это не моя фантазия и что тело существует отдельно от моего бытия, независимо от него. Я не скажу: есть призрак, хотя он и существует в моей фантазии, и не скажу этого именно потому, что признаю его лишь за создание моей фантазии. Говоря: есть Бог, я не только утверждаю бытие Божие, но в то же время отрицаю, чтобы оно было созданием моего воображения. Мы убеждены, что всякий, кто всмотрится внимательнее в эти предложения существования, как их называет Милль, увидит в них то же самое, что видим мы, т. е. отыскание сходства и процесс сравнения между бытием, которое я чувствую в самом себе, и признаком, который я хочу придать тому или другому предмету.

______________________

* Hegel's Wissenschaft der Logic, 1841. В. I. Die Lehre von Sein. S. 72 и 73.

** Ошибка же в том, что он не указал на непосредственное чувство как на источник своей категории.

______________________

9. Суждения сосуществования выражают также сходство и различие между двумя предметами моего мышления. Так, в предложении человек смертен выражается только логическое уравнение между двумя ассоциациями признаков: ассоциациею, обозначенною словом "смертен", и ассоциациею, обозначенною словом "человек": явления смертности, поразившие наше сознание, приравниваются к понятию человека, и в это понятие вводится новый атрибут. Но вследствие чего составилось у нас понятие смертен? Конечно, вследствие сравнения впечатлений, полученных нами в различное время, впечатлений, очень разнообразных, составляющих различные группы, но такие, в которых, в каждой, есть одна общая черта - прекращение жизни. Точно таким же путем образовалось у нас понятие человека, хотя оно гораздо сложнее. Сравнивая эти два понятия, я их соединяю и говорю: "Человек смертен". Положим, что мы не знали бы, что человек умирает, как и не знали мы этого в детстве, но видели бы умирающих животных и составили бы себе понятие о смертном существе, о целом классе смертных существ, в который мы не ввели бы человека. Потом, увидав, что и человек умер, мы сказали бы сами себе: "А, и человек смертен!" Если же мы не говорим теперь этого знаменательного "а", то только потому, что, говоря: "Человек смертен", мы собственно, не делаем нового для нас суждения, а только анализируем, так сказать распарываем по швам, суждение, давно уже в нас составившееся и которое в числе множества других суждений давно уже введено нами в понятие человек. В предложении же "А, и человек смертен!" нет ничего другого, кроме открытия сходства.

Может, конечно, случиться и так, что самое понятие смертности составится нами из наблюдений не над животными, а над людьми, тогда мы скажем просто: "Человек умирает", и это будет нечто более, чем вывод из сравнения тех впечатлений, которые мы получаем, глядя на живого человека, с теми, которые получаем мы, глядя на труп: из сходства и различия этих двух сложных групп впечатлений выйдет у нас суждение - человек умирает; а из многих сравнений подобного рода выйдет суждение - человек смертен, выражающее только уверенность, что перемена признаков, много раз замеченная нами, случится со всяким человеком. Каин, убивший брата, без сомнения, изумился явлению смерти; вот почему и первая мысль его была, что и его могут убить, и эту-то боязнь выражает он в словах своих.

10. Возьмем другой пример суждений, выражающих сосуществование, пример, также приводимый Миллем: " Вершина Чимборазо бела ", и тут мы увидим тот же процесс сравнения. Множество разновременных ощущений по чувству их одинаковости я назвал одним словом - белый. Взглянув на вершину Чимборазо, я испытываю то же чувство, и из этого, по выражению Милля, специфического чувства сходства рождается суждение - вершина Чимборазо бела. Но если бы признать вместе с Миллем, что чувство сходства есть какое-то особенное, специфическое *, тогда следовало бы признать еще и другое специфическое чувство - чувство различия. Но мы уже видели, что как чувство сходства, так и чувство различия только две стороны одного и того же процесса - процесса сравнения, или, проще, процесса сознания. Я не мог бы найти сходства между двумя предметами, если бы в то же время не различал их; тогда это были бы уже не сходные предметы, а тождественные: не два предмета, а один и тот же предмет. Точно так же я не мог бы различать двух предметов, если бы не сознавал сходства между ними, хотя бы это сходство все заключалось в том, что оба эти предмета существуют или на самом деле, или в моей фантазии.

______________________

* Mill's Logic. В. I. Ch. V. § 5 и 6. P. 112.

______________________

11. Ошибка Милля принадлежит, впрочем, не ему: она заимствована им у Локка, который также определяет сознавание сходства от сознавания различия и первое приписывает остроумию, а второе - суждению. Локк ставит одним из своих положений: "Нет знания без различения" (no knowledge withaut discernment) *; но в следующем же пункте он хочет отличить остроумие (Wit) от суждения (Judgement) тем, что остроумие отыскивает сходство, а суждение отыскивает различие. Несправедливость этого положения кидается в глаза. Разве мы не называем остроумием, когда человек находит существенное различие в двух явлениях, которые казались другим совершенно сходными? Разве мы можем не назвать суждением того умственного процесса, посредством которого Франклин нашел существенное сходство между грозовыми явлениями и явлениями, представляемыми электрическою машиною? Между остроумием и суждением вовсе различие не в процессе, а в материалах и целях процесса, как это мы показали выше **. Если бы Локк и Милль сознали ясно, что, находя сходство, мы сознаем различие, и, находя различие, мы сознаем сходство и в обоих случаях только сравниваем, то Локк не назвал бы сравнения "особенным процессом ума" ***, отличающимся от остроумия и суждения, а Милль не сделал бы из "предложений сходства" какого-то специального, и притом пятого, класса суждений - какого-то пятого колеса в нашем рассудочном процессе.

______________________

* Гоббез сказал уже: "Судить есть не что иное, как различать".

** См. выше, гл. XXVII.

*** Of hum. Underst. В. II. Ch. XI. § 4.

______________________

12. В суждениях сосуществования мы всегда вводим обсуждаемый нами предмет в ассоциацию других предметов, уже связанную нами. Говоря: "Человек смертен", я или ввожу человека в ассоциацию смертных существ, или признак смертности ввожу в ассоциацию признаков, которые соединились у меня в понятии человека. Точно так же говоря: "Золото есть металл", я или ввожу золото в ассоциацию предметов, которая обозначалась у меня одним словом металл, или делаю из этой ассоциации признак и ввожу его в ассоциацию признаков, составляющих в моем уме понятие золота. То или другое направление моей мысли в этом случае зависит от того, на что я направил внимание или что я хотел особенно выразить: то ли, что золото принадлежит к числу металлов, или то, что у золота есть все признаки металла; нужно ли мне было описать золото, или нужно ли мне было поместить его в известный класс. В самом суждении здесь разницы нет, а есть разница только в том употреблении, какое я хочу из него сделать; следовательно, разница внешняя для самого суждения.

13. Милль не соглашается с таким взглядом на суждения сосуществования. Он думает, что хотя в таком взгляде есть некоторое основание, но только весьма слабое. "Помещение предмета в классы, каковы, например, класс металл или класс человек, основывается на сходстве предметов, помещаемых в один и тот же класс, но не на общем сходстве. Сходство это состоит в обладании всеми этими предметами известною, общею им особенностью, и эта-то особенность, выражающаяся в термине, и есть именно то, что предложение утверждает, а не сходство. Ибо, говоря: "Золото есть металл", я хотя и подразумеваю, что если есть какой-нибудь другой металл, то он должен походить на золото; но если бы и не было никакого другого металла, кроме золота, то я мог бы утверждать то же предложение и с тою самою мыслью, как и теперь, а именно, что золото имеет все различные признаки, входящие в слово металл. Точно так же я мог бы сказать: "Христиане суть люди" - и тогда, если бы не было других людей, кроме христиан. Итак, предложения, в которых предметы относятся к какому-нибудь классу, потому что они обладают атрибутами, составляющими класс, так далеки от того, чтобы утверждать только сходство, что, собственно говоря, они вовсе не утверждают сходства" *.

______________________

* Mill's Logic. В. I. Ch. 5. § 6. P. 113.

______________________

14. Милль прав в том, что в приводимых им суждениях утверждается не одно сходство; но не прав, говоря, что мы вовсе в них не утверждаем сходства. Дело же в том, что мы разом утверждаем в них и сходство и различие. Разберем внимательно одно из этих предложений: Золото есть металл.

Милль говорит, что если бы и не было других металлов, кроме золота, то это предложение не изменилось бы и имело бы тот же смысл; мы же утверждаем, что если бы не было других металлов, кроме золота, то предложение Золото есть металл было бы вовсе невозможно, потому что тогда не было бы ни понятия, ни слова металл, а было бы только слово золото; точно так же, как предполагаемый физиками эфир не есть ни твердое тело, ни жидкое, ни газ, а просто эфир. Теперь же, произнося: "Золото есть металл", я говорю собственно сокращенное предложение, сокращенное из другого, полного: Золото есть один из металлов. В этом же предложении утверждаются два факта, взятые из многочисленных опытов и наблюдений. Первый факт говорит, что в золоте есть все признаки, из которых люди составили понятие металл, и составлено это понятие потому, что заметили несколько признаков, принадлежащих вместе нескольким металлам, а именно ковкость и особенный блеск, который потому и назван металлическим. Если бы не было такого особого рода металлов или если бы был только один, то не было бы и понятия о металле и невозможно было бы суждение: Золото есть металл. Второй факт, выражаемый тем же суждением, состоит в том, что золото есть особый металл, что выражается в самом слове золото. Если бы золото не имело особенных признаков, то оно было бы железом, медью и т. д., но не золотом и самое слово золото не существовало бы. То же самое следует сказать и о предложении: Все люди христиане. Если бы не было различных религий в настоящем или, по крайней мере, в прошедшем, то такое суждение было бы невозможно. Следовательно, в предложениях сосуществования утверждается разом и различие, и сходство предметов, и, кроме различия и сходства, ничего более не утверждается. В этих суждениях, как и во всех других, мы видим только уравнение, но не математическое, утверждающее только равенство, а логическое, утверждающее разом и различие и сходство, или, одним словом, отношение предметов, составляющих суждение.

15. В суждениях, утверждающих последовательность явлений, тоже утверждается только различие и сходство. Между молнией и громом то сходство, что они являются в один период времени, непосредственно одно за другим; различие же то, что молния, по-видимому, бывает прежде грома и что одно блестит, а другое гремит. Здесь две различные ассоциации ощущений связаны также сходством и различием.

16. В суждениях причины то же самое, что и в суждениях последовательности, потому что мы называем причиной такое предшествующее явление, после которого, по нашему убеждению, непосредственно следует другое, и это другое мы называем следствием. Что же касается суждений по сходству, то они прямо уже вытекают из сравнения и показывают только, что ум наш, остановившись на сходстве, не пошел далее и не окончил суждения, не вывел никакого результата из этого сходства. Таково суждение: " Снег блестит, как серебро ". Так как одного этого сходства было недостаточно, чтобы свести снег и серебро в одно понятие, то образование понятия и остановилось на отрывочном суждении. Но из многих суждений сходства образуется понятие, как мы показали выше.

17. К какому же окончательному выводу придем мы, рассмотрев происхождение суждения?

Суждение есть не более, как то же понятие, но еще в процессе своего образования. Окончательное суждение превращается в понятие. Из понятия и особенного представления или из двух и более понятий может опять выйти суждение; но, оконченное, оно опять превратится в понятие и выразится одним словом, например: у этого животного раздвоенные копыта; на лбу у него рога; оно отрыгает жвачку и т. д. Все эти суждения, слившись вместе, образуют одно понятие животного двукопытного и жвачного. Мы можем разложить каждое понятие на составляющие его суждения, каждое суждение опять на понятия, понятия опять на суждения и т. д. Следовательно, суждение есть то же понятие на пути своей формировки, и следовательно, для суждений нужен только тот же агент, который образует понятия, - нужно сознание.

18. Умозаключение вовсе не есть какая-нибудь самостоятельная форма рассудочного процесса, а только проверка и анализ того, что уже образовалось в форме суждений и отлилось в понятие. "Кай человек; все люди смертны: следовательно, Кай смертен". Весь этот силлогизм, как справедливо замечает Джон-Стюарт Милль, заключается уже в первом суждении: Кай человек *, и во всем этом силлогизме решается один только вопрос: человек ли Кай? Если Кай человек, то в понятие человека как составная часть его вошло суждение, взятое из опыта, что все люди умирают и что, следовательно, и бессмертный Кай, воскресающий в каждой логике, наконец умрет. Прежде чем человек высказал такой силлогизм, он уже сделал его в первой посылке, следовательно, силлогизм этот ни на шаг не подвигает далее рассудочного процесса, и есть не более, как разложение уже готового понятия на суждения, из которых оно составилось. Милль сравнивает силлогизм с поверкою переписки. "Заботливый переписчик, - говорит он, - поверяет переписанное им по оригиналу, и если нет ошибки, то признает, что переписано верно. Но не будем же называть поверку копии частью акта переписки" **. Нам кажется, что еще удачнее будет сравнить силлогизм с распарыванием уже сшитого платья по швам, что делается иногда с тою целью, чтобы узнать, как было платье сшито. В силлогизме мы разлагаем понятие на суждения, и если попадаем на шов, то нашему анализу легко двигаться, и мы говорим: истина. Эта дешевая истина показывает только, что мы попали на путь, которым составилось анализируемое нами понятие; но это нисколько не мешает самому понятию быть ложно составленным, если оно выведено или из ошибочных наблюдений, или из недостаточного числа их.

______________________

* Mill's Logic. В. II. Ch. II. P. 188.

** Ibid. Ch. HI. § 8. P. 223.

______________________