Первая крестьянская серия.

«Подражание иконе» Малевич прежде всего подразумевал под этюдами фресковой

живописи. Но золотистые темперы были прямолинейной и не достаточно убедительной стилизацией иконописи. В последствии именно законы иконописи повлияли на тот жанр Малевича, который он называл «трудовым». Взгляд Малевича на происхождение иконы отличался оригинальностью - он считал ее высшей ступенью «крестьянского искусства». Он относился к иконописи как истинно народному виду творчества и считал, что без святых образов был немыслим крестьянский быт. На его полотнах первой крестьянской серии (1912 год) - «Жница», «Плотник», «Крестьянка с ведрами и ребенком», «Уборка ржи» (Стеделик музеум, Амстердам) виден решительный перелом в живописи Малевича. Фигуры крестьян, занятых насущными заботами, распространены по всему периметру картины, они примитивно упрощены, преднамеренно укрупнены и деформированы во имя большей выразительности, иконописны по звучанию цвета и строго выдержанной плоскостности. Сельские обитатели, их труд и быт, возвышены и героизированы. Крестьяне художника, словно собранный конструктор из выгнутых листов жесткого, с металлическим отливом материала. Несмотря на всю схематичность, полотна первоначально обладали распознаваемыми формами реальных человеческих фигур. Грубо изображенные головы и мощные торсы чаще всего размещались в профиль. Другие же персонажи, изображенные в фас, поражали монументальной четкостью черт. Лица сельских людей явно таили в себе воспоминания о сумрачных ликах церковных образов. Но помимо этого, «иконописные» головы крестьянок, возносивших молитвы в храме, или физиономия деревенского косаря, праздно представшего на пылающем красном фоне, поразительно сочли в себе каноническую большеглазость и обобщенность различных черт с трехгранными носами и экзотической окраской лиц. На полотнах конца первой крестьянской серии - «Женщина с ведрами» (1912, Музей современного искусства, Нью-Йорк), «Утро после вьюги в деревне» (1912, Музей Соломона Гуггенхейма, Нью-Йорк), «Голова крестьянской девушки» (1913, Стеделик музеум, Амстердам) - цилиндры и конусы, еще напоминая породившие их человеческие образы, все более обобщались и начинали вести самостоятельную жизнь. В это время сформировался абсолютно новый художественный строй картины: она была призвана воздействовать на зрителя прежде всего своей выразительной игрой различных элементов. Как уже было сказано, у них была отдельная от мира жизнь, пульсация, пространственная логика, сочетающаяся друг с другом. Композиция тяготела к сложной пластической партитуре, насыщенной ритмическими повторами, неожиданными столкновениями или мягкими созвучиями красок, оттенков и линий.

Кубофутуризм.

Картина Точильщик (Картинная галерея Йельского университета), написанная Малевичем в 1912 году, в последствии превратилась в классическое полотно русского кубофутуризма. Ее название так и кричало о том, к чему стремился автор. И, на самом деле, в энергичном повторе бесконечно ломающихся контуров и силуэтов, в стальном, серо-голубом, колорите, контрастно оттененном «ржавыми» пятнами, почти что физически ощущался «принцип мелькания» ритмично натачиваемого ножа, в неуловимую часть мгновения оказывающегося в различных точках пространства.

Кубофутуристические портреты Малевича - уже упомянутый портрет Клюна, портрет Михаила Матюшина (ГГГ) - образовали человеческий облик, построенный разнообразными зрительными переживаниями, ассоциативными цепочеками, которые выстраивались в предметные и фактурные комбинации. Человеческое «лицо» изображалось на этих портретах как проекция внутренних ощущений, как совокупность впечатлений, в которых художник стремился выразить суть личности.

В 1913 году в промежутках между наездами в Петербург Малевич обретался в Кунцево, неподалеку от Немчиновки, где вместе с семьей снимал дачу - это было много дешевле, чем аренда квартиры в Москве. Нехватка денег была хронической (Матюшин высылал деньги на проезд в Усиккирко не только Хлебникову). Иногда средств не хватало даже на холст - и тогда в ход шла мебель. Трем полкам обыкновенной этажерки суждено было обрести бессмертие, став тремя картинами Малевича. Туалетная шкатулка, Станция без остановки (обе ГТГ), Корова и скрипка (ГРМ) имеют одни и те же размеры, а по углам их деревянных прямоугольников заметны заделанные круглые отверстия, через которые некогда проходили соединявшие их стойки.

Две первых работы, имеющие нейтральные названия, были исполнены по всем кубо-футуристическим канонам. В их вертикальных композициях, скомпонованных из фрагментов со строгими геометрическими очертаниями, явственно читались намеки на предлагаемые картиной образы-обстоятельства: в Туалетной шкатулке таковыми являются деревянная панель шкатулки, запиравший ее крючочек и так далее. В Стан ции без остановки (в Кунцево поезда останавливались редко) пластическим камерто ном служат клубы дыма, ассоциирующиеся с движением паровоза.

Кардинальный сдвиг, скачок случился в третьей работе, родившейся из разломанной этажерки.

По представлениям Малевича, основополагающим законом творчества был «закон контрастов», именуемый им также «момент борьбы». Кристаллизацию закона он отно сил к своему кубофутуристическому периоду.

В столкновении контрастных изображений Малевич увидел инструментарий, с по мощью которого можно взорвать, разрушить окостеневшие догмы старого искусства. Первой картиной, наглядно воплотившей парадоксальность открытого закона, и стала Корова и скрипка. Примечательно, что автор счел необходимым пояснить эпатажный смысл сюжета обстоятельной надписью на обороте: «Алогическое сопоставление двух форм - «корова и скрипка» - как момент борьбы с логизмом, естественностью, мещанским смыслом и предрассудками. К.Малевич».

Следует подчеркнуть, что Корове и скрипке Малевич умышленно совместил две формы, две «цитаты» символизирующие различные сферы искусства.

Корова и скрипка положила начало алогичным, заумным полотнам Малевича. На выставке «Союза молодежи», открывшейся в ноябре 1913 года в Петербурге, он объединил представлен ные работы в две группы: Заумный реализм и Кубофутуристический реа лизм. Разделение было вполне условным: в первую группу попали не только полотна первой крестьянской серии Крестьянка с ведрами, Утро после вьюги в деревне, но и хрестоматийно кубофутуристические Точильщик,Усовершенствованный портрет Ивана Васильевича Клюнкова (так в каталоге!) и другие. Во вторую - Керосинка, Стенные часы, Лампа, Портрет помещицы, Самовар. Слово «реализм» в соединении с уточняющими прилагательными означало, что Малевич видел свою цель в прорыве к реальности, лежавшей за пределами предметной иллюзорности.

 

Рождение супрематизма.

С наступлением ХХ века в искусстве все с большей интенсивностью вершились грандиозные процессы рождения новой эпохи, равной по значимости Ренессансу. Тогда произошло революционное открытие реальности.

Идеи «соборного творчества», культивируемые символистами, специфически прело мились в среде художников-реформаторов, отвергавших символизм

Новая попытка широкого объединения левых живописцев была предпринята на Первой футуристической выставке картин «Трамвай В», открывшейся в марте 1915 года в Петрограде. На выставке Трамвай В Малевич представил шестнадцать работ: среди них кубофуту-ристические заумные холсты Дама у афишного столба, Дама в трамвае, Швейная машина. В Англичанине в Москве и Авиаторе с их диковинными, загадочными изобра жениями, непонятными фразами, буквами, цифрами подспудно звучали отголоски декабрьских спектаклей, равно как и в Портрете М.В. Матюшина, композитора оперы «Победа над Солнцем». Против же номеров 21-25, заканчивающих список работ Малевича в каталоге, было вызывающе проставлено: «Содержание картин автору неизвестно».Быть может, среди них скрывалась картина современным названием Композиция с Моной Лизой. Рождение супрематизма из алогичных полотен Малевича с наибольшей убедительностью проступило именно в ней. Здесь есть уже все, что через секунду станет супрематизмом: белое пространство- плоскость с непонятной глубиной, геометрические фигуры правильных очертаний и локальной окраски.

Две ключевые фразы, подобно надписям-сигналам немого кино, выплывают в Компо зиции с Моной Лизой на первый план. Дважды выписано «Частичное затмение»; газетная вырезка с фрагментом «передается квартира» дополнена коллажами с одним словом - «в Москве» (старая орфография) и зеркально перевернутым «Петроград».

«Полное затмение» произошло в его историческом Черном квадрате на бе лом фоне (1915), где и была осуществлена настоящая «победа над Солнцем»: оно, как явление природы, было замещено, вытеснено соприродным ему явлением, суверенным и природоестественным – квадратная плоскость целиком затмила, заслонила собой все изображения.

Откровение настигло Малевича во время работы над вторым (так и не осуществлен ным) изданием брошюры Победа над Солнцем. Готовя рисунки в мае 1915, он сделал последний шаг на пути к беспредметности. Весомость этого самого радикального в своей жизни перелома он осознал тотчас и в полной мере. В письме к Матюшину, говоря об одном из эскизов, художник написал: «Рисунок этот будет иметь большое значение в живописи. То, что было сделано бессозна тельно, теперь дает необычайные плоды».

Новорожденное направление некоторое время оставалось без названия, но уже к концу лета имя появилось. «Супрематизм» стал самым известным среди них.

Малевич написал первую брошюру «От кубизма к супрематизму». Новый живописный реализм. Это книжечка- манифест, изданная верным другом Матюшиным, распространялась на вернисаже Последней футуристической выставки картин «0,10» (нолъ-десятъ), открывшейся 17 декабря 1915 года в помещении Художественного бюро Надежды Добычиной.

Малевич не совсем напрасно волновался по поводу своего изобретения. Сотоварищи его круто воспротивились тому, чтобы объявить супрематизм наследником футуризма и объе диниться под его знаменем. Свое неприятие они объясняли тем, что еще не готовы безо говорочно принять новое направление. Мале вичу не разрешили назвать свои картины «супрематизмом» ни в каталоге, ни в экспози ции, и ему пришлось буквально за час до вер нисажа написать от руки плакаты с названием Супрематизм живописи и явочным порядком развесить их рядом со своими работами. В «красном углу» зала он водрузил Черный квадрат, осенявший экспозицию из 39 кар тин. Те из них, что сохранились до наших дней, стали высокой классикой XX века.

Черный квадрат словно вобрал в себя все формы и все краски мира, сведя их к пласти ческой формуле, где доминируют полюсность черного (полное отсутствие цвета и света) и белого (одновременное присутствие всех цветов и света). Подчеркнуто простая гео метрическая форма-знак, не увязанная ни ассоциативно, ни пластически, ни идейно ни с каким образом, предметом, понятием, уже существовавшими в мире до нее, свидетельствовала об абсолютной свободе ее создателя. Черный квадрат знаменовал чистый акт творения, осуществленный художником-демиургом.

«Новым реализмом» называл Малевич свое искусство, которое считал ступенью в истории всемирного художественного творчества.

 

Фоном супрематических композиций является всегда некая белая среда - ее глубина, ее емкость неуловимы, неопределимы, но явственны. Необычное пространство живо писного супрематизма, как говорил о том и сам художник, и многие исследователи его творчества, ближайшим аналогом имеет мистическое пространство ^ русских икон, неподвластное обыденным физическим законам. Но супрематические композиции, в отличие от икон, никого и ничего не представляют, они - порождение свободной творческой воли - свидетельствуют только о собственном чуде: «Повешенная же плоскость живописного цвета на простыне белого холста дает непосредственно нашему сознанию сильное ощущение пространства. Меня переносит в бездонную пу стыню, где ощущаешь творчески пункты вселенной кругом себя», - писал живописец. Бестелесные геометрические элементы парят в бесцветном, безвесном космическом измерении, представляя собой чистое умозрение, явленное воочию. Белый фон супре матических картин, выразитель пространственной относительности, одновременно и плоскостей, и бездонен, причем в обе стороны, и к зрителю, и от зрителя (обратная перспектива икон бесконечность раскрывала лишь в одном направлении).

Изобретенному направлению - регулярным геометрическим фигурам, написанным чистыми локальными цветами и погруженным в некую трансцендентную «белую бездну», где господствуют законы динамики и статики, - Малевич дал наименование «супрема тизм». Сочиненный им термин восходил к латинскому корню «супрем», образовавшему в родном языке художника, польском, слово «супрематия», что в переводе означало «превосходство», «главенство», «доминирование». На первом этапе существования новой художественной системы Малевич этим словом стремился зафиксировать главенство, доминирование цвета надо всеми остальными компонентами живописи.

Постсупрематизм.

В конце 1910-х годов Мале вич оставил живопись, пола гая, что она, разработав супре матический проект, исполнила свое предназначение и должна исчезнуть. После триумфальной зарубежной поездки, художник оказался в чрезвычайно тяжелой жизненной и общественной ситуации. И тут живопись словно пришла ему на помощь, великодушно радуя духовную опору.

Картина На жатву датирована на обороте 1909-1910 годами; тематически она соответствует утерянной работе В поле, показанной на выставке «Союза молодежи» в 1911-1912 годах. Однако сохранился рисунок, аналогичный ранней картине. Как ясно из сопоставления двух произведений, трактовка фигур и трактовка пейзажа весьма различаются в досупрематических и постсупрематических. крестьянских жанрах В поздних работах появился гори зонт, пространство обрело ясно членимое развитие, закре пленное геометрически-деко ративной разработкой полоса той земли. Фигуры, скроенные из неких выгнутых жестких плоскостей, своими цветовыми сопоставлениями напоминают о локальной раскраске супре матических геометрических элементов.

На подрамнике полотна Девушки в поле (ГРМ) помещена весьма красноречивая автор ская надпись: «Девушки в поле» 1912 г. № 26 «Супранатура лизм». Малевич сочинил новый термин, объединив две дефи ниции, «супрематизм» и «нату рализм», то есть уже термино логическим определением хотел внушить мысль о сращении геометрического, абстрактного начала и фигуративно-изобра зительного. Дата же, «1912 г.», опрокидывала возникновение «супранатурализма» в прошлое, делала его истоком, предтечей супрематизма. Мастер мисти фицировал зрителя, знатоков, историков, конструируя свою биографию так, как счи тал логически убедительным. Меж тем, и сам термин, и картина возникли после 1927 года - скорее всего, при подготовке третьей персональной выставки Малевича.

В картине Две мужских фигуры, с авторской датировкой на обороте холста «1913^ Малевич продолжал разрабатывать композиционный прием, использованный во мно гих постсупрематических полотнах. Два персонажа полностью тождественны друг другу - одинаков жест прижатых к туловищу рук, одинакова одежда, одинаковы бороды. Разница между мужиками заключалась лишь в разной длине рубах, разной окраске одеяний и бород, чуть-чуть ином положении ног.

 

 

П. Н. Филонов.

 

П.Н. Филонов родился в мещанской семье, отец был кучером, мать — прачкой. В семье было пятеро детей. Отец и мать рано умерли, и будущему художнику пришлось рано начать работать. Рисовать Филонов любил с детства. Окончив в Москве школу, он уехал в Петербург, где в живописно-малярных мастерских получил профессию маляра-уборщика. В 1903— 1908 он занимался в частной студии Л.Е. Дмитриева-Кавказского, в 1908-1910 - в Рисовальной школе Общества поощрения художеств у Г.Р. Залемана, В.Е. Савинского, Я.Ф. Ционглинского, П.Е. Творожникова, Г.Г. Мясоедова. Поступить в 1908 в Академию художеств вольнослушателем Филонову удалось лишь с третьей попытки. Преподаватели Академии не принимали его творческий метод. Филонова временно исключили на втором году обучения, а в 1910 он сам оставил Академию. Творческая деятельность художника началась в 1910, когда он впервые показал свои работы на выставке «Союза молодежи», объединявшего в основном художников-авангардистов. В этот период Филонов сблизился с поэтами группы «Гилея», в которую входили В. Хлебников, В. Маяковский, А. Крученых.

Совершенно самостоятельным вариантом экспрессионизма является творчество петербургского художника Павла Николаевича Филонова (1883–1941). Оно имело ярко выраженный национальный характер, что, в частности, проявилось в утверждении художником своей пророческой роли

Судьба Филонова сложилась трудно. Он родился в бедной семье, с детства начал зарабатывать деньги и учиться художественному ремеслу, рано осиротел, переехал в Петербург к старшей замужней сестре. С 1903 по 1908 год он учился в студии Л.Е. Дмитриева-Кавказского, которую прошли многие известные в будущем художники. <…> Несколько раз Филонов держал экзамен в Академию художеств, но провалился из-за «незнания анатомии». Наконец, он поступил в Академию, но проучился там всего три года (1908–1910), затем был исключен, так как не желал подчиняться академическим правилам и казался начальству слишком оригинальным. После этого он связал свою судьбу с «Союзом молодёжи», организовавшимся в 1910 году в Петербурге. Там были такие интересные люди, как О. Розанова, М. Матюшин, Е. Гуро. В выставках «Союза» принимали участие и мастера других объединений. <...> В Петербурге «Союз молодёжи» был главным центром притяжения для художников авангардистского устремления. В 1911–1912 годах Филонов предпринял поездку в Италию и Францию. Он приехал за границу без средств, зарабатывал деньги, чем мог, в мастерских крупных художников не бывал и вернулся сразу же, как истощилась возможность добывать хотя бы минимальные средства к существованию. По возвращении художник начал особенно усердно работать. Именно в это время складывается его самостоятельная творческая система, и именно тогда он создаёт лучшие свои работы дореволюционного периода. В 1916–1917 годах он был лишён возможности работать, так как был призван в армию и находился на румынском фронте. Таким образом, ранний расцвет мастера падает на 1912–1915 годы. Тогда же он пишет первый вариант своей теоретической программы «Идеология аналитического искусства и принцип сделанности». В 1914 году он опубликовал декларацию, написанную совместно с несколькими другими художниками. Приведём некоторые цитаты из неё.

 

«Цель нашей работы картины и рисунки, сделанные со всею прелестью упорной работы, так как мы знаем, что самое ценное в картине и рисунке – это могучая работа человека над вещью, в которой он выявляет себя и свою бессмертную душу...
...В России нет сделанных картин и сделанных рисунков, и они должны быть такими, чтобы люди всех стран мира приходили на них молиться.
Делайте картины и рисунки, равные нечеловеческим напряжением воли каменным храмам юго-востока, запада и России, они решат вашу участь в день страшного суда искусства, и знайте, день этот близок».

В этой декларации уже были сформулированы некоторые пункты программы Филонова. В «Идеологии аналитического искусства» художник пишет: «Старинное, запутанное слово «творчество» я заменяю словом «сделанность». В этом смысле «творчество» есть организационная систематическая работа человека над материалом. Творчество как сделанность, как мышление и труд есть организованный фактор, переделывающий интеллект художника в высшую по силе и верности анализа форму; результат творчества, т.е. делающаяся и сделанная вещь, что бы она ни изображала, есть фиксация процесса мышления, т.е. эволюция происходящего в мастере...
Сделанность – это максимум напряжения изобразительной силы. Умение работать, т.е. делать, – это умение заставлять материал отвечать точь-в-точь твоему волевому аналитическому напряжению и точь-в-точь выявлять собою то содержание, какое хочет выявить в делаемой вещи тот, кто её делает».

На практике принцип сделанности означал для Филонова, что художник должен отдать произведению живописи максимум усилий и напряжения. Ученики мастера рассказывают, что Филонов отделывал свои огромные холсты тонкой кисточкой, начиная от одного края картины и постепенно доходя до противоположного.

Возможно, это было, хотя бы отчасти, следствием академической выучки, хотя Академия и осталась недовольной своим учеником. Ранние рисунки, графический автопортрет 1909–1910 годов сделаны в академическом отношении безупречно. Перелом от этой «правильности» к деформации и экспрессионизму произошёл в 1911–1912 годах. Затем возникли такие шедевры Филонова, как «Запад и Восток», «Восток и Запад» (1912–1913), «Пир королей» (1912–1913), «Коровницы» (1914). «Святое семейство» (1915), «Мужчина и женщина» (1910-е годы), «Победитель города» (1914–1915).

Главный смысл творчества Филонова – в пророчестве. Он провозглашал свой аналитический метод, отстраняя все теории современников и предшественников. Он пытался предуказать пути в «мировой расцвет». Но дело даже не в тех словах, которые начертал художник в своих программах: пророчествовали тогда многие. Сами произведения Филонова наделены пророческим духом, приобретающим визионерский характер. <...>

Филонов не стремится к прямому воздействию на зрителя с помощью обнажения собственных чувств, а, напротив, замыкается в создаваемом им образе, погружается в анализ предмета. Но анализ этот не раскрывает предмет. Филонов как бы разлагает мир на составные элементы (на своеобразные первоэлементы, равноценные слогам, буквам и звукам в поэзии Хлебникова и других поэтов-футуристов#2) и, пропустив их сквозь увеличительное стекло своего анализирующего глаза, синтезирует в сложные образы. У него возникают картины мира, полные символического смысла и трагического напряжения. Реальный мир в этих картинах в какой-то мере зашифрован, они полны мистических символов. Предметы превращаются в знаки, которые надо разгадывать. Зритель приобщается к некой тайне филоновского пророчества.

Во всём этом процессе постижения мира и его перевоплощения огромную роль играет филоновская способность доводить картину или акварель до последней степени отделанности. Эта «сделанность» есть свидетельство не только технического мастерства и способности к внешней законченности. Для художника процесс «отделки» есть одновременно процесс вживания в предмет, его объективного анализа. Это – анализ кистью, в его осуществлении нераздельны разум и рука художника. <...>

 

К. С. Петров-Водкин.

 

Есть художники, занимающие в искусстве особое место. Их работы резко отличаются от произведений современников, но вместе с тем не являются чем-то чуждым общему процессу художественного развития, а, скорее, дополняют и обогащают его.Именно такой своеобразной и крупной личностью был в русском и советском искусстве первой трети XX века Кузьма Сергеевич Петров-Водкин. Выходец из народа, Петров-Водкин слишком хорошо знал российскую действительность, мир, где одни - "безнаказанные мучители", другие - "беззащитные жертвы". Вместе с тем, из детства, пронизанного солнцем волжского простора, полного материнской любви и заботы со стороны близких, в рассказах и сказках которых "были" легко переплетались с "небылицами", а реальное окрашивалось вымыслом, он вынес веру в добро, в возможность справедливой и светлой жизни.

Ранние работы Петрова-Водкина распадаются на две четкие категории. К первой относятся такие произведения, как африканские этюды, "Портрет матери" (1908), картина "Старухи" (1910). Ко второй - "Берег" (1907), "Колдуньи" (1907), "Сон" (1910) и др. Первый ряд - "были". Второй - "небылицы". Вспоминая о своих мучительных колебаниях в начале творческого пути, художник говорил: "Одновременно я даю такие разные работы, как "Старухи" и "Сон", - вещи совершенно различного порядка: то одно вспыхивает, то вспыхивает другое".

Первой картиной, написанной после приезда в Петербург, стала композиция "Сон", изображающая двух обнаженных женщин, ожидающих в пустынной местности пробуждения юноши. Картина получила большую известность, но известность скандала и сенсаций. Причиной этому была очень резкая критика картины со стороны И.Е. Репина, который называл данную работу не иначе, как "вызов всему демократическому". Оппонируя ему, А. Бенуа, в свою очередь отзывался о работе так: "на обновленной земле спит человеческий гений… пробуждение его стерегут две Богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое смуглое Уродство…в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей".

Острая полемика вокруг картины сразу создала известность молодому автору, и он сразу становится участником многих крупных выставок того времени.

В эти годы Петров-Водкин ищет пути создания своего индивидуального стиля в живописи. Он все более ясно стал понимать свою способность к монументальному обобщению всех отдельных частей в создаваемых им произведениях. Недаром критики того времени пророчили ему успех именно в монументальной настенной живописи. Поэтому Петров-Водкин охотно берется за выполнение заказов по росписи новых церквей. В это же время он пишет картины "Юность" (1912) и "Играющие мальчики" (1911), целиком построенные на ритмическом движении фигур.

И все же все эти работы еще не были вполне самостоятельными, напоминая то один, то другой образец символико-аллегорической живописи тех лет. Но в 1911-1912 годах произошла встреча Петрова-Водкина с искусством, которое не только произвело на него сильнейшее впечатление, но помогло ему создать свой собственный монументальный стиль, выявившийся затем не в росписях, а в его больших станковых картинах. Именно в это время он увидел в Москве в частных собраниях первые расчищенные иконы ХIY-ХY веков, произведшие на него огромное впечатление. Истинно монументальный высокий стиль этих произведений был творчески воспринят художником и помог ему найти путь к выражению в монументальной форме идей и чувств, волновавших многих людей того времени.

Здесь нужно сказать и о том, что если в предшествующих работах само их содержание было отвлеченно-аллегорическим и далеко не всегда связанным с наблюдениями и впечатлениями, полученными в реальной действительности, то в новых картинах вдохновляющим началом стала сама жизнь, именно жизнь Хвалынска, небольшого волжского городка, где художник родился и провел детство. Приехав в родные места он снова пережил красоту приволжских полей, холмов и лесов и теперь уже навсегда связал свое творчество с жизнью близких ему людей и с природой родного края.

 

Первой картиной на этом пути стало его знаменитое "Купание красного коня" (1912). Центром ее стал пылающий, огнеподобный конь, вызывающий в памяти образы Георгия Победоносца на многих древнерусских иконах. В картине он прозвучал как символ могучей воли, благородства и энергии. В образах картины многие зрители увидели предзнаменование грядущих перемен в жизни общества, на что сам художник иронично замечал: "Когда разразилась война, то наши многоумные искусствоведы заявили: "Вот что значило "Купание красного коня", а когда произошла революции, поэты наши написали: "Вот что значит "Красный конь" - это праздник революции".

Для самого художника после этой картины определяющими стали монументальность, духовная наполненности образов, народность содержания, следование национальным художественным традициям

Рассматривая работы этого периода, нельзя обойти одну особенность Петрова-Водкина - его стремление не только изучать все связанное с содержанием картины, но и анализировать сам процесс осуществления замысла: "Предмет от художника всего устремления требует… тогда только и рассказ проявится полностью… Искать надо те пертурбации, которые он производит в нас, переходя в новую жизнь образа., и наши индивидуальные понимания и знания переноса на холст и дадут ему тот вечный, реальный момент живее натуры, т.е, произведение искусства».

Еще более важной в творческом росте художника и в окончательном формировании его своеобразного индивидуального стиля стала картина "Девушки на Волге" (1915). Написанная в том же декоративно-монументальном плане, что и лучшие предшествующие работы, колористически построенная на гармонии трех звучных, почти открытых основных цветов спектра - красного, синего и желтого, - эта картина представляла идеальный тип русской женщины, покоряющей скромностью, чистотой души и изяществом натуры.

Именно в это время Петров-Водкин окончательно пришел в своей живописи к системе трехцветия. Он считал, что все колористическое богатство мира основано на трех главных цветах спектра - красном, синем, желтом, и композиции из этих цветов разной тональности позволяют создавать наиболее сильные и чистые гармонии: "еще античные греки при наблюдении радуги принимали за основные только три цвета… считая остальные оттенки произвольными от смешения основных друг с другом".

 

По этому принципу написаны и следующие картины: "Утро. Купальщицы" и "Полдень. Лето" (1917). Интересна вторая работа: на ней изображены приволжские просторы, на которых раскинулись деревеньки, поля. Мы обозреваем все пространство как бы с птичьего полета и обнаруживаем сцены из жизни крестьян, происходящие в самые важные моменты их существования. Перед зрителем развертывается все "житие" крестьянина от рождения до смерти. Причем каждый этап, каждый акт этого жития запечатлен в своем непреходящем значении, что подчеркивается, в частности, равновеликостью фигур. Последовательное в каком-то ином измерении предстает как одновременное. "Сейчас" преобразуется во "всегда". Смертен человек. Народ, Родина - вечны.

Советская эпоха открывает новый значительный период в творчестве Петрова-Водкина. Его живописная и образная системы, эволюционируя по пути углубления реалистических тенденций, получают в это время значительно больший размах, черпая подтверждение в окружающей действительности. Раздвигаются тематические рамки творчества, все большее место в нем отводится социальным мотивам, появляется жанровое многообразие. Прежние тенденции, переосмысленные в свете нового миропонимания, наполняются иным жизнеощущением. В письме к матери он пишет: "Море расхлесталось волнами, буря пронесется; и люди примутся снова за честный, благородный труд, и то, что сейчас происходит, будет на пользу, умудрит людей и выяснит их возможные отношения"

 

Окрыленность большими идеями давала ему возможность создавать образы высокой духовной красоты, наполненные новыми идеями. Статьи художника свидетельствуют о высоком строе его мыслей и чувств: "Каждый почувствовал, что солнце для него светит и деревья распускаются не в саду Ивана Ивановича, а на земле моей, земле каждого, на земле-родине. Так всколыхнулось сердце страны нашей, что вот-вот оно взлетит огромной птицей и подымет за собой все народы к радости общной жизни… и к последнему мятежу за человека, за самоопределение человека во вселенной"

Натюрморты Петрова-Водкина програмны. В них он решал главнейшие вопросы, которые стояли перед ним в живописи: о существе предмета, его пространственном окружении, среде, движении, реализуемом в пространстве и времени, колористической системе трехцветия. "Натюрморты - это скрипичные этюды, - говорил художник, - которые я должен делать раньше, чем приступлю к концерту". И действительно, то, что в картине порой казалось сложным и трудновоспринимаемым, в натюрморте выступало со всей доступной обнаженностью и наглядностью. Здесь в своих истоках явно обнаруживалась глубокая продуманность и аналитичность метода художника, который экспериментировал, проверял в натюрморте верность своих теоретических посылок, своей живописной системы.

Таковы почти все его натюрморты - "Селедка" (1918), "Розовый натюрморт. Ветка яблони" (1918), "Утренний натюрморт" (1918), "Скрипка" (1918), "Натюрморт с пепельницей на зеркале" (1920), "Натюрморт. Бокал и лимон" (1922), "Черемуха в стакане" (1932) и другие.

 

Одновременно с большими композиционными произведениями в течение всех 20-х и 30-х годов Петров-Водкин работал над портретами. В портрете художником была создана своя, совершенно оригинальная концепция. Его портретные произведения монументальны и по замыслу, и в осуществлении. Не ограничиваясь решением узкопортретных специфических задач, художник ставил и решал свою, особую "сверхзадачу", что делало его непохожим на то, что привычно укладывалось в русло традиции русского портрета. Иными словами, модель рассматривалась Петровым-Водкиным под особым углом зрения: не в живой непосредственности мгновенного состояния, выражающего изменчивое и зыбкое, и не с позиций психологически углубленного и обстоятельного анализа, а с желанием выявить и удержать нечто постоянно пребывающее в ней, неизменные ее черты. "Главное отличие портрета от прочих "сюжетов", мне кажется, в том, - говорит художник, - что "портрет" не требует окружающего, т.е. идеал окружающего в портрете - быть незаметным. Портрет тем строже, чем больше сосредоточен сам в себе…".

В портрете Анны Ахматовой (1922), "Девушке в красном платке" (1925), "Девушке в сарафане" (1028), "Девушке у окна" (1928), "Дочери рыбака" (1934) и др. в полной мере выражена концепция художника, и более даже, чем в картинах, утверждаются пластически-обобщенная и монументальная форма и соответственное ей сосредоточенно-спокойное состояние моделей.

Иное, более напряженное психологическое содержание свойственно автопортретам мастера. В них он всегда предельно собран и строг. Суровость характера была сопряжена у Петрова-Водкина с чувством ответственности за труд художника, которую он сознавал и утверждал всем своим образом жизни, своим пониманием целей и задач искусства.

Изучая и анализируя все, что связано было с его работой, Петров-Водкин в то же время продолжает анализировать и сам процесс этой работы, подвергая строжайшему разбору все художественные приемы и средства, а также и технические свойства материалов, необходимых ему для достижения наибольшей глубины содержания своих картин. Говоря словами Е.Н. Селизаровой, "Яркая, неповторимость работ неоспорима… они заставляют нас углубленно размышлять не только над проблемами жизни, но и над вопросами мастерства».

 

78. А. А. Дейнека.

 

Если художник принадлежит своему времени, то его искусство не стареет. Эти слова наилучшим образом могут проиллюстрировать весь творческий путь одного из самых незаурядных и ярких художников ХХ века - Александра Александровича Дейнеки.

В 1930-е гг. художника увлекает настенная живопись - фреска, а потом мозаика. Еще в мастерской В.А.Фаворского графика и монументальная живопись шли, что называется, рука об руку. Вообще для искусства первых трех десятилетий ХХ в. характерно такое взаимовлияние разных видов искусства, не случайно Дейнека занимался, помимо графики и живописи, еще и скульптурой, на удивление широк творческий диапазон Дейнеки - художника: от проникновенных лирических пейзажей и натюрмортов до монументальных работ, классических образцов «большого стиля» в искусстве середины ХХ в.

На годы Великой Отечественной войны приходится один из самых высоких подъемов в творчестве Дейнеки. Сразу исчезли все явно наносные черты нарочитости тем и образов, все вызванное не душевной потребностью, а всякими преходящими внешними условиями. Уже первое произведение Дейнеки "Окраина Москвы. 1941 год" (1941) стало почти символом тревоги за столицу и вместе с тем обобщенным образом неприступной Москвы военных лет. Дейнека сумел найти это синтезированное воплощение времени в немногих деталях - в стремительном движении мчащегося военного грузовика, в сумрачном безлюдье пустынной улицы, в притихших домах, занесенных снежной метелью. После нескольких работ с мучительно тревожными образами гибели и страдания (например, "Сгоревшая деревня", 1942) Дейнека создал "Оборону Севастополя" (1942) - одну из самых сильных своих картин и одну из самых драматических работ всего советского искусства того времени - скорбную и величественную героическую эпопею о подвиге защитников Севастополя. Бурный, предельно напряженный пафос, резкая сила экспрессии, могучая динамика выделяют ее среди наиболее патетических произведений Дейнеки. С переломом к победе изменились и образы все еще обостренно-напряженных произведений художника: "Сбитый ас" (1943), с его безжалостно-суровой и в то же время великодушно-человечной правдой, и акварель "Берлин. В день подписания декларации" (1945), написанная Дейнекой с натуры, - это превосходные свидетельства всеобщности тех чувств, что владели всем советским народом на исходе войны. В 1946 году по зарисовкам Дейнека создал серию акварелей "Москва военная", где зорко увидена и достоверно передана жизнь столицы в годы войны, но передана она уже с эпическим спокойствием, без напряжения и тревоги.

В эти годы у Дейнеки были удачи и в монументально-декоративном искусстве - в мозаиках для фойе актового зала Московского университета (1956), для Дворца съездов в Московском Кремле. И все же можно сказать, что,,монументализм" искусства Дейнеки нигде не проявился в таком последовательном и чистом виде, как в станковой живописи и акварелях, - именно здесь большой стиль менее всего оказался предвзятой, заранее намеченной формой, а стал органически целостным и естественным выражением чувства реального времени.

Напряженность и цельность взгляда художника на мир особенно заметны в больших композициях, в графике и натюрморте он лиричнее. Здесь же никакой рефлексии, никаких сомнений, полная реализация потребности времени в людях, чуждых колебаниям. Возможно, потом, в 40-50-е гг. он задавал себе вопросы: а сбылась ли сказка 20-30-х, сбылись ли надежды? К сожалению, большинство работ художника 40-50-х и 60-х гг. несопоставимы с произведениями 20-30-х - что-то было бесповоротно сломано в мастере. Дейнека сам это чувствовал и публично беспощадно по отношению к самому себе признавался в неудачах. «Не додумал тему», - говорил, например, о работе «На открытии сельской гидроэлектро-станции»... Но это не его индивидуальная трагедия, это трагедия целого поколения ярких, талантливых художников - П.Корина, В.Мухиной, С.Герасимова, когда многие из творческих замыслов не могли реализоваться.

Творческий и личностный азарт, желание искать и пробовать - доминирующие, с самого детства, черты характера Александра Дейнеки. Его творчество ассоциируется для нас с такими понятиями, как динамизм и экспрессия. Но для него не менее характерна и лиричность, сказавшаяся в графических работах, портретах, натюрмортах. У него был характер лидера, он обычно верховодил в коллективе, но при этом обладал добрым и мягким сердцем. В соседстве лирики и эпоса неизгладимый отпечаток эпохи, от которой сам Дейнека неотделим. Собственно, именно об этом он и мечтал - отразить в искусстве свое время