Автор и Боян. Оригинальность стиля

Слово начинается с авторского вступления, где манера рассказа автора поэмы противопоставлена манере легендарного Бояна, соловья старого времени.

Так бы тогда пелась слава Игорю, Олегову внуку: "Не буря соколов занесла через поля широкие, галок стаи летят к Дону великому". Или так зачалась бы она, вещий Боян, внук Велесов: "Кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве. Трубы трубят в Новегороде, стоят стяги в Путивле".

Образы Бояна гиперболичны, метафоричны и антропоморфны. Отрицательное сравнение первого зачина Бояна включает дела человеческие в мир природы. Антитезы второго варианта показывают как масштаб русской земли (Киев – центр, река Сула – граница с половцами), так и ее внутреннее единство: происходящее в одном конце Руси отдается в другом. Второй зачин строится на метонимии: звон труб и поднятые стяги – образы войска, готового к походу.

С самого начала задаются основные поэтические принципы Слова: масштабность изображения, антропоморфизм, метонимичность.

Автор Слова отличается от других представителей исторического повествования Киевской Руси культурой литературного стиля. Он стилист по преимуществу. И при этом не только практик, но и теоретик стиля: он осознает его значение и определяет свойства его видов.

Теория стиля развивается как раз во введении к повествованию, где автор обсуждает вопрос, какой манерой ему излагать свое произведение, по Боянову замышлению или по былинам сего времени. Далее он не только поэтически характеризует стиль Бояна, поэта времен Владимира Мономаха и Олега Святославича, но и дает подражательные образцы этого стиля, часть текста облекает в формы Бояновой поэтики.

Повествование в Слове почти сплошь символично: реальность событий и их оценка как бы просвечивает сквозь символику. Это сближает стиль Слова не со средневековым реализмом воинских повестей, а с замышлением Бояна. С Бояном автора Слова роднит также ритмичность и музыкальность речи. О песнях и струнах по отношению к Бояну говорится не только потому, что он пел свои произведения по аккомпанемент музыкальных инструментов, но и потому, что его произведения были близки музыке.

Боян далеко выходил за рамки реализма. Безудержный полет вдохновения не привязывал его к объекту изображения. Он скакал соловьем по мысленному древу, как сизый орел, летал умом под облаками, носился серым волком по земле, через поля и горы. Его задача – воссоздать широкую, обобщающую картину событий, свить «славы оба полы сего времени», т.е. коснуться настоящего и прошлого.

Стиль песен-прославлений Бояна можно обозначить как стихийный лиризм. Его отличительный признак – размытость композиции. Образец стиля Бояна – не только возможные зачины, но и песнь о Всеславе Полоцком. Она написана в явное подражание Бояну.

Определив творчество Бояна, автор стал перед альтернативой: сложить ли трудную повесть или песнь, но не в стиле Бояна. Сначала он попробовал создать трудную повесть: Почнем же, братия, повесть сию… При этой попытке он следовал Бояну только в том, что свивал славы оба полы сего времени, т.е. припоминал о прошлом при изложении настоящего. Прошлое – это времена Владимира Мономаха, идеального князя, стремившегося погасить междоусобицы, объединить Русскую землю. К образу Владимира Мономаха автор обращается на протяжении всего произведения.

Начальный повествовательный отрывок полностью укладывается в традицию воинской повести. Приметой стиля воинской повести может служить отвлеченная формулировка: Обуздал ум своею доблестью и поострил сердца своего мужеством, преисполнившись ратного духа.

Воспоминание о Бояне, соловье старого времени, как бы перестраивает поэта. Приведя возможные зачины, певец Игорева похода начинает произведение как бы сначала, на этот раз в тоне второго предполагаемого Боянова «соловьиного щекота»: «Трубы трубят в Новгороде, стоят стяги в Путивле».

В дальнейшем будут приводиться «припевки» Бояна, а вставные песни будут соответствовать его повествовательной манере.

Вместе с тем собственный стиль автора поэмы не похож ни на стиль Бояна, ни на стиль летописный, которым обычно писались воинские повести (он называется былинами сего времени). Автор Слова не берет ни один из стилистических канонов ДРЛ как нечто готовое. Он создает оригинальный стиль.

Этот стиль далек от свободной, размытой композиции Бояна. Его песнь подчинена строгому плану. События 1185 года автор Слова излагает в сложном смене ряда картин-песен. Многие из них кончаются рефренами (ищущи себе чести, а князю славы; О Русская земля, ты уже за холмом!; За землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича; Никнет трава от жалости, а дерево в печали к земле приклонилось). Рефренов много, некоторые повторяются по нескольку раз. Поэт видел в них «припевки», отделяющие одну часть произведения от другой.

Нарративные особенности

Повествование в Слове не единообразно. Его характер меняется соответственно характеру композиции. События в Слове излагаются не в своей естественной последовательности. Они пересекаются (прошлое с настоящим), разрываются (автор прерывает рассказ о битве Игоря с половцами в самый кульминационный момент и обращается к воспоминаниям о столь же бурных и трагических для Руси временах Олега Гориславича), переставляются (о бедствиях Русской земли, в результате поражения Игоря подвергшейся новому нашествию половцев, говорится ранее, чем о сне Святослава, в котором он прозревает судьбу Игоря и его союзников).

Последовательной форме изложения предпочитаются сдвиги, ожидаемому – неожиданность. Линейное описание битвы может быть прервано сменой ракурса, меняющей перспективу и ход повествования: Что ми шумит, что ми гремит и т.д.

Автор Слова намеренно не придерживается последовательности изложения событий. Перед местами особенно драматическими он делает отступления, уводящие в воспоминание о прошлом. Такие части произведения можно назвать интерлюдиями. В них встречаются возвращения к эпохе Владимира Мономаха и Олега Святославича. Первая – перед описанием роковой битвы. Вторая – краткое упоминание о том, что Владимира нельзя пригвоздить к горам киевским. Третья – рассказ о гибели сына Владимира Ростислава.

Все интерлюдии глубоко эмоциональны, лирически насыщенны.

Среди них выделяет несколько мифологических и символических: 1) песнь о Деве-Обиде, нагоняющей лебедиными крылами паводок печали на Русскую землю; 2) плач русских жен, когда Карна и Желя несутся, сея людям горе из огненного рога; 3) плач Ярославны.

Вводными интерлюдиями являются картины природы, предваряющие наиболее сильные места рассказа или сопутствующие им.