Последний этап борьбы Греции с Македонией за свою независимость 6 страница

В начале V в. наблюдается дальнейшее развитие социально-экономических отношений в македонском обществе. В это время источниками засвидетельствован рост земледельческого и скотоводческого производства. Об этом говорят изображения на монетах коз, лошадей, быков и погонщиков.60) При Александре I чеканка монет достигла больших успехов. Самые древние из них датируются эпохой, предшествующей 480 г. Особенно обильной была чеканка в мастерских Эги и Пидны. Они различаются многими типами и сами по себе являются доказательством того высокого уровня, которого достигло македонское ремесло. Развитие монетного дела, известная унификация его в руках Александра, разработка последним серебряных рудников подтверждает факт дальнейшего развития денежного хозяйства и торговли у македонян. То, что Александр уничтожил монеты племён и выпустил в обращение свою собственную, несомненно указывает на то, что между племенами утвердились более оживлённые торговые связи и отношения, чем раньше, когда каждое племя имело свою монету. Экономические и политические взаимоотношения Македонии с Персией и Грецией, определившиеся особенно в эпоху греко-персидских войн и после них, также говорили о торговых связях македонян с этими странами.

Глубокое социальное расслоение, усиление власти царя; обширные экономические сношения с другими странами могут служить доказательством того, что в конце VI – начале V вв. до н. э. на территории Нижней Македонии начинало складываться Раннемакедонское государство. Такого рода государства располагали ещё слабым аппаратом связи и средствами сообщения, естественные преграды были большим препятствием для объединения. Образование государства шло в пределах географических границ, гораздо более узких. «Технически слабый государственный аппарат обслуживал государство, распространявшееся на сравнительно узкие границы и узкий круг действий».61) Слабое развитие рабства в Македонии вызывало нечёткость социальной структуры македонского общества, а военный характер возникающего государства гипертрофировал отдельные компоненты государства за счёт других.

Во второй половине V в. до н. э. Македонское государство расширило свою территорию и лучше её охраняло. В стране уже развивалась городская жизнь. Фукидид отмечает различные категории городов: города, являвшиеся центрами торговли и ремесла, расположенные в прибрежных торговых районах или на главных путях. Эти города он обозначает термином πολις,62) другие определяет как πολισμα,63) третьи – как χοριοω.64) Очевидно, что, кроме городов с интенсивной экономической и политической жизнью, были города с земледельческим обликом, а также поселения, представляющие укреплённые племенные убежища. К концу V в. Македония была разделена на городские округа.65) Упрочилось и расширилось её влияние в Греции.66) Возросла военная мощь Македонии, улучшились средства сообщения и связи для экономической, военной и административной деятельности. Вместе с тем македонская государственная организация ещё не была прочной. Отсутствовала регулярная армия. Основной военной единицей ещё считалась конница, которая без решающей помощи пехоты не смогла выполнять сложные стратегические и тактические задачи.67) Не существовало ещё прочного порядка престолонаследия. Расширение государственной территории происходило в основном при помощи внешней силы. Это особенно наблюдается в первой половине IV в. до н. э. Физическое уничтожение македонских царей, борьба отдельных представителей македонской знати за власть – свидетельство наличия в государстве сепаратистских тенденций. Всем этим объясняется тот факт, что в первой половине IV в. до н. э. в период внутренних смут, ослабления царской власти и активного вмешательства в страну греческих государств Македонское государство оказалось очень ослабленным и раздробленным.

В то время как на территории Нижней Македонии уже существовало государственное объединение, племена Верхней Македонии: элимиоты, оресты, линкесты – жили ещё в условиях родоплеменного быта, имели своих собственных вождей и управлялись самостоятельно. Описывая приготовления Ситалка к походу против Македонии, Фукидид говорит, что Пердикке тогда была подвластна лишь Нижняя Македония, а каждое племя (’ετνη) Верхней Македонии имело своего царя.68) Эти цари ревностно отстаивали свою независимость от агрессивных поползновений Македонского государства. Ещё во второй половине V в. оно не распространило свою власть на территории всей страны. В верхней её части активизировалась антигосударственная коалиция в Линкестиде и Элимейе, поддержанная фракийцами и афинянами. Афины поддерживали брата Пердикки Филиппа и Дерда, линкестийцы и элимиоты, не желавшие укрепления единой власти македонского царя, были за Филиппа. Пердикка стремился победить вождя линкестов Арабея. Архелай продолжал борьбу с вождями Верхней Македонии. Последние использовали конфликт Архелая с жителями Пидны для того, чтобы напасть на него. Его военные реформы и другие мероприятия по укреплению государства сильно обеспокоили руководителей Верхней Македонии, боявшихся потерять свою независимость. Вследствие этого против Архелая возникла сильная оппозиция, возглавляемая царём линкестов Арабеем и царём элимиотов Сирхой. Линкесты оказались и в первой половине IV в. до н. э. мало покорными подданными македонского царя. В его взаимоотношениях с руководителями Верхней Македонии были и периоды мирных и даже дружественных отношений. Но они ещё не свидетельствуют о присоединении их территории к Македонскому государству. Для выполнения этой цели македонские цари прибегали к помощи своей и внешней силы. Борьба Македонского государства за выполнение своей внешней функции, в частности за присоединение горномакедонских племён, и сопротивление, оказанное ему со стороны носителей родового строя, являются не отдельными независимыми процессами, а двумя сторонами одного и того же процесса сложения Македонского государства на территории всей страны, завершившегося к середине IV в. до н. э. Болгарский учёный Александър Фол в своей обстоятельной рецензии весьма положительно оценил первую часть нашей монографии. Вместе с тем он высказал некоторые возражения относительно категоричности, с какой мы определяем середину IV в. как резкую грань между родовым строем и классовым обществом, государством у македонян. А. Фол правильно; подчеркивает постепенность и продолжительность перехода от одного этапа к другому, факт слабого развития рабовладения в Македонии, объясняющий устойчивость там родового строя.69) Мы бы хотели, однако, пока оставить в силе наше утверждение о том, что важной исторической гранью в развитии македонского общества была именно середина IV в. до н. э. Именно в это время мы отчётливо можем проследить все компоненты, характеризующие государство. Это, однако, не исключает факта наличия пережитков радо-племенного строя, которые в Македонии были очень живучи и существовали довольно долго. Устойчивость родоплеменных отношений питала антигосударственные выступления со стороны представителей отживающего родового строя. Но эти выступления, исторически обречённые, уже не могли оказывать существенного воздействия на судьбы государства. В основном и решающем родовой строй потерпел поражение, иначе не могло возникнуть государство. В связи с этим известный интерес представляет и та форма государственного устройства, которая получила реальное воплощение в Македонии.

В своё время Ф. Энгельс рассмотрел в отдельности три главные формы, «в которых государство поднимается на развалинах родового строя»: Афинское государство, государство в Риме и государство у германцев.70) Наиболее классическую форму получило Афинское государство, возникшее непосредственно и преимущественно из классовых противоположностей, развивающихся внутри самого родового общества. В Риме государство возникло в условиях борьбы многочисленного, бесправного, но несущего обязанности плебса, окружавшего аристократию, в замкнутую группу которой превращается родовое общество. Победа этого плебса «взрывает старый родовой строй и на его развалинах воздвигает государство, в котором скоро совершенно растворяются и родовая аристократия и плебс». Наконец, у германских победителей Римской империи государство возникает как непосредственный результат завоевания обширных чужих территорий, для «господства над которыми родовой строй не даёт никаких средств». При том, если это завоевание не сопровождается серьёзной борьбой с прежним населением, если уровень экономического развития покорённых народов и завоевателей почти одинаков и экономическая основа общества остаётся прежней, то родовой строй в видоизменённой форме может продолжать существовать в течение целых столетий. Не трудно понять, что условия возникновения Македонского государства приближаются к форме, которую мы условно назовем «германской». Они и определили живучесть родоплеменных пережитков. При всём этом в середине IV в. до н. э. внутренняя и внешняя политика Филиппа II вывела Македонское государство на широкий путь внешнеполитической жизни и превратила его в сильнейшую военную державу на Балканском полуострове.

Таковы некоторые новые соображения по поводу вопросов, затронутых нами в первой части нашей монографии.

Наше исследование по античной Македонии создавалось в течение длительного времени. Подробный историографический обзор в первой и второй части монографии показывает, чем автор обязан своим предшественникам. Его работе способствовали также личные советы и консультации ряда видных учёных. Многим автор обязан крупному советскому историку проф. А. В. Мишулину, который первый направил его на изучение трудной, малоразработанной в советской историографии темы. Полезными оказались советы автору со стороны проф. В. Ф. Гайдукевича, научных работников античного отдела Госэрмитажа, ныне покойных профессоров С. И. Ковалёва и И. Н. Бороздина. Помогли ему также замечания, сделанные болгарскими и югославскими коллегами.

При охвате продолжительного исторического периода, исследовании разнообразного и разноценного круга источников автор не имел возможности с одинаковой подробностью осветить все интересующие его вопросы. Некоторые из них в общей картине, которую мы пытались нарисовать, остались гипотетичными; некоторые недостаточно ясными и убедительными.

Надеемся, что наше исследование послужит стимулом к дальнейшему изучению отдельных, конкретных сторон важной исторической проблемы, которая положена в основу нашей работы, и позволит лучше, чем до сих пор, осветить роль античной Македонии в исторических судьбах греко-римского мира.

 

1) P. Cloché. Histoire de la Macédoine. Jusqu'a l'avénement d'Alexandre le Grand, Pajot, Paris, 1960, стр. 259. В наших предыдущих работах фамилия французского историка P. Cloché ошибочно передавалась в русской транскрипции как П. Клош. Следует читать П. Клоше.

2) P. Cloché. Demosthene e la demokratie athénienne, Pajot, Paris, 1937.

3) P. Cloché. Un Fondateur d'empire: Philippe II, Roi de Macédoine, 1955; Alexandre Je Grand et les essais de Fusion entre l'Occident Gréco – Macédonien et l'Orient, 1953; Alexandre le Grand, France, 1954; La Dislocation d'un empire, Pajot, Paris. 1959.

4) P. Cloché. Histoire de la Macédoine, p. 31–32.

5) Там же, стр. 35.

6) P. Cloché. Histoire de la Macédoine, p. 29–30.

7) Там же, стр. 36–37. Много внимания Клоше уделяет отношениям между Македонией и Персией. С его точки зрения, в великой борьбе персов с греками Александр I имел причины недоброжелательно относиться и к той и другой стороне. Но он всё более становился на сторону греков, потому что в сравнении с персами они были для него наименьшим злом (там же, стр. 40–49). Для такого утверждения у нас нет достаточных оснований.

8) Там же, стр. 59 сл.

9) Там же, стр. 102–103.

10) Там же, стр. 133.

11) Там же, стр. 175.

12) P. Cloché. Histoire de la Macédoine, p. 247–248.

13) Там же, стр. 137, 140.

14) Taм же, стр. 132.

15) Там же, стр. 258.

16) Там же, стр. 12–13.

17) Там же, стр. 13, 15.

18) P. Cloché. Histoire de la Macédoine, p. 24.

19) Там же, стр. 23.

20) Taм же, стр. 14.

21) Там же, стр. 27.

22) P. Cloché. Histoire de la Macédoine, 133–134, 150, 244. У Клоше есть даже специальный труд, который называется „Основатель империи Филипп II, царь Македонии”. Там же, стр. 23.

23) Там же, стр. 192 сл.

24) P. Cloché. Histoire de la Macédoine, p. 12–14, 24–25, 49–50, 54, 57–58, 61, 79–80, 95–96, 110, 133, 187, 235–236, 244.

25) В. С. Сергеев. История Древней Греции. 1948, стр. 367; К. М. Колобова, Л. М. Глускина. Очерки истории Древней Греции. Л., 1958, стр. 305; Всемирная история, т. II, стр. 76.

26) Жива Антика, № 2, 1962, стр. 414.

27) Древняя Греция. АН СССР, 1956, стр. 458–459.

28) Всемирная история, т. II, 1956, стр. 76; К. М. Колобова и Л. М. Глускина, указ, соч., стр. 306.

29) В. С. Сергеев. История Древней Греции, стр. 367.

30) А. В. Мишулин. История Древней Греции, 1946, стр. 130; А. Г. Бокщанин. Древняя Греция и Древний Рим. М., 1950, стр. 61; История древнего мира, под ред. В. Н. Дьякова и H. M. Никольского, М., 1952, стр. 372.

31) К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. т. 21, изд. второе, стр. 170–171.

32) В. И. Ленин. Соч., т. 29, стр. 437–438.

33) Гальштадский период датируется советскими учёными примерно 1000–500 гг. до н. э., югославским учёным М. Гарашаниным – 800–550 гг. до н. э.

34) См. „Известия русского археологического института в Константинополе”, т. IV, вып. 3. София, 1899, стр. 151; „Известия Русского археологического института в Константинополе”, т. VI, вып. 1, София, 1900, стр. 475–476.

35) Архив АН СССР, ф. 116, оп. 1, № 179, л. 5.

36) Известия РАИ, т. IV, вып. 3, София, 1899, стр. 151.

37) Милутин В. Гарашанин. Разматранъа о македонскому халштату. Материална култура, хронологиjа, етнички проблем. Старинар, кн. V–VI, 1954–1955, Београд, 1956, стр. 29.

38) Там же, стр. 31–32, 34.

39) М. Гарашанин, указ. соч., стр. 39.

40) Дж. Г. Кларк. Доисторическая Европа. Экономический очерк. М., 1953, стр. 201.

41) А. Я. Брюсов. О характере и влиянии на общественный строй обмена и торговли в доклассовом обществе. „Советская археология”, XXXII, 1957, стр. 28.

42) А. С. Шофман. История античной Македонии, стр. 37–42.

43) История народа Jугославие, 1953, стр. 22.

44) П. Лисичар. Нашата македонска антика, „Современост”, № 7–8, стр. 594.

45) „Советская археология”, № 3, 1957, стр. 312.

46) Sonderabdruck aus „Archäologischer Anzeiger”, 1933, 3/4, S. 482.

47) А. Я. Брюсов. Указ. соч., стр. 16.

48) Там же.

49) Diоd. frgm. LVII, VII, 15; Theop. frgm. 30.

50) Just. VII, 7–8.

51) Hdt. VIII, 137 сл.

52) В. Бешевлиев. Към въпроса за народности на старите Македонии, стр. 33.

53) P. Cloché, указ. соч., стр. 31.

54) Тhuc. II, 99, 3–5.

55) R. Paribeni. La Macedonia sino ad Alessandro Magno, Milano, 1947, p. 27–28.

56) Just. VII, 1–12. Pulso deinde Mida (nam is quoque portionem Macedoniae tenuit) aliisque regions pulsis in locum omnium solus successit primusque adunatis gentibus variorum populorum veluti unum corpus Macedoniae fecit, crescentique regno valida incrementorum fundamenta coustituit.

57) Aiios populos in finibus ipsis hostibus opponit; alios in extremis statuit; quosdam bello captos in supplements urbium dividit. Atque ita ex multis gentibus nationibusque unum regnum populumque constituit. (Just., VIII.6.1–2).

58) Г. Кацаров. Филипъ Македонски, стр. 38.

59) Дж. Томсон. Исследования по истории древнегреческого общества. М., 1958, стр. 117–128.

60) Svoronos. Указ. соч., стр. 48.

61) В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 442.

62) Thuc. I.57.61; IV.85, 109.

63) Там же, IV.109.

64) Там же, I.109; II.100; IV.83.

65) Окончательное завершение административного территориального деления Македонии, вероятно, должно быть отнесено ко времени Филиппа II. Но несомненно, уже при Архелае в этом направлении было много сделано. О том, что в это время страна была разделена на городские округа, может свидетельствовать следующий факт: знатные македоняне IV в. до н. э. родом из Нижней Македонии после своего имени называли город, в котором они жили, тогда как выходцы из Верхней Македонии, где больших городов было мало, называли после своего имени область. Тенденции Архелая к централизации проявились в перенесении столицы из труднодоступного района в район, близко расположенный к морю, богатый земледельческими ресурсами, а также в монетной политике, строго ограничившей употребление местных монет. См. P. Cloché, указ, соч., стр. 95–96.

66) Об этом свидетельствует вмешательство македонского царя в фессалийские дела и отношения Македонии с Афинами. Важный декрет, датируемый 410–409 гг. до н. э., по которому афиняне присудили похвальное слово царю Архелаю за услуги, оказанные им городу, особенно в деле снаряжения их флота, – один из примеров македонского влияния на греческую столицу.

67) Известно, что в сопротивлении фракийскому нашествию Ситалка конница Пердикки проявила себя намного выше, чем его пехота. В его походе в пользу восставших халкидцев против Афин принимали участие преимущественно всадники. Брат Пердикки и его враг представил в распоряжение афинян только своих всадников. Военная реформа Архелая усилила македонскую пехоту, но полностью македонская армия была создана лишь в середине IV в. до н. э.

68) Thuc. II.99.1–2.

69) Исторический преглед, № 5, 1962, стр. 97–98.

70) К. Mаркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 169.

 

Введение

Македония эллинистического и римского времени не была предметом специального научного изучения. Хотя отдельные проблемы этих эпох интересовали историков, но в целом судьба Македонии в новых исторических условиях, начавшихся после восточных походов Александра, почти не привлекла внимания исследователей. Это положение объяснялось двумя обстоятельствами. Во-первых, недооценкой того значения, которое Македония имела в античном мире после римских завоеваний на Балканском полуострове. Борьба Македонии в македонских войнах, сначала за преобладание в Восточном Средиземноморье, потом за собственное существование, не могла не заинтересовать исследователей-античников. Но в силу ряда социально-экономических причин характерные черты эллинистической эпохи получили своё наиболее яркое выражение не в монархии Антигонидов, а в царствах Птолемеев и Селевкидов. Поэтому именно последние изучались более подробно, эллинистическая же Македония не представляла при таком положении значительного исторического интереса. После того как она вошла в состав римской провинциальной системы, её место в этой системе оказалось ещё более скромным. Восточные провинции, с их хозяйственной и культурной спецификой, овладели вниманием историков в гораздо большей степени, чем провинциальная Македония; казалось, что её история мало что могла добавить к выяснению существа развития римских провинций.

Такая точка зрения на историю римской Македонии не может считаться правильной. Без конкретного изучения каждой римской провинции в отдельности, без выяснения их исторического своеобразия нельзя понять основных процессов античного рабовладельческого общества эпохи его расцвета и гибели. Известно, что римские завоевания создали провинциальную систему из областей, находившихся на разных ступенях общественного развития – от первобытнообщинного строя до классической формы рабовладения. Каждая провинция имела свои особенности в хозяйственном и общественном развитии и своё особое место в истории Римского государства. Исторические процессы, характерные для всей Римской империи в целом, специфически преломлялись в каждой провинции по-разному, каждая провинция по-своему влияла на развитие всей Римской империи в целом. И только изучение истории всех римских провинций, установление конкретного хода исторических событий на их территории даёт возможность превратить историю Римской империи из истории императоров в подлинную историю народов, завоёванных Римом. При решении этой задачи отодвигается на второй план степень исторической значимости той или иной провинции, поскольку история каждой в той или иной мере имеет значение для исторического познания, Македония в этом отношении не составляет исключения, тем более, что в римский период она сыграла довольно значительную роль. Об этом, в частности, могут свидетельствовать, наряду с многочисленными раскопками, результаты систематических раскопок Стоби и Филипп.1)

Помимо широкого использования её производительных сил римлянами, Македония была для Рима, для защиты его коммуникаций в Восточном Средиземноморье важным стратегическим центром. Хотя в самой Македонии этого времени происходили существенные изменения в хозяйственной, политической и общественной жизни, в этническом и культурном отношениях, историческое своеобразие Македонской провинции, особенности её экономики, социально-политических отношений в исторической литературе почти не разрабатывались.

Римская Македония недостаточно изучена, во-вторых, вследствие неудовлетворительного состояния источников. Недостаточность археологических и эпиграфических данных, фрагментарность, тенденциозность античных литературных памятников, гипертрофия ими политического фактора и принижения фактора социально-экономического отпугивали учёных от исследования этой проблемы. В лучшем случае она в какой-то мере решалась в плане описательном, без выяснения той роли, которую Македония сыграла в греко-римском мире.

Эти два обстоятельства не могли не наложить своего отпечатка на большую часть работ по римской Македонии, касавшихся главным образом отдельных вопросов её истории. К этим работам у нас нет нигилистического отношения. В них накоплено значительное количество фактического материала, использованы источники, сделаны некоторые верные наблюдения. В. И. Ленин указывал, что надо уметь в буржуазных работах отсечь их реакционную тенденцию и извлечь из них то полезное, что может быть переработано в интересах марксистской науки.2)

Македонией изучаемого периода впервые заинтересовались путешественники и географы, которые ставили перед собой главным образом практическую задачу: изучить географию и топографию страны, через территорию которой лежал важнейший путь на Восток.

В 1831 г, обнародовал свои путевые заметки французский консул в Солуни Кузинер. Путешествуя по Македонии, он знакомился с её античными памятниками и нумизматикой.3) С 1835 года английский офицер Zeake стал вести дневник с описанием его четырёх путешествий по Северной Греции и экскурсами в античную историю и географию.4) В 30–40-х гг. XIX в. Тафель изучал историю Фессалоники и Эгнациеву магистраль (две монографии) главным образом с точки зрения географической.5) В 60-х гг. прошлого века более или менее систематическую географию Македонии античной эпохи написал Th. Desdevises-du-Dézert,6) он не всегда удачно пытался связать физическую географию с политическими и историческими вопросами.7) В 70-х гг. на остатки македонских древностей обратил внимание Ганн; он дал описание двух своих путешествий по Македонии.8)

В работах общего характера истории Македонии, истории римских провинций вообще не уделялось достаточного внимания. Не усилился интерес к македонской тематике и тогда, когда расширился круг источников и на основе разработки эпиграфических данных и других вспомогательных исторических дисциплин стали создаваться обобщающие труды.

В 60-х гг. Эмиль Кун опубликовал двухтомную монографию «Городское гражданское управление Римской империи вплоть до времён Юстиниана».9) Одна глава её, имеющая известный интерес при характеристике македонских городов, посвящена македонскому городскому устройству. При изучении этого вопроса внимание автора привлекло то положение, что, хотя Македония и была монархическим государством, она имела города с греческой формой правления, т. е. республиканские общины.10) Кун пытается выяснить, что является весьма положительным, местоположение ряда македонских городов и населённых пунктов.11) Но в принципиальных выводах историка ощущается по отношению к македонской истории, хотя и робко высказанная, романофильская тенденция. Автор приходит к заключению, что римляне уважали исторические и территориальные условия и учреждения союзников по империи.12)

Эта работа в целом лишь в ограниченной степени ставит перед собой широкие исторические задачи; она и является главным образом сводкой источников. Такой же характер носит и история Греции в период римского владычества, написанная Герцбергом.13) К этим работам примыкает и исследование Г. Финлея, в котором автор прослеживает влияние древних учреждений на судьбу греческого народа под римским владычеством.14) Как и Кун, Финлей подчеркивает миролюбивый характер римских завоеваний, оставивших греческую жизнь «нетронутой». Эти завоевания, по мнению автора, принесли для Македонии уменьшение налогов, а для греков – счастье. «Завоевания римлян, – писал он, – приходились по сердцу большинству греческого населения, которое смотрело на уничтожение мелких независимых правительств в стране как на необходимый шаг к улучшению собственного быта».15)

Можно было бы упомянуть и другие работы подобного рода, но они имеют второстепенное значение и стоят в стороне от основных проблем эллинистической и римской Македонии.16) На протяжении длительного времени эти проблемы изучались попутно, в связи с изучением греческой и римской истории; Македония эллинистического и римского периодов лишалась тем самым права на самостоятельное изучение, что было, конечно, глубоким заблуждением.

Известный интерес к отдельным проблемам эллинистической и римской Македонии и особенно к римским провинциям мы наблюдаем у представителей буржуазно-либеральной школы России и Запада с середины XIX в. Значительный вклад в изучение эллинистического периода, в разработку вопроса о римских провинциях внесла русская историческая наука буржуазно-либерального направления.

В России до либеральных историков начал изучать проблему римской провинциальной системы революционно-демократический журнал Некрасова «Современник». В 1852 г. на его страницах была напечатана статья «Провинциальный быт Древнего Рима».17) В ней правильно рассматривается политика римлян в провинциях, подчеркивается беспощадная эксплуатация провинциального населения римской администрацией, злоупотреблявшей властью, подвергавшей провинции «всем крайностям своего произвола и корыстолюбия».18) Автор утверждает, что сущность римского управления провинциями оставалась во все времена одинаковой: менялись только формы, но сущность оставалась прежней.19) Весь подвластный Риму провинциальный мир, мир разных городов и народов, составлял постепенную лестницу прав и отношений, изменявшихся в зависимости от степени преданности провинциалов римлянам. В системе разъединений, в осуществлении принципа разъединять и властвовать заключались, по автору статьи, условия возвышавшегося над всем величия и могущества Рима.20) Эта работа была первой в русской, да и, пожалуй, в западноевропейской историографии, правильно освещавшей провинциальную политику Римского государства.

Более подробно эта важная проблема истории рабовладельческого общества изучалась в московской школе всеобщих историков Т. Н. Грановского.

Ещё в 40-х гг. в своём лекционном курсе Т. Н. Грановский в обзоре экономического состояния империи известное место уделял римским провинциям, которые, по характеру цивилизации и языку, были им разделены на две половины: греческую – восточную, западную – латинскую.21) Грановский, как и Ешевский, со всей силой подчеркивал важность изучения римских провинций, без чего, по их мнению, невозможно подлинно научное объяснение истории Римской империи.22) Большое значение Грановский придавал вопросу об отношении Рима к его провинциям. Он правильно отмечал, что в эпоху республики представители сенаторской знати не обеспечивали рационального управления провинциями: в погоне за наживой они безмерно грабили провинциальное население, чем приводили его к разорению и способствовали обострению борьбы между Римом и провинциями. «Никогда, может быть, не тяготело одно сословие над другим так, как тяготела римская аристократия над провинциями: она питалась их кровью и потом».23) Такое положение грозило самому Римскому государству тяжёлыми последствиями.

Улучшение правления в провинциях, создание в них разумной централизованной администрации было, по мнению Грановского, важнейшей задачей императорской власти. Грановский уделяет особое внимание провинциальной политике Августа и Тиберия. Справедливо подчеркивая наличие перемен в способе управления провинциями в императорское время, Грановский в силу своего идеалистического мировоззрения не мог правильно объяснить это явление и идеализировал взаимоотношения Рима с провинциями в период империи. Эта идеализация особенно ощущается в оценке им провинциальной политики Цезаря, Августа и Тиберия. С его точки зрения, Цезарь и Август своей политикой в отношении к провинциям заложили основы «слияния народов в одну великую семью». Тиберий, по Грановскому, был защитником интересов провинций, действовал в их пользу.24) Строгий и беспощадный в борьбе с злоупотреблениями провинциальных правителей, он беспристрастно разбирал жалобы провинциалов, им благодетельствовал. Преувеличивая значение Тиберия, как «лучшего» правителя для провинций, Грановский заключает, что Тиберий не из-за любви к человечеству покровительствовал провинциям, не из благородных побуждений, но «из любви к порядку, которая свойственна справедливости строгой, холодной, отчасти из ненависти к аристократии, которой не давал он поживиться за счёт провинциалов».25) Исторические взгляды Грановского отражали настроение умеренно-либеральной буржуазии эпохи поднимающегося капитализма в России.26)