Внешние связи Кореи в XV-XVI веках

Отношения новой династии Ли с Китаем долгое время были достаточно напряженными. В Китае под разными предлогами новая династия не признавалась безоговорочно, в том числе утверждалось, что Ли Сонге, основатель династии, был якобы родственником или даже сыном Ли Инима (?-1388), который в 1374 г. фактически захва­тил в стране власть и выступал против новой китайской «династии» Мин, поддерживая монгольскую «династию» Юань. На самом деле, конечно же, Ли Иним был врагом для Ли Сонге и происходил совер­шенно из другой фамилии — Ли из Сончжу, в то время как Ли Сонге принадлежал к фамилии Ли из Чончжу[153]. Однако лишь к 1584 г. уда­лось окончательно урегулировать вопрос о «чистоте» происхождения и легитимности установления династии Ли.

Несмотря на отдельные спорные вопросы о законности основания новой династии, Китай все же поддерживал отношения с новой вла­стью в Корее. Уже в 1401 г. из Китая в Корею была прислана золо­тая королевская печать для корейских государей. Этот акт означал фактическое признание нового корейского государства. Корея как го­сударство, находившееся в вассальной зависимости от Китая, была вынуждена по 6-7 раз в год снаряжать регулярные и экстренные (по случаю различных важных событий в Китае) посольства с подарка­ми китайскому императору. Подарки эти были отнюдь не символиче­скими и представляли собой значительные поставки золота и серебра, женьшеня, лошадей и крупного рогатого скота, мехов и шкур, тканей. Иногда члены посольства брали с собой в Китай товары на продажу и занимались торговлей. Однако в ранний период Чосон торговля с Китаем на была сколько-нибудь значимой для Кореи.

Помимо регулярной отправки посольств с подарками минский Ки­тай (Китай династии Мин) также требовал, чтобы Корея поставляла евнухов и девушек для императорского двора. Причем во время отбо­ра девушек по всей Корее начинал действовать запрет на заключение браков, для того чтобы можно было выбрать самых лучших. Только королю Сечжону в 1436 г. удалось добиться отмены принудительной отправки корейских девушек в Китай.

Отношения Кореи и Японии также были весьма неоднознач­ными. С одной стороны, южные провинции Кореи несли немалый ущерб от постоянных нападений японских пиратов. Поэтому в пер­вые годы после установления династии Ли королевский двор занял­ся укреплением корейских морских сил, строя новые корабли, число которых превысило 600, и увеличивая численность личного состава флота. С другой стороны, японцам было позволено вести торговлю в южных провинциях и даже временно проживать в корейских портах. Таким образом корейское правительство надеялось сдержать пират­ские рейды японцев.

Однако Япония была разделена на множество относительно са­мостоятельных княжеств, каждое из которых могло принимать соб­ственное решение о совершении военного похода к корейским берегам. Поэтому только с 1393 по 1407 г. берега Кореи 61 раз подвергались нападениям японских пиратов. Чашу терпения переполнил 1419 год, когда японские пираты на 50 военных кораблях, направлявшихся к берегам китайской провинции Чжэцзян, в 5-й день 5-го месяца, про­ходя мимо берегов Кореи, высадились в провинции Чхунчхон в уезде Пиин. Получив отпор со стороны корейских сухопутных войск, япон­цы попытались продолжить свой грабительский рейд севернее, выса­дившись 11-го числа в местечке Ёнпхён провинции Хванхэ. Тогда в 14-й день 5-го месяца король принял решение ответить военным по­ходом на японский остров Цусима, находившийся на полпути между Японией и Кореей. Губернатор острова, по мнению корейцев, был в ответе за то, что не предотвращал пиратских рейдов к корейским бе­регам. Флот в составе 227 кораблей под командованием Ли Чжонму (1360-1425) был сформирован уже к 6-му месяцу и подошел к берегам Цусимы к 20-му числу того же месяца 1419 г. Корейцы потопили 124 вражеских судна, нанесли значительный урон прибрежным поселени­ям и добились от губернатора Цусимы выражения покорности Корее и обещания впредь делать все, чтобы не допускать пиратских набегов к ее берегам.

С другой стороны, губернатор Цусимы обратился с просьбой раз­решить японцам вести торговлю в трех южных корейских портах — Пусанпхо, Чепхо, Емпхо (иногда их еще называют Три порта — Самп-хо) и получил положительный ответ. Особый торговый договор 1443 г. закрепил японские права на торговлю. Таким образом, за исключе­нием 1510 г., когда японские поселенцы Трех портов подняли мятеж и затем порты были закрыты, на протяжении ХУ-ХУ1 вв. японцы постоянно проживали в южной части Кореи. Считается, что Корею ежегодно посещало до 6-8 тыс. японцев, а средний срок их прожива­ния составлял около 8 месяцев в году. Постоянное присутствие япон­цев в Корее, хорошее знание морских путей, соединявших две страны, освоение портов и прилегающей к ним территории в немалой степе­ни способствовали тому, что первый этап корейско-японской войны 1592-1598 гг. оказался весьма успешным для японцев.

Кроме торговли и отражения нападений японских пиратов, еще одним важным аспектом отношений двух стран был обмен регуляр­ными посольствами, в котором Корея выступала в качестве «страны-сюзерена», получая большую часть «подарков» с острова Цусима, «умиротворенного» ею.

Помимо Китая и Японии, соседями Кореи были чжурчжэньские племена, проживавшие у северо-восточных границ страны. После падения чжурчжэньского государства Цзинь в 1234 г., чжурчжэни вошли в состав территорий, управлявшихся монгольской династией Юань. Новая китайская династия Мин, сменившая Юань, не смогла подчинить большую часть чжурчжэней, живших отдельными племе­нами и «княжествами» в районе Северо-Восточного Китая. Чжур­чжэни, проживавшие в районе реки Туманган, куда многие из них были вытеснены после присоединения к Корее монгольского намест­ничества Ссансон в 1356 г., и далее — после расширения границ стра­ны — на северо-восток, причиняли Корее наибольшее беспокойство, совершая многочисленные набеги. Корейско-чжурчжэньские отноше­ния осложнялись еще и тем, что Корея как страна древней конфуци­анской культуры, считая чжурчжэней «варварами», требовала, чтобы те признали главенство Кореи и поставляли в страну ежегодную дань. Поэтому для обеспечения безопасности северных и северо-восточных границ Корее требовалось провести ряд особых мероприятий.

Еще в 1398 г. Ли Сонге приказал построить крепости Кончжу и Капчу для укрепления северных границ (верховья реки Амноккан). В правление короля Тхэчжона (1400-1418) для защиты границы в среднем течении Амноккана начали создавать особые укрепленные округа, учредив в 1416 г. округ Еён. Позже неподалеку от Ёёна об­разовали еще три укрепленных округа, переселив туда многие тыся­чи человек: Часон (1433 г.), Мучхан (1440 г.), Уе (1443 г.). Однако из-за удаленности от центра и трудностей, связанных с поддержани­ем жизнеспособности, а главное — из-за того, что более всего чжур­чжэни беспокоили Корею с северо-востока, а не с севера, к 1459 г. все эти округа были ликвидированы.

Для защиты северо-восточных границ вдоль среднего и нижне­го течения реки Туманган начали строить крепости чин. Сначала в 1432 г. у южного берега Тумангана построили крепость Нёнбук (в рус­скоязычной литературе ее называют Нёнбукчин). В 1434 г. были со­зданы особые оборонительные округа с центрами в крепостях Чонсон (вместо Нёнбук), Онсон, Кёнвон, Кёнхын, Пурён, Хверён, получившие общее название «шесть крепостей» — юкчин. Крепости обеспечивали надежную защиту от нападений чжурчжэней и служили базой для организации превентивных военных походов, самые значительные из которых предпринимались в 1437, 1460, 1467, 1479, 1491 гг.

Однако для защиты северных и северо-восточных границ государ­ства короли династии Ли не ограничивались использованием силовых методов. Еще в 1406 г. близ поселений Кёнвон и Кёнсон были устроены специальные рынки, где чжурчжэни могли вести торговлю с корейца­ми. Кроме того, с 1435 г. Корея стала проводить активную политику поощрения иммиграции чжурчжэней в пограничные районы. Пересе­лявшимся выдавалась земля, оказывалась помощь при строительстве домов. Однако бывали и случаи бегства насильно переселенных чжур­чжэней.

Стабилизация международного положения Кореи была частью об­щего процесса укрепления и развития нового государства Чосон, кото­рый не мог не сказаться положительно на состоянии корейской культуры.