Предложение ® прозаическая строфа ® фрагмент ® глава ®часть ® законченное произведение. 3 страница

Составьте по два предложения, связанные цепной связью, на каждую модель дополнение — подлежащее, подлежащее — дополнение, дополнение — дополнение, сказуемое — подлежащее.

Параллельная связь

Структурная соотнесенность предложений может выражаться и по-иному. Обратимся снова к нашему примеру Маша рисует елку. Можно продолжать это предложение, например так:

Маша рисует елку.

Игорь читает книгу.

Зина разгадывает кроссворд.

Предложения, несомненно, связаны друг с другом, хотя ни в одном из них нет повторяющихся слов. Что же связывает предложения?

Структурная соотнесенность, хотя она и имеет вид, отличный от цепной связи. Каждое последующее предложение построено по типу предшествующего. Все однотипны (состоят из подлежащего, сказуемого, дополнения), все имеют одинаковый порядок слов. Они параллельны. И этот параллелизм служит основой связи. Предложения не развиваются одно из другого, как при цепной связи, но сопоставляются. Мы как бы сравниваем содержание каждого последующего предложения с содержанием предшествующего, как в известном стихотворении С. Михалкова:

Кто на лавочке сидел,

Кто на улицу глядел,

Толя пел, Борис молчал,

Николай ногой качал.

Дело было вечером,

Делать было нечего.

Возможен и несколько иной тип параллелизма:

Маша рисует елку.

Маша учится в школе.

Маша интересуется географией.

Здесь параллелизм строения предложений усиливается, подчеркивается анафорой, единоначатием, т. е. одинаковым началом каждого предложения. И так как в нашем примере речь идет об одном человеке, то подчеркиваются, сопоставляются его качества, поступки и т. д. Такое строение текста уместно при характеристике кого-либо, создании речевого портрета, вообще при описании.

Вот, например, рассказ о древнем Египте:

Нравы и обычаи египтян не такие, как у других народов, а наоборот. Женщины у них торгуют на площадях, а мужчины хозяйничают дома. Хлеб в Египте пекут не из пшеницы и ячменя, а из полбы. Тесто месят ногами, а глину руками. Пишут и считают не слева направо, а справа налево. Покойников не сжигают на костре, как греки, а бальзамируют и стараются сохранить как можно дольше. Самые большие постройки в Египте не храмы и не дворцы, а царские могилы — пирамиды. Самых больших пирамид — три; построили их цари Хеопс, Хефрен и Микерин. Когда строили пирамиду Хеопса, то работали на стройке сто тысяч человек, сменяясь каждые три месяца, а все другие работы в стране были запрещены. Строили ее тридцать лет, и на пирамиде написано, что только на редьку, лук и чеснок для рабочих издержано было две тысячи пудов серебра, а сколько на все остальное, не считал никто.

Таким образом, два основных типа связи самостоятельных предложений в тексте — цепная и параллельная — основаны на структурной соотнесенности предложений. Первая используется при последовательном движении и развитии мысли, а вторая — при сопоставительном.

Составьте по два предложения с использованием а) полного параллелизма; б) неполного параллелизма; в) анафоры.

Подготовьте один из рефератов (по выбору):

1. Фигуры речи: параллелизм, анафора, эпифора. См., например: Никитина Е.И. Русская речь: 8—9 классы. - М., 1995. - С. 11-12; 42-43. Новиков Л.А. Искусство слова.— М., 1991.— С. 82—83.

2. Речь и мышление. См. Львов М.Р. Риторика. — М., 1995.- С. 108-111.

4. СТРОИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ РЕЧИ

Предложение и строфа как единицы текста

Итак, мы выяснили, как соединяются мысли, как связываются предложения в тексте. Можно ли в результате сказать, что мы знаем, как устроен текст? Нет, конечно. Он настолько сложен, что наука только пытается приблизиться к пониманию устройства текста, делает, можно сказать, первые шаги.

Человечество постепенно открывало для себя язык и механизмы его действия. Так, для нас род, склонение существительных нечто привычное, знакомое. А вот когда софист Протагор впервые заговорил о родах названий, это вызвало у слушателей — древних греков — большое недоумение. Сама мысль о том, что родной язык надо изучать, встречала лишь звонкий смех. Разве мы не знаем свой язык с детства?

Ответ на вопрос не так прост. Знаем, конечно, если под знанием понимать умение говорить. Не знаем, если речь идет о природе языка, о том, как он действует, как он устроен.

Итак, люди постепенно открывали для себя язык, и уже в наше время, в последние десятилетия XX века, подошли к изучению самого, по-видимому, сложного образования — текста.

Любой текст состоит из предложений. Это строительный материал, своеобразные кирпичи, образующие здание текста. Но как от отдельного кирпича до законченного дома, так от предложения до завершенного произведения дистанция огромного размера. Между предложением и законченным произведением не может не быть промежуточных звеньев, единиц. Иначе человеческая память была бы не в состоянии охватить огромное количество предложений, составляющих, например, "Войну и мир" Л. Толстого. Необходимы перерывы, остановки, возвращения к ранее сказанному. Вязь предложений неоднородна. Одни играют важную роль, выражая нечто существенное, отмечая вехи повествования, другие имеют локальное значение. И все это получает отражение в структуре текста. Такая картина открывается, если идти от произведения к отдельному предложению.

К аналогичному выводу мы придем, если двигаться от предложения к завершенному произведению. Отдельное предложение не закончено, не исчерпывает мысли.

Откроем наугад какую-либо книгу и выпишем из нее первую попавшуюся на глаза фразу, например такую:

В феврале им был сделан обзор новых русских книг.

Предложение вызывает много вопросов. О ком идет речь? Почему подчеркивается февраль? Какие новые русские книги обозревались? Ведь новых книг довольно много.

Смысл фразы проясняется только в контексте, из которого она взята, т. е. в группе предложений, предшествующих цитированному и следующих за ним:

Новый 1913 год начался у Гумилева все той же бурной деятельностью. В январском номере "Аполлона" вышла его статья "Заветы символизма и акмеизм". В феврале им был сделан обзор новых русских книг. В мартовском номере появилась подборка стихов поэтов, причислявших себя к акмеистам, и среди них стихотворение Гумилева "Пятистопные ямбы". Наконец, в четвертом, апрельском номере — его же переводы из "Большого завещания" Франсуа Вийона. Но, вероятно, главной была работа по подготовке уже пятого по счету сборника стихов, который поэт решил назвать "Колчан". В него должны были войти все итальянские стихи, а также и все написанное им в самое последнее время.

Это отрывок из книги В.В. Бронгулеева "Посредине странствия земного. Документальная повесть о жизни и творчестве Николая Гумилева" (М., 1995, с. 275).

Итак, отдельное предложение не исчерпывает мысли, оно выражает лишь какую-либо ее часть, какую-либо сторону. И это соответствует характеру человеческого восприятия. Мы воспринимаем информацию долями, частями, анализируя их, соединяя, суммируя, производя сложные, не до конца известные науке умственные процессы. Так, смотря фильм, мы воспринимаем прежде всего кадры — своеобразные "буквы" фильма, которые складываются в "слова" — движения героя, элементы картины; последние — в сцены (предложения), "предложения" — в эпизоды и т. д.

Крупное живописное полотно мы также воспринимаем через детали, компонуя которые художник направляет наше восприятие. То же — в музыке, скульптуре, литературе. Иначе говоря, особенность человеческого восприятия такова, что мы получаем информацию частями.

Предложения в тексте — это своеобразные кванты, доли информации, из которых складывается целая информационная картина, целое речевое произведение. Отдельное предложение, как мы уже знаем, это часть мысли. Что же соответствует более или менее полному выражению мысли? Иначе говоря, во что объединяются предложения?

Для развития, более или менее полного раскрытия мысли требуется группа предложений. Язык, как известно, это форма мысли. Слова выражают понятия, предложения — суждения, а группа предложений — законченную мысль.

Таким образом, группа предложений, объединенных по смыслу и грамматически и выражающих более или менее законченную мысль, — это языковая единица, как слово или предложение, но более сложная по составу, устройству.

В научной литературе ее называют по-разному: сложное синтаксическое целое, сверхфразовое единство, компонент, прозаическая строфа и др. Воспользуемся последним термином. Строфа обозначает тесно взаимосвязанную группу стихов, представляющих собой смысловое, метрическое и синтаксическое единство.

Вот, например, строфа, созданная А.С. Пушкиным для романа в стихах "Евгений Онегин" (онегинская):

Высокой страсти не имея

Для звуков жизни не щадить,

Не мог он ямба от хорея,

Как мы ни бились, отличить.

Бранил Гомера, Феокрита;

Зато читал Адама Смита

И был глубокий эконом,

То есть умел судить о том,

Как государство богатеет,

И чем живет, и почему

Не нужно золота ему,

Когда простой продукт имеет.

Отец понять его не мог

И земли отдавал в залог.

Онегинская строфа состоит из 14 стихов. Первое четверостишие дает обычно тему строфы, второе — развитие, третье — кульминацию и последнее двустишие — концовку. По своей цельности онегинская строфа представляет собой как бы "стихотворение в стихотворении".

В отличие от стихотворной строфы тесное смысловое и синтаксическое единство законченных предложений в прозаической речи логично называть прозаической строфой. В дальнейшем для краткости можно пользоваться и термином строфа, понимая под этим прозаическую строфу.

Важно иметь в виду, что строфа — это не сумма предложений, а синтаксическая единица, единица языка. Между составляющими строфу предложениями существуют грамматические отношения (ср. отношения между словами в предложении). Любой достаточно протяженный текст естественно членится на строфы. С другой стороны, если нам нужно написать какой-либо текст, мы не можем обойтись без прозаических строф, составляющих строительный материал речи.

Немецкий писатель Л. Франк в автобиографическом романе "Слева, где сердце" рассказывает о том, как малограмотная крестьянка, мать главного героя произведения, написала роман: "Они читали целый день. Во всем романе не было ни одной запятой. Но каждая страница распадалась на абзацы там, где они сами собой возникали в ходе повествования".

Членение текста на прозаические строфы — один из законов построения речи. И он проявляется в любом тексте.

Важная характеристика строфы — отношение автора (говорящего) к тому, что им высказывается. Возьмем, например, начало "Медного всадника" А. С. Пушкина.

На берегу пустынных волн

Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел. Пред ним широко

Река неслася; бедный челн

По ней стремился одиноко.

По мшистым, топким берегам

Чернели избы здесь и там,

Приют убогого чухонца;

И лес, неведомый лучам

В тумане спрятанного солнца,

Кругом шумел.

И думал он...

Этот отрывок, конечно, не просто механическое соединение предложений, перечисление случайных картин, деталей. Он един прежде всего по выраженному в нем авторскому отношению. Разные в принципе мысли-предложения (стоящий в раздумий он, несущаяся река, мшистые, топкие берега, одинокий челн) тесно объединяются не только благодаря цепным связям между предложениями, но и благодаря единому тону. Позиция автора на протяжении отрывка неизменна. Он описывает человека, глубоко погрузившегося в думы, и окружающую его обстановку. Описание исполнено величия, силы, таинственности. Пустынная, дикая, мрачная природа — и на этом фоне некто размышляющий. Контраст фона и личности резко выделяет, подчеркивает человека. Местоимение он у Пушкина дано курсивом, т.е. логически выделено, но содержательно не раскрыто.

Вот этот единый тон по отношению к изображаемому, единая авторская позиция и объединяют тесно предложения.

Предложения строфы имеют, как правило, единую авторскую позицию, и любое изменение ее сказывается на структуре строфы. В качестве средств выражения авторской позиции используются (для оформления переходов, начала, конца мысли и т.д.) личные местоимения (я, мы), личные глагольные формы, модальные слова, частицы и др.

Что такое прозаическая строфа и как ее можно назвать иначе?

Композиция строфы

Итак, прозаическая строфа — это единица, строящаяся по законам языка. Составляющие строфу предложения объединяются грамматическими отношениями (цепная, параллельная связь) и единой авторской позицией. Это внутренний, грамматический план строения строфы.

Однако, будучи одной из крупных структурных единиц, на которые членится речь, строфа имеет и внешний план строения — определенную композицию. Входящие в нее предложения играют неодинаковую роль. Наибольшей самостоятельностью, относительно большой свободой своего строения характеризуется первое предложение — зачин. Для зачина используются специальные синтаксические средства, оформляющие момент начала речи. Другие предложения строфы менее самостоятельны в структурном и смысловом отношении и часто зависят синтаксически от зачина. Зачин является организующим синтаксическим центром строфы.

Синтаксическая специфика зачина связана с его назначением в качестве первого предложения строфы. В любом виде речи существует необходимость выразить начало мысли, оформить его синтаксическими средствами. Можно, например, отметить существование устойчивых формул начала мысли в диалогической речи.

Вспомним стихотворение Н.А. Некрасова "Железная дорога":

Слушай, мой милый: труды роковые

Кончены — немец уж рельсы кладет.

Мертвые в землю зарыты; больные

Скрыты в землянках; рабочий народ

Тесной гурьбой у конторы собрался...

Слушай, мой милый — это и обращение к собеседнику, привлечение его внимания, и оформление начала рассказа, сообщения.

Первое предложение не отталкивается от предыдущего, уже известного, данного, а начинает сообщение, содержит "новое". Если рассматривать предложения с точки зрения движения мысли, данного и нового, то зачины — это такие предложения, которые содержат лишь "новое". Это предложения, начинающие повествование, вводящие то, о чем будет идти речь.

В некоторых жанрах народного творчества, например в сказках, существуют устойчивые зачины — формулы типа жили-были: Жил-был мальчик; Жили-были старик со старухой.

Другой вид и состав имеют устойчивые зачины арабских сказок "Тысяча и одна ночь":

— Дошло до меня, о счастливый царь, — сказала Шахразада, — что был один рыбак, глубокий старец, и были у него жена и трое детей, и жил он в бедности. И был у него обычай забрасывать свою сеть каждый день четыре раза, ни больше, ни меньше; и вот однажды он вышел в полуденную жару <...> ("Сказка о рыбаке").

— Дошло до меня, о счастливый царь, — сказала Шахразада, — что был в Басре царь из царей, который любил бедняков и нищих, и был благосклонен к подданным, и одаривал из своих денег тех, кто верил в Мухаммеда, да благословит его Аллах и да приветствует! ("Рассказ о двух везирях и Анис аль-Джали").

А вот другой вариант зачинов из тех же арабских сказок:

Рассказывают также, что был в давние времена и минувшие века и годы мудрец из мудрецов греческих, и было этому мудрецу имя Данияль ("Рассказ о Хасибе и царице змей").

Рассказывают, что однажды царевич Тадж-аль-Мулук поехал со своей свитой на охоту и ловлю ("Повесть о любящем и любимом").

Вводя новую мысль, зачин определяет во многом ее развитие, как бы дает тон последующему изложению. Обладая законченностью не только грамматической, но и смысловой, тематической, зачин нередко заключает в себе краткое содержание всей строфы.

В художественной речи зачин не только обозначает тему строфы, но и служит своего рода камертоном, определяющим стилистическое единство строфы. Не случайно поэтому первому предложению произведения писатели уделяют так много внимания.

"Строка сделана и сразу становится основной, определяющей все четверостишие", — писал В. Маяковский о работе над стихотворением "Сергею Есенину".

"Да, первая фраза имеет решающее значение. Она определяет, прежде всего, размер произведения, звучание всего произведения в целом. И вот еще что. Если этот изначальный звук не удается взять правильно, то неизбежно или запутаешься и отложишь начатое, или просто отбросишь начатое, как негодное", — читаем мы в произведении И.А. Бунина "Как я пишу".

"Я просмотрел все его первые фразы, — пишет В. Каверин о прозе А. П. Чехова. — Поразительно похожие по своей структуре, часто состоящие из главных предложений (без придаточных), а иногда из одного слова, они вводят читателя в действие сразу, с полной определенностью, без малейших колебаний".

Вот некоторые первые фразы А.П Чехова:

Музыкантов было восемь человек ("Корреспондент").

Земская больница. Утро ("Сельские эскулапы").

Ужасно плакать хочется! Зареви я, так, кажется, легче бы стало ("Пропащее дело").

Дело завязалось еще зимой ("Скверная история").

Маленький, еле видимый городишко. Называется городом, но на город столько же похож, сколько плохая деревня на город ("Ярмарка").

Таким образом, зачин играет большую роль в строфе. Обозначая начало мысли, он определяет дальнейший ход ее развития. Не менее значительна роль зачина как организующего центра строфы. Только первое предложение строфы можно считать построенным свободно. Структура же второго предложения и последующих в значительной степени определена и обусловлена отношением к первому.

Однако синтаксическая самостоятельность, независимость зачина относительна. Строфа — единое синтаксическое целое, и все ее элементы тесно взаимосвязаны.

Так, в строфе Наступила поздняя осень. Редко светит осеннее солнышко. Часто идет мелкий дождь зачин в значительной степени определяет структуру строфы. Но и строение самого зачина обусловлено структурой всей строфы. В нем невозможно, например, изменить порядок слов, не нарушив целостность структуры.

Синтаксическое строение зачинов разнообразно. Но тем не менее существуют определенные устойчивые повторяющиеся формы, синтаксические способы выражения начала мысли, перехода от одной мысли к другой и т. д. Разумеется, эти зачины далеки от устойчивых фольклорных зачинов типа жили-были, но наблюдения показывают, что многие зачины однотипны по своей синтаксической форме и, имея разное лексическое наполнение, встречаются у разных авторов. Сравним в этом отношении несколько зачинов:

Гости съезжались на дачу (А.С. Пушкин).

Все смешалось в доме Облонских (Л.Н. Толстой).

Мы были в Германии (Я. Гумилев).

При полной несхожести лексической по синтаксической своей форме данные зачины однотипны. Все они имеют одинаковый (прямой) порядок слов: подлежащее, сказуемое, обстоятельство. Сказуемое — простое, выраженное обычно глаголом прошедшего времени совершенного или несовершенного вида. Здесь нет специальных "вводящих" средств, подчеркивающих, выражающих начало действия, описания; действие как бы описывается с середины. В таких зачинах подчеркивается само действие, событие, процесс.

Для смыслового членения этих зачинов характерна равномерная распределенность логического ударения между всеми членами предложения: каждое слово произносится четко, раздельно. В зачинах этого типа сказуемое выражено, как правило, глаголом конкретного физического действия; предложения невелики, они называют субъект действия, его направленность и объект. Зачины эти употребляются обычно в первых, начальных строфах произведений. Именно отсутствие специальных вводящих средств, по-видимому, восхитило Л. Толстого в пушкинском зачине "Гости съезжались на дачу": "Вот как надо начинать... Пушкин— наш учитель. Это сразу вводит читателя в интерес самого действия. Другой бы стал описывать гостей, комнаты, а Пушкин прямо приступает к делу".

Лапидарно называя действие, событие, такие быстрые энергичные зачины являются как бы синтаксически открытыми — требуют развития, распространения. Такие зачины можно назвать динамическими.

Зачин оформляет начало мысли, микротему строфы. Затем следует средняя часть — развитие мысли, темы.

Средняя часть может быть более или менее протяженной (одно, два или больше предложений), что зависит от характера мысли, вида речи, индивидуального стиля и других факторов. Но особыми синтаксическими средствами эта часть не оформляется. Предложения присоединяются к зачину посредством цепной или параллельной связи.

А вот нижняя граница строфы, ее завершение — концовка— выделяется, как правило, особо, специально. Читатель должен почувствовать, что развитие мысли строфы завершается.

Древние римляне, например, обычно заключали свои речи, свои выступления коротким и энергичным словом Dixi! (Я сказал!). Это означало: все необходимое сказано, больше говорить не о чем. В дальнейшем это слово перешло из латыни во многие языки. Его можно встретить у Пушкина, Тургенева, Чернышевского и других писателей. Часто этим словом заканчивали письма, например: "Итак, Dixi!"

Концовки постоянного лексического состава нередко используются в устном народном творчестве, например в арабских сказках из "Тысячи и одной ночи":

И в это время пришел к ним султан, и они рассказали ему обо всем, что случилось из-за брата магрибинца, и показали его труп, и тогда султан велел его сжечь так же, как его брата, и его сожгли и развеяли прах но воздуху. И Ала ад-Дин со своей женой госпожой Будур проводили время в веселье и радости, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучтельница собраний — смерть ("Рассказ про Ала ад-Дина и волшебный светильник").

И оставался Хасан царем в Багдаде долгое время, и получил он от дочери царя троих детей мужеского пола, которые унаследовали власть после него И жили они прекраснейшей и приятнейшей жизнью, пока не пришла к ним смерть — Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Да будет же слава тому, кому принадлежит вечность и в чьей руке отмена и утверждение! ("Рассказ о купце Али-Египтянине").

В других жанрах — и это гораздо чаще — концовка оформляется преимущественно с помощью синтаксических средств. Так, широко распространено использование союза и в последнем предложении строфы.

Они прошли ряд великолепных комнат, наполненных учтивыми официантами. Несколько генералов и тайных советников играли в вист, молодые люди сидели, развалясь на штофных диванах, ели мороженое и курили трубки. В гостиной за длинным столом, около которого теснилось человек двадцать игроков, сидел хозяин и метал банк. Он был человек лет шестидесяти, самой почтенной наружности, голова была покрыта серебряной сединою; полное и свежее лицо изображало добродушие; глаза блистали, оживленные всегдашнею улыбкою Нарумов представил ему Германна. Чекалинский дружески пожал ему руку, просил не церемониться и продолжал метать (А. С. Пушкин).

Последнее предложение строфы состоит из трех однородных сказуемых с союзом и перед последним из них. В составе предложения союз и перед последним из однородных членов замыкает их ряд, означает исчерпанность перечисления. В концовке прозаической строфы функция союза и в аналогичных синтаксических условиях усложняется: он сигнализирует о завершенности не только перечисления, но и всей строфы, значение замкнутости, исчерпанности как бы наслаивается на основные смысловые оттенки союза, становясь среди них преобладающим.

Для синтаксического оформления концовки строфы союз и используется и в другом своем качестве — в присоединительном значении в начале последнего предложения:

Не ясно ли, что мы иногда неправильно употребляем слово "язык" и что в действительности нет у нас множества особых языков, а есть в различных формах и стилях один и единственный русский язык. Он служит и художественной литературе, и газетам, и технике, и науке, и суду. И во всех видах и разновидностях языка одно требование непреложно: он должен быть правильным, грамотным, живым (Д. Заславский).

Способы синтаксического оформления концовки многообразны. Кроме союза и используются союзы а, но, да. Средствами завершения строфы могут служить восклицательные или вопросительные предложения, вводные слова, прямая речь и т. д. Общим для всех этих средств является изменение синтаксического облика концовки по сравнению с предшествующим текстом (изменение порядка слов, структуры предложения, характера синтаксической связи концовки с предшествующим предложением, изменение характера повествования и т. д.).

Таким образом, строфа имеет, как правило, следующую композицию: зачин, содержащий начало мысли, формулирующий ее тему, среднюю часть — развитие мысли, темы и концовку — своеобразную синтаксическую (композиционную) точку, подводящую итог микротеме строфы и подчеркивающую это не только в смысловом, но и в синтаксическом отношении.

Следует также отметить, что описанная композиция строфы — характерная, типовая, но необязательная. В зависимости от структуры целого произведения или его фрагментов возможны строфы без зачинов, без концовки и строфы-предложения. Композиционно-тематическое многообразие строф определяется задачами, содержанием текста. Однако все это многообразие основывается на типовом, "идеальном" виде строфы, состоящей из трех отмеченных нами частей.

Из каких частей чаще всего состоит строфа?

Фрагмент

Итак, предложения объединяются в прозаические строфы. Следующий после предложения уровень синтаксической структуры текста — уровень прозаической строфы. Именно строфа выступает в качестве основной единицы текста. И это вполне естественно. Каждый шаг вперед от слова к тексту ведет к укрупнению основной единицы анализа.

Чтобы построить предложение, необходимо соединить определенные слова — члены предложения. Чтобы построить строфу, соединяют предложения. Чтобы составить более сложное сообщение, мы должны мыслить более крупными "блоками" — строфами, наметить план, движение, развитие темы, переходов, связи.

Прозаические строфы, как и предложения, не существуют в речи изолированно, но так или иначе сопоставляются, противопоставляются, вступают в другие смысловые отношения, нередко очень сложные, выражая движение, развитие мысли-темы. Обычно одна тема (или ее аспект) развивается в двух или нескольких прозаических строфах. Эти строфы образуют семантико-синтаксическую единицу — фрагмент. Во фрагменте, как правило, наибольшую смысловую, информационную и композиционную нагрузку несет строфа, открывающая произведение или начинающая новую тему, выражающая узловой момент ее развития.

Рассмотрим начальный фрагмент рассказа А.П. Чехова "Белолобый":

Голодная волчиха встала, чтобы идти на охоту. Ее волчата, все трое, крепко спали, сбившись в кучу, и грели друг друга. Она облизала их и пошла.

Был уже весенний месяц март, но по ночам деревья трещали от холода, как в декабре, и едва высунешь язык, как его начинало сильно щипать. Волчиха была слабого здоровья, мнительная; она вздрагивала от малейшего шума и все думала о том, как бы дома без нее кто не обидел волчат. Запах человеческих и лошадиных следов, пни, сложенные дрова и темная унавоженная дорога пугали ее; ей казалось, будто за деревьями в потемках стоят люди и где-то за лесом воют собаки. Она была уже немолода и чутье у нее ослабло, так, что, случалось, лисий след она принимала за собачий и иногда даже, обманутая чутьем, сбивалась с дороги, чего с нею никогда не бывало в молодости. По слабости здоровья она уже не охотилась на телят и крупных баранов, как прежде, и уже далеко обходила лошадей с жеребятами, а питалась одною падалью; свежее мясо ей приходилось кушать очень редко, только весной, когда она, набредя на зайчиху, отнимала у нее детей или забиралась к мужикам в хлев, где были ягнята.

Зачин фрагмента (одновременно и всего рассказа) содержит в сжатом виде "программу" сюжета, его главную тему, которая далее будет развиваться. В смысловом, логическом отношении предложение (зачин) состоит из субъекта — голодная волчиха и предиката — встала, чтобы идти на охоту. Об этом и пойдет речь далее — о голодной старой волчихе и о том, что произошло с ней на охоте. Именно так и раскрывается содержание рассказа.

Начальный фрагмент представляет собой развитие линии субъекта (волчиха), последующие — развитие линии предиката (охота).

Цитированный фрагмент состоит из трех прозаических строф, связанных тесно между собой, но различающихся функционально.