Человек Н и Я в свои семнадцать лет.

(Рассказ написан от лица семнадцатилетнего меня или похожего на меня – Это очень важное замечание)

Я второй год жил в пятиэтажном доме по адресу Глинка 4 в однокомнатной квартире с папой. Длинный дом тянулся вдоль проезжей улицы. Шесть подъездов выходили на другую сторону от дороги. Вместе с нами в подъезде жили в основном старики. Но нашими соседями были муж и жена порядка сорока лет. Входные двери стояли рядом. Одна единственная комната соприкасалась с нами стеной. С остальными соседями, двери которых напротив, граничили ванной и кухней. Семья за стеной комнаты в браке вряд ли были счастливы. Частенько за стеной слышны были ссоры, скандалы и даже истерические крики. Слава богу, они съехали. Надеюсь, они развелись. Зачем друг друга мучить? Соседняя квартира сменила хозяев.

Папа жил со мной условно. Он редко оставался подолгу дома и часто вообще не ночевал. Поэтому я жил, почти, что полноценной холостяцкой жизнью (в смысле сам).

В то время я рассорился со своими лучшими друзьями. Сразу с двумя. Рассорился навсегда. Хотя мы учились в одном классе, примирения не наставало. Я не считал нужным делать первые шаги. Повседневная жизнь круто для меня поменялась. Давила скука и одиночество. У нас была замкнутая тройка. Всюду ходили вместе, строили планы на будущее, часто спорили, обговаривали самые различные вопросы, много рассуждали.

Я сам четко отделял своих знакомых от своих друзей, за это теперь и расплачивался. Знакомых ребят было много, а друзей вообще нет.

Я открываю собственную дверь. Состояние прескверное. Парень сосед выходил в это время. Он сказал: “Привет” и тут же добавил: “Прекрасная сегодня погода?”. Я: “Да, погода сегодня отличная. С утра было прохладно. Но так бывает обычно, ведь солнца ночью нет совсем. Солнце только днем.” Короче понес белиберду. Мне совсем не хотелось с ним разговаривать.

- Я ваш новый сосед.

- Да? А я ваш старый.

- Значит, вы меня давно знаете?

Я посмотрел на него – он приветливо улыбался.

- Ну, я догадываюсь, что и вас я тоже знаю.

- Как и всех? – улыбается.

Мне стало немного неловко, но потом и я тоже начал улыбаться. Так слово за слово мы и познакомились. Он мне показался интересным, каким-то не совсем обычным. Я даже пригласил его к себе вечером попить чаю.

- Я постараюсь. Если не получиться загляну в другое время.

- Хорошо.

Он не пришел вечером. А другое время пришло через неделю. До этого я его ни разу не видел.

- Привет. Можно к тебе на чай. Помнишь, мы договаривались?

- Признаться, я почти что забыл. Проходи, но у меня для гостя нет ни пряников, ни леденцов.

Деньги были. Я мог бы сбегать вниз в магазин, но оставлять малознакомого человека в квартире не осмелился.

- Ничего у меня дома есть. Сейчас принесу.

Он вернулся с большим пакетом маленьких калачиков с вареньем. Они у нас ласунци называются.

Я подумал тогда: «А он основательно подготовился».

- Да вот еще: у меня только мятный чай. Подойдет? – предупредил я.

- Люблю мятный чай. Жил раньше в деревне. Только его и пил. А здесь еще ни разу.

О чем можно говорить с совсем незнакомым человеком? Сразу много вопросов можно задать. В первую встречу всегда есть о чем поговорить. Таким образом, люди разговаривают с попутчиками в поездах, с земляками или просто, когда кто-то знакомый знакомит. Часто бывает первый разговор самый длинный, а потом между вами только «привет» при встрече. Быть может, поэтому общительным людям нравится заводить новые знакомства.

Я без церемоний расспрашивал его, что да как. Зовут Паша, лет ему двадцать. Живет в квартире с дедом и младшим братом. Раньше жил в деревне у бабушки, еще раньше, три года назад закончил здесь сорок третью школу. Теперь вернулся.

- Как занесло тебя после школы в деревню?

- Так получилось. Я поступил в НКИ, хотел учиться. Не вышло. Застрял у бабушки на три года.

- Деда твоего далеко от бабки занесло.

- Нет, он не ее муж.

- Вы втроем из деревни приехали?

- Да, можно так сказать.

- А малый там учился в школе?

- Нет, не учился.

- И здесь не учится?

- М-м-м нет. Сложно тебе объяснить. Как-нибудь потом, хорошо?

- Хорошо. А твои приятели по школе, они остались.

- Связи поддерживать с ними не получалось. Сейчас знаю, один переехал в Россию, другой учится в Киеве. Я месяц назад с ним встречался. Он так сильно изменился за это время. Поговорили, вспоминали прошлое. Он рассказал за некоторых одноклассников. Столько всего происходило. У меня такое ощущение, что я был заморожен эти три года. Город изменился.

Так я с ним познакомился. Со временем мы подружились.

Человеком Паша был спокойным уравновешенным, я бы сказал флегматиком. Даже шуткам он не смеялся, а улыбался, говоря «да хороший анекдот, очень смешной», а сам не больно-то смеется. Для меня этот человек оказался находкой. Во-первых, интересный. Во-вторых, нашелся очень кстати. Наконец-то мне было, кому рассказать за обиды или обговорить новые вопросы.

Со своей семьей он формально меня так и не познакомил. Так случалось, когда я заставал его дома, они, где-то гуляли. Иногда дверь открывал дед и говорил, что Паши нет, он куда-то ушел. Где он гулял, дед не знал. По-моему у Паши не было других друзей кроме меня, поэтому я не представлял, где он пропадает. Сам Паша не работал. Он собирался снова поступать в НКИ.

Жили они дружно, по крайней мере, из-за собственной стены ни разу не слышал криков, ругани, как раньше.

 

Братик не в пример Паши был вообще веселым человечком.

Как-то у подъезда на скамейке я ждал папу. На улице малый играл в «квадраты» со своим ровесником Денисом (то же из нашего подъезда). Он тогда оставил свою площадку подошел ко мне, поздоровался за руку и подмигнул, как будто я с ним запанибрата. Только и слышен был его смех и щебет во время игры. Страшный говорун! Рассказывал тогда интересно о каком-то лесе, деревьях, а Денис перебивал его, ведя счет: «Два – два, два – три…». Но вот Пашин брат упустил мяч и тот покатился далеко за сторону Дениса.

- Я не побегу. Сам беги. Вон куда пнул. – Рассерженно сказал Денис.

Малый тут же, без пререканий на всех парах кинулся за мячом. Он пробегал мимо Дениса. Тот подставил ему ножку, и паренек упал с размаху на колени, звучно ляпнув ладонями по асфальту. Денис такого эффектного падения явно не ожидал.

- Ой. Я не хотел, – сказал он тут же.

Брат Паши даже не крикнул. Он молча поднялся, посмотрел на свои сбитые в кровь колени, потом на Дениса, но скорей не с обидой, а сожалением: «Эх ты» - выражало его лицо. Я сначала думал, что сейчас начнется рев. Однако плакать он не собирался, хромая вошел в подъезд. Денис кричал ему вслед:

- Вернись плакса! Что ябедничать пошел, да?

На следующий день я видел, как они играли опять, как ни в чем не бывало. Опять малый был весел. Я вспомнил вчерашнюю историю и обратил внимание, что на коленях малого и ссадины не осталось.

Дети быстро мирятся.

 

Однажды, то есть не однажды, а целую неделю я не мог застать Пашу ни как дома. Я заходил к нему каждый день утром и вечером. Я постоянно спрашивал у деда: «Есть ли Паша дома». Дед отвечал, что его нет. Я говорил: «Как придет, пусть зайдет». Он отвечал «хорошо», но Паша не заходил. Я через два дня спросил у деда: «Я вам случайно не надоел, извините, что так часто захожу. Но, понимаете, Паша вроде здесь живет, ночует или вы забываете ему напомнить, что я заходил? Бабушка моя часто забывает. Вы бы записали. Он на работу устроился или квартиру где снимает? Если приходит поздно, то все же скажите. Я поздно спать ложусь». Он тогда сказал мне: «Проходи, пожалуйста, он скоро зайдет». Я: «Отлично, как зайдет, пусть позвонит в мою дверь. Я буду дома. Вот моя дверь – я указал пальцем – Я ваш сосед». Я знал, что он это прекрасно знает, но мне не понятно было, почему Паша не заходит и я поэтому, как бы указывал на несущественные причины.

Другому бы давно надоело, а меня на тот момент перемкнуло, и каждодневные походы стали делом принципа. Остальные диалоги были такими.

- Его нет?

- Нет.

А последний раз я, услышав шаркающие ноги старика за дверью, сказал громко: «Все, понятно, понятно, я пошел».

В тот же день вечером, почти что ночью, в квартире я услышал звонок. Я открыл дверь и с удивлением обнаружил там Пашиного деда. Он тяжело поднял на меня глаза и спросил:

- Поговорить нужно, можно войти?

- Пожалуйста, входите. – Я думал, что вот сейчас он захотел рассказать что-нибудь о Паше. Не дай бог, с ним что-нибудь случилось, потому что вид у деда был совсем разбитый, да и в гости так поздно не ходят.

Он вошел в комнату и сел на мой диванчик. Он сидел и долго молчал.

- Вам что-нибудь нужно спросил я?

- Посмотри внимательно на меня, это я. Неужели совсем ни чего не остается? Это я, ты, не можешь узнать меня. Таким я буду в старости возможно, а сейчас это все же я. Не смотри так, не спеши. Посиди, подумай, вот и все. Я один живу. Иди, попей свой мятный чай и подумай. Я пошел к себе. Ты заходи, спрашивай, если что. Я слишком долго думал, как тебе сказать, но вот теперь твой черед.

Он встал и ушел. А я остался сидеть.

«Какую бессмыслицу нес этот дед? Из всего сказанного понятно, что Паша с ним не живет. «Это я, это я …» Кто это ты? Странный дед, очень странный. «Посиди, подумай». Если ты дед умом тронулся, то пришел бы и назвал себя Наполеоном, и я бы очень быстро тогда думал».

А потом, обнаружив, что запихиваю в заварочный чайник сухие лепестки мяты, рассмеялся. «Ну его, напиваться перед сном». Я оставил в кухне все, как есть и пошел в комнату стелиться.

Звонок в дверь. Время около двенадцати. «Не уж то опять дед?» Не спеша подхожу к двери. Пашин голос: «Открывай - это я». Тут сказать не могу, как я обрадовался. Открыл дверь и двумя руками, тут же схватил его ладонь.

- Где ты пропал? Я думал вообще тебя не увижу! Хоть бы предупредил. Тут еще твой дед заходил.

- Эх ты. – Сказал он улыбаясь - Я так и думал, что ты ни чего не поймешь.

Тут только я заметил, что одет он был как дед и тапочки на нем те же. Я даже радоваться перестал. Только в тот момент шарики в голове завертелись, хотя и в холостую, пока что.

- Это же я к тебе только что заходил. Я был старым. Ну?

Я открыл рот. Как-то странно: я вдруг понял, что он говорит, и одновременно не верил ему. То есть ему я, конечно, верил, но не мог понять, как так может получиться. Все это можно было назвать глубоким недоумением.

Он как будто понял, что за каша твориться в голове и сказал «Сейчас ты мне поверишь». Тут он засмеялся и опять я почувствовал, что то не то, а потом уже я вспомнил: оказывается я ни разу не слышал, что бы Паша вот так вот смеялся, тянув улыбку до ушей. Бывает, что, видя выражение лица человека, какого не видел у него ни когда, не можешь его узнать. Он так напомнил мне его братика… СТОП.

Паша уменьшался у меня на глазах. А я очень спокойно подумал «Ну да, конечно. Это он и есть». Я смотрел, как прямо пере до мной Паша превращался в семилетнего мальчика. Менялось все, лишь улыбка оставалась.

- Это я, это я – смеялся теперь малый – а ты не понял, да?

Тут он широко зевнул и сказал.

- Все, пойду спать. Я так давно не высыпаюсь. Завтра увидимся, поговорим. – На последок выходя из двери он сказал опять. – эх ты, все таки не узнал. Завтра все расскажу. Только тс-с-с. – Он приложил указательный палец к губам и так скрылся за собственной дверью.

Весь следующий день мы проговорили, но в основном не о его превращениях. Объяснял все он всего лишь около часа. Исчерпал так быстро такую загадку! Как такое может быть? А сейчас, вспоминая об этом, я могу написать и того меньше. Коротко и доходчиво:

Пашин возраст менялся от состояния его души, настроения, если вам угодно. От веселости до грусти, от легкомыслия до глубокой задумчивости, от радости жизни до ненависти к ней, от мальчика до старика.

Всю неделю он был старым. Отчасти от того, что он не знал, как сказать мне о своем «свойстве» - он выразился именно так. Хотя я бы сказал о «проблеме». Я объяснил себе это так: Здесь ведь два момента: старик и мальчик – они друг друга уравновешивают. То от чего много горя, является так же тем, от чего много радости.

Про себя я пашу прозвал Человеком Настроения. Я с тех пор не раз был свидетелем его превращений. Был еще один очень интересный момент, который я заметил. Паша-мальчик и Паша-старик говорили в третьем лице о себе, как будто это были совсем два разных человека, хотя Паша, когда был самим собой о времени «депрессии» или «счастья» говорил «я пошел», «я сделал». Это наверно было из-за колоссальной разницы между этими двумя состояниями.

 

Он многим отличался от обычного ребенка. Во-первых, самостоятельность. Во-вторых, в смысле отношения к людям он хорошо знал, что есть добро и зло. С обычными детьми такого не бывает.

Я очень плохо схожусь с детьми. Они часто меня раздражают. Я не могу относиться к ним, как к детям. То есть не получается относиться к их выходкам снисходительно. Помню, вроде нашел общий язык с одной девочкой Ирочкой семи лет. Играл с ней, катал на шее. Так вот, как-то Ирочка залезла на мои брусья у бабушки. Она попросила подать резиновый мяч. Я даю, разворачиваюсь уходить, и мне следом в затылок летит ее мяч. Поворачиваюсь – она смеется. Молча ухожу. Она орет мне в след: «Подай мне мяч!». Так кончилась наша дружба. Конечно, с моей стороны ошибка так категорично относится к детям, но ничего не могу с собой поделать. Или мне дети не воспитанные попадались.

Вот практически и все чем он отличался от ребенка. Иногда он, правда, мудрствовал не по детски, но и с детьми подобное случается. В отношении бездумных действий приходилось сдерживать. Он не только говорил, что думал, он и делал то, что думал тут же. То на дерево залезет, то вдруг побежит и кричит мне оборачиваясь: «Давай догоняй, кто быстрей».

Я – Ты не туда бежишь.

– Ты не туда идешь.

– Мы на рынок идем?

– Мы идем куда хотим и как хотим.

– Мы так не доберемся.

– Мы так развеселимся.

– И я?

– Ладно, идем на рынок.

Здесь хотелось бы подробней остановиться на смехе. Он был, как говорят, ручеек льется. Это сравнение очень подходило. Громкий, откровенный, чистый, веселый. Порыв смеха как бы утончался в конце. Но наверно главное его свойство – это заразительность. Ни один человек не мог бы воздержаться хотя бы от улыбки, видя и слыша этого мальчика. А улыбка с его лица почти никогда не сходила. И почему-то совсем от этого не было впечатления, что у него с головой не все в порядке.

Помню, как он подражал взрослым. Делался нарочно деловитым.

Его смешило то, что смешит детей. Эдакое жизнерадостное чувство юмора, которое можно воспринимать так же как примитивное. Паша рассказывал, что когда он становится ребенком, то радости может черпать с солнечной погоды, с ясного неба облаков или дождя (то, что у нас называется плохая погода), как будто вокруг не может твориться ни чего неприятного. Вот как он сам описывал свое состояние:

«Я раньше не знал, как мало может человеку хватать, что бы чувствовать себя счастливым. Оно становиться как бы все под рукой. Это как с водой. Ты знаешь, что это самая вкусная вещь на земле для человека? Но ни кто об этом не думает, ни кто этого не чувствует, потому что ее много, к этому привыкли. А я, становясь мальчиком, как будто чувствую сладость самых простых вещей. Они обретают огромную ценность в моих глазах. И тогда простая жизнь, просто быть, становиться синонимом счастья. Так много радости и энергии, которую хочется тратить на все подряд; очень любишь жизнь, людей и не знаешь, как можно по-другому. Она так проста и прекрасна. Ты знаешь, ведь тогда когда я молодею, все становится очевидно. Совсем не возникает вопроса «Почему?», потому что видно «Как».

А вот когда стареешь, то все переворачивается вверх тормашками. Становишься немощен физически. Бывает, сердце покалывает. А однажды там у себя в деревне я, поскользнувшись, сломал руку. Но если бы дело было только в морщинах и старческой хрупкости здоровья. Появляются сомнения по поводу всего, всей жизни. Тебя как бы засасывает в черную воронку. А если виной тому, какая то не хорошая мысль, довлеющая на тебя, то эта тяжелая плита выпускает еще шипы. И так дерет! Все негативные эмоции обостряются. Мир превращается в камеру четырех стен, где ты закрыт. Это чувство с тобой не важно где ты: на улице или дома. Тебе совсем ни чего не хочется. Очень трудно выходить от туда, когда не хочется совсем ни чего. Потому что желание чего-то еще может вывести тебя. Но здесь нет никакого выхода, не за что зацепиться. Это мука, хотя ни кто тебя не мучает, ты сам ее причина. Тебе доступны только чувства печали, уныния или злобы, я тогда кляну старуху. Ты слышал песенку Высоцкого «Конченого человека»? Очень похоже:

«И не волнуют, не свербят, не теребят,

Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.

Устал бороться с притяжением земли.

Лежу – так больше расстоянье до петли».

Теперь я присматриваюсь к старикам на улице. Почти все они, за редким исключением, живут в таких вот камерах. Они не замечают этого. Они закрывались там постепенно. Они не могут себе представить, что все это не так. Дима, это так печально, так печально!

Но для меня есть лазейки в этой камере. Я ищу их. Я ищу способы сбежать оттуда. Все время в деревне я учился этому.

Моя старость и мое детство удваивает счастье и горе. Раньше не так было, раньше было, как у всех».

Он не растрачивал денег, хотя они и были у него. Бывало, мальчиком, он совсем забывал за еду, за продукты и тогда глубоким вечером, часов в десять, кушал у меня.

Несмотря на беспечность со стороны его поведения, с ним никогда ни чего плохого не случалось. А казалось такой малый Паша, без присмотра взрослых, постоянно рискует сломать себе шею.

 

Конечно, нельзя назвать это случаем, но мне очень запомнилось. На улице была летняя, теплая, солнечная погода. Такая себе желто-зеленая, или солнечно растительная. Ночью прошел сильный дождь. Земля была еще мокрая. Яркое солнце поднялось над верхушками пятиэтажек напротив нашего дома. Свежий холодный воздух, как подушка пером, был набит густым запахом как бы распаренных деревьев. Ничего этого я не знал, когда был дома. Но вот мы вышли с ним из подъезда в это замечательное утро. Мы шли с ним рядом одинаково радостные.

Паша посмотрел прямо на солнце. Оно ослепило его - он зажмурился, отвернулся и улыбнулся. Потом опять посмотрел и улыбнулся, так что были видны уже зубы. Я наблюдал за ним в это время. Он взглянул на меня и спросил: «Да?» Я ответил «Да». Тут он прыснул этим своим заразительным смехом, и я не удержался: засмеялся вслед за ним.

Каждый из нас точно знал, что творится в душе другого, и было это хорошо. Даже лучше, чем сам факт такой прекрасной погоды.

 

С малым Пашей мы часто играли в разные игры. Вспоминал, как с нами возился папа. Не скрою, что иногда был разочарован застав ребенка. За него я конечно рад, но с ним не поговоришь, ни о чем серьезном. Он может и знает, да только не хочет говорить о том. Малый был со мной откровенней. Именно от него я узнал о том, что с ним случилось. Паша не говорил, или уклонялся от рассказа. Когда я прямо спросил, он ответил: «Ты не поверишь, но ничего интересного я рассказать не могу». Тогда я схитрил и спросил Пашу, когда он был мальчиком, так мне было интересно. Постараюсь сейчас передать его рассказ:

«У нас было два леса. Мы называли их Темный и Светлый. В Темный ни кто не ходил. Детям родители не разрешали там играть. Он действительно был не безопасен, полон животных, заблудиться можно. Волки оттуда приходили, лисы. Медведя я не видел, но слышал. Белочек черных тьма. Только заходишь и сразу можно увидеть, как скачут с ветки на ветку. В лесу только охотились дядя Коля и дядя Ваня, но они далеко вглубь не заходили. Вся деревня слышала, как они, там стреляли по белкам и птицам.

Деревня стояла по левую сторону реки. Ни одной хатки на правом берегу не было. А мост только в километрах трех выше по реке. Там узкое место есть. Поэтому редко кто ходил. А я ходил, мне нравилось там и совсем не страшно. Если любишь лес, то и он тебя любит, и животные. Так со всем, не только с лесом, только первым нужно быть.

Светлый лес был редким. Деревьев там не так много. Клены, березы трава густая под ногами. Он не большой, за полчаса можно обойти. Туда ходили на прогулку, если кому-то хотелось. Они там редко выходят просто погулять. Я думал, почему мне лучше в Темном лесу, почему я его так люблю? Он особенный. Когда в него входишь, он принимает в себя. Неба почти не видно за ветвями. Солнышко не пробивается. Сам лес отрывает тебя от всего. Светлый не отрывает, потому что небо все таки всегда сверху и полян много. Входишь совсем не в лес, а в деревья.

И еще Темный очень большой, бескрайний, его нельзя пройти.

Здесь в городе все места тебе знакомы, дорожки протоптаны. Я, когда учился в школе, все ходил по протоптанным маршрутам. И это, скажу тебе, так надоедает, поэтому старался идти в школу не тем путем каким возвращался.

Но в темный лес заходишь, как во что-то совсем незнакомое. Ходишь там, где редко кто бывает, и ты никогда не бывал. И, представляешь, так каждый раз, когда только захочешь!

И вот где-то в середине лета пошел гулять. Я не далеко зашел в лес, когда увидел деревянную избу. Стояла она не на поляне, а просто среди деревьев. Она там совсем не смотрелась, не вписывалась. Два дерева росли вплотную к бревнам. Тогда, увидев ее, я подумал: «Как ее здесь построить умудрились? Почему я раньше ее не видел?». А перед деревянной дверью и порога не было. Мне же интересно, вот я и постучал. Стучу, стучу, а ни кто не отвечает. Я приоткрываю не запертую дверь, а сзади меня кто-то языком цокать начал. В том смысле, что «ой-ей-ей, что ты сделал. Нельзя» Сзади бабушка старая стояла. Я сказал ей:

- Здравствуйте, вы здесь живете?

- Уходи дитя и забудь дорогу сюда.

- Так здесь деревня недалеко. Трудно забыть бабушка.

- Недалеко? Плохо. Иди сюда.

Я подошел, а она холодной сухой рукой взяла меня за ладонь. И нехорошо стало, как когда гриппом болеешь. Спросила:

- Забыл?

- Что забыл?

- Эх. – Сказала она.

И опять по мне волна озноба, только сильнее и ладонь она мне так сильно сжала. Мне же неприятно, вот я и сказал:

- Забыл.

- Тогда иди.

Я не хотел идти, а хотел выяснить, объясниться. Ноги сами домой понесли и ни чего сказать не мог. Так интересно я ни когда не ходил. Как паровоз по определенному маршруту: ни чего не можешь сделать, ни куда свернуть. По дороге я уже решил: приду домой (именно туда меня несли ноги) и опять вернусь в лес к бабушке. Так и случилось:

Дома я сел на лавку и тут же смог делать с собой что хочу. Я бежал назад, но на том месте ничего не обнаружил»

В конце рассказа он развеселился. Ему доставляло удовольствие рассказывать. Он наклонился ко мне и заговорщицки прошептал (хотя подслушать нас ни кто не мог): «Избушка то на курьих ножках была. Не дошло сразу. Она сейчас в одном месте, а потом совсем в другом – убежала, то есть. Понял?». Сказал он и залился своим смехом. «Вот с тех пор и пошло. Я только предположить могу, что она напутала что-то, хотела память выбить, а получилось вот так. Но я на нее не обижаюсь. Сейчас не обижаюсь».

Больше я ни чего не узнал о происшествии. На следующий день, когда Паша был самим собой, я не хотел затрагивать этот рассказ. Было чувство, что я его обхитрил. После обычных приветствий он сказал:

- Ну что, интересную сказку я тебе вчера рассказал?

- Да интересную.

Я до сих пор не думаю, что то была сказка. Да, малый Паша любил присочинять, но я всегда мог отличить правду от вымысла, поэтому обманутым себя не чувствовал. Паша вообще человек не способный обманывать. Есть такой афоризм: «Правдивый человек – тот, который не лжет, когда лгать не надо». Я бы еще добавил: «А когда делает это по обстоятельствам, то у него просто ни чего не выходит, даже дураку понятно, что он врет». Так вот, я верил малому, когда слушал.

 

 

Одним вечером мы прогуливались на речку. По дорожке нам встретились трое. Один попросил закурить. Такое часто случалось. И обычно отвечал Паша. Он говорил всего лишь слово «нет», но это у него как-то особенно выходило, как-то мягко и спокойно, как будто он очень сожалел, что не может помочь человеку. Мне же, наоборот, на вопросы типа «Пацанва, закурить есть?» так хотелось ответить грубо. Ну, какая мы пацанва!? В этот раз я ответил, что мол нет.

Нам сказали: «Подожди, как это нет?» Я подумал тогда: «Черт. Начинается». Паша сделал шаг вперед и сказал: «Просто нет. Не курим» Дальше они разговаривали вдвоем. Парень нагло говорил, обращаясь к Паше. Паша говорил с ним очень мягко, и даже «извините» сказал. А тот только почувствовал, что мы какие-нибудь лопухи и что называется грузил. Паша уже просто молча слушал. По нему было видно, что он взволнован. Когда того начало раздражать что Пашка ни как не реагирует, он толкнул его рукой: «Ты че молчишь, (…)?» Паша, чего я ни как не ожидал, ударил в живот. Тот прервался на полуслове, моментом согнулся пополам и опустился на колени. Двое ни чего сперва не поняли. Паша отступил на два шага назад и потянул меня за собой. Они двинулись на нас рассказывая как он ах…. Паша шагнул вперед и ударил второго по голове. Я сцепился с третьим. У меня не все так гладко получалось, как у него. Мы мазанули друг друга по лицу, схватились за куртки и повалились на землю. Не знаю, что там происходило во время нашего катания. Паша нас разнял и сказал мне: «Пойдем». Мой шакал на него не кидался. Мы зашагали дальше, оставляя их сзади, а нам в след понеслись оскорбления, маты и обещание грядущей расправы. Я сказал ему: «Пойдем, разгоним. Мы еще раз им дадим». Он спросил только: «За чем? Они за нами не пойдут». Я подумал: «Нет, это не победа, когда тебе в след летят последние оскорбления. Да и что же мы сейчас? Уходим или убегаем?». Один я к ним, конечно же не пошел.

Я пребывал в возбужденном состоянии и все ни как не мог отдышаться от борьбы, сердце колотилось. Я был на них зол, мне хотелось их уничтожить. Было желание идти быстрее. Он же задумчивый и угрюмый спокойно шел прогулочным шагом. Я пересказывал ему своими словами все то, чему он был только что свидетелем, и добавлял свои комментарии. Выглядело это приблизительно так: «Вот они уроды! Ненавижу таких людей. С пистолетом нужно ходить по улицам и стрелять, как бешеных собак. Я сразу понял – дорваться хотят. Ну ты молодец, как ты того борзого самого… так и надо. А мой достал меня немного… Жалко мало дали». Что-то в этом духе тараторил. Но потом оказалось, что мой достал меня порядочно. Я сказал Пашке: «Будет синяк». Он: «Пойдем быстрей назад, нужно приложить холодное».

Паша настоял, что бы мы возвращались другой дорогой назад во избежание неприятной встречи с теми … нехорошими людьми. По дороге домой мы зашли в магазин. При свете я увидел, что у него припухла верхняя губа. Он постоянно прикусывал ее.

Паша купил сливочное мороженое в стаканчике и пакет. Мороженое он освободил от обертки, выдавил в пакет и велел приложить к глазу. Так мы пошли домой. Я еще по дороге сжевал вафельный стаканчик. А Паша начинал стариться, поднимаясь по лестнице. У меня в квартире мы молча сидели. Когда он начал просто говорить, как будто бы ни с ни сего.

- Мы ведь не хотели быть битыми. Я бы не ударил, ели б он не толкнул.

- Ну да конечно, можно было и раньше его стукнуть.

- Мне так не нравятся эти дела. Что бы не случилось, нельзя из драк, конфликтов никогда выходить полностью сухим. Тебя будто в зловонную жижу макают.

Если тебя побили, если струсил, то ты с головой в нем. Если ты, то на поверхности, но все там же. Зачем им лезть к нам? Впрочем, я знаю, что некоторые находят в этом способ самоутверждения. А если бы они полезли на одного прохожего. Вполне могли. Что бы было с ним одним?

Он молчал, потом вдруг неожиданно спросил.

- Почему они пристали к нам? - Он посмотрел на меня.

- Это ты меня спрашиваешь?

- Нет не тебя. Это я так. – Сказал он и криво усмехнулся.

Потом через некоторое время он опять прервал молчание.

- Ты вот говорил о несправедливом мире. Приводил в пример холокост, войну, детей больных с рождения, убийства, резню, насилие, концлагеря…

- Не надо я помню.

- Знаешь, почему мир несправедлив? Знаешь, почему ты так думаешь?

- Я рассказывал.

- Нет, не рассказывал. Не потому что эти все ужасы происходили на земле. – он усмехнулся. - Начинается с того, что произошло сейчас с тобой на улице.

- А с тобой?

- И со мной, конечно со мной.

- Блин, ну ты даешь, мы что не должны были дать им?

- Должны были, конечно должны. Эх не то…

- А эти жестокости все – это справедливо?

- Нет. То есть нельзя так думать.

- О чем же можно думать?

- О том, что с тобой происходит нужно думать.

 

Прогулка.

Гулять он выходил поздним вечером. Тогда даже если происходила перемена в нем, то была не заметна для людей. Речка рядом - это очень хорошее для нас место. Недалеко, но там зимой никого не бывает.

А как хорошо там теплым летом, пахнущим соснами вечером. Или было раньше хорошо. Теперь там сделали дискотеку «Шторм». Летом ночью с берега доносится громкая музыка. Ее слышно половине нашего района. А хвойный лесок рядом с берегом используют для изнасилования девок разными подонками. Потом неоднократно слышал о поножовщине и разборках там. Одному моему приятелю кастетом бровь рассекли. Увольте меня от такого веселья и пивного общения.

Я не люблю людных мест. Со своими друзьями я ценил уединенные уголки района, где можно побеседовать. Как жалко, что их становиться все меньше и меньше.

Зима выдалась холодной. Снег лежал, и таять не собирался. В наших зимах это редко бывает. Обычно он выпадает уже мокрый и тут же превращается в кашу, которую прохожие долго толкут своей обувью. Когда каша на улице, ноги у меня постоянно мокрые. Так неприятно ходить по улице, и очень приятно после этого опускать в тазик с горячей водой, в домашней теплой уютной обстановке, прихлебывая малиновый чай.

От предвкушения прогулки Паша превратился в ребенка. Пройтись погулять ночью - это было его спонтанное решение. Я не против, впереди мне улыбалось учить уроки.

Тепло разодевшись, мы вышли на улицу. Ночь чистая студеная морозная. Небо черное. Из-за фонарей мы сперва не особо его разглядывали.

Снег рипел под ногами. Тишина, воздух холодный. Еще днем снег укладывался на землю. Вокруг гладкие пушистые нетронутые поверхности. Он остановился, говорит мне: «Смотри!» и бухается в снег лицом вперед во весь свой росток. Снег такой воздушный, что разлетается по краям фигуры. Он лежит еще секунды две неподвижно, потом поднимается и смеется: «Теперь ты попробуй, очень весело». Меня не надо просить дважды, потому что и сам подумал о том. Точно также падаю солдатиком во весь рост, под самый конец закрываю глаза. Поднимаюсь, смеюсь. Мне тоже весело. Умываюсь снегом, прилипшим к лицу. Чувствую, как тепло щипает щеки. «Нет, нет, нет» - закричал он радостно. «Ты колени согнул. Давай еще раз».По дороге на речку мы еще несколько раз плюхались в снег. Пашка в конце одобрил мои падения. Ну что сказать - я старался.

Речка замерзла полностью. Белое плато предстало перед нами. До другого берега порядка двух километров, а ширина бесконечна. Мы не удержались, чтобы не ступить на лед, с опаской сначала. Я, помню, пошутил: «Ты легче, иди первый проверяй лед на крепость». Он и пошел пока я его за шкирку не остановил. Когда Паша был мальчиком, я относился к нему как к полноценному ребенку, со всей ответственностью старшего перед младшим.

Лед показался мне крепким. Я попрыгал, припоминая, что хороший мороз стоял недели две.

Река интересно замерзла -не равномерно. Пятачки гладкого зеркального льда чередовались рыхлыми настовыми поверхностями. Мы шли вдоль реки по льду, отходя от пляжа вправо в сторону города и углубляясь дальше в середину.

 

По льду мы дошли до памятника десантникам освободителям города Николаева от фашистов. Летом он плавает, как буй. Мы стояли посередине огромного белого поля без единого пятнышка, без единого человека. Можно орать во все горло, делать все что вздумается.

Я так и делал. Я кричал, я прыгал, я падал, я валялся. Он стоял и молча смотрел на меня, улыбаясь.

- А тебе не хочется? - спросил я.

- Хочется, но интересней смотреть на тебя. С тебя как будто цепи сорвали, рамки убрали.

- А ты? Что же ты стоишь?

- У меня нет рамок ни там, ни здесь.

После своего приступа я нашел его лежащим на спине.

- Вставай, простудишься!

- Я не могу заболеть. Мне не холодно. Как хороша тишина. Одному тебе ее ни за что не прогнать. Ложись и ты, смотреть на небо. Много пропускаешь.

Я лег рядом с ним, и мне так было хорошо. Дыхание успокоилось, от прежнего выдергивания мне было тепло. Я видел звездное небо с млечным путем и множеством крупных и мелких звезд рассыпанных так часто, что не было ни единого темного пятнышка. Я видел его таким и раньше, но никогда не ощущал его, так как в тот день.

Я слышал, как он говорил шепотом не торопливо. «Мы с ним наедине. Ни одного дерева, ни одного дома, ни травинки нет между нами. Ты и небо, как деве сомкнутые ладони. И ближе чем сейчас быть к нему невозможно.

Это не просто звезды, это космос, это огромные солнца в тысячи раз большие нашей Земли к, которой мы сейчас прилипли спинами и висим над всем этим пространством. Она одна нас держит, не дает упасть, улететь. Потрогай нашу родную Землю! Она сейчас под твоими руками».

Я выпрямил руки и приложил голые ладони ко льду. Казалось, спиной я обнимаю всю нашу Землю, весь наш шар. Мне в тот момент она вся была очень дорога, как бывает дорог родной город Николаев, когда в него приезжаешь после долгого отсутствия, только еще намного сильнее. Вдруг мне даже очень захотелось сделать для Нее что-нибудь такое геройское.

От космоса стало жутко и страшно. Я закрыл глаза и встал. Я почти, что в прямом смысле вернулся на Землю, и на душе полегчало. – «Все. Я здесь. Я дома. Да, река, лед, а там в той стороне мой дом».

Тут я разглядел, как на горизонте появился огромный полукруг луны белого цвета. Она изрыта кратерами, хоть бери карту из атласа и сверяй. Поднимается быстро, почти что на глазах и уменьшается. Становится светло, как в поздние сумерки.

Паша заметил:

- Еще одна красавица. Но ты знаешь, хорошо, что Луны не было раньше. Она бы нам заслоняла звезды. И хорошо, что сейчас… - смеется.

 

Назад мы бежали. Точнее по насту бежали, а по льду катились на ногах до начала следующего рыхлого участка. Одежды на мне и на нем много. Сразу дышали тяжело. Хватали легкими морозный воздух. С берега до дома мы шли, но было нам жарко и легко от бега. Еще помню, как смешно нам было проходить мимо отпечатков наших фигур в снегу по краям тропинки.

Дома пили у Паши чай с печеньем. Он опять стал самим собой – вырос и тут же переоделся в домашние вещи.

- А ты видел огоньки домов? Многие сидели дома. Они не знали, как хорошо там, где мы. Я надолго запомню этот вечер, а для них он встанет в ряд других. Через неделю этот вечер сотрется с памяти почти всех людей. Неужели ни кто не провел его, так как мы? Посмотри: Сочетание чистого неба, замерзшей реки, луны. Это все от нас двоих ни как не зависит. Мы как будто стали случайными свидетелями чего-то грандиозного. Эти вещи существовали сами по себе. Никого не было там кроме нас, ни кто кроме нас не поддавался влиянию всех этих вещей. И если бы нас там не было, эта картина все же существовала бы, не заполнив ни единой души. Мне досадно за людей, что сидели этим вечером дома. Мне жалко, что человек часто не может стать свидетелем чего-то действительно прекрасного, хотя это ему и ничего не стоит. И я подозреваю что многие такие картины, не находят человека. У меня даже было желание рассказать всем, привести туда кого-нибудь.

А я молчал, потому что люди могли только подпортить мне этот вечер.

Потом я задавал вопрос: почему я так себя вел (кричал и валялся)? Оказывается в городе таких мест, где можно поорать, чтоб тебя ни кто не слышал, нет. Очень примитивное объяснение поведения, но как бывает, хочется делать то, что хочешь и можешь, но не принято.

Ни кто из нас не заболел после прогулки. Бывают же волшебные ночи.

 

В нашем переполненном пенсионерами доме было одно исключение. А именно девушка на пятом этаже. Как я узнал позже, квартира ее располагалась над Пашиной. В квартире жила она одна. Быть может, она досталась ей от покойной бабушки. Не знаю.

Могу сказать, что иногда видел ее с парнями или мужчинами, при чем разными (в течении двух лет что я жил в этом доме). Лет ей приблизительно двадцать, двадцать два (могу ошибаться, по лицу определял). Вот собственно и все.

Да вот, один момент, какому я стал случайным свидетелем. Она входила с кем-то в наш подъезд, и надо было видеть пожилых женщин, сидящих на скамейке. Как замолчали они, когда она подошла. Как провожали ее откровенными строгими взглядами, и она это ощущала. Чуть ли не горделиво продефилировала, высоко задрав голову, мол «вот я какая». И только она вошла в подъезд, эти женщины наперебой заговорили о ней, а потом и, в общем о распоясывающейся молодежи, да так громко чтобы со спины она слышала. До сих пор улыбаюсь, вспоминая эту картину. Иллюстрация к выражению «О времена, о нравы»

Он увидел, как она плакала на лестнице. «Понимаешь, сидела прямо на ступеньках на третьем этаже. Холодно ведь сидеть. Волосы скрывали лицо. Я слышал ее плач. Спросил: «Девушка, что с вами случилось?» Она обернулась и посмотрела на меня красными большими глазами из-под челки. Интересно так у нее волосы прилипли к мокрым от слез щекам. Она ответила: «Ничего», поднялась и ушла просто так наверх. Я остался стоять на лестничной площадке. Чтобы идти в магазин, не могло быть и речи. Я расстроился и чуть не состарился, вернулся к себе. У меня перед глазами до сих пор ее заплаканное лицо»

- И все?

- Понимаю, как смешно это может звучать.

- Мне даже не смешно. Я скорей напуган. – Я улыбался.

- Я хотел пойти к ней, расспросить все ли в порядке. Ты ее знаешь?

- Не переживай. Она быстро найдет себе утешителей.

Вот таким было начало. Она с того дня глубоко засела в его голове. Как-то чудно мне было. По мне она Паше совсем не подходила. Какие могли быть у них точки соприкосновения? Чем могла она ему понравиться? Лично я мог бы с ходу сказать, чем могла не понравиться, а наоборот пришлось бы подумать. Поэтому советы мои были направлены на отговоры и замятие всякой заинтересованности ею разными средствами. Потом уже я сожалел о своем отношении.

- Да красива. Знаешь, она ведь мне тоже сначала очень понравилась. Слава богу, быстро кончилось. Я, как-то просто поздоровался, а она так презрительно - удивленно на меня посмотрела, что я отворотился и ускорил шаг. Сначала не по себе, неудобно было, а потом… ну, в самом деле, неужели трудно поздороваться? Эка пава (бабушкино выражение).

 

- У меня есть убеждение, что красота девушки портит ее характер. Подобные случаи есть правило.

- Ты наверно так же думаешь, что все красивые девушки глупы?

- Нет, не все. Представь, что на каждую женщину приходится какая-то малая вероятность быть красивой, и также вероятность быть умной не зависимо друг от друга. Отсюда следует, что соединение красоты и ума большая редкость. А если взять еще такой параметр как доброта. А если учесть что красота часто исключает доброту. Идеала не существует.

- Доброта, красота, ум – это твой идеал?

- Да, – сказал я ему довольно.

- Ты не понимаешь о чем говоришь.

Довольство тут же растаяло.

Он – Во-первых, это слово «параметр». Ты о человеке говоришь? Твой идеал – грубейший набросок женщины. Это не идеал, а неотесанная глыба мрамора. … Но вернемся назад. Почему, по-твоему, красота портит характер?

Я не сдавался.

- Сейчас, подожди, все объясню.

- Я не тороплю.

Пауза.

- Так вот возьмем, допустим, маршрутку. Ты, знаешь, что есть негласное правило уступать место девушкам так же как бабушкам? Причем обрати внимание, что женщин среднего возраста (обыкновенных) это не касается. Допустим, про бабушек я ни чего не могу сказать. Я могу людей понять. А девушкам зачем? По логике женщинам это нужней. Она же молода, здорова, ей стоять и стоять, но нет. Это не справедливо. Неужели у всех рефлекс, как-то прогнуться перед красивой девушкой. Им редко отказывают. Они воспринимают выполнение собственных желаний, как должное. Их общества ищут. Они окружены людьми и их вниманием.

Теперь добро. Доброта появляется в человеке часто из притирания с другими людьми. Люди добрые в меру. Если ты позволяешь себе что-то большее, то с тобой сорятся, перестают разговаривать. Поэтому ты стыдишься и ведешь себя так чтобы не приносить вреда, что бы спокойно находиться среди других людей, и даже сам что-то делаешь, чтобы упрочиться.

Так возникает добро из притирания, подсознательно конечно, ни кто из людей в том не признается. Это отдельная тема. Мы с тобой об этом говорили. Сейчас не о том. Сейчас пример доказывающий мою правоту в этом вопросе. Красивая девушка ведет себя более вольно. Недоработки в поведении компенсирует красота. То есть другие могут позволить смириться с нею. Им прощают то, что не прощают другим. Поэтому они теряют чуткость к людям. Они как бы более грубы, и черствы. Я не раз был свидетелем, как красавицы нашего класса пороли такую чушь несусветную, и ни кто их не одергивал. Они не видят, когда причиняют боль окружающим или наступают на них. А излишнее внимание делает их чрезвычайно самолюбивыми. И сами они не отдают отчета, почему к ним такое отношение. Принимают отношение других за достоинство собственной личности, а не внешности. Ну не смешно? Зачастую поэтому их часто начинают окружать нехорошие люди. Если она обыкновенна (не особенно умна), то попадает по полной программе. Часто получается так, что они проживают не очень счастливую жизнь.

- Слишком узкая теория.

- Не узкая. Одна такая живет у тебя прямо над головой. И, во-вторых, друзья мои были согласны со мной на сто процентов. Обрати внимание, что я не собираюсь отрицать красоту и привлекательность.

- Она не просто красива и привлекательна.

- Она всего лишь красива и привлекательна.

- Однажды на остановке я ждал маршрутку. Там рядом со мной стояла, как ты говоришь красивая девушка и парень где-то твоего возраста. Она уехала, он сказал вслед «вот сука». Ты можешь представить себе эту картину?

- Вполне.

- Вообще интересный вопрос: Откуда у парней такое отношение к девушкам?

- Какое такое?

- Уготовил же ты им будущее.

- Ни чего, ни кому я не уготавливал, а хотел лишь объяснить себе вполне трезво.

- Я бы мог тебе все растолковать, но тогда мы поссоримся.

- Вообще-то убедить сейчас пытаюсь тебя я. Меня ни в чем разубеждать не надо. Нет такой необходимости.

Мы помолчали, а потом он сказал:

- Ты сейчас похож на лисичку, которая распинается о зеленом винограде.

 

Паша-старик выглядел подавленным, и был рассеян. На меня не смотрел, обычных вопросов не задавал. Мы молча пили чай. Явно что-то тяготило его. Когда он спросил:

- Ты слышишь, что твориться у тебя над головой. Я имею в виду людей, что живут сверху.

- Иногда стук, когда двигают тяжелые вещи. Очень редко. А что?

- Я тоже слышу стук. – Он смотрел в пол. – И скрип. – Следующие слова он произнес, крепко сжав зубы. – У нее наверно кровать расшатана. Всю ночь этот звук сводил меня с ума и не только этот. Он раньше был, но я не замечал. Да и я теперь… прислушиваюсь… - он растянул губы в смешке.

- М-м-м да, а ты думал ей достаточно платонической любви? Никому ее не достаточно. И вообще, сколько тебе лет, дитятко? Переляг пока в зал и спи там спокойно.

- Да. Я так и сделал.

 

Мне очень хотелось покончить с его хандрой. Вечером я решил зайти к ней поговорить. Я немного волновался, но был настроен решительно и даже агрессивно. Она открыла дверь и вопросительно посмотрела на меня.

- Здравствуйте – начал я и тут же проиграл – окинул ее фигуру взглядом, и она это заметила, потому что взгляд мой окончился на ее внимательно разглядывающих меня глазах, и губами она ухмыльнулась. Но я не мог удержаться: джинсы, обтягивающие бедра, пояс пониже талии, и топик облегающий, как говорил Задорнов «на босу грудь». Так мне здесь хочется вставить замечание, что глаза ее были блудливы, но боюсь быть не справедливым, поэтому отмечаю лишь собственное желание. А может и со словом «ухмылка» я палку перегнул. Ну, да черт с ним.

- Привет, – ответила она.

- Я вот по какому вопросу. Под вами живет старый человек. Он плохо ночью спит, а у вас еще тут сверху стучит что-то, - я очень старался нагло смотреть на нее, но наверно у меня ничего не получалось.

- Это скорей всего кровать ему мешает.

Я не ожидал.

- Наверно.

- Она расшаталась, а сделать руки не доходят. Может, посмотришь? Вдруг там подкрутить что-то нужно.

Я смешался.

- Нет. Сама кого-нибудь найдешь, – изначальный тон разговора изменился, я отступил. Захотелось поскорее закончить, исчезнуть с ее глаз. – До свиданья.

Я направился вниз по лестнице. Дверь не закрылась – она смотрела мне в след. Я закипал. Ух, столько матерной брани по отношению к ней звучало в голове! В пролете я повернулся.

- Что передумал? – спросила она вызывающе.

- Нет. Хотел пожелать спокойной ночи. – (тогда было около 3-х дня).

Она улыбнулась. Наверно мои слова ее ни капельки не кольнули.

Тем днем (к своему стыду должен признаться), нарезая круги в своей комнате и обкусывая губы, я долго маялся вопросом: издевалась ли она надо мной или правда приглашала подкрутить кровать?

 

Я разубеждал, старался, а он в ответ только злился. Я перестал к нему ходить. Через день он сам зашел. Извинился передо мной. Сказал: «Одному мне еще хуже».

Удивительный эффект. Он мне о ней так красиво рассказывал, что я сам поневоле задумывался: «Может и вправду…». Но мне было достаточно увидеть ее раз, что бы понять, что она самая обыкновенная, только на лицо симпатична. Фигурка тоже ничего. Неужели ему этого достаточно? Думаю если б не тот капкан – когда он ее впервые увидел, с ним ничего подобного не случилось бы. Все-таки он чересчур жалостливый человек.

Однажды он спросил: «Чем она тебе не нравиться?».

- Она горда, она много о себе думает...

- И не равна.

- Не ровня?

- Как хочешь.

Я засмеялся.

- Ага всем ровня, а мне нет? А тебе?

- Это ерунда.

- Так что же ты здесь делаешь, а не идешь к ней?

- Но она встречается.

- Тогда жди. Немного терпения и ты сможешь встрять между предыдущим и последующим.

- Ты злой.

- Я мудрый.

- Черный свет – так не бывает.

- Неужели ты думаешь, что ты уникальный человек, у которого отношение с этой дамой будут не такими, какие были у нее до? Но даже если ты такой. Она меняет этих парней вокруг себя и это только значит, что она не знает об уникальности какого-нибудь конкретного человека вообще ничего. То же самое как другие, которые называют друзьями всех вокруг и меняют их постоянно.

 

- Знаешь, как получается обычно, и это не только я тебе скажу. Обычно заражаешься этим на расстоянии и начало всему есть лицо и фигура. Потом, тут важно определенная дистанция, фокус. Ты как будто едва касаешься ее. У тебя появляются лишь точки, набросок. Тут то и включается фантазия. Она вымалевывает различные узоры, добавляет красок. Выходит гениальная картина, проблема которой в том, что она только в твоем воображении. Потом рассматриваешь ближе и … черт, там, где ты вывел завитушку, оказывается прямая линия, а красок вообще нет. Вместо гениальной картины геометрическая фигура на плоскости. (Я увлекался геометрией, поэтому сравнения подбирались в этом ключе). То же самое происходит с тобой сейчас.

Хочешь, скажу тебе реальность? Был я с одним приятелем в барчике. «Пойдем – говорит - твоя хата все равно зря пустует, а ты дома сидишь». Совсем недавно, между прочим. Он указал мне на девушку, говорит: «Смотри симпатичная. Я ее имел, Витька ее имел, Коля. Хочешь встречаться?» Как только он это сказал, почему-то вся симпатичность девушки улетучилась. Никакая симпатичность и красивость такого не вытерпит. Понятие красоты совокупно и даже самое красивое лицо не спасает от остального уродства.

- Хорошие у тебя приятели ни чего не скажешь.

- Какие есть. Беспокоятся обо мне. – Резко закончил я.

Паша ни чего не сказал. Он старался не продолжать разговор со мной, когда только начинал назревать конфликт.

Он не внимал моим доводам.

Это была очень странная неделя. Я заходил к нему. Мне дверь все время открывал старик. Мы практически не разговаривали. Мне становилось не по себе рядом с ним. Все время чувствовалось, что над нами нависло, что-то тяжелое. Один день я вообще к нему не зашел. Но вот на следующий день вечером я позвонил в квартиру. Дверь открыл семилетний Паша. Я очень обрадовался, сразу подумал: «Ну вот, наконец-то он нашел лекарство от своей болезни». Боже, как я ошибался! Вторым же предложением он выпалил скороговоркой: «Ты знаешь, я утром ходил в магазин за едой. Только поднимаюсь на лестницу, а она сзади обгоняет. Представляешь, говорит мне: «Дедушка вам помочь?». Она, не дожидаясь ответа… слышишь… не дожидаясь, взяла у меня очень, очень тяжелую сумку и потащила на верх. На мой четвертый этаж, сюда то есть… А глаза, глаза… Ля-ля-ля, ля-ля-ля на поленьях зима, а в глазищах апрель. А в глазищах судьба изготовлена мне, то ль курная изба, то ли губы в вине… - пропел он слова какой-то песни - Я видел, как ей было тяжело. Она запыхалась. Вот видишь, она очень, очень добрая и хорошая. Если б я знал, то купил бы поменьше, чтоб не так тяжело». Я впервые слышал, как Паша-мальчик говорил «Я» о времени, когда старел. Ну что я мог сказать ему в ответ?

Этот мальчик побежал наверх к ней. Поистине у него не было рамок.

Вернулся он довольный, с улыбкой до ушей.

- Я сказал ей, что она мне нравиться.

- И что потом?

- Она сказала: «Подрасти, мал еще».

- Логично. От чего же ты доволен.

- Я сейчас подрасту и пойду к ней.

Дело в том, что он так и не смог успокоится до наступления ночи, а утром он опять проснулся стариком.

Так что на следующий же день все стало по-прежнему.

Стариком случайную встречу на лестнице он рассказал по-другому:

«Не так все было. Я поднимался. Я понял, что идет она. Разволновался, оступился. Она спросила меня: «Вам помочь?». Смотрит на меня. Она так редко смотрит на меня. А я подумал: «Вот сейчас отвечу и все, и она перестанет смотреть на меня». Так ни чего и не сказал. Она сама взяла мою сумку. Жалко ей было старика».

В нашем доме летом бабушки и пожилые женщины пенсионного возраста постоянно засиживаются на скамейках перед входом в подъезд. Он часто сидел с ними, ведя пустые беседы, что бы подкараулить, когда она входит в дом или выходит. И когда он видел ее, мог подняться к себе в квартиру, стать мальчиком и тут же резвиться с внуками бабушек, с которыми только что разговаривал на скамейке.

Если он был мальчиком, то здоровался с нею, и она отвечала ему.

Если он видел ее с парнем, то из ребенка он, минуя двадцатилетний возраст, сразу превращался в старика. Пашу нормальным я видел редко – или веселый малый или убитый горем старик. Наблюдать за этим превращением тягостно. Я лишь раз был тому свидетелем. Об увеличении роста говорить не буду – это само собой.

Когда на румяном лице появляются морщины, кожа дрябнет, желтеет и покрывается пятнами, когда в детских черных глазах пропадает живой огонек, азартный блеск. Они сереют и становятся, пустыми и безучастными, а в движениях тяжесть и корявость, как если бы к рукам и ногам привязали по десять килограмм лишнего веса. Черные как смоль волосы седели. Голос из тонкого менялся на грубый, хриплый, уставший.

Я вот еще что вспоминаю. На лице старика совсем не проявлялись черты пережитых положительных эмоций. То есть мне казалось, что сам Пашка в этом возрасте выглядел бы не совсем так. Посмотришь на такого деда и подумаешь, что лучше бы этому человеку и вовсе не рождаться. Вся жизнь прошла зря, без единой радости.

Но было и обратное превращение.

Мальчик говорил мне как приятно ему просто думать о ней. Я тогда спросил:

- А когда ты старик, ты о ней не думаешь?

- Это не я. Это он думает о ней плохо. Не так надо думать. Он жадный. Он очень жадный.

Малый все дожидался: «Вот повзрослею и пойду приглашать в кино». Прошло пару дней. Тогда он не вытерпел и сам пригласил ее, на мультфильм в кинотеатр «Юность». К моему великому удивлению она приняла его предложение. Я сказал ему тогда: «Ты сошел сума! А если там же меняться начнешь? О чем ты думаешь?». Он очень серьезно ответил: «Но ведь рядом будет она. Все в порядке, не переживай».

Я убежден: если хочешь разлюбить девушку, то узнай ее поближе. Может, я это выражение где-то и вычитал, но вполне мог придумать сам, поэтому я отчасти обрадовался, что у него будет возможность узнать ее лучше.

Вечером, после поездки с нею в кино. Он зашел ко мне (мальчик). Но это не просто был мальчик – он стал еще младше, еще меньше. Одежда висела на нем, туфли шлепали по полу. Он не обратил внимания, не смотря на то, что придерживал штаны двумя руками. Я был очень удивлен. Не знал, что и такое с ним возможно. Когда-то думал, если Паша будет еще моложе, то его просто разорвет от смеха, если эмоциональное состояние зависит возраста. А сейчас маленький мальчик говорил не торопливо серьезно, то есть без его обычных откровенных улыбок и неприкрытой радости. Он стоял передо мной, а смотрел мимо меня, куда то в пространство. Лицо его менялось во время разговора, как будто он снова переживал моменты свидания.

Это было в пятницу.

«Она сама заплатила за меня, как я ни старался уговорить ее. Непонятно вышло: я пригласил, а она заплатила. Мне так нравилось наблюдать за лицом ее. Она чудесно удивляется. Я рассказал о том, как у нас деревне мой Васька на лету поймал воробья. Она удивилась. А мне еще раз захотелось увидеть, как она удивляется, и я сказал, что Васька поймал белку. Просто так сказал. Мне когда-то хотелось, что бы он смог поймать белку. Потом не хотелось… а она опять удивилась. А я соврал. Ведь как-то не хорошо обманывать, но ведь она удивилась. Анекдоты то же не взаправду, а все смеются. А потом она сказала: «Ты меня обманываешь» и так посмотрела на меня. А я думаю: «Хорошо бы и в первый раз я обманул»…, а я не обманывал, Васька правда на лету… и что бы опять так на меня посмотрела. Вроде «укоризненно» слово называется. Да? Слова плохо подбираются. Я не знаю, как она сердится, но наверно тоже прекрасно. Не мог же я ее сердить. Я не хочу, что бы она сердилась – с виду прекрасная, а внутри плохо. А когда она смеется, то сильно прищуривает глаза и ей идет. Как будто она смеется и глаза тоже вместе… Иногда только глаза – она что то думает, веселое наверно. Они меньше становятся, но от лучей красивее.

Нам было хорошо вдвоем. Мне – то понятно, но и ей тоже. Я знаю, я почувствовал. Она говорила я смешной. А я тогда мог быть какой угодно и серьезный тоже, а ей нравилось то, что я смешной и я был смешной.

Рассказал ей о своей жизни в деревне. Ей интересно было. Как хорошо иметь повод на нее смотреть. Нельзя смотреть просто так – ей неудобно и непонятно, а когда говоришь можно, и когда она говорит можно. И она, что-то рассказывала, а я совсем ни чего не запомнил. Не о себе неверно говорила, так бы запомнил, а так нет… У нее есть чувство юмора. То есть хорошее... Ты вот говорил «вероятность» - это глупо, но, что б ты представил … Ей досталось это та маленькая, маленькая вероятность… Одна из… ну там цифра со многими нулями, ну ты понял…

Ты знаешь там, в темном зале она взяла меня за руку, а я отдернул, я не мог меня как током. Мне очень хотелось еще касаться ее, но не хотелось... То есть нельзя, не правильно. (Тут он перевел взгляд на меня) Ты улыбаешься – не понимаешь просто. Не буду дальше рассказывать».

Ммм-да, впервые увидел, что малый обиделся. Нет, не то я ожидал услышать, не то хотел услышать, хотя признаться, слова меня и тронули. О самом мультфильме он не сказал ни слова.

 

На следующий день в субботнее утро часов в девять я постучался к нему. Он не открывал. Почему-то переживание овладело мной стремительно. Еще и этой ночью мне плохо спалось. Я быстро отыскал у себя в квартире запасной ключ. Открыл дверь. Я позвал – ни кто не ответил. Заглянул в большую комнату – никого. Открыл дверь в спальню. Так и замер там, в дверях от неожиданности. Старик лежал в кровати на спине. На изрезанном сеткой морщин лице застыла печаль, стеклянные выцветшие серые глаза были открыты. Бледные руки на поверхности покрывала лежали вдоль тела. Он был намного старее того деда, которого я обычно видел. Наверно лет сто. Не помню, как я вышел из квартиры. Закрыл входную дверь. Сел на корточки, упершись на нее спиной, и смотрел на дверь напротив. В голове повторялось только слово «умер». Не знаю, как долго я там просидел.

Цок-цок-цок. Сверху кто-то спускался. Я слышал смех. Это она звонко выстукивала каблучками каждую ступень. Ее вел под руку ее парень. Они прошли мимо меня, не замечая. А я, ни чего не соображая, смотрел на них. На лестничном пролете она продолжила, смеясь, видимо, раньше прервавшийся, разговор: «А потом он говорит: «Я тебя очень, очень люблю», и так серьезно! Видишь, береги меня. Новое поколение подрастает. Уведут, глазом не успеешь моргнуть. Я наверно с ним еще куда-нибудь схожу, если ты не возражаешь. Так давно в зоопарке не была». Помниться еще она говорила о нем, как о «прикольном» и «забавном» малом.

Я подумал: «Он умер. Он умер от старости. Ее глаза действительно щурятся, когда смеется, и ей это идет». А потом я мне вспомнился вчерашний Паша-мальчик, и только теперь его смерть дошла до меня.

 

Из Пашиного дневника

"Размышления, мысли о мире, о том как устроен. Есть ли в них смысл? Когда размышляешь логически, то оказывается вывод или идея полностью зависят от состояния души. Я не знал, что контраст настолько сильный. Возможно, если бы я не изменялся, то никогда уже не мог бы этого понять. Почему при старении все выводы о мире идут в минус? Да, вроде бы все логично, доказуемо и неопровержимо. Все сконструировано. Но вот когда молодеешь, не надо ничего себе доказывать. Как можно доказать счастье? Оно вырывается из тебя, иногда сильным напором бьет из груди, и ты точно знаешь, что вот сейчас оно есть, оно так явно; что оно не отсутствие страданий, как иногда приходит в голову, когда старишься. Просто смеёшься до коликов выводам сделанным старым, и оно все рушится. Какие доказательства? Где? Это был мираж. Но он опять станет явью.

Раньше меня интересовала философия. Потом я понял, что всякая философия, есть не более чем настроение философа. Идеи тоже несут настроение. В остальном же мир подгоняется умом философа под него самого. Чем сложней ум, тем сложней и интересней конструкция мира, где действительно все логично, стройно и доказуемо и описывает такие интересные вещи! Что заставляет других людей обращаться к одной философии и отмахиваться от другой? Это прежде всего настроение, но потом уже конструкция.

То о чем я пишу не касается только людей читающих книги по философии и изучающих, это касается всех людей. У каждого есть своя философия жизни и человек идет и видит, и выхватывает умом из мира только свою философию и отмахивается от другой написанной тут же рядом жизнью, но не прочитанной, оставленной им без внимания.

И когда я старик, я смотрю на мир и я думаю, ведь это те же деревья, то же солнце и даже те же люди. Особенно нельзя поверить, что это те же люди. Это другие, эти хуже."

30.01.2006

До 2013 года иногда редактировался.