Успехи прогресса и культуры

— Утомительно-длинные рассуждения моего возражателя по разным вопросам, — начал Степанов с плохо скрываемым раздражением, — обнаружили в нем жажду многоглаголания и елейно-благочестивое верование. Он даже в существование чертей верит.

Степанов на одно мгновение остановился и широко улыбнулся.

— Любопытное явление в наше время! Оказывается, даже солидное образование никак не может изгнать чертей. А мы думали, что Христос давно всех их загнал в свиней, и они потонули в Генисаретском озере.

Снова Степанов приостановился и снова улыбнулся, точно удивившие его черти не давали ему покоя. Публика с недоумением смотрела на него. Кто-то осмелился из ее среды крикнуть:

— Посерьезнее!

— Серьезнее этой темы и не придумаешь! — ответил Степанов, — дальше ехать уж некуда.

Степанову, очевидно, хотелось высмеять своего возражателя. В другом месте и при другой публике это ему, может быть, и удалось бы. Он умел придумывать смешные каламбуры, а тема о бесах была очень подходящей для этого. Но тут публика была серьезной, никакие насмешки и каламбуры не вызвали у нее одобрения и поощрения. Подмазки не было для каламбуров, и поэтому они скрипели на устах Степанова, как несмазанные колеса, только производя лишь неприятное впечатление.

— В наш век, просвещенный и культурный, никто уж бесов не видит, — продолжал каламбурить Степанов, — даже к духовным отцам они перестали являться, и только разве один Уральцев имеет с ними дело. Это — удивительная исключительность. В самом деле, следовало бы обратить серьезное внимание, куда же это все черти подевались. Из Житий святых и чудотворцев известно, что к ним бесы являлись целыми толпами — неотвязчивыми, назойливыми, а теперь они почему-то успокоились, никого уж не тревожат. Уж на самом деле, не передохли ли они все?

Как бы мой возражатель ни критиковал прогресс, а он, как видите, имеет большой успех: чертей-то уж всех выжил. Выживет он и всех своих врагов, прогонит он и тьму суеверия. Прогресс идет безостановочно. Не беда, что он совершает свое великое дело помимо нашей воли и желания. Он все же несет нам пользу и счастье. И солнце освещает нам путь и греет нас помимо нашей воли. Никакой неприятности от этого нет. Если бы природа справлялась с нашими желаниями, то она попала бы в безвыходное положение: одному нужен дождь, потому что у него поля вспаханы и засеяны, а другому дождь — большое несчастье, ибо у него не проданы большие запасы хлеба прошлогодних урожаев. Прогресс, подобно солнцу и дождю, не справляется: кому что нужно, а ведет свою линию. Конечно, многие недовольны, например, исчезновением бесов, но прогрессу нет никакого дела до этого. Он все освещает, из всех углов человеческой жизни гонит тьму и мрак, и чем дальше развивается прогресс, тем светлее и радостнее становятся эти углы. Обратите внимание, какими быстрыми шагами идет прогресс за последние два столетия. Все области человеческого знания расширились до необычайных размеров. Культура, цивилизация, просвещение захватывают все большие и большие народные круги. Скоро культура станет достоянием всех масс, всего человечества, до последнего дикаря. Дикари так же исчезнут, как исчезли черти. Факты говорят сами за себя. Наши предки пользовались только лошадиной силой, мы пользуемся паром и электричеством. Сеть железных дорог опутала весь земной шар: по всем направлениям мчатся мощные поезда железных дорог.

Степанов, подобно поезду, понесся по своей обычной колее восхваления всех материальных и технических приобретений культуры; воспевал железные дороги, пароходства, аэропланы, телеграф, телефон, фабричные машины; много говорил о разных открытиях, о новых науках, широком просвещении, об университетах и многом другом, что дала новейшая культура. Затем перешел к пролетарской культуре и почти дословно повторил то, что он сказал о ней в первой речи сегодня и в прочитанном им докладе вчера.

Но о человеке он не сказал ни одного слова. Все возражения Онисима Васильевича он обошел молчанием, словно их и не было.

Весьма характерно, что он, как и все другие миссионеры большевизма, не нападал на еврейскую религию. Казалось бы, она давала наиболее благодарный материал для всевозможнейших насмешек, каламбуров, острот: одно обрезание — неисчерпаемый источник для издевательств над еврейством. А всякие богомоления с цицилиями, ермолками, коробками, пейсами и т.п. принадлежностями еврейской религии куда интереснее и заманчивее всех тем о бесах и свиньях. Однако коммунистические ораторы бережно и деликатно относились к еврейству и не касались ни его религии, ни его обрядов, ни его исключительной нетерпимости ко всем другим религиям и ко всем другим народам. Это — поразительный и многоговорящий факт! Нельзя не пожалеть, что на него не обратил внимания Онисим Васильевич.